Международное тайное правительство

Алексей Семенович Шмаков

Международное тайное правительство

Содержкние

Алексей Шмаков
Международное тайное правительство

От автора

Еврейский вопрос необъятен для России и бесконечно важен. Знать его необходимо всякому русскому человеку. И чем глубже, тем безопаснее.

К несчастью, даже в математике увеличение количества данных и осложнение их содержания вызывает не всегда одолимые трудности. Что же сказать о социологии, где данные, вдобавок, переменны, а число их неведомо?… С другой стороны, если высшие области математики требуют исключительных даровании, а метод решения уже в значительной мере должен носить субъективный характер, то каковы же первоклассные проблемы социальные в их верховной концепции?!…

Но, если таковы задачи государственного человека либо философа в наше грозное время то среди них, особенно и России, неоспоримо главенствует проблема, как быть с еврейством, равно как с иудаизацией окружающих его народных масс?

Наравне со многими другими, беспомощный пионер на этом скорбном нути, я решил, тем не менее, поделиться своими многолетними изысканиями с просвещенной и доблестной аудиторией господ Членов VII Съезда Объединенных Дворянских Обществ.

Признаю, что оказался ниже и тех требований, которые сам к себе предъявлял. Не могу не заметить, впрочем, что, выдвинув как основной тезис намериние поднять завесу над потаённым международным правительством, заведующим политической алхимией в наши дни, я уже не смел ограничиваться выводами, т. е. общими, так сказать, местами, а счёл себя обязанным установить их, сколь возможно, на исторической почве. Таким образом, предо мною явились одновременно оригинальность вопроса, да ещё в столь заколдованной сфере, и сама многосложность избранного метода.

Увы, на этой трудной, но неизбежной дороге стали возникать целые ряды препятствий, о которых излишне распространяться, ибо тема достаточно за себя говорит. Ясно, что речь моя должна была принимать недопустимые в столь занятом Собрании, хотя всё ещё недостаточные размеры… Приходилось сокращать и сжимать, тем не менее отнюдь не ведая, что же делать дальше? Отсюда невольные, но и немалые погрешности как в построении, так и в отделке речи, тем более печальные, чем настоятельнее и важнее представлялась разработка вопроса по тому её идеалу, какой сложился в моей душе изучением и размышлением.

Параллельно с этим вынужденная быстрота доклада вместе с разнообразием материала не могла не отразиться и на неудовлетворительности стенограмм. Даже при моём содействии, нельзя было, отчасти и за недостатком времени, восстановить подлинный текст речи. Возвратясь в Москву, я попытался исполнить это хотя бы приблизительно, причем озаботился, сколько успел и в редакционном отношении.

Речь появилась в первом издании моём.

Теперь она выходит во втором — пересмотренном и значительно дополненном.

Мне жаль было отказаться от прежней формы именно речи. Не менее достойным сожаления являлось, по моему, исключение всего что уже было для неё приготовлено, но что, за сравнительной краткостью срока, уделенного мне на Съезде, я не успел представить вниманию слушателей и без того утомлённых. Но жизнь не стоит неподвижно. Свершились новые события. Мордкою Богровым во благо “Израилю” предательски совершено убийство П. А. Столыпина. Нельзя было не указать как на это, так и на многое другое…

Среди таких условий я решился согласно прежней схеме, и применяясь к существу речи, дать её вновь — в исправленном и обработанном виде, заранее, как объяснено, предупреждая о некоторой впрочем, не существенной, оригинальности формы.

Священным долгом почитаю ознаменовать прозорливость VII Съезда Объединённых Дворянских Обществ, 12 и 13 февраля 1911 года выслушавшего доклад на тему, которой нигде в Европе не допустили бы страха ради иудейского.

Да будет же настоящий труд воспоминанием. [1]

 

1 июля 1912 года.

Алексей Шмаков.

Вступление

I. Высокая честь, выпавшая на мою долю — говорить в вашем избранном собрании и по такому вопросу, как еврейский, приводит меня в невольный трепет.

Если на сцене истории, проблема о сынах Иуды представлялась неизменно труднейшею и никогда не была разрешена всецело, то, с другой стороны, на пути веков не усматривается и такого положения, в каком находится Россия, поставленная перед задачею, — как быть с теми, на горе нам, пятью с половиною миллионами, которые числятся официально или, вернее, с семью и даже восемью миллионами евреев, которые у нас, в действительности состоят на лицо? Никогда ещё не накоплялось подобных масс еврейства в одном государстве, а потому нигде раньше не встречалось примера столь опасного напряжения вопроса, с чрезвычайною быстротою достигающего кульминации, особенно с 1905 года, когда иудаизм внезапно распространился по всему пространству русской земли и едва не погубил её независимости. На наших глазах, сыны Иуды готовились осуществить свой замысел, выражаемый формулой: “чтобы иметь отечество, надо отнять его у других!…”

II. Тем не менее, было бы весьма ошибочным предполагать, что ужас событий, нами переживаемых, является проклятием одного текущего времени, не имея корней и провозвестников в минувших веках. Логика всемирно — исторической эволюции и неискоренимость основных свойств кагала равно противятся упомянутой гипотезе. Грозные предостережения в жизни других народов и вразумительность указаний нашего собственного опыта поучали непрерывно и воочию, но, к изумлению, оставались бесплодными, а потому не могли не разразиться катастрофою…

Во всяком случае, если мы тяжко заблуждались доныне, то не следует, по крайней мере, обольщать себя впредь. Увы, — не только нет основания считать, что раскаты бури прекратились, а, наоборот весьма благоразумно предвидеть худшее, наступившее же затишье рассматривать лишь как зловещую подготовку дальнейших ударов социально-политического урагана. Если за сим, по справедливому замечанию Моммсена, еврейство уже в древности представлялось гнилостным ферментом разложения государств, то в настоящую эпоху, почти монополизировав столь страшные яды, как биржа и пресса, оно стало еще, вне всякого сравнения, губительнее.

По инстинкту самосохранения, присущему всему живому, народы, имевшие несчастие встретить евреев на своем пути либо оказать им гостеприимство, неизменно чуяли беду, сознавали действие отравы и от нее погибали, когда не могли или не умели принимать решительных мер вовремя.

В наши же дни опасность заразы тем более печальна, что распространение её идёт с невероятною, отнюдь неведомою раньше, беспросветною силою…

III. Иллюстрировать это примерами из древнего и нового мира — требование прямой, жизненной необходимости. Но разрешение столь исключительной задачи увлекло бы нас слишком далеко. Таким образом, в данном, по неволе кратком исследовании, мы вынуждены ограничиться лишь немногими фактами русской истории. Однако, и здесь мы в достаточной мере видим, что всегда верное себе иудейство неизменно стремилось направить своё господство по всем трём разновидностям его применения: духовному, экономическому и политическому.

Так, еще на заре киевского периода, раскрылось намерение кагала подвергнуть нас обрезанию. “Жиды хозарстии приидоша” даже к великому князю Владимиру. Он их, правда, выслушал, но затем, — “поплевав довольно, иудейские обычаи отверже!”

Отстали ли сыны Иуды?… Разумеется, нет. За своё дело они взялись с другого конца.

Уже при Святополке Окаянном, как говорит летописец, евреи имели великую свободу и власть, многие же русские купцы и ремесленники совершенно разорились. В результате произошло то, что и раньше и после, вплоть до княжества Валлийского в наши дни, бывало повсюду. — “Кияне разграбиша двор Путятин, тысячьскаго [2], и идоша на жиды, и разграбиша я”.

Когда же прибыл в Киев Владимир Мономах, “мятеж преста”, но киевляне, всенародно, просили великого князя об управе на жидов, что “отняли все промыслы у христиан”. По зову Владимира, другие князья съехались на совет и у Выдобача, по долгом рассуждении установили закон таков: “Ныне, из всея Русская земли всех жидов высылать и впредь их не впущать; а если тайно войдут, — вольно их грабить и убивать”. И послали по всем градам о том грамоты, по которым везде их немедленно выслали. С сего времени жидов на Руси нет, — а когда который приедет, народ грабит и побивает [3].

К сожалению, в соседней Польше герцог Болеслав с XIII столетия дал убежище гонимым и в Западной Европе евреям. Несколько позже благодетелем “избранного народа” объявился любовник еврейки Эстерки, король польский Казимир, официально именуемый Великим, а в просторечии известный под именем “Мардохея II”. Ему, главным образом, обязаны и мы теми еврейскими же, полчищами, которые, погубив Польшу, отравляют теперь Россию. Быстро размножившись во владениях Казимира, сыны Иуды стали выселяться в Юго-Западные русские княжества, а затем и в Литву.

В Польшу, как сказано, убегали сыны Иуды, преимущественно с Запада. Но их заслуги были давно известны и на Востоке, как о том свидетельствует летопись Нестора и другие источники. Не без оснований же воевал с хозарами, а затем и сокрушил их царство великий князь Святослав. Даже потеряв независимость, они продолжали вредить нам, между прочим, доставляя Батыю оружие, припасы и шпионов. “Помогая своему счастью”, евреи среди потоков крови и стенаний русских людей не замедлили при соучастии татар расселиться по всему Юго-Западному краю.

Вот что говорил местный писатель XVI века Михаил Литвин:

В конце того же XVI века католический епископ в Киеве Иосиф Верещинский писал и так:

Такова была роль евреев на западе России, не взирая на то, что ещё в 1495 году Александр Ягеллончик, великий князь литовский, сперва под страхом сурового возмездия “отрешил жидов от пера и чернил” [4], а затем, когда и это не помогло, приказал “всю — жидову выбити вон из земли”!…

Обращаясь далее к Малороссии, надлежит узнать, что несмываемым пятном на поляках лежат истязания украинского народа именно через евреев. Отсюда больше всего проистекавшая вековая борьба казачества с Польшею резюмируется в следующем виде. Торжествуют казаки и в мирный договор вносится условие об изгнании евреев из всей Украины. В самый разгар борьбы один из вождей армии Богдана Хмельницкого, Кривонос, писал главному польскому воеводе на Украине князю Острожскому: “А жидов, ваша княжеская светлость, благоволите препроводить до самой Вислы, потому что они прежде всех виноваты, — и вас с ума свели!…” Побеждают поляки, и пишется другой договор: евреям вновь дастся право стать обывателями и арендаторами в имениях королевских и шляхетских. Так тесно связаны были выгоды польских панов, верховодивших всем в королевстве, с интересами евреев-арендаторов, заправлявших всем в их имениях. Коварным иудейским предприятием явилась, risum teneatis, даже подготовка в православных и униатских семинариях священников на кагальный счёт, причём еврей-арендатор строил в имении того либо иного пана церковь, как непрерывно-доходную статью Израиля, потому что, однажды попав в рабство к талмид-хохиму (мудрецу в талмуде), такой еврейский ставленник уже не мог освободиться. Бывало, впрочем, что, увлекаясь соблазнами обета безбрачия, той же участи подвергались и католические ксендзы…

Повествование, как евреи в Малороссии издевались над народом через откуп у польских панов в аренду православных церквей [5], а равно, как путём особой “нормировки” они монополизировали печение куличей и пасох в Светлый праздник, Костомаров заключает выводом:

Наряду со сказанным, эту же картину, но уже сквозь слезы и скорбь поэтической души, мы видим как в “Тарасе Бульбе” Гоголя, так и в “Гайдамаках” Шевченка…

Удивляться нечему. — Разве не от блуда, лжи и лицемерия произошло и само поколение Иуды (Бытиё. XXXVII, 23—27)?!…

Великороссия, быть может, за исключением Пскова и. Новгорода, совсем не зналась с евреями, по крайней мере, до начала сношений с Литвою ( жидовская ересь). Хотя основателем секты жидовствующих был, как известно, уроженец Киева, еврей Схария (социнианец-анти-тринитарий), однако, эта ересь руководилась сынами Иуды из Литвы, куда, наконец, после заточения Матвея Башкина, игумена Артемия, Вассиана, Феодосия Косого и др., бежали как сей последний, так равно Игнатий и иные еретики, приставшие там к антитринитариям.

Это вовсе не значит, однако, что кагал игнорировал Великороссию. Подозрительная близость сынов Иуды к Мамаю и его приближённым отягощается, с другой стороны, “благосклонным участием” евреев в поборах татарских баскакав. Сыны “избранного народа” играли здесь ту же, излюбленную ими роль “финансовых советников” и откупщиков, какую усердно, с бесподобным для себя успехом, исполняли они при “концессионерах” всаднического сословия ещё в древнем Риме, а затем — в придворном штате средневековых феодалов либо сюзеренов и, наконец, развращая магнатов либо даже примасов Полыни. Согласно с сим, приглядевшись поближе, трудно не заметить, что кроткое еврейство, не без удовольствия сохраняет означенное амплуа и теперь. Преследуемые, изгоняемые и призываемые снова, дети Израиля явились неизбежными посредниками между откупщиком податей и его жертвами, между деньгами и пустым карманом, выкачивая золото снизу наверх и поднося его королю или помещику с мерзкою гримасою, либо, как губка, впитывающая золото, способствовали “владыкам” изобретать новые налоги, равно как всякие вообще способы добывания чужого добра. Но и у самих евреев оставалось, разумеется, кое-что… Сообразно с этим, и в летописи по Никонову списку, мы, например, под 1321 годом читаем: “Прииде из Орды, в Кашин, Таянчар, татарин, с жидовином, с должником (откупщиком), и многу тягость учиниша Кашину”.

Не без основания, стало быть, издревле остерегался допускать к себе евреев русский народ.

Впрочем, одно горестное, от нас же самих зависевшее, исключение можно, пожалуй, привести и до татарского ига.

Андрей Боголюбский охотно принимал, во Владимире, пришельцев, латинян и православных, показывал им великолепный храм Богоматери, чтобы иноверцы видели истинное христианство и крестились. За подвиги благочестия и “за обращение многих болгар и евреев” летописец особенно хвалит Боголюбского.

В числе таких новообращённых и даже облагодетельствованных самим князем оказались — два еврея Аньбал и Ефрем Мойзич.

— Оба приняли участие в заговоре против него.

— В пятницу, 28 июня 1174 года, заговорщики собрались у Кучкова зятя Петра. Среди них был и Мойзич. Совершив затем варварским способом убийство великого князя Андрея, злодеи предались грабежу, а тело бросили в огород. Здесь его нашёл и стал стеречь верный слуга убитого, — Кузьма Киевлянин. Увидав проходившего мимо княжеского ключника Аньбала, Кузьма не мог удержаться от слез. — “И нача плакати Кузьмище”, говорит летопись.

Мудрено ли, что посетив наше отечество гораздо позже, в царствование Василия III, Павел Иовий свидетельствует, как в его время русские ненавидели евреев, содрогались при одном их имени и не пускали их к себе как людей презренных и опасных.

Из всего изложенного понятно, что взгляд великорусской земли на сынов Иуды не мог не выразиться формулой: “великого пронырства и мрачного зла преисполнены”… Для объяснения же чрезвычайной безнравственности либо крайней тяжести преступлений в известной среде, русский летописей не находил ничего более вразумительного, как сказать о виновных: “смесишася с жидовинами и навыкоша поганым делом их!…”

Это убеждение не могло, конечно, не усиливаться далее с проникновением евреев в самую Москву. Открыв себе доступ, повидимому, со времени Софии Витовтовны и развиваясь наряду с увеличением здесь числа иностранцев, особенно под видом аптекарей и врачей, заражение первопрестольной евреями отягощалось фактом, что, как и в древнем Риме, они не замедлили приняться за чернокнижие, изготовление эротических либо абортивных напитков, а подчас и за те зелья, которыми выдающиеся лица “устранялись” в Московии раньше и после Михаила Скопина-Шуйского…

Прозорливая политика с ясностью подсказывала, уже в ту пору, что обещает России “избранный народ” в будущем. Таким образом, мы видим, что невзирая на “бескорыстие” ухищрения польских послов выговорить для евреев право торговли, Иоанн Грозный отвечал:

“Они привозили к нам отраву душевную и телесную, — не хочу о них и слышать!” “Жидам ездити в Россию с торгами не пригоже для того, что от них многия лиха делаются, что отварные зелья привозили и христиан от христианства отводили”, — пояснял царь Иоанн. Руководствуясь теми же соображениями государственной безопасности, московские бояре и дьяки посольского приказа раньше и позже, без колебаний настаивали на категорических, в свою очередь, отказах, невзирая иной раз на безвыходность, казалось бы, обстоятельств, среди которых заключались мирные трактаты. Но и сыны Иуды отнюдь не дремали.

Сам тишайший царь Алексей Михайлович вынужден был неоднократно удалять евреев из Москвы, куда они то и дело пробирались, впрочем, опять.

Точно также смотрел на дело и Пётр Великий. — “Я хочу, — утверждал он, — лучше видеть у себя народы магометанской и языческой веры, нежели жидов. Они плуты и обманщики. Я искореняю зло, а не распложаю. Не будет для них в России ни торговли, ни жилища, сколько они о том ни стараются и как ближних ко мне ни подкупают”.

В полной гармонии со всем предыдущим, явился указ императрицы Екатерины I, от 26 апреля 1727 года, следущего содержания:

Государыня Елизавета Петровна ещё определённее высказывалась но данному вопросу (указ Правительствующему Сенату 2 декабря 1742 года):

Когда же Сенат сделал представление о неудобстве этой меры для торговли, то на его доклад мудрая Императрица 16 декабря 1743 года, начертала следующую резолюцию:

“От врагов Христовых не желаю интересной прибыли!”

Гениальная прозорливость этой резолюции раскрывается во всей полноте лишь на наших глазах, когда европейские народы становятся, к своему ужасу, пред проблемою, куда же, наконец, поведёт их равноправие “избранного” народа?!

В свою очередь, рассуждая о евреях синтетически, — с точки зрения не одной русской, а и всемирной истории, столь авторитетный ученый, как Дюринг, приходит к выводу, что они всё поработили бы, если бы сами не бывали порабощены. И вот уже вслед за первым разделом Польши обнаружилось, что, располагая крайнею свободою операций, еврейство действительно явилось здесь тяжким поработителем.

Сведетельствуя об этом, первый же от русского правительства могилевский губернатор, генерал-поручик, а впоследствии генерал от инфантерии и граф М. В. Каховский, с редким мужеством боровшийся против еврейских деспотизма и вероломства, писал в 1773 году генерал-губернатору Белоруссии Чернышеву:

Поразительная, даже беспримерная по глубине и меткости характеристика эта явилась одним из важнейших поводов командирования в Литву и Белоруссию Г. Р. Державина — для определения необходимо мероприятий русской власти.

Державин был умный и честный человек, а потому, стремясь избежать опасностей, кагал, согласно своему обыкновению, оклеветал его. Ещё не успел Гавриил Романович вернуться в Петербург, как лживый донос едва не выразился в предании его Сенатом суду за… изнасилование еврейки! Лишь с большим трудом удалось ниспровергнуть клевету, энергично поддерживаемую как личными врагами неподкупного государственного деятеля, так и предателями — шаббесгоями…

Тем не менее, сам факт столь отвратительной невзгоды, чуть не погубившей даже Державина, нагнал страха на противников кагала и придал ему дерзкую самоуверенность.

Благодаря масонским проповедям “веротерпимости”, равно как иным, более “звонким” аргументам, число либеральных, in principe, сторонников еврейства среди петербургских чиновников постепенно увеличивалось.

Через несколько дней по воцарении Екатерины II, сенат поднёс ей “единогласную” резолюцию о разрешении евреям приезда в Россию. Императрица приказала отложить этот вопрос, а со временем, не смотря на сильное влияние масонско-философских учений XVIII века, разрешила евреям селиться только в безлюдных степях Новороссии и Тавриды. После раздела Полыни Екатерина хотя и дозволила бывшим там евреям остаться на прежних местах, однако, во внутренние губернии России не допустила их.

Императрица также вовремя обратила внимание и на главную опору евреев — масонство. При ней все масонские ложи были закрыты.

В начале XIX столетия еврейство уже располагало в Петербурге немалым контингентом союзников, а затем, через банкира Перетца увенчало свои замыслы подкупом Сперанского, который и положил начало крупным иудейским гешефтам в Великороссии. Он именно должен быть признаваем одним из основателей надвигающегося порабощения сынами Иуды нашей многострадальной родины…

Гроза нашествия полчищ Наполеона быстро разоблачила, однако, заслуги Сперанского перед Израилем. Евреи не только распространяли фальшивые ассигнации для подрыва русского государственного кредита и служили Наполеону разными другими путями, но во вред нашим войскам, усердствовали и в качестве шпионов.

Независимо от других источников, следует внимательно почитать мемуары виконта, генерала Сэгюра [7], участника войны 1812 года, дабы постигнуть всю глубину замечания Бисмарка, столь ужасно воспользовавшегося еврейством же в 1870 году против Франции.

“Я не знаю, — сказал железный канцлер, — для чего могли бы еще годиться евреи, если не для того, чтобы служить шпионами?!…”

Нет равным образом и у Сэгюра ни одного упоминания о сынах Иуды, где он отзывался бы о них без отвращения, именно как о врождённых изменниках.

Но когда еврейство себя показало в особенности, так это в страшный период отступления “великой армии” среди тех невиданных никогда ранее бедствий, которые довели её, увы, до людоедства, а затем и до совершенного почти истребления.

У Сэгюра читаем:

 

IV. До сих пор не установлено документами, принимал ли “избранный народ” участие в разделах Польши?… Известно лишь, что два какие-то еврея предлагали нечто подобное Петру Великому, который их, однако, прогнал. Во всяком случае, есть большое вероятие, что обстоятельства, которыми вызывались разделы, происходили не без содейстия евреев. Пересытив и отравить своими гешефтами эту страну — рай для евреев и ад для крестьян — “избранный народ” хорошо понимал, что это не может продолжаться без конца, как не мог не сознавать и того, что его никуда не пустят к себе добровольно. Отсюда среди евреев должно было возникнуть стремление перейти в подданство соседних держав через размежевание Польши. Так или иначе, но мы видим, что в своём песнопении вероломства — “Конрад Валленрод”, не без цели, конечно, дал Мицкевич свирепую картину заражения испанских войск чумой, как предсмертным подарком побежденных мавров. От умирающей Полыни мы, в свою очередь, приобрели три миллиона сынов Иуды, как зачумлённый поцелуй Альманзора…

В пророческом ясновидении, рисуя как страдалец за родину плоды нашествия иудаизма на Россию, Ф. М. Достоевский почти дословно предсказал то, что совершается теперь. На страницах же “Дневника писателя” за 1877 г., в статье “Pro u contra” он говорит:

Вглядываясь же, при существующих условиях в неимоверное размножение сынов Иуды и задумываясь над смертоносным возрастанием их тлетворной тирании, Ф. М. Достоевский не мог не придти к выводу, что если русскому народу суждено погибнуть, то несомненно, через евреев. “Жиды погубят Россию!…” — предвещал великий мыслитель наш, но мы его не слушали…

А между тем, уже по “конституции” составленной декабристом масоном Пестелем, на ряду с оставлением в крепостном рабстве многих миллионов русских крестьян евреям даровалось полное равноправие и, чуть ли не в качестве высшего государственного учреждения России, создавался Великий Иудейский Синедрион [8]. Надо ли удивляться, что первым кандидатом в состав временного правительства декабристы считали и проживавшего в доме Перетца в С.-Петербурге Сперанского?… Вторым же кандидатом являлся граф Н. С. Мордвинов, благодаря которому замучившие в 1823 году христианского младенца в Велиже, евреи оправданы [9]. С тех пор много воды утекло, а уже один 1905 год должен, казалось бы, нас вновь научить многому.

V. Как бы ни было, однако, печальным всё изложенное выше, далеко, впрочем, не обнимающее и самой сути еврейского вопроса, всего поразительнее — это непостижимая беспечность современных государств, а в особенности России. По примеру других стран мы тратим свыше полумиллиарда рублей ежегодно на защиту от мнимых внешних врагов, но ничего не предпринимаем для обороны от такого внутреннего врага, как еврейство. Увы, мы поступаем наоборот. Откармливая и размножая сынов Иуды именно за счет военных подрядов. Мы, сверх того, снабжаем детей Израиля опасным и унизительным для нас иммунитетом даже в интендантстких процессах. Приходя в содрогание при одной мысли о чуме на Дальнем Востоке, мы как бы совершенно забываем, что чума пройдет, а евреи останутся…

VI. Таковы условия, при которых вам, милостивые государи, угодно было не только поставить на очередь иудейскую проблему, но не полагать и формальных границ при её рассмотрении. Это — подвиг государственной мудрости, деяние тем более благородное и прозорливое, что оно беспримерно. История не в состоянии указать другой коллегии или собрания любых представителей страны, столь же мужественно вдохновляемых любовью к отечеству.

VII. А всемирному еврейству не следует ни удивляться, ни, тем паче проклинать нас. В талмуде сказано: “Кто любит гоя, тот ненавидит своего Творца!” Защищаясь от такого, священного для сынов Иуды, закона, мы исполняем свой долг и не в праве от него уклоняться. Все, что в этом мире имело начало, не может не иметь конца. Так пусть же евреи позабудут наконец о том кагальном аргументе, который доныне приносил им столь безграничные результаты. Восстание против иудейской тирании никак не означает, будто иноплеменники предпочитают патриотизм свободе”. Нет, свобода есть прежде всего восстание против еврейства под знаменем именно любви к родине!…

Действительно, где и когда ещё было видано, чтобы в годину тягчайших испытаний ниспосланных судьбой, столица государства избрала в свои “профессора” и “освободители”, посылая своим первым ставленником и в первое же законодательное собрание, еврея?… Между тем, первопрестольная Москва отправила именно как первого своего депутата, в первую же Государственную Думу, excusez du peu, бывшего поляковского приказчика Мовшу Янкелева Герценштейна!

Как это понять?!…

Тем не менее, даже на днях явился, буде сие возможно, факт еще более знаменательный. Прошёл, говорят, самый угар революционного безумия и наступило, если не успокоение, то, но крайней мере, такое течение событий, когда, повидимому, есть время осмотреться и порассудить. Что же видим мы?… Не далее, как вчера, третья Государственная Дума, внезапно решилась на то, чем не позволяли себе рисковать и первые две думы. Она положила начало уничтожению черты еврейской оседлости, то есть узаконению равноправия евреев, как с завидной откровенностью на думской же требуне порадовал россиян московский же ставленник Маклаков…

Как уразуметь сие?…

И всего горестнее то, что означенные, явно нелепые факты, разумеется, не случайны. Они свидетельствуют о глубоких и сокровенных причинах, о тяжком национальном психозе и безысходном отчаянии, из которых проистекают наравне со многими другими явлениями данного порядка.

К сожалению, у нас нет пока времени для сколько-нибудь систематическою обозрения столь необыкновенного по важности предмета, приходится сжать исследование до крайних пределов, а потому ограничиться лишь самыми общими, подчас отрывочными и как бы случайными указаниями. Но не напрасно говорят: c’est le premier pas qui coute. — Совершая первый шаг мы уже, надеюсь, не остановимся.

VIII. Засим, если даже в европейской литературе, увы, не существует энциклопедии еврейского вопроса, то настал момент когда следует над нею поработать в России. Пришло для нас, русских, время уразуметь евреев, которые ни во что не верят, а дерзают на всё!… Пора, в самом деле, прекратить то смехотворное положение, в котором по приказу тех же евреев и их приспешников — масонов, пребывают современные, как они себя называют, культурные народы, вероломно сбиваемые с толку, постыдно разрешающие кагалу водить себя за нос!…

Теперь, кажется, уже ни для кого не тайна, что, с позволения сказать, “великая революция” представлялась в действительности кровавой опереткой, инсценированной надменным Альбионом при благосклонном участии всемирного кагала и масонства. Но тогда как для разоблачения этого замысла потребовалось целое столетие, были ещё в ту эпоху люди, ясно понимавшие дьявольскую игру Великобритании. Сюда относятся Лефранк, зарезанный вследствие своих разоблачений, Робизон и в особенности Баррюэль [10].

Но, проделав через террор “конституцию со взломом”, евреи оказались монополистами и всех выгод, которые для них проистекают отсюда логически. Как и все иные, а в частности как наш 1905 год, революция XVIII века во Франции послужила на пользу только еврейству, ибо всякое разрушение власти, т. е. объединение сил иноплеменников, не может не отдавать их на произвол самой свирепой из потаённых организаций — веками скованного кагала.

Было бы уже позором, если бы арийцы подчинились евреям за невозможностью сопротивления. Настолько же это становится унизительным и печальным, когда мы встречаем порабощение добровольное? В наши дни арийство даже пятнается беспримерным на историком пути, стадным обожанием иудаизма? — “J’ai vu, — c’est dire tout, — негодует Вольтер, — Le jesuite adore!…” Каково же нынешнее гонение “угнетённому племени”, когда ещё в древнем Риме один вид еврея возбуждал хохот?!…

“Когда еврей начальствует — он всегда жесток. Как правитель, — деспот, как священник — тиран. Проповедь еврея исполнена проклятий. Как воин, он подл и беспощаден; как философ — его спокойствие низость, как купец — его торговля обман!… Семейство для него — грабительская ассоциация. Любовь — одно чувственное наслаждение!…” [11]

“Ни стыда, ни жалости” основной иудейский девиз…

Никакая алхимия не способна добыть золотое поведение из свинцовых инстинктов.

“С’est une rase a part — incapable de tenir sa parole et de faire acte de justise, a moins que son interet ne l’y oblige”, удостоверяет Ренан, отнюдь не враг евреев.

“Ils sont avant tout intrigants et fourbes. Ils n’ont d’autres ressources que la ruse. Toute leur forse est dans l’art de tromper”, — свидетельствует Лакретель.

“Le fait de consommer sans produire, c’est-a’-dire de vivre aux d’epens d’autrui, constitue le parasitisme. Le meme fait, etablit a l’etat de systeme et s’exercant au moyen de l’accaparement des signes servant a l’echange des richesses, constitue la juiverie”, — говорит Ширак. А если, по меткому определению Тиодиера, “la politique est l’art de d’eguiser son interet particulier en interet general”, то именно такова политика иудейская.

Но это коренное свойство всякой политики, как отхожего промысла, приобретает у сынов Иуды ещё одну неподражаемую и в наивысшей мере им присущую своеобразность. К господству они идут через раболепие. Omnia serviliter pro domination. С другой стороны, свои злодеяния кагал неизменно и, нельзя не признать, “художественно” совершает под контрабандным флагом “высокого и прекрасного”…

Отсюда неизбежен, также sui generis, результат.

Фальсификация идеалов через подлог свободы и спекулирование нами наряду с беспощадным истреблением супостатов — таковы главенствующие явления нашего времени, этой, никогда ещё не виданной раньше, сцены триумфального шествия Израиля.

Гои же не должны отнюдь ничего знать ему неугодного.

Газеты, иерихонские трубы кагала, создают ему репутацию величия безпорочного, а биржа за счёт гоев же оплачивает пресмыкающихся у его ног вожаков “общественного мнения”, равно как сильных мира сего, которые могли бы покуситься на его обуздание. Трудно поверить и, однако, за редкими исключениями, ни в одном библиографическом либо в новом энциклопедическом лексиконе имени Баррюэля не значится, и это, не взирая на факт, что те же лексиконы пестрят, особенно в наше либеральное время, всевозможными иудейскими ничтожествами. А что касается еврейства вообще и, в частности, талмуда, то кроме диффирамбов даже у Ларусса читатель, уж разумеется, ничего не найдёт…

IX. Таковы баррикады, встречаемые на пути исследования еврейского вопроса. Но сказанное относится, да ещё далеко не сполна, лишь к одной области затруднений. Общее же перечисление их увлекло бы нас бесцельно в сторону от существа дела. Необыкновенную сложность проблемы мы достаточно сознаём и помимо этого. Однако, есть ещё точка зрения, весьма немаловажная, а между тем нередко оставляемая без должного внимания. Серьёзность предпринимаемого нами анализа определяется, в частности, фактом, что еврейский вопрос — только частный случай мировой борьбы арийцев с семитами.

Таким образом, нельзя не бросить хотя бы суммарного взгляда на её развитие.

Очерк борьбы арийцев с семитами

I. Расы отличаются друг от друга столь коренными, безусловными и неустранимыми признаками, что игнорировать их существование немыслимо. Устойчивость расовых типов, в свою очередь, настолько сильна и непоколебима, что перемена среды решительно бессильна нивелировать их наглядным тому доказательством служит в особенности еврейство. Согласно с этим недопустимо и какое-либо сомнение в принципиальном различии языков. Способы их образования в расах чужды взаимно.

И если классификация сравнительной филологии ещё нуждается, быть может, в некотором пересмотре, то, без сомнения, при каких-либо условиях нельзя было бы оспаривать идею, что урало-алтайская, арийская и семитическая семьи языков проистекают из совершенно разных источников, Здесь несоизмеримо всё. Лексикология в этих областях лингвистики встречается с формами ясно характеризующимися врозь. Особливыми являются и самые моделирования голоса.

Разнообразия, сюда относящиеся, безграничны. Интонации рас запечатляются и на физической, и на моральной сторонах. В частности, исследования показывают, что тогда как одна часть человечества проводила жизнь в повозках, другая наоборот, знала только палатки. Иные племена питаются главным образом молочными продуктами, а другая, как в некоторых частях Китая и Кохинхины, совсем не употребляют в пищу молока, либо даже не доят коров, древние же ацтеки и вовсе не имели домашних животных.

Но безотчётному наитию большинство людей сознавало, что Бог, создавший железо, рабства не хотел, а потому благороднейшею из профессий почитало звание воина. Однако, рядом с этим наблюдается не только у хамитов, отчасти и у семитов, но иногда и у монголов (в Китае), такой позор раболепия, когда из жажды торгашества на пути гибели Вавилова и Ниневии, в Гире и Сидоне, а затем в итальянских республиках средних веков военная служба считалась напротив унизительной.

Язык есть отражение народного характера, а сходство языков — прямое доказательство единства происхождения. В этом отношении едва ли не самым знаменательным является ближайшее, кровное родство евреев с финикиянами. Они — родные братья и по языку, и по мировозрению. С другой стороны, мы видим то, что, пребывая на низшей сравнительно с другими степени культуры и неизменно определяясь такими, между прочим, свойствами, что она готова есть всё вплоть до себе подобных, а самым отвратительным для европейца запахом наслаждаться, чёрная раса оказывается и в духовном родстве с наиболее нечистоплотной в нравственном отношении расой — семитической.

Для наречий негритянских явно неуместно малейшее подозрение в какой-бы то ни было связи с языками Индии и Европы; наоборот, усматриваются интимная близость, очевидное сходство с языками Ассирии, Иудеи, Ханаана и Ливии… Смешение этих рас даёт на островах Тихого океана самых гнусных дикарей или свирепых каннибалов, каковы папуасы Новой Гвинеи. Не помогает семитам и примесь алтайской крови. По Чемберлену, евреи, например, оказываются именно негро-монголо-семитами…

Белая раса, идеальными представителями которой по красоте должны быть почитаемы не древние греки, а родственные славянам сарматы, нигде в анналах человечества не замечается в состоянии дикости. Она, во-истину, творец знания, цивилизации и прогресса, она по праву обладает Европой, откуда сыны Иуды теперь не прочь, однако, её вытеснить. Уже за XVIII веков до нашей эры, кельты сражались на берегах Гаронны (во Франции), а обитавшие некогда и по Гвадалквивиру славяне, без сомнения, живут в Европе свыше четырёх тысяч лет. Увы, против них-то больше всего и направлен современный гнёт иудаизма.

Раса есть основной фактор в социальных и государственных проблемах, бесплодны попытки закрывать перед этим глаза. Опасны и нередко гибельны мероприятия, для которых не она признаётся фундаментом. Бесцельны отговорки, что нет чистых рас, либо утопии, что смешение рас даст, наконец, единое человечество. На египетских пирамидах не трудно убедиться, прежде всего в неискоренимости еврейского типа.

II. Установив изложенное, хотя бы только в самых общих чертах, мы останавливаемся, как потому что не видим необходимости в дальнейшем анализе вопроса о расах, затронутого лишь попутно, так и в виду факта, что тема необъятна. Конечно, было бы вразумительнее, раскрывая ход событий, рационализировать их, т. е. устанавливать и их зависимость от совокупности производящих причин. Но такая задача не совместима с сегодняшними рамками.

Положение вещей таково, что чем более изыскания наши проникают в ночь прошедшего, тем сильнее сгущается мрак, самая почва исчезает, наконец, под ногами, разверзаясь в бездонную пропасть. Рано или поздно, а наступает заколдованный момент, когда наши взоры не различают уже ничего, кроме призраков и неясных теней. Истина насмехается над самыми крайними усилиями историка, отступая всё дальше и глубже, пока не станет вовсе недосягаемой под охраной целых легионов басен и легенд, которых никакая научная артиллерия уже рассеять не в силах… Таким образом, нам, по возможности, следует держаться реальной почвы, ибо только отсюда мыслимы практические выводы, а о них, разумеется, надо памятовать больше всего.

III. Бывая в Люцерне, нельзя не посетить диорамы Альп.

Зритель входит в совершенно тёмный зал и некоторое время остаётся во мраке. Внезапно поднимается занавес и сразу открывает восхитительную панораму гор и озёр, ледников и долин, уходящих в небеса снежных вершин, бесконечных лесов, диких утёсов, скал, глетчеров и пропастей, частью зияющих своими изуродованными краями, частью предательски занесённых снегом… Удивительные эффекты освещения дают попеременно картины утра, полудня и солнечного заката, а явление альпийских сумерек, мрачные и чудесные переливы розовато-багрового света, то, что у местных жителей называется “аль-пен-тлюн”, завершают странное и сильное впечатление…

Вдруг, вы опять в тёмном зале и опять со своими думами…

Но вот занавес взвивается снова, и перед вашими очарованными взорами проходят одна прекраснее другой, картины торжественной и дивной природы. Вот Монблан и Шамуни; вот Юнгфрау, Монтроза и Грос-Глёкнер; вот ещё целый ряд снеговых высот с неудобо запоминаемыми названиями; ещё далее — монастырь св. Бернарда, Интерлакен, Женевское озеро; нот упоительные пейзажи озера Четырёх кантонов; вот Риги и её Zahnrad-Bahn, а вот и гора Пилатус, окружённая таинственными и грозными средневековыми легендами… Ещё минута, и перед вами мертвенный Констанц с его пустынным боденским озером, этим “мёртвым морем” Швейцарии, как бы поныне отражающим скорбную эпопею Иоанна Гусса… Невольно приходят на ум величавые строфы Тараса Шевченко [12]:

Наконец, занавес падает в последний раз, и вы уходите в необыкновенном, мистическом и мечтательном настроении духа. Но уличный шум и суматоха обыденной жизни скоро возвращают вас из заоблачных высот в низменный мир действительности.

Нечто подобное должен испытывать единственный, по его мнению, зритель всемирной истории — “вечный жид”.

Времена и поколения, народы и царства неожиданно появляются перед ними из мрака; растут, крепнут и расцветают; вянут, гибнут и рушатся, сменяя друг друга без перерыва, один он остаётся. И у них бывал свой расцвет, свои полдень и закат; и они иногда блестали кровавым, медленно замирающим светом исторических сумерек… Но в роковую минуту занавес всё-таки падал, а еврей уходил продолжать своё дело, пока в мировой панораме не будет поставлена серия новых картин…

От одного спектакля до другого, при участии своих же сродников — иных семитов, он подчас изменял саму программу представления, держась, однако, подальше от закулисных электрических батарей.

Ниневия и Вавилон, Тир и Сидон, Иерусалим и Тивериада, Карфаген и Багдад, Севилья и Альгамбра, Гренада и Кордова, Лангедок, эта Иудея Франции, Венеция с её Шейлоком и Франкфурт на Майне с его улицей “Красного Щита” (“Rothschild”), колыбелью Ротшильдов, Новый Ханаан — Вена с подвластными ей, но преимуществу славянскими землями, а затем Варшава, Бердичев, Одесса и Вильна, — таковы названия главных “ложь”, откуда семиты, попеременно наблюдали всемирную трагикомедию, хотя далеко не всегда лишь в качестве зрителей…

О, нет! Как всякому известно, они не довольствовались пассивной ролью. Уходя за кулисы, они сеяли там ложь, предательство и нищету, как бы отнюдь не желая оставлять монополистов того примаса Венгрии, которому принадлежит известный “практический” рецепт: “Opportet facere Hungarian miseram, postea mendicam, deinde catholicam!”

Ещё только добиваясь звания всемирного режиссёра, самые пронырливые из семитов — евреи мечтают и о независимой антрепризе.

В конечном же идеале они видят себя владельцами такой труппы актёров-рабов, где лучшие балерины и примадонны шара земного будут наполнять гаремы социал-талмудистов; первые любовники станут евнухами сераля; благородные отцы и резонеры получат ливреи дворецких; первые и вторые комики поступят выездными лакеями, а вся прочая людская челядь пойдёт строить золотые пирамиды для возвеличения детей Иуды в роды родов…

IV. То, что мы наблюдаем теперь, печально, а нередко и ужасно. Но не в первый раз на сцене истории семитизм объявляет смертельную ненависть арийскому миру. Уже на заре жизни европейских народов, когда их праотцы пребывали ещё в Гинду-Куше и Парапа-мизе, — в легендарную эпоху Немврода и Семирамиды, когда чистые и светлые арийские племена созидали торжественный цикл Ведь и пели дивные гимны Авроре, они уже подвергались нападениям монголов или урало-алтайцев с С.-В. и семитов — с Ю.-З. Слабые численно, арийцы не выдерживали натиска врагов и распались на две ветви.

Одна направилась к берегам Инда и Ганга, спустилась в Индостан и бесследно исчезла для другой на пятьдесят столетий. Когда евреи были ещё ордой полудикарей, бродивших в пустыне, у арийцев Индостана существовало уже несколько философских систем, а немного позже их гений открыл коренной принцип новейших изысканий в Европе — о единстве силы и материи. Свет арийского духа направился из Индостана на бесчисленные массы монголов и малайцев Азии, двинув их умственную и религиозную сферы. Между тем, для Европы лишь в восемнадцатом веке обнаружилось, что язык браминов и Будды, как и наставления благороднейшего из законодателей. Зороастра, относятся к санскриту — первоисточнику всех европейских языков, за исключением разве говора басков в Испании, равно как урало-алтайских наречий: венгров, турок и финнов с их мелкими подразделениями.

Другая ветвь, так либо иначе отбиваясь от развратных и жестоких семитов, понемногу оседала на пути в Сирии и Малой Азии, под именами аморреев и филистимлян, а также племен, заселивших Мизию, Карию, Лидию, Фригию, Пафлогонию и Понтус; вслед за тем, перешла Гелеспонт, проникла на Балканский полуостров, в Карпаты и частью на юг России, частью же поднялась по Дунаю в страны, впоследствии известные под названиями Дакии, Паннонии и Южной Германии, перешла Альпы и Пиринеи и распространилась до крайних пунктов Европы. Но в Элладе арийцы снова встретили семитов финикиян, а несколько позже на юге Италии и Сицилии — карфагенян. Каковы были впечатления этой встречи, мы видим уже в Одессе, где Гомер, назвав финикиянина-семита, прибавляет:

Не то ли самое мы читаем о евреях в Библии?…

V. Кровью и слезами залиты летописи целых веков пребывания арийцев в Греции и Архипелаге. Мифы Тезея и Минотавра, как отражение горя и ужаса перед человеческими жертвоприношениями финикиян за счёт самого цвета юношей и девушек Эллады, разбойнически похищаемых у семейного очага и сжигаемых заживо, дают ключ и к троянской войне.

Парис, морской пират по профессии, не только похитил Елену, но, как подобает истому семиту, обокрал её мужа, и… бежал в Египет. Допрошенный и сбившийся в показаниях, он, по приказу фараона, был изгнан и снова… бежал. Куда?… Ну, конечно, в тогдашний Бердичев (Сидон), а уже оттуда вернулся в Трою [14].

По окончании войны, Эней, принц троянский, куда в свою очередь направился прежде всего? Разумеется, в Карфаген (смотри Энеиду Виргилия).

Сводя итоги и сокрушая кровожадное гнездо жрецов Мелькарта (Молоха) и Дидоны, чем в особенности был поражён Сципион Африканский, в главном храме Карфагена?… Картиной, изображавшей троянского коня…

Среди указанных обстоятельств, невозможно допустить, чтобы из-за одного похищения Елены поднялась вся Греция, да ещё стала бы продолжать войну в течении десяти лет. Причины её лежали гораздо глубже и сводились к необходимости для эллинов свести, наконец, счёты с вероломными и жестокосердными варварами — семитами.

Если Троя не была Шкловом, Вильной или Бердичевым, то состояла вассалом царя ассирийского, и подобно Одессе, являлась городом семитизированным вообще [15]. А если евреи оказываются по крови и языку ближайшими родственниками финикиян, то по той ярой свирепости, которая главным образом характеризует семита, они могли конкурировать разве с ассирианами, евреи же, кстати, были выходцами из царства вавилоно-ассирийского. Таким образом, троянская война должна, несомненно, быть рассматриваема, как дуэль, закончившаяся, к счастью, торжеством арийцев над семитами.

V. Что дело обстояло именно так, это подтверждается клятвой, принесённой пятьсот лет спустя, над могилами павших троянцев Ксерксом отомстить за их погибель. Не будучи прямо семитом, Ксеркс являлся, однако, представителем семитического Востока и союзником финикиян, которые со своей стороны, помогали ему в походе не Грецию. Знаменательно также, что по согласному свидетельству Юстина и Диодора Сицилийского, карфагеняне равным образом находились в союзе с персами.

Для блага человечества мировые сочетания уже в описываемый период развивались, однако, таким путём, что в тот самый день, когда греки оказались победителями при Саламине, карфагенская армия потерпела при Гимре поражение от Гиона Сиракузского.

VI. Не прошло за сим и двух столетий, как, двигаясь по закону исторической реакции на Восток, Александр Македонский, в свою очередь на могилах некогда осаждавших грозную Трою греков, поклялся прославить честь их оружия вновь.

VII. Та самая политика в Ост-Индии и Европе, какая служит наглому и мрачному корыстолюбию Великобритании, истощая терпение народов и правосудие Немезиды, увлекала и карфагенян сеять смуты в Великой Греции, т. е. в Сицилии и Южной Италии. Отечество Ганнибала чуяло надвигавшуюся со стороны Рима грозу.

Отсюда — начало и конец Пунических войн.

Всемирно-историческое значение данного единоборства определялось не какими-либо иными, а именно этими, так сказать, “ультрафиолетовыми” мотивами. Зная семитов издавна, арийцы, предки римлян, были хорошо знакомы и с родственниками карфагенян, евреями ещё в отдалённые времена. По этому направлению, на ряду со сказанным выше, имеет особую ценность указание Тацита (Historiale, V),

Всё это не помешало, тем не менее, факту, что некоторые евреи (солимы) принимали благосклонное участие в походе Ксеркса на Элладу. Такова же, впрочем, была роль сынов Иуды и на протяжении многих веков после Р.X., да и остаётся поныне. Отсюда понятна мысль германцев, выразившаяся в следующем изречении:

Катон своим “praeterea censeo, — Carthagenem esse delendam” резюмировал самую жизненную задачу римской доблести и — всего будущего обоих полушарий.

Полагая предел гегемонии семитизма, как государственного принципа, уничтожение Карфагена обеспечивало не только дальнейшее развитие, а и самое существование арийской цивилизации, как антитезы рабовладения, предательства, ритуальной проституции и кровожадных злодеяний семитов. Подводя же итоги многовековой борьбы, сейчас рассматриваемой, Курциус приходит к следующему выводу: “Греция воспрянула только когда ей удалось ниспровергнуть тиранию семитизма финикийского, Рим заложил основы мирового владычества в войнах на жизнь и смерть, которые завершил победой над семитизмом карфагенским”.

Не могло быть вопроса о том, чтобы побеждённый должен исчезнуть с мировой сцены. Это было в равной мере очевидно и грекам, и римлянам. Но для них не существовало другого выхода.

Наиболее законченное выражение карфагенского типа представлял, как известно, Ганнибал. Так вот что свидетельствует о нём Тит Ливий:

В уровень с этим может идти разве бесцеремонный отзыв английского премьера Виллиама Питта, что Великобритания “не просуществовала бы и трёх недель, если бы только две недели она захотела быть справедливой”. Tout prendre, rein jamais rendre et encore pretendre — таков её основной девиз.

Верно заметил Гейне, что “океан давно поглотил бы этот отвратительный остров, если бы не боялся, что его стошнит”.

А что в вопросе данного рода Гейне мог быть экспертом, это доказывается хотя бы заявлением иудейского банкира Миреса, который, находясь в 1860 г. во Франции, на скамье подсудимых, не постеснялся, однако, бросить своим “согражданам” — французам такое предостережение:

При таких условиях, оставляя даже в стороне легендарное сказание о кровном родстве бриттов с карфагенянами либо с евреями, мы не можем не утвердить за Альбионом титула “Новый Карфаген”. Отождествив свои интересы с замыслами всемирного кагала, а через масонство посевая измену и анархию в других государствах, независимо от губительной для них деятельности самого иудаизма, Великобритания, без сомнения, заслуживает и нового Катона.

Он и появился, но его не сумели оценить!…

Действительно, наряду с Катоном древним, в праве стать только Наполеон! Лишь эти два государственных человека понимали роковой смысл дуэли между арийским и семитическим принципами. И если анархические учения не достигли расцвета в римском государстве, то, надо думать, именно потому, что Карфаген перестал существовать. Во всяком случае, если европа столь очевидно угрожается ныне социальной революцией, а мероприятия оздоровления не достигают цели, то одной из важнейших тому причин служит безнаказанность как внешней, так и внутренней политики британцев.

Чрезвычайно вразумителен, хотя многим до сих пор неведом, а ожидовелой прессой тщательно замалчивается, несомненный факт, что кровавый натиск “великой революции” совершенно не коснулся иудейской религии. Злоба и ненависть натравливаемых просвещёнными мореплавателями “освободителей”, исключительно, неизменно и повсеместно, устремляется только против христианства.

Под лицемерной маской палладинов свободы, они сознательно занимаются пристанодержательством в интересах как своей собственной безопасности, так и неодолимой угрозы другим народам.

Вот что говорил, ещё четверть века назад, русскому нигилисту “Степняку” начальник лондонской полиции:

Увы, насмешка судьбы-мачехи такова, что не имея ни одного солдата, Катон мог предначертать участь Карфагена, а умирая на острове Св. Елены, Наполеон только в рыданиях “мама Лэтиция, о, мама Лэтиция!” постиг, наконец, чего стоят миллионные армии пред капиталами английского банка…

Правда были в древнем Риме неустрашимые люди. Консул Линий Клавдий не дрогнул пред гением карфагенского полководца Гамилькара Барки. Гнэй Лутаций Катулл уничтожил карфагенский флот ещё в первую пуническую войну. Консулы Клавдий Нерон и Марк Ливии разбили наголову армию Газдрубала. Публий Корнелий Сципион Африканский похоронил в Заме саму Ганнибалову славу, а в апофеозе уничтожил и Карфаген.

Если бы мы, русские, вовремя уразумели мысль Наполеона и не оказались английскими наёмниками в 1809—1815 гг., то муза Клио, без сомнения, не занесла бы на свои страницы ни пожара Москвы, ни ужасов Севастополя, ни срама на берлинском конгрессе, ни позора у Цусимы и Мукдена…

Сделав для полноты картины указанное сейчас отступление, мы в дальнейшем обязаны вернуться к порядку хронологии событий.

VIII. На пути из глубины времён к мраку Средних веков, мы с изумлением встречаем ту величественную эпоху, когда по чудному выражению Садлюстия, капитолийский орёл парил над вселенной, распределяя в ней скипетры и порфиры. Вслед за исчезновением царства вавилоно-ассирийского и по уничтожении Тира Александром Великим, а Карфагена — Сципионом Африканским, Иудея предстала взорам римлян, как единственное для них ещё заметное олицетворение семитической расы.

К несчастью, Рим сделал промах, результаты которого отражаются и сегодня, особенно в России. Иудея казалась ничтожеством, и Рим опоздал разгромить её, когда сообразил в чём дело, то сыны Иуды уже проникли в самые стены вечного города и успели отравить его государственный организм.

Бесспорно, Рим был слишком терпелив по отношении к евреям и не по их заслугам многомилостив. Между тем, опасности, которыми грозит еврейство, не были тайной и для римского народа. Нельзя объяснить иначе горделивое восклицание Тацита:

Это не мешало, впрочем, успехам иудейского пронырства. Всего через несколько десятков лет мы видим евреев как в придворных званиях, так и среди преторианцев. С другой стороны, захватив откуп податей чуть ли не на всём пространстве империи, сыны Иуды стали управлять даже дипломатической частью в Риме. Это не исключало, разумеется, для них возможности завладеть и дипломатией государства парфян, опасных врагов самого Рима.

Во времена же Нерона и Юлия Цезаря сыны Иуды открыто забавлялись судьбами вселенной. Не встречая должных ограничений, хотя по своему обыкновению действовали исключительно “ради славы Израиля”, они успели захватить, в Риме себе на злорадство, а гоям на гибель и властное положение вообще. Частью — в качестве банкиров либо агентов по откупам и подрядам всаднического сословия в провинциях; частью, в роли обладателей халдейских тайн, волхвования и чернокнижия; частью, как факторы и сводники; наконец, частью, в звании политиканов, оркестрирующих выборы и народные голосования, евреи влияли на римскую аристократию и сильных мира сего.

Беспорядки же на самом форуме Рима, равно как восстания рабов Сицилии и Италии, происходившие нередко по подстрекательству тех же евреев, убеждают, что им не чужды были и низшие классы населения. Жонглирование либеральными и анархическими идеями приносило сынам Иуды и тогда уже не меньше выгод, чем интендантские гешефты, спаивание народа в кабаках, ростовщичество и публичный разврат…

С другой стороны, разбои в Палестине и организованные шайки тайных убийц вроде тех, какими располагали рабби Бен-Акиба или лже-мессия Бар-Кохеба, переполняли чашу римского терпения помимо всего указанного выше. Непрестанные же революции в Иерусалиме, потрясавшие самые основы империи и вызывавшие иногда напряжение лучших её сил, достаточно мотивируют приказ по армии, отданы и Титом. Мудрено ли, что по окончании осады Иерусалима (70—71 гг. после Р.X.), стоившей римлянам чрезвычайных жертв и страшных усилий, этот великий полководец, хотя и очарованный прелестями еврейской же принцессы Береники, не мог не воздать своим войскам справедливости, говоря: «Вы победили самый бесстыдный, мятежный и коварный народ!”…

Таким образом, ясно, почему ещё император Август отнёсся к своему племяннику Кайю с похвалой за то, что, проезжая Иудею, тот воздержался от паломничества в иерусалимский храм. “Cajuin nerotein, quod Itidaem praetervehensapud Hieroviliniiain поп suplicasset, laudarit» (Светоний — Octavius Caesar Augustus. XCIII). Да и странно было бы иное. Ведь уже в те времена о революционном дерзновении евреев кричали, что называемся, и воробьи на крышах. Ювенал (cam XIV) не даром говорит:

“Чувство человеколюбия возмещается”, утверждает со своей стороны глубоковдумчивый Гиббон [22], “в особенности при чтении рассказов об омерзительных жестокостях, совершенных евреями в городах Египта, Кипра и Кирены (во втором столетии по Р.X.), где, под видом дружбы, они, предательским образом, употребили во зло доверие туземных жителей, отчего мы и склонны одобрять римские легионы, сурово отомстившие расе фанатиков, которая вследствие своих варварских и легкомысленных предрассудков, стала непримиримым врагом не одного римского правительства, а и всего человеческого рода.

В Кирене, они умертвили 220.000, на Кипре — 240.000 греков-христиан, в Египте же — огромное число жителей. Многие из жертв были распиливаемы надвое, согласно с прецедентом, который был санкционирован примером Давида. Победоносные иудеи пожирали мясо несчастных, лизали их кровь и опоясывали себя их внутренностями!…”

Возможно ли удивляться, что, по свидетельству Ренана (см. его “Антихрист”), на них стали, наконец, охотиться, как на хищных зверей?!…

В эту же, должно быть, пору сложилось у римлян и общее заключение: “Infandum Israel scelus audet, morte piandum” [23].

Но что всего знаменательнее — “избранный народ” рассчитывал обмануть римлян и под предлогом преследования христиан надеялся усыпить бдительность римских властей с целью разлить огонь революции на огромном пространстве и в роковом, всеобщем крушении достигнуть независимости Иудеи…

Впрочем, тогда ещё не было “освободительной” прессы, и кагал отнюдь не располагал нынешними средствами возводить свои злодеяния в “торжество культуры”, а тем паче не имел возможности обращать себя в предмет идеального поклонения для “сознательных пролетариев”…

В свою очередь, император Адриан не оставил жидов без наказания. В период подавления бунта (132—135 гг. но Р.X.), около 600.000 погибло их от меча и сверх того бесчисленное множество от голода, болезней и пожаров. Пять евреев за одну свинью продавались в рабство на ярмарке… под дубом Маврийским. Независимо от сего, они были лишены всех прав состояния и окончательно изгнаны из Палестины. Самое название Иерусалима было уничтожено и заменено новым — “Aelia Capitolina”, а сынам Иуды запрещено приближаться под страхом смерти.

Правда, что универсальные иудейские средства, интриги, пролазничество, женщины и подкуп, открыли “угнетённому племени” к временам императора Юстиниана пути вновь заручиться некоторой долей прав в Византии и при том настолько, что в его кодексе появился даже особый отдел — “De Judaes”. Тем не менее, Юстиниан повелел:

Таково веление рока, неизменно тяготеющее над членами “избранного народа”.

Они не способны переносить счастья и за неистовства в гордыне своей ниспровергаются с пьедестала самой судьбой.

Римский народ и раньше и после Пунических войн достаточно ознакомился с евреями, а римский сенат пребывал на недосягаемой высоте государственной мудрости. С другой стороны, могучий авторитет Тацита, как историка и мыслителя, равным образом недоступен порицаниям. Посему надлежит принять к сведению и вразумляющее свидетельство знаменитого бытописателя от имени древнего Рима о евреях.

IX. Не взирая на сие изложенное, Израиль, как и в наши дни процветал. Ещё в Риме он изловчился создать столь золотое для себя время, что, по удостоверению Моммзена, проконсулы и пропреторы провинций вынуждены были нежно обращаться даже с местными израильтянами, если по истечении срока службы не хотели вместо награды или триумфа, удостоиться кошачьего концерта, а то и уголовного суда.

Евреи не дремали, как они, впрочем, и вообще не забывают “помогать своему счастью”. Независимо от сего, сохраняя во все времена потаённое собственное правительство, они и много позже войны Помпея в Палестине продолжали рассматривать Иерусалимский храм, как свой международный банк, куда из Италии и провинций свозили награбленное золото.

“Quum aurum judaeorum nomine, quotannis ex Italia et ex omnibus provinciis Hierosolyma exportari soleret”, — говорит Цицерон в речи Флакка.

Пропреторы и проконсулы не осмеливались возражать, хотя, конечно, понимали опасности, угрожающие римскому государству через скопление золота в центральной кассе иудеев. Только один префект Каппадокии Валерий Флакк решил хотя-бы своим евреям запретить вывоз золота. По своему обыкновению, еврейство не осталось “неблагодарным” и, купив тогдашнего Зола по имени Лелия, предъявило Флакку ряд позорнейших обвинений.

Согласно иудейскому же патентованному рецепту предполагалось запятнать Флакка такой скверной, чтобы его уже никто отмыть не мог. С этой целью евреи снабдили Лелия ложными свидетелями и фальшивыми документами, а в заключение, собравшись на форуме, принялись чинить столь наглые скандалы и гвалт, что подсудимому, казалось, не было спасения…

Тем не менее, сыны Иуды просчитались: между ними и Флакком стал Цицерон. Упрекая Лелия, что он только из-за еврейских денег пришёл сюда и лишь ради еврейского золота старается, Цицерон говорил ему также: “Тебе ли не знать, как тяжела у них рука, каково единство и чего это стоит в наших народных собраниях?!”

Обращаясь же к суду, оратор воскликнул: “Если когда-нибудь республика встречала необходимость взывать к мудрости и просвещению, к достоинству и прозорливости судей, то о них сегодня, да, именно сегодня, умоляет она…!”

Переходя, наконец, к общей политике евреев, Цицерон в заключительных аккордах речи, где он был таким мастером, указал следующее:

Флакк был оправдан.

Тем не менее, его эпизод показывает, какая участь грозит даже высшему администратору и в мировом государстве, если он осмелится стать евреям поперёк дороги. Не у всякого бывает защитником Цицерон, а дабы не сомневаться в последствиях рассеивания еврейства по римской империи, надлежит иметь в виду, что гибель Рима, как мировой державы, обуславливается, да ещё в весьма не малой степени, именно тлетворным влиянием сынов Иуды на римский дух и его вековые устои.

“Тит совершил глупейший исторический промах”, — справедливо замечает Марр, — “частью потащив и евреев за собою в римский Иерусалим, частью рассеяв их насильственно” [25].

Много раньше, сознавали это и на себе испытывали сами римляне. Их поэт начала пятого века по Р.X. — Клавдий рутилий Наматиан несколько лет служил в Риме градоначальником и, стало быть, видел евреев насквозь, когда пришёл к следующему убеждению: “О, если бы оружие Помпеи и могущество Тита никогда не разрушали Иудеи! Вырезанные язвы чумы распространяются шире, и побеждённая нация гнетёт своих победителей…”

Ренан же, в свою очередь утверждает, что “повсюду, где еврейство добивалось господства, там жизнь аборигенов становилась невыносимой”.

Не излишне поразмыслить об этом всякому, кто уничтожение черты еврейской оседлости затевает… “во имя блага России”.

X. Подводя же итог сказанному, нельзя в заключение не принять к сведению и вывода, к которому, по данным истории, логически пришёл профессор и одно время министр народного просвещения Зенгер в своей речи — Еврейский вопрос в Риме [26]:

XI. Не успело римское государство сойти со сцены, как в Аравии появился Магомет. Сам лично и через своих преемников он за полстолетия отхватил на земном шаре такой кусок, каким никогда не владел Рим. Снова разбушевавшиеся волны семитизма залили переднюю Азию, весь север Африки, как и чудные берега Средиземного моря, хлынули через мавров и при благосклонном участии евреев в Испанию, а затем и во Францию.

Дурно кончилось бы это для Западной Европы, если бы Карл Мартелл в кровавой битве между Туром и Пуатье не преградили Исламу дороги. Тем не менее, как в прежние века народы Запада взывали к небесам о спасении от ярости норманнов, так и теперь пришлось воссылать новые мольбы о защите от варварства саррацин. Морские же разбои продолжались ещё долгое время спустя, да и сейчас гнездо их в Марокко не сполна искоренено [27].

XII. Как только закончился прилив фанатиков корана, так в Европе наступило обратное и, в свою очередь, стихийное явление — Крестовые походы. Многое перетерпели евреи в этот период, но и не мало успели нажить они от христиан, массами стремившихся в Палестину.

“Во время первого похода Перта Пустынника, — повествует Виктор Гюго, — крестоносцы, увлекаясь религиозным рвением, дали обет истребить всех жидов, каких встретят на своём пути, и они его исполнили. Но этот обет был лишь возмездием за ханаанские убийства, проделанные самими евреями. Суарец справедливо замечает, что иудеи вырезали своих соседей во имя благочестия, которое было понято ими хорошо, тогда как крестоносцы истребляли евреев во имя того же благочестия, но понятого дурно”.

Намечая лишь основные моменты указанного хода событий, мы не можем касаться дальнейших подробностей эпохи Крестовых походов. Заметим разве, что она была косвенною причиной появления турок в Европе.

Вдумываясь же в роль евреев на пути изучаемой борьбы за период Средних веков вообще, нельзя не заметить, что:

а) если греко-римский мир наткнулся на ничтожное, повидимому, еврейство, так сказать, неожиданно и был вынуждаем иметь с ним дело лишь в значительной мере случайно, то для Рима католического, равно как для преемницы Востока, Византии, с народами и государствами, к ним тяготевшими, уже явилась необходимость считаться с “избранным племенем”, как с фактором, проникшим в самую Европу, реагирующим постоянно и отнюдь немаловажным, и

б) наблюдение ярко свидетельствует, что связанные с деятельностью всемирного кагала политические, финансовые, религиозные и социальные проблемы, волнующие современное население Европы и его колоний, зарождались, а, в большинстве восприяли и развитие ещё в Средние века.

Таким образом, данная эпоха раскрывается с интересующей нас стороны, как сцена, заслуживающая особого внимания — именно в качестве ближайшего источника нынешних мероприятий иудейских.

XIII. Сообразно с этим, мы и попытаемся рассмотреть условия, её окружавшие.

Рыцарское благородство и сердечная простота — такие понятия, которые для евреев непостижимы и не встречаются в их среде. Раса, кровь, текущая в жилах сынов Иуды, противится всему, что мы, арийцы, признаём долгом чести и великодушия. Уже в древнем мире и ещё за период дохристианский не было ни одного классического автора, греческого или латинского, который отзывался бы о евреях без гнева и отвращения, и, что всего замечательнее, это взгляд совпадал с отзывами о себе, идущими от самих же евреев.

В книге Эсфирь (III, 8—13), мы, например, читаем: “Отличающийся у нас мудростью”, — говорит о своём указе персидский царь Ахашферош (вероятно, Артаксеркс-Лонгиман, с 465 по 425 гг. до Р.X.), “доказавший твёрдую верность и получивший вторую честь по царе, Аман, объяснял, что есть один народ — иудеи, разбросанный и рассеянный по всем областям царства твоего. Законы иудеев отличны от законов всех народов, а твоих законов они не выполняют, и царю не следует так оставлять их. В племенах вселенной, замешался один народ, по законам своим противный всякому пароду, постоянно пренебрегающий царскими повелениями, дабы не могло устроиться совершаемое нами соуправление. Только этот народ всегда противится всякому человеку, ведёт образ жизни, чуждый законам и, противясь нашим действиям, совершает величайшие злодеяния, дабы царство наше не достигло благосостояния”.

Хотя изложенное было удостоверено в V столетии до Р.X., однако, и сегодня нельзя было бы сказать ничего другого. Ужасы неистовства еврейского вслед за Высочайшим указом 17-го октября 1905 года достаточно поучительны, как сами по себе, так и в виду не только полной безнаказанности, а и невиданного никогда раньше бунта евреев на всём пространстве России, т. е. страны во много раз большей, чем древняя Персия. Этого мало. Уголовному преследованию подвергались и, под иудейским гнётом встретили, как известно, беспримерную, в свою очередь, стачку адвокатуры, рассчитанную на лишение их даже права защиты, именно русские люди, не стерпевшие продерзностных оскорблений, кагалом воочию наносимых, и двинувшиеся на спасение родины, которой “угнетённое племя”, в самоослеплении бешенства угрожало гибелью.

Нечто весьма сходное и по этому направлению, увы, с поразительной аналогией происходило ещё в отдалённые времена Ахашфе-роша. При его дворе шла, очевидно, борьба между греческим и еврейским влиянием. Чем же отвечали Мардохей и соплеменники его на царский указ?.. При содействии Эсфири, они мучительски убили Амана и десять его сыновей, равно как триста его родных и близких, а затем вновь пятьсот человек, и это в одном лишь престольном городе Сузах. Но у евреев “желчь раздавленная”, а гордыня и злоба неутолимы.

Не ограничиваясь содеянным в столице и ссылаясь на разрешение явно обезумевшего Артаксеркса, сыны Иуды обратились к убийствам во всех 127 областях Персии, “от Индии до Эфиопии”, при чём истребили всех “сильных” в народе и области. Итого 75.000 человек (Эсфирь, VII, 4—17; IX, 5—16). В заключение, евреи нагнали холоду на самих “исполнителей дел царских, областеначальников и сатрапов, ибо Мардохей поднимался всё выше и выше” (Эсф., IX, 3 и 4).

Напал страх на все народы страны, так что от испуга многие из них сами сделались иудеями (Эсфирь, VIII, 17; IX, 2). “И во всякой области, и во всяком городе, и во всяком месте, куда только доходило повеление царя и указ его, была радость иудеев и веселье, пиршество и праздничный день!…” (Эсфирь, VIII, 17).

Так обстояли дела иудейские среди потоков крови, “угнетённым племенем” только что пролитых. Расправившись же с туземцами, евреи устроили и нарочитое торжество — сперва опять в Сузах, а затем и на всём пространстве персидской монархии. “Мардохей же стал вторым по царе Артаксерксе, великим у иудеев и любимым у многих братьев своих, ибо искал добра народу своему и говорил во благо племени своего” (Эсфирь, X, 3).

А дабы и впредь знаменовать свою победу во все времена и повсюду, сыны иуды по распоряжению Мардохея установили самый весёлый из своих праздников — “Пурим” (от слова “пурь” — жребий, который кидал Аман, гадая, когда-бы уничтожить евреев). Являясь, так сказать, аккумулятором надменности и бессердечия, лицемерия и мстительности евреев, эта кагальная масленица до наших дней хранит и питает гордыню “избранного народа”, славословит его циническую тиранию, а в новых поколениях Израиля готовить тягчайшие опасности как для обыденных, так, в особенности, для наиболее “сильных” гоев. О таком положении вещей не мешает памятовать вне еврейства и “сознательным пролетариям”, и “свободомыслящим” законодателям…

Дело вовсе, конечно, не меняется от того, что, не взирая на столь благочестивые подвиги Мардохея и Эсфири, ни о ком из них, ни даже о самом “Пуриме”, непосредственные их современники, Эздра и Ноемия, ни одним словом не упоминают.

“Пурим” — праздник переносный и сообразован с иудейской пасхой. Падая на февраль либо на март, он в 1912 году приходится на 19 и 20 февраля и, без сомнения, на ряду с всевозможными прецедентами, всецело заменит для сынов Иуды и наш юбилей отечественной войны, даже в самой Москве…

Вглядываясь же в значение “Пурима” на театре истории, нельзя отрешиться и от мыслей, которые образом действий евреев были внушены, например, уже египетскому царю Птоломею-Филопатру (ум. в 204 до Р.X.). Видя, как эти негодные люди, никогда не оставляющие своего безумия, противятся даже царям — своим благодетелям и не хотят исполнять ничего справедливого, как напыщенные своей древней гордостью и по сродному себе злонравию, они отвергают доброе и склоняются к худому, как гласно и тайно они с крайней жестокостью преследуют всякого из своей среды, кто дерзнёт посягнуть на их хищный эгоизм, — Птолемей не мог, действительно, не опасаться, что в случае новой смуты или войны, неприязненные замыслы евреев проявятся открыто и что в лице этих нечестивцев, как он их называл, египтянам доведётся встретить предателей и свирепых врагов (3 кн. Макк., Ill, 11—14 и 16—19; VII, 10, 12, 13, 18 и 19).

На что, казалось бы, при этих условиях могло рассчитывать еврейство у Птоломея-Филопатра?.. Тем не менее, мы видим, что как в III столетии, так и в XVII веке до Р.X. (при Иосифе), сыны Иуды приобрели в Египте большие, чем прежде силу и славу и сделались “страшными для врагов своих” (3 кн. Макк., VII, 18).

Возможно ли в виду изложенного, удивляться, что и по поводу осады Иерусалима Антиохом VII Сидским (144—130 гг. до Р.X.), предпринятой с целью пресечь наконец, непрерывные восстания евреев, мы в постановлении государственного совета Антиохии читаем буквально то же, что за несколько столетий раньше уже было констатировано в указе Артаксеркса-Лонгимана [28].

В полной гармонии с изложенным раскрываются неизменно другие данные истории.

“В какую бы страну ни пришли евреи, они, как своё наследство, приносят и ненависть к роду человеческому [29]”. Со своей стороны, историк и географ 1 века по Р.X., Страбон удостоверяет — “иудеи захватили все города, и трудно назвать место на земле, где бы этого племени не было, или, лучше сказать, которым оно не завладело бы”…

И господство евреев страшно!

XIV. На всемирной сцене мы по любому направлению видим факты того же рода. Приводя их лишь в мере надобности и не предполагая забывать о них Далее, мы для полноты картины считаем достаточным остановиться здесь только ещё на двух следующих.

“Наступил 615 год после Р. Х., — говорит Амедей Тьерри. — Этот год был предуказаи магометанами-персами, как последний для христиан на всём пространстве Палестины. В конце мая под начальством румизана по прозванию Шархавбара, т. е., королевского вепря, —генерала способного, но бесчеловечного, союзника армянского царя Хозроя, грозная армия двинулась на Галилею и пронеслась по обоим берегам Иордана…, не оставляя ничего, кроме залипших кровью развалин.

Между тем, в названных местах теснилось значительное население, освещённое, проповедью Евангелия… Вслед за разговором и уничтожением домов огнём и мечем, скованные друг с другом толпы жителей были, под бичём персов, влачимы, как переселенцы в отправленные миазмами болота Тигра и Евфрата… И вот, с мешками, наполненными золотом, иудейские купцы целыми шайками, начали толпиться за “победоносной” армией Шархавбара, скупая всё, что могли из массы пленных. Не для того, чтобы спасать их, о нет, а чтобы вырезать поголовно. При этом евреи старательно выбирали людей, имеющих особое значение (вспомнить о 75.000 “сильных”, истреблённых при Мардохее):

Помянутая раскладка есть руководящее правило у сынов Иуды для подкупа высших и низших властей, а затем и вообще ради целей Израиля. В частности, установлено, что вооруженное восстание в Москве, как и метание бомб, наравне с другими заслугами “русской” революции, являясь предприятием ad majorem Israeli gloram, требовало больших денег. Одних же экспроприации не могло быть достаточно. Ясно, что расходы всемирного кагала, правда, лишь временно — до взыскания обратно с нас же, гоев, были оплачиваемы именно “раскладочными сборами”.

Как бы подводя итог сказанному, хотя и в замаскированной, разумеется, форме, основатель сионизма Герцль повествует: “Еврейские переселенцы заносят в страну и антисемитизм. Прилив иммигрирующих евреев и неуклонное движение вверх туземных евреев, как класса, совместно производят могущественное действие. После кратких периодов терпимости, вражда против нас снова просыпается. Наше благосостояние, очевидно, содержит нечто раздражающее. Народы, среди которых живут евреи, все вместе и каждый в отдельности — явные или скрытые антисемиты. Усиливаясь с каждым днём, антисемитизм растёт и должен расти, так как причины его не могут быть уничтожены.”

Признавая это, Герцль не договаривает. А и ему не худо бы привести на справку, что, неуклонно стремясь к владычеству и сообразно с этим переходя на сторону сильного, “угнетённое племя” систематически изменяло своим друзьям и покровителям. Так, ещё в многовековой дуэли, которой исчерпывается история древнейшего Востока, между Ассуром и Мицраимом, т. е., — Вавилоно-Ассирией и Египтом, евреи равным образом перебегали с одной стороны на другую.

Предав затем ассириян вавилонянам, сыны Иуды вскоре изменили вавилонянам для персов, а персам — для Александра Македонского; несколько позже, царства Антиохов и Птолемеев еврейством же были преданы римлянам, а римлянам евреи изменяли ради парфян, империю коих, в свою очередь, продали полчищам магометан; магометан же предавали крестоносцам, и, наконец, крестоносцев — —туркам. С другой стороны, в Европе, при наступлении религиозных войн еврейство пожинало новые, так сказать, уже абонированные лавры предательства, начиная с альбигойской ереси и кончая Реформацией. Между католицизмом и протестантством, а в частности, между орденом иезуитов и палладинами Возрождения, “избранный народ” инсценировал свою дьявольскую оперетку тем с большими барышами, чем осязательнее для него был опыт “добрых услуг” в древнем поединке Ассура и Мицраима.

XV. Но войны из-за религиозных убеждений отжили свой век. Началась борьба во имя иных “свобод”. И что же?… Евреи только перефасонили товар. Став под знамя революции, всемирный кагал не замедлил изменить ему ради Наполеона, далее предал Наполеона Англии, а, в заключение, явился банкиром Священного Союза… А что евреи проделывали за период восстаний Польши или в своём дивном апофеозе на Японской войне?!…

Тем не менее, собственную политику кагал проводит без колебаний. Он успел дважды отомстить своему врагу — Марии-Терезии, обезглавив в 1792 году её дочь Марию-Антуанету, а в 1848 г. устроив наставнику её внука и обер-концертмейстеру венского конгресса Мет-терниху такой дивертисмент, что он едва ноги унёс от иудейских убийц.

В наше время сыны “избранного народа” благодарят автора Союза Россию равным образом во второй уже раз через Северную Америку. Следовательно, детям Израиля нечего плакаться на развитие антисемитизма. Впрочем, Герцлю, пожалуй, не было и надобности вдаваться в детали. Чего, в самом деле, ждать от людей, которые и самого рая не могут себе представить без золота, да ещё хорошего?… (Бытие, II, 10—12).

В свою очередь, справедливо указали ещё римляне на отсутствие у еврея всего, что они называли verecunclia, т. е. беззаветных, самоотверженных, рыцарских движений души.

Притчею, удивлением, посмешищем и поруганием бывал еврей всегда и у всех народов. Без идеалов и без жизни духа, еврейство выражает собою олицетворение гнева, мести и печали… Жалка была их роль в истории Рима и в Средние века… Они повсюду мучились страшной тоской, прежде всего, от неопределённости собственного положения. Не будучи ни рабами, ни свободными людьми, ни равными, ни подчинёнными, не принадлежа ни себе, ни другим, — они представляли собою тайну, загадку, невылазную проблему и, наряду с этим, крупную опасность, грозящую бедствиями для окружающих и безысходным горем для самого “избранного племени”.

Чуждые узы родства или дружбы с коренным населением страны, лишенные всякого патриотизма, они не теряли случая возбудить к себе ненависть то в качестве финансовых советников у разных мелких и крупных владык, изобретая суровые, подчас невыносимые налоги, то в звании придворных врачей, либо даже духовников, коварно завладевая доверием монархов и опутывая их гнусными интригами, то, наконец, в виде откупщиков и вольнопрактикующих Шейлоков, довершая свистопляску роскоши и скрежет нищеты.

Многие страны невероятно страдали от таких явных либо скрытых талмудистов, особенно со времени золотой папской буллы (1356г.), узаконившей пребывание евреев при сюзеренах и феодалах. Между тем, до позднейшего периода Средних веков Европа обладала и на Западе массами свободных земель, представлявших непочатую новь. Ничто не мешало евреям сделаться такими же пионерами производительного труда, как действительно гонимые за веру англо-саксы, которые в пустынях и лесах Америки, среди бесчисленных опасностей от мужественных и беспощадных индейцев создали, однако, нынешние Соединённые Штаты.

Но не топор и плуг служили орудиями евреев, а корыстолюбие, пронырливость, бесстыдство. Выжимая из всего окружающего последние силы, евреи неустанно жаловались на судьбу, издавали стоны, проливали слезы. Открыто гонимые, они вымещали накопившуюся в них злобу тайно. Народы Запада убедились, что чувства благородства неизвестны сынам Иуды, а деньги им дороже свободы, или, лучше сказать, всякая свобода для них — в деньгах. Ради своего обогащения, евреи готовы на что угодно.

Во всём, однако, мог он обманывать христианина, но только не в том, что он еврей и желает быть евреем. Иудейские законы являлись постоянным вызовом и наглой демонстрацией против “поганых”, среди которых кошарный иудаизм, тем не менее, процветал, размножался и богател. А после эмансипации жидовство кагала выступило, к посрамлению его песнопевцев шаббесгоев, даже с яркостью, неизмеримо большей, чем в прежние времена.

Что бы ни рассказывали евреи, а и во все Средние века припадки религиозного фанатизма христиан являлись сравнительно редко, да и обусловливались другими, отнюдь не только вероисповедными причинами. Это доказывается фактом, что евреи никогда не подвергались преследованиям в папском Риме, равно как и тем неизменным покровительством клира, о котором не мог не засвидетельствовать сам, созванный Наполеоном синедрион.

XVI. Еврей — природный иезуит, а иезуит — только искусственный еврей. Средневековая же история сынов иуды приурочивается главным образом к Испании [30], — начиная с ост-готов, которые благоволили “избранному народу”, и переходя через вест-готов, относившихся к ним, наоборот, строго.

Впрочем, если евреи проникли в Рим лишь около 140 года до Р.X. при консулах Попилим Лоне и Каие Каль-пурнии, то в Испанию они попадали с финикиянами, а частью и оставались там, вероятно, уже за тысячу лет раньше. С другой стороны, через две тысячи лет, испанские евреи сносились отсюда даже с хозарами, которые по их, кажется, совету задумали обратить в иудейство и русских славян, как это учинено было раньше не только с самими же хозарами, но, в незапамятные времена, с царством Эламским, на юго-восток от Мессопотамии, а в римскую эпоху и с княжеством Ади-абеною, на Верхнем Евфрате.

Проделывая это единственно в целях собственного властолюбия, евреи переписывались, как сказано, с хозарами и, в тот же период, изменнически навели в Испанию мавров, а через них терроризировали местное население. Этим они сами вызывали погромы: в Толедо — 1108 года, в Севилье — 1379 года, Бургосе, Валенции, Кордове, Барселоне и опять в Толедо между 1388 и 1413 годами, а затем и в других местах.

Именно в Толедо при благосклонном участии сынов Иуды, проникли мавры для порабощения всего юга Испании, где затем и оставались в течение такого же времени, какое только теперь успело пройти в Англии для норманнов от дней Вильгельма Завоевателя. Таким образом, и освобождение Испании от мавров логически сопровождалось уже всеобщим погромом евреев через совершенное их изгнание Фердинандом и Изабеллою.

В награду же за их предательство в Толедо один из старейшин “многострадальной синагоги” на пути долгих лет обязан был являться ко дню Пасхи на паперть собора и получать здесь от архиепископа пощёчину…

Однако, раньше чем сподобиться столь редкой чести, евреи сумели проникнуть и на юг Франции, ожидовили там целую провинцию — Лангедок, вызвали кровавые междуусобия в католической церкви, развратили орден тамплиеров, служащий главным источником не менее иудаизированного сейчас масонства, а будучи, наконец, изгнаны вновь, стали перебегать из Франции в Германию, затем в Австрию и Польшу, в заключение на наших глазах, распространились по всей России.

Самое гнездо учёного талмудизма проникло в Испанию через север Африки, — в свою очередь, по изгнании “унгетённого племени”, в VI столетии по Р.X. калифами багдадскими из Мессопотамии. К этому моменту величайшая иудейская святыня, — вавилонский талмуд, была уже завершена в академиях (иешиботах) Суры, Пумбедидты и Негардеи (две — на Тигре, а одна — на Евфрате).

Пробравшись в Испанию, “избранный народ” восстановил эти академии в Севилье, Гренаде и Кордове. Несколько позже, разные другие иешиботы появились в Монпелье (на юге Франции) и в Кракове, а для нашего, так сказать, апофеоза, — и в Вильне, этой vagina Judaeorum, откуда и доныне талмудическая премудрость расходится, устно и печатно, по всему иудейскому миру.

Ещё недавно, здесь образовалось новое акционерное общество именно для ритуальных изданий еврейских.

XVII. Согласно со сказанным, гораздо прежде Ллойды и, несомненно, лучше, чем это мог бы сделать он, испанский иудаизм воспитывал целые стаи наследственных иезуитов-талмудистов повсюду. Мероприятия были расчитываемы столь лукаво, что в самой Испании к концу XI века, евреи сделались всемогущими. Но, без всякого сомнения, и комми-вояжеры кагала не дремали. По образцу испанских учителей своих, они подыскивали отхожие промыслы даже особого рода.

В непостижимом ослеплении римские папы за мрачный период Средних веков не только считали возможным допускать евреев на высшие ступени церковной иерархии, но, как бы для изысканного, собственного посрамления, рисковали и на следующее: так как на богословских диспутах, тогда чрезвычайно модных, дерзновенные и в коварстве искусившиеся талмид-хохимы нередко одолевали наивных подчас прелатов, то решено было наиболее занозистых сынов иуды крестить и уже этих дублированных, так сказать, евреев натравливать на некрещённых…

Можно себе представить, какова бывала потеха!… А дабы иметь хоть некоторое о ней понятие, отметить стихотворение, где, с иудейским цинизмом, крещёный же еврей Гейне [31] издевается над обеими сторонами.

Мудрено ли, что за диспутами, иной раз следовал взрыв негодования народных масс?!…

Основной мотив средневековых погромов заключался, без всякого сомнения, в том, что высмеиваемый, безжалостно эксплуатируемый евреями, народ терял, наконец, всякое терпение. Тогда сыны иуды поголовно и решительно изгонялись. Но жажда роскоши и постоянные распри владетелей требовали денег, а значит — возврата евреев. И вот, их вновь призывал герцог, курфюрст либо король, а дети Израиля принимались опять за своё, т. е., как губка, снова впитывали из народа золото, пока эту губку не выжимали, в свою очередь, и ещё раз не выбрасывали вон. Ясно, что для “владетеля” еврей был драгоценностью и не смел себя обесценивать, — стало быть, не должен был креститься.

Преследуемые, изгоняемые, призываемые снова, члены “угнетённого племени” артистически пользовались церковным запретом, в силу которого христиане избегали давать деньги взаймы из процентов. Развиваясь в столь “питательной” среде, евреи монополизировали и до виртуозности довели профессию ростовщика, а для увенчания торжества, по указанию талмуда, имели ещё дерзость плакаться, будто их вынуждали приносить себя в жертву общей потребности кредита.

Такой цинизм издевательства, наряду со всем, приведённым выше, не мог, конечно, не вызывать реакции по принципу similia simili-bus. С другой стороны, если где знали евреев, то, уж разумеется, в Испании, успевшей испытать финикийское и карфагенское, а затем, пожалуй, и наитягчайшее — иудейское иго. Вместе с сим, не взирая на денежные и другие выгоды, которые доставлялись римскому престолу международным, как и он сам, еврейством, папы не могли и тогда уже, не сознавать опасностей, которыми грозит веками скованное, тайное сообщество наследственных заговорщиков, сурово подчинённое деспотизму раввинов и беспрекословно повинующееся своей центральной власти, тем более грозной, что она гоям неведома.

Ожидовив и приведя к гибели орден тамплиеров, а засим вызвав учреждение инквизиции для искоренения той злостной повадки, что сыны Иуды, особенно в глубине Средних веков, т. е. среди наивысшего расцвета гегемонии римского престола, принимали христианство как для облегчения иерихонского соглядатайства, так и для того, чтобы уже на свободе оставаться евреями, нарочитые подвижники во Израиле проникали по приказу кагала в самый католический клир и становились прелатами, епископами, даже кардиналами.

Но раз условия благоприятствовали, иудаизм не мог ограничиться этим. По самой сущности своего “гения”, он должен был эксплуатировать их и для “художественной” забавы над гоями… Совершенствуя свои “потешные” люфт-гешефты [32], блистательно практиковавшиеся ещё на Востоке, в Египте и в древнем Риме, сыны Иуды торговали в средние века, как и в эпоху “великой революции”, равно как промышляют они в наши дни, знаниями сокровенными — каббалою, магией, астрологией, чернокнижием всякого рода и под всякими кличками.

Одним этим они, веками, извлекают такие выгоды из афоризма “Мир хочет быть обманутым, — так пусть же обманывается!…”, о которых сам ядовитый его автор, папа Павел IV, и помышлять не смел. Впрочем, семитизм во все времена, отличался искусством построения таких “военных машин”, которые наиболее соответствуют обстоятельствам, а будучи сооружаемы для разгрома и уничтожения, посевают вокруг бесстыдство, раболепие и тьму.

XVIII. С такими талантами способна конкурировать только “энциклопедичность” иудейских дарований.

Наряду с волхвованием и халдейством, как в древности, так ещё больше в средние века, сыны “избранного народа” являлись главными фабрикантами евнухов для царей вавилонских, ассирийских, парфянских и персидских, для арабских и мавританских калифов, равно как для турецких султанов и, вероятно, для капеллы пап… Отсюда возникала необходимость иметь рабов, и вот евреи облюбовали работорговлю в такой мере, что почти монополизировали её (даже “в доброе старое время” у нас, в Крыму).

Сколько русских душ, несчастных полонянников, загублено “благочестивыми” евреями, Ты, Господи, веси?!…

В гармонии с изложенным, евреи преимущественно являлись и поставщиками любовных напитков уже весёлым дамам древнего Рима. В Средние века, особенно во Франции, большинство врачей и астрологов были также евреи. Эти познания давно распространялись в их среде, а затем экспортировались ещё в дни плена вавилонского. Знакомство же с судебной астрологией, чем те же евреи весьма гордились, с одной стороны, и добываемые тёмными путями богатства, с другой, являлись нередко особыми причинами бедствий иудаизма, о которых сохранила память история.

Народы вымещали своё негодование над обладателями тайн для сатанинского непотребства, равно как над организованными в неуловимые шайки эксплуататорами мракобесия и неудобосказуемой чертовщины.

— “Учение каббалы, — свидетельствует столь признанный авторитет, как Элифас Леви, —

Ссылаясь на означенных учителей, Э. Лени, к сожалению, не поясняет, что, как они, так и “нимфа эгерия” коварного автора Атлантиды Бэкона Веруламского, этого Игнатия Ллойолы масонства, Элиас Ашмол наравне с Мартинсцом Пасквалисом, основателем мартинизма и Вейстауптом, главой иллюминатов, а также с Каллиостро и Сен-Жерменом, оказывались сынами “избранного народа”… Жаль равным образом что, превознося каббалу, Элифас Леви умалчивает об одном: кровь человеческая есть основание всяческих проделок магии…

Гностицизм, арианство, манихеизм, в свою очередь, близко сродны с каббалой неловко обнародованной. Мать знаний сокровенных — каббала и учение гностиков, особенно в лице Симона Волхва, как еретичество, до отвращения усилившее разврат нравов, родились от халдеев-сабеистов. Раввины же талмуда поучают нас, что члены синедриона были приверженцами магии, что, происходя из Ура, страны сабеян, сам патриарх Авраам занимался некромантией и научил этому искусству своих жён и сыновей, и что, в заключение, по примеру Авраама, Давид также был последователем магии и астрологии.

Наряду с этим, в восторг приходят раввины от факта, что единственной заслугой евреев перед египтянами была разгадка Иосифом фараонова сна. Не менее радует “старейшин многострадальной синагоги” и свидетельство о том, что Даниил стоял в десять раз выше всех чародеев и волхвов в царстве Вавилонском (Дан., II, 48). А Валтассару его жена аттестовала Даниила именно как главу тайноведцев, обаятелей, халдеев и гадателей (хсзадим, меккасфим, газрим, хартумим, гакканим и айшафим).

Нельзя не отметить, в связи с этим, что как Иосифу, так и Даниилу воздаётся талмудом хвала не за государственные подвиги перед странами, их облагодетельствовавшими, а исключительно за толкование снов и шарад либо за предсказания (сравни Бытие, XL, 4, 23 и XLI,15—45; Дан., IV, 1—30 и V, 5—29), равно как за то, что всякий раз после этого возникало в стране чрезвычайное бедствие: страшный голод при фараоне, превращение царя Навуходоноссора в травоядное животное или, наконец, смерть самого Валтассара, едва только была разгадана надпись “мене, мене, текель, упарсин” (Бытие, XL, 54 и XLVII, 14—21; Дан. IV, 5 и 29—30).

Взгляд талмид-хохимов представляется тем более знаменательным, что гадания и прорицательства воспрещены Пятикнижием (Исх. XXII, 18; Втор. XVIII, 10 и др.). Валтассар же, царь Халдейский, был убит в ту именно ночь, когда по его повелению Даниила облекли в багряницу, возложили на шею золотую цепь и провозгласили третьим властелином в царстве (Дан. V, 29 и 30). При таких данных уразуметь раввинов в полной мере возможно, с их точки зрения, не иначе, как сообразив с тем, что Даниил не утратил своего положения и при победителе Валтассара — Кире, а также, что в глазах евреев Кир стал помазанником Божиим (Исайи,XLV, 1).

Переходя, наконец, к истории “сокровенных знаний”, нельзя не убедиться в поучительном факте, что рядом с преемством на пути веков содержание заблуждений человеческих усматривается и аналогия самых форм. Это особенно бросается в глаза при сравнении, например, измаилитов магометанского мира в XI веке с современными масонами.

Через завесу аллегорических и мистических сказаний древности, сквозь мрак и причудливые испытания волшебных “посвящений”, за печатью таинственных письмен на развалинах Ниневии и Фив, равно как на почернелых лицах сфинксов Ассирии и Египта, в странных эмблемах сочинений по алхимии, среди обрядов “восприятия”, применяемых нынешними потаёнными обществами, мы неизменно встречаем доктрину, укрываемую тщательно, но повсюду тождественную.

Входя в теургию высших магических хиротониссий, эта доктрина, без сомнения, та же самая, какую исповедуют евреи в своей каббале. С другой стороны, мы наблюдаем в общем сходные с масонством черты уже в таинствах Изиды и Озириса, в мистицизме Адониса и Астарты, как и в зверских чародействах Халдео-Сирии, среди фаллического культа Ваал-Фегора, как и в культе ктеиса, в ритуальной проституции и человеческих жертвоприношениях даже в Карфагене, в Элевзинских таинствах и в мистериях Бахуса, у браминов Индии и у магов Ирана, в ритуале Митры и вакханалиях Рима, в бесчеловечии таких последователей азиатского, преимущественно семитического, оккультизма, какими являлись не только Гелиогабал, Нерон и Диоклетиан, но Адриан и сам Марк Аврелий, в гностицизме и в манихействе, у измаилитов Египта и у друзов Ливана, у альбигойцев и тамплиеров, у розенкрейцеров и мартинистов, у бабистов Персии и у адептов “Высокой Просеки” (La Haute Vente) и, наконец, в тайных сообществах Китая и Японии.

До половины XVII века каббалистические идеи имели значительное влияние на обработку философии, богословия, естественных наук и медицины. В Средние века апокрифы Еноха, фолианты Сибиллы, книги Гермеса и каббала были в большем почёте у астрологов и алхимиков. Европа утратила последние следы науки и умозрения. Разрушенная и прогнанная греко-римская цивилизация почти совершенно исчезла. Лишь кое-какие литературные и мыслительные обрывки нашли себе убежище у арабов.

Могли ли сыны Иуды не воспользоваться таким стечением обстоятельств и не “помогать своему счастью”?…

В Европе уровень человеческого разума пал так низко, что мистические и религиозные варварства должны были развиваться неудержимо. В сокровенных знаниях люди видели наивысшую мудрость. Среди означенных условий, всеми классами общества постепенно овладели: астрология — с её гороскопическими звёздами и пророчествами будущего; алхимия — с философским камнем и элексиром вечной жизни; демонология — с её дьявольскими чарами; магия и её мрачные талисманы; онейрократия или наука о сновидениях; теургия и гоэтия — наука о сношении с добрыми и злыми духами; некромантия — искусство вызывать мёртвых; колдовство или порча — сверх-естественное мастерство с помощью воплощения сатаны; тавматургия либо наука о чудесах; хиромантия, аэромантия, гидромантия, пиромантия и разные иные виды стадного безумия человеческих масс.

Такова была среда, где культивировались микробы иудейского паразитизма и откуда выходили как двойные, крещёные евреи для диспутов с раввинами, так и те виртуозы талмуда, которыми “украшали” порнографией готические сооружения, изумительные памятники пламенной веры Средних веков.

Именно на пути рассматриваемой эпохи мы замечаем проникновение иудаизма в столь благочестивые содружества верующих зодчих — “каменщиков” (macons), как те, что создавали соборы Кёльна, Трира, Вены, Страсбурга, Реймас, Парижа и др. в течение целых столетий…

Поразительные и невероятные, но несомненные факты в статье “Жизнь и церковное искусство” (см. “Теоретический журнал”) приводит Е. Кузьмин. Говоря о готических храмах, он в благородном, глубоком волнении указывает, что на величавых стенах и дивных зданиях, несущих как будто к самому небу дар молитвы, ядовитая сатира отвела и себе место…

С удивлением видишь, говорит он, массы странных, чтобы не сказать более, изваяний — монахов, предающихся всевозможным пророкам, священников с головой лисицы, проповедующих перед аудиторией кур и мелких пташек… Напротив же главной кафедры Страсбургского собора одна из капителей нефа изображает осла, служащего обедню, а разных животных — прислуживающих ему!…

Перед зрелищами этого рода вдумчивый наблюдатель бессилен уйти от вопроса: кто мог бы так поглумиться над трогательным благоговением христиан, если не тайные агенты иудейства, крещёные или, как их называют немцы, двойные евреи (Doppel-Juden), — вероломно прокравшиеся в содружество пылавших чистой верой средневековых зодчих?!…

В содержании ответа нет и не может быть сомнения, а дабы привести это к очевидности, достаточно иллюстрировать сказанное, хотя бы ещё следующим:

Во Второзаконии (XXIII, 18), имеется такой запрет — “Не вноси платы блудницы и цены пса в дом Господа Бога твоею ни по какому обету, ибо то и другое есть мерзость перед Господом Богом твоим”!

Что означает подобный текст?…

Здесь, несомненно, говориться о псах без всякой метафоры. А какую собственно роль играли они в ритуальной проституции у евреев, хотя бы в капищах Ваал-Фегора, предоставляется сообразить читателю. В подлинном же тексте здесь употреблено слово “келэб” (множественное — келэбим), равнозвучащее слову Кадет или кадош (множ. — кадешим либо кадошим). С другой стороны, не далее как в 1870 году, около Ларнаки, на острове Кипр, была найдена финикийская запись, содержанием которой является официальный месячный отчёт храма Астарты, где, между прочим, показаны доходы как ритуальных куртизанок, так и соответственных им публичных же мужчин, причём сии последним обозначены именно термином “келабим”, т. е. собаки…

Зная это и приняв далее к сведению, что в ритуале масонском большинство терминов заимствовано из еврейского либо из весьма с ним сходного финикийского языков, мы поймём и всю прелесть титула “рыцарь-кадош”, как почётного наименования очень высокой, 30-й ступени масонской же табели о рангах. А для полноты впечатления запомнить, что в нынешнем масонстве рыцари “кадошим” — провокаторы и палачи одновременно, составляют нечто подобное тому, чем в 1863 году были жандармы-вешатели “ржонда народовего”, созидавшего, как известно, “республиканскую свободу” в Польше…

XIX. Резюмируя, нельзя не придти к выводу, что воспетые Гейне диспуты капуцинов и раввинов наряду с профанацией вековых соборов, равно как другие факты того же свойства на протяжении XXXV веков от времён странствования “избранного народа” по Синайской пустыне до наших дней, обусловливались логической для еврейства необходимостью, т. е., не могли не существовать.

Независимо от всевозможных соображений мистических, направленных к почитанию мужского и женского детородных органов, которыми руководились жрецы-заклинатели, особенно у семитов, подзадоривая своих “подвижников и подвижниц” к ритуальному распутству, эти жрецы не могли не разуметь, какие перспективы открывает перед ними развращение человеческого стада, унижаемого и оскотиниваемого всякого рода пороками. И мы на деле видим, что гигантский расцвет “священной” проституции шёл параллельно с чудовищным приношением в жертву людей, благодаря двойственному верованию в то, что человеческая кровь — единственный напиток, способный ублажать разъярённое божество, и что все вообще существа другого мира — боги, демоны, равно как духи умерших, алчут и жаждут именно крови…

Отсюда явствует, что мистерии древности, куда столь горделиво приурочивают себя многие из современных тайных обществ, запятнаны, в самой глубине своей, с трёх сторон: чародейство лишает их разума, разврат позорит, а жертвоприношения человеческие ставят ниже-скотов, даже — волков, потому что и волки не пожирают друг друга.

Чрезвычайный, поразительный интерес представляет в особенности изучение проституированного культа Молоха и Ашеры у евреев. Большой глубины является проблема о возможности изменения расовых наклонностей на историческом пути. Не менее поучительно и определение вероятия фактов атавизма, сюда относящихся. Посему в данной, а не иной области надлежит рассматривать дела Ющинского и подобные. К сожалению, хотя бы и поверхностный обзор данной теории увлёк бы нас очень далеко.

Вследствие этого, мы ограничиваемся сейчас изложенным и отсылаем интересующихся к специальной литературе предмета [33].

Порабощение же тела и духа гоев, как действительно решение проблемы господства сынов Иуды, помимо захвата ими устного и печатного слова, на всяких иных поприщах логически обусловливается эксплуатацией самомнения человеческого и стремлением людей к “свободе” во всех её видах, а прежде всего, разумеется, в царстве Эрота, равно как их наклонностью к таинственному, волшебному и ужасному. Отсюда — фальсификация кагалом и самих “знаний сокровенных”, либо ожидовлепие таких потаённых обществ, которые мечтают действовать независимо от еврейства.

Явления, сюда тяготеющие, естественно, заражают и масонство, даже в ложах для одного пола. Смешение же обоих полов, отравляемое вдобавок порнографическим мракобесием и всяческим пренебрежением к человеческому достоинству, не может не вести к самым низким ступеням разврата.

Лукавая пропаганда свободной любви, наряду с предательским, по наущению кагала, отрицанием брака и отечества в революционных кружках молодёжи, доведённая уже до презрения к науке, равным образом “художественно” рисует перед обманутым юношеством презренных гоев такой “рай земной”, когда в аллюминиевых дворцах, среди балов и пиршеств “сознательный пролетариат” станет разводить чужих жён и мужей по отдельным кабинетам…

Надо ли повторять, что как в пропаганде, так и в масонстве верховодит прежде всего “избранный народ”, члены которого одновременно торгуют и “презервативами” всякого рода, и публикациями о секретных болезнях, и конституциями, и бомбами.

Увы, за период Средних веков и в голову никому не приходило, что еврейский вопрос есть проблема социально-политическая и притом — чрезвычайной, исключительной важности. На пути XVIII столетий, арийские народы пребывали в заблуждении, будто дело идёт только о свободе совести, а потому и вынуждены были допустить свободное от совести вторжение к себе жидовства. Заражение арийского мира жидовским создало теорию “индивидуальной свободы”, которая в действительности оказалась лишь социальной наглостью. Практические последствия этого невыносимы. Ннреи не только сами эксплуатируют простоту и убожество, но через шайки “вольных маклеров” своих и проституированную прессу подстрекают других “рантьеров”, которых затем, разумеется, обирают в свою очередь.

“Грабители грабителей!” — излюбленное, всё оправдывающее, самонаименование и самовосхваление героев иудейских.

XX. Соображая всё приведённое выше, позволительно спросить: неужели в долгий период Средних веков, т. е., в эпоху наиболее могучего преобладания своего, даже католическая церковь в лице своих первосвященников — римских пап, не предпринимала ничего, хотя бы на собственную от талмуда защиту?… Ведь этого, очевидно, быть не могло, а следовательно, и не должно быть предполагаемо.

Вглядываясь же в ход событий, мы обязаны признать, что опасность глубоко сознавалась Римом. Для него, без малейшего сомнения, не способно было пройти незамеченным. В частности, столь знаменательно суммирующие факты данной категории историческое совпадение, что почти одновременно с выходом из печати в Венеции первого издания талмуда, Лютер прибил свои тезисы к вратам собора в Виттенберге… Да и вообще говоря, разве не из арсеналов синагоги в эту эпоху, как и во все времена, поставлялось оружие, которым враги христианства пытались сокрушить его?!…

Таким образом, в стремлении оградить церковь от переносимых ею испытаний, равно как от ещё опаснейших грядущих невзгод, римский престол в средние века не вправе был останавливаться и перед крайними мероприятиями. Во времена бедствий, в неистовствах революции, наступлению которых евреи нередко содействовали анархическими речами и писаниями, а также своими хищничеством и коварством, они же являлись открытыми врагами существующего порядка, не отказываясь водружать и само красное знамя.

Именно в роковые минуты истории с ужасающей силой разоблачается факт, что евреи, действительно считают иноплеменников не за людей, а единственно — за орудие своих целей. Но едва только волны переворота успокаивались, а жизнь принимала вновь обычное течение, как те же сыны Иуды спешили покинуть это знамя и начинали уверять каждого, кто хотел их слушать в своём патриотизме и дружбе с государством.

Тем не менее, мы видим, что и сейчас, т. е. более сотни лет спустя после “великой” французской революции, монополизированной “угнетённым племенем” в свою пользу, большинство иудейских депутатов в парламентах сидит как раз на левой стороне, иначе говоря, неуклонно пребывает во вражде с любым из режимов и со всяким правительством. Но если такова политика “избранного народа” в области светских дел, то она несравненно упорнее и язвительнее в сфере религиозной. Командуемое собственной потаённой властью, иудейство стремится разрушить, прежде всего, главные крепости гоев. Посему его основная атака издавна направляется, главным образом, к разложению папства, а за ним и христианства вообще.

Таковы были и средневековые условия, когда в тяжкой сомообороне, первосвященники Рима двинули на всемирный кагал два воинствующих ордена: доминиканский и иезуитский.

Демаскирование потаённых евреев, как соглядатаев и провокаторов, и уничтожение их почти злодейского богатства, как самого опасного из орудий борьбы, поручено было инквизиции. В течение нескольких столетий, доминиканцы специализировались на ней, причём один Торквемада произвёл на последователей талмуда, быть может, не меньший эффект, чем Навуходоносор, Антиох Эпифац и Ричард Львиное Сердце, вместе взятые. Однако, силы были всё-таки не равны, и на поддержку доминиканцев был призван Игнатий Ллойола.

Иезуиты понимали евреев и, в сущности, действовали лишь строго согласно их же рецептам. Сознавая, раньше всего, что еврей рождается, а иезуит только вырабатывается, и памятуя о преимуществе, которое сынам иуды даёт наследственность, иезуитский орден, раз навсегда краеугольным камнем своей организации воздвиг безусловное исключение сынов Иуды.

Направляясь, в свою очередь, к мировому господству, иезуиты систематически и прозорливо, казалось бы, воевали с евреями. Увы, встретив на своём пути бесстрашного маркиза Помбаля, орден Иисуса потерпел крушение, да ещё начиная с такой маленькой страны, как Португалия приблизительно в тот самый момент, когда через “великую революцию” кагал достиг ещё никогда небывалого торжества. Ничего в свою очередь решительного не добились, в борьбе с еврейством и отцы доминиканцы…

Одна из серьёзных тому причин заключается в суровой междуусобице, которую ради собственного величия, но на гибель общей цели развивал каждый в свою очередь из названных выше, невидимому, столь испытанных жизнью, а в самом учреждении своём так мудро построенных орденов.

Тем не менее, отчаиваться совсем не следует. Наоборот, в виду совершенной неизбежности дальнейших мероприятий защиты от всемирного кагала, важно было бы подвергнуть разностороннему изучению доминикано-иезуито-еврейскую эпопею. Глубокая, величественная тема! Она ждёт и несомненно встретит, не далее, как уже в наши дни, новых, более прозорливых пионеров…

XXI. Вообще же говоря, проследить ходы иудейского пронырства в религиозных усобицах Средних веков, объяснить роль иешиботов в таких явлениях, как ожидовелые ереси альбигоская и орлеанская, либо как секта явно жидовствующих, раскрыть выгоды, полученные сынами Иуды от Крестовых походов, определить их зловещую роль в мракобесии через алхимию, магию, каббалу и разные иные виды человеческого бессмыслия, равно как их мероприятия на развращение и погибель ордена тамплиеров или же для процветания морских разбоев на Средиземном море, установить махинации талмуда в судорогах генуэзской и венецианской республики, с одной стороны, и в кровопролитиях Реформации, с другой, дать панораму тлетворного влияния кагала на судьбы Польши, начертать магистральные линии, по которым двигался “избранный народ”, приготовляя своё нынешнее владычество, — таковы важные и многосложные, но поучительные и благородные задачи государственного человека, который желал бы уразумить действительный смысл истории Средних веков.

XXII. Рассуждая, как сказано, мы знать не хотим шаббесгоев но и не закрываем глаз перед лицемерным скептицизмом тех обманутых обманщиков, у которых, за недостатком звонких аргументов кагала, руководителем является собственное невежество. На них, horror judaicus — страх, вызываемый еврейством, как бы ни пытались они его замаскировать, разоблачается неудержимо той печатью рабства, которой они уже отнюдь не могут скрыть. На факты и аргументы логики они вынуждены отвечать деланными, бессмысленными улыбками…

Но у евреев никогда не водилось и, разумеется, не будет друзей безкорыстных либо искренних вообще. Твёрдо памятуя об этом и лучше нас понимая мотивы явления, да и по самому существу иронии талмуда не желая перемены, евреи только радуются тупоумию своих “идейных” поклонников… Ни одному гою еврей не верит!

Будучи сведена к защите от финикиян, а затем, что, впрочем, строго говоря, одно и то же, от сынов Иуды, борьба палладина арийцев, древнего Рима, против семитизма, ещё с большей, если возможно, яркостью носила именно такой характер в период Средних веков. Продолжая и в эту эпоху представляться угнетённой невинностью, еврейство хотя безустанно, как и раньше, подкапывало устои арийского мира, тем не менее, вело своё дело по-прежнему втайне, ибо замыслы с его силами, очевидно, несоразмерные исключали всякий иной образ действий. Только в новые времена, захватив, повидимому, и для себя самого неожиданно, да ещё без боя, столь страшные орудия порабощения, как биржа и пресса [35], иудейство осмелилось, наконец, со всем цинизмом, ему свойственным, раскрыть карты, объявив urbi et orbi свою наглую, уже беспросветную тиранию…

XXIII. Завершая, таким образом, обозрение изучаемой борьбы на пути Средневековья, мы для полноты картины считаем небесполезным ещё раз осветить в сознании читателя всё уже пройденное и бросить взгляд вперёд через следующую схему авторитетов.

В Библии есть два рассказа о потопе, которые не только представляют его совершенно невероятным с естественной точки зрения, но и вполне противоречат друг другу. Позднейшие же изыскания в древней Вавилонии убеждают ещё и в том, что общее содержание упомянутых рассказов заимствовано у вавилонян. Однако, и на самом приёме заимствования сказывается иудейский характер. “В бушевании стихий, — говорит Ксисутр (см. вавилонское повествование о потопе), — я посмотрел на обширное море и громко закричал от скорби, так как все люди погибли!…” О сострадании же еврейского Ноя мы ничего не знаем (“Библия и Вавилон” Делича. СПБ. 1906 г.).

Идея — Бог есть любовь не встречается ни в одном, чисто еврейском сочинении, ни в каком периоде (см. правоверного еврея Монте-фиоре — “Religion of the ancient Hebrews”. London. 1893). — “Мессия должен быть великим завоевателем, который все народы мира обратит в еврейских рабов, сами же иудеи вернуться в Палестину, как триумфаторы, обременённые богатствами, отнятыми у неверных” (учёный еврей Драх). —

Как евреи проникли в Египет, а также, сколь быстро и каким путём оказались в рабстве египтяне, достаточно известно. Но мы, сверх того, в Библии же читаем (Бытие, XLV, 8), что, сделавшись владыкой в земле египетской, Иосиф стал хозяином во всём доме фараона и даже именовал себя его отцом. Небезызвестны равным образом условия, среди которых евреи удалились из названной страны, между прочим, вызвав у немцев даже столь почётное для себя наименование, как “священные воры”…

Вообще же, пример Египта знаменателен особенно потому, что здесь именно мы наблюдаем полный цикл пребывания “угнетённого” племени в стране его начало и конец. Да и на что рассчитывать от народа, который, придя в числе 66 человек мужского пола, вышел, через четыреста лет, уже в количестве 600.000 — одних способных носить оружие (Бытие, XLVI, 26; Исх., XII, 37), т. е. в общем итоге — не менее 3.000.000 душ, и невзирая на столь поразительное размножение, т. е. благоденствие, ещё плачется на свои, якобы невиданные бедствия, а для страны, которая ему это дала, уготовил лишь беспримерные кары и неистовые проклятия?

Владея всем тогда известным миром, древние римляне не могли, к своему и нашему несчастью, выгнать евреев совсем из своего государства, как это сделал фараон Манефта в XIV столетии до Р.X. Убеждение древних авторов (Манефона, Херемона, Геккатея, Диодора Сицилийского, Лизимаха, Тацита и Юстина) сводилось к тому, что, под видом прокажённых, были изгнаны из Египта именно евреи.

Нечему, стало быть, удивляться, что на “ни в чём не повинных” сынов Иуды смотрели сообразно с изложенным и в Средние века.

Джордано Бруно, величайший философ эпохи Возрождения, определяет евреев так:

“Баниане в Индии — то же, что сыны Иуды в Европе, — говорит со своей стороны не фанатик-монах, а свободный мыслитель, Вольтер. — От других народов их обособляет религия, столь же древняя, как летописи мира, а связывает торговля, в которой они играют роль факторов. Эти баниане наряду с гебрами не уступят евреям ни в древности происхождения, ни в богатстве. Между тем, их повсюду встречают радушно, тогда как евреи внушают отвращение всем народам, среди которых живут…”

Таков же, наконец, вывод истории и по свидетельству гуманнейшего из профессоров Московского университета, благородного Грановского: “В искусстве возбуждать против себя ненависть, евреи не знали соперников!…”

А как итог всего указанного приобретает, наконец, сугубую важность и argumentum bacculinum на посрамление шаббесгоев отзыв Эммануила Канта:

Только обосновавшись на упомянутых авторитетах, можно уразуметь всю глубину заключения, к которому пришёл, в свою очередь, Дюринг (“Еврейский вопрос” — Москва, 1896):

Мыслимо ли покориться еврейству?!…

XXIV. “Il y a pour l'historien deux joies: decouvrir ce qu ignorent les autres et renverser ce qu'ils croient savoir”, — справедливо говорит Этьен Лями (Etienne Lamis).

Исполнив на этой дороге то, что было в наших силах, мы, к сожалению, не имеем возможности, да и не считаем себя вправе отвлекаться далее в безграничную область, которую затронули, лишь как один из устоев главной проблемы настоящего исследования. Цель же его — дать, по возможности, фотограмму служения “избранного народа” золотому тельцу, но уже не в Синайской пустыне и не только под видом религиозного обряда, а на пути к всемирному господству, в центрах современной политико-социальной жизни, среди народов и государств, через прессу, учредительство, займы и биржевую игру, в страшных храмах Маммоны…

XXV. Queta non movere!… За нарушением этого принципа крестоносцами, ещё раз поднялся Восток Азии. Византию наводнили полчища турок, которые хотя не были семитами, но исповедывали коран, а своего султана почитали, как калифа правоверных. Таким образом, падение Константинополя являлось воочию новым штормовым сигналом наступления семитического урагана. Нельзя без волнения читать вдохновенные страницы Мишеле, когда он повествует о беспредельной панике и неутолимой скорби, охвативших Западную Европу перед свирепыми злодеяниями поработителей-османов.

Солиман Великолепный повелевал уже 120.000.000 людей и мог по праву мечтать о мировом владычестве. Если поход на священную римскую империю, в лице Австрии, ему не удалось исполнить самому, то за это взялся один из его наследников. К счастью для арийских народов, — подобно Карлу Мартеллу на Западе, Ян Собесский на Востоке разбил турок под Веной и положил начало упадку Ислама.

Тем не менее, целые потоки своей крови довелось затем проливать ещё русскому народу в войнах с Турцией, а Константинополь и доныне в руках мусульманского калифа, хотя он и успел превратиться не только в “английского дворника”, но и в ставленника “младо-турок”, как на потеху “избранного народа”, переименовали себя некогда выгнанные испанцами, а ныне салоникские, частью перешедшие, впрочем, даже в мусульманство старые жиды!…

XXVI. Так или иначе, но уже с семнадцатого столетия арийцы Европы испытывают новую превратность судьбы. Внешняя борьба с семитизмом видоизменилась в тяжёлую внутреннюю болезнь. С беспримерной раньше силой, вновь поставлен на очередь еврейский вопрос. Разгораясь безостановочно и всё глубже отравляя организм государств, этот вопрос имеет своих концертмейстеров, против чего едва ли уместен спор в банкирском правительстве Англии.

С другой стороны, если сыны Иуды не выступают теперь на полях битвы сами, то отсюда вовсе не следует, что и войн они уже не ведут. Многострадальные бастионы Севастополя и жалкие протоколы нашего стыда на Берлинском конгрессе, либо тяжкая Портсмутская трагикомедия, удостоверяют, достаточно, что несмирный кагал способен выдвинуть еще не одного лорда Биконсфильда…

Вдумчивый же наблюдатель современной политической алхимии не может не признать даже, что сейчас, пожалуй, творят мир и войну единственно сыны иуды. Как бы она ни казалась парадоксальной, эта мысль верна, и её истинность, несомненно, будет раскрываться всё с большей очевидностью. По мере дальнейшего развития последствий “великой революции”, пароды и государства не замедлят убедиться вне колебаний, что они стали пешками в шахматной игре Израиля…

XXVII. Кто кому служит, еврейство Великобритании, или наоборот, и кто кого в итоге обманет, неизвестно. Но, судя по тому, что мимо “угнетённого племени”, увы, к его же алчному злорадству в мировой панораме проходили и в царстве теней исчезали государства, едва ли очень многим, в своё время, уступавшие нынешнему Альбиону, нельзя не усомниться и в его конечном торжестве.

Во всяком случае, роль Карфагена ещё не разыграна им сполна и, быть может, он встретит новый Рим, когда, объединив славянство, Россия постигнет, наконец, своё мировое призвание, станет на защиту прав души человеческой и двинет к их триумфу свои победоносные знамёна!…

Общие замечания о евреях

Все у сынов Иуды сводится, если смотреть здраво, к истории, теории и практике талмуда. Этот коренной, фундаментальный факт необходимо иметь в виду неуклонно и отнюдь не обращать внимания на какие бы то ни было уверения в противном. Талмуд есть сформированное сердце еврейства и, лишь твердо помня об этом, возможно не становиться жертвой издевательства, которого столь жаждет “возлюбившие”, особенно, нас, русских, потомства Авраама, Исаака и Иакова…

I. Да будет же мне разрешено указать, в данной сфере, как основные для анализа, главным образом на исторической почве, два основных тезиса:

А. В этой юдоли плача, существует только один, “избранный” народ — евреи. Все остальное лишь домашнее хозяйство, которое Израиль за свое обрезание приобрел по незыблемому, безотменному договору с Иеговой. В частности, иноплеменники — отнюдь не люди, а человекообразные твари, созданные в честь евреев, дабы с большим приличием по отношению к святости и величию Израиля служить ему рабами. В гармонии с этим, еврей, de jure, не способен ограбить или обмануть гоя совершенно также, как не мог бы учинить этого любой хозяин относительно своего животного.

Отсюда следует, что не еврей совершает преступление, когда берет у гоя что-либо, как по праву своё, а, наоборот, гой дерзает на оскорбление иудейского величества, т. е., следовательно, и на богохульство, когда осмеливается лгать, будто ему что-нибудь принадлежать может!… Посему очевидно, что имущество, наравне с самой жизнью гоев, — как бы озеро свободное, т. е. никому из людей в особенности не принадлежащее. Стало быть, любой еврей уполномочен Иеговою закидывать свои сети и вылавливать что ему заблагорассудится.

Восставая же против божественной власти евреев, гои должны быть, разумеется, и третируемы подобающим образом. Но во имя святости иудейского достоинства, требуется, чтобы гой сверх того не забывал и о своем безграничном ничтожестве перед “избранным” народом. Поэтому его следует обращать в посмешище, а иудейским гешефтам надлежит придавать столь художественную законченность, когда бы слава Израиля блистала недосягаемо и с ослепительною яркостью…

Б. Обширность помянутого еврейского хозяйства, равно как бесповоротность господства сыновей Иуды над гоями, обусловливают не одно экономическое, а нравственное и умственное рабство гоев. Власть сия должна быть несокрушимою, а потому — недоступною, т. е. для гоев неведомою и даже ими не подозреваемою. Следовательно, она не может быть иною, как сокровенною. В конечном же выводе, центральным иудейским правительством, иначе говоря, тем “Pouvoir Occulte”, которым разыгрывается ныне трагикомедия истории, является, значит, власть кагала безответственная, т. е. непоколебимая, а потому — тираническая, беспросветная и бесстыдная.

Эти тезисы могут быть доказаны и теоретически через обнародование талмуда в точном переводе на русский язык и практически путем раскрытия данных биографии иудейской. То и другое, особенно в России, есть государственная необходимость, — следовательно, должно быть и в надлежащей мере исполнено заботами самого же государства.

Хотим мы этого или не хотим, безразлично, так как решение не от нас зависит. Мы судьбою приговорены на такую борьбу с еврейством, пред которою Пунические войны являются детскою забавой. Ясно, что нам следует знать, т. е. изучать врага.

На Западе, область этого рода не оставляется без внимания. Гармонируя с теоретическими трактатами о причинах и результатах капитализма, в котором сыны Иуды играют теперь столь главенствующую роль, там существует огромная литература [36] о самом генезисе того грозного факта, что, в параллель с разложением и расхищением власти политической идет быстрая и неодолимая концентрация сил финансовой тирании, одновременно с развитием деспотизма торгово-промышленного через нарастание стачек “предпринимателей” в лице трестов, уже достигающих своего апогея.

Там, история колоний Европы на обоих полушариях, как и монополизация “избранным народом” уже с XV столетия колониальных продуктов: сахара, индиго, табака, бриллиантов и жемчуга, шёлка и воска, золота и меди, чая и кофе, пряностей и медикаментов, негров, слоновой кости и гуттаперчи, хлеба, мяса и рыбы, ворвани, нефти и леса, а в заключении — самой кожи аллигаторов и гремучих змей, наравне со страусовыми перьями либо со шкурками котиков, неоспоримо признаются первоосновами нынешнего капиталистического строя, влекущего Европу к варварству — под несокрушимым террором иудейской биржи.

II. В последующем изложении, мы остановимся, сколько будет возможно, на обоих сторонах проблемы. Пока, не мешает взглянуть, хотя бы, на две картины, иллюминирующие вопрос, так сказать, a vol d'oiseau.

Еще несколько лет назад в известном парижском “Musée Grevin” разрешалось сыграть в шахматы с куклой, но без надежды выиграть. Сравнительно небольшая четырёхугольная комната была занята столом, который можно свободно обойти кругом. На столе у шахматной доски с фигурами сидела кукла-турка, в которой, однако, поместиться человек не мог. Напротив, как внутренность куклы, так равно и нижняя часть стола, представляли сложный механизм, который демонстрировался посетителям. Затем желающему предлагалось сыграть партию, но под условием, что именно кукла делает первых ход. Во время игры, кукла сама двигает рукой свои и убирает в ящик фигуры, взятые у противника. Угрожая шахом, кукла кивает головой раз, а давая мат — два раза.

С первой же партии, кукла неизменно выигрывает. Правда, спеша получить реванш, партнер сейчас же берётся за вторую партию, но снова получает мат. Волнуясь всё больше, он дебютирует в третий раз и, тем не менее, вновь оказывается побежденным и т. д. Не бывало, говорят, случая, чтобы кукла проигрывала…

Как это могло происходить? — Секрет изобретателя, и кажется, неизвестно, разоблачён ли он.

А если, возвращаясь к нашей основной задаче, мы заменим в идее эту занозистую куклу социальной, коллективисткой, либо анархической революцией (дело не в названии, ибо все они черезполосны, а их коноводы наравне с их пушечным мясом, “сознательными пролетариями”, только пешки в шахматной игре “всемирного кагала”), на место же партнера поставим народы и государства, то закулисным вертуозом-шахматистом окажется потаённое правительство евреев.

Другая картина.

На острове Борнео, есть прозорливый султан. Он непочтителен к “просвещённым мореплавателям”. Не желая их видеть, султан объявил: “Потрудитесь ко мне не являться, иначе я принесу вас в жертву удавам”.

Удавы же на Борнео породистые…

“Мореплаватели” не послушались. Трое из них снова проникли в запретную страну. Тогда и султан привел свою угрозу в исполнение.

Перед нами дремучий, тропический лес. На каждом из трех гигантских деревьев, туземцы, высоко и крепко, привязали по англичанину.

К первому удав еще только спускается. Тяжело, говорят, умирать, но каково же ожидание смерти от змеи?… Призадумаемся, и мы поимеем ужас, леденящий сердце злополучного британца… Второго колоссальный удав уже ухватил и сжал своими неумолимыми кольцами. Мускулы, самые кости жертвы трещат. Напрягая последние искры силы, несчастный пытается замедлить роковую участь свою. Обеими руками он едва удерживает разверстую змеиную пасть. Но и эти грозные мгновения отравлены необходимостью смотреть удаву прямо в глаза!… Третьему страшнейший из удавов уже раздирает шею, откуда фонтаном бьёт кровь. Но вы ещё видите как содрогаются фибры молодого организма, за минуту перед тем полного жизни и отваги…

Таков и свирепый Альбион с его хищными союзниками — масонством и еврейством. В дремучем лесу их змеиной политики Франция, Австрия, Россия ждут каждая своей очереди. Очевидно, что никакие нынешние меры самообороны не могут идти в сравнение с теми, какие станут неотвратимыми, когда народы поймут, что, в противном случае, им нет спасения от разъярённой пасти натравливаемого “старой Англией” всемирного кагала.

На всем дальнейшем пути настоящего исследования не станем же терять из вида этих картин, если хотим разумно смотреть на ход событий.

III. Изучая вопрос о евреях, бесцельно было бы, однако, увлекаться ненавистью, отвращением или местью. Напротив, сам характер темы требует беспристрастия, так как здесь правда сама по себе превосходит всякую вероятность.

Но оставаясь на реальной почве, не следует забывать, что мы имеем дело с коварнейшим из тайных сообществ, что иудаизм есть дикая ассоциация наследственных заговорщиков против всего окружающего человечества, что евреи поставили себе задачу уравновесить свои пресмыкательства в рабском уничижении равносильными, по крайней мере, тиранией и могуществом, а для достижения цели не останавливаются перед самыми озверелыми варварствами, как и показали это во времена Иисуса Навина, при порабощении Ханаанской земли.

Посему надо помнить, что если относительно части фактов имеются прямые доказательства, то по отношению к другой, быть может, значительнейшей части, их и ожидать нельзя. Как при изучении всякой, даже гораздо простейшей, тайной организации необходимо, в этом направлении удовлетворяться рационализацией фактов, то есть логического долженствования их бытия. А, вообще говоря, что бы ни встретили мы на своём мрачном пути, примем за правило руководствоваться советом еврея же Боруха Спинозы: “curavi actiones humanas non ridere, non ludere neque detestare, sed — intelligere". [37]

IV. Переходя к существу проблемы, то есть обращаясь прежде всего к талмуду и каббале, не трудно было бы привести для иллюстрации из любого исторического периода требуемое количество суммирующих факты отзывов, данных о евреях: историками и поэтами, ораторами и писателями, философами и государственными людьми. Но так как для этого нет времени, то мы, на выдержку ограничимся тремя мнениями — социолога, мыслителя и гениального представителя музыки, Вармунда, Фихте и Франца Листа. Для справки же отметим, что чем глубже в течении веков понимал автор иудейскую проблему, тем безнадёжнее был его приговор!…

Параллельно с другими мыслителями, Фихте просвещает нас в свою очередь так:

V. В гармонии с изложенным усматривается, что, издеваясь над всем нееврейским, кагал предательски стремится иметь козырей во всех мастях.

Действительно, сыны Иуды воочию занимают сейчас оба полюса социальной сферы. На одном стоят акулы и удавы биржи: Ротшильды, Блейхредеры, Гирши, Кассели, Дрейфусы, Бродские, Гинцбурги, Липманы e tutti quanti.

Золото обладает миром, а старейшины “многострадальной” синагоги владеют золотом.

В своей “Философской истории евреев”, знаменитый Капефиг рассуждает так:

Наряду со всем предыдущим не мешает в доказательство справедливости общего положения Капефига привести хотя бы еще один факт. Внук основателя династии Ротшильдов, Меера-Амшеля, через его сына, — “великого” Натана, успевший стать лордом Великобритании, Натаниэль Ротшильд, отвечая на вопрос — желал ли бы он стать королем евреев, сказал, что с него довольно быть евреем королей. Принимая же во внимание, что иудейский кредит также полезен должнику, как веревка для повешенного, не трудно понять, что кредитор королей должен был превратиться в короля кредиторов.

Биржа и пресса одинаково питаются нуждой и несчастиями как отдельных людей, так и целых народов. Откуда же, как не из туманного и жестокого Альбиона можно устраивать революции, подтасовывать войны, проливать чужие слезы и кровь?… Ведь еще один из наполеоновских маршалов остроумно заметил, что “политика англичан — это естественная история акул. Подкарауливая кораблекрушения, они никогда не чувствуют себя лучше, чем после изрядного урагана”. Будучи справедливым относительно “просвещенных мореплавателей”, это указание является, конечно, ещё более верным по отношению к сынам Иуды.

На другом полюсе расположились Риккардо, Лассаль, Маркс, Энгельс, Зингер, Роза Люксембург и иные “благодетели сознательных пролетариев”, т. е. пушечного мяса, которым располагает кагал для сокрушения вековых устоев государственного порядка арийцев. “Catus amat pisces, séd non vult lingere plantas” [39].

Евреи любят колоть сахар на чужой голове, хватать змею чужими руками. И они это проделывают в наши скорбные дни, распоряжаясь по странам Европы, преднамеренно и циркулярно, в чем, кажется, мы имели случай убедиться сами, особенно за период с 1905 года — разгара иудейской революции, действовавшей, как известно, через презренных шаббесгоев, прежде всего.

“Mundus vult de dpi, ergo decipiatur!” — воскликнул в порыве негодования перед мракобесием человеческим Павел IV, папа римский. Увы, евреи злоупотребляют и его мыслью даже не в состоянии гнева.

Действительно, если бы и представлялось возможным признать, что иудаизм раскололся внутри самого себя надвое и стал двигаться по двум же, взаимно исключаемым направлениям, то и тогда эти встречные течения не могли бы не произвести, так сказать, водоворота, где должна бы, значит, происходить борьба, сокрытие которой являлось бы немыслимым.

Однако, наблюдение не только не обнаруживает ничего в этом роде, но мы, наоборот, видим, что никогда, пожалуй, еврейство не расширяло своих путей наживы, равно как не распространялось по огромному пространству целой страны, да ещё со столь невероятной быстротой и не отнимало с таким азартом у коренного населения средств пропитания, как именно после своего “социал-революционного” бунта в 1905 году.

С другой стороны, едва ли найдется другое время в истории, когда бы в таком же количестве создавались новые “князья во Израиле”, а также когда акулы и удавы биржи учиняли бы блистательнейшие спекуляции на распродаже газет, на захвате недвижимости всякого рода и на умопомрачительных гешефтах своей сатанинской игры, нежели в самые страшные моменты эпопеи Дальнего Востока и в период тягчайших злодеяний “освободительного движения”. Если один только государственный долг России возрос за этот период на три миллиарда рублей, то каковы же вообще должны быть итоги барышей всемирного кагала?!…

Очевидно, что ни о чём подобном в самой земле Ханаанской “избранный народ” и помышлять не смел.

Таково первое возражение против допущения усобицы в среде еврейства.

Второе заключается в инсценировании сионизма, т. е. в распубликовании самими же евреями с беспримерным самомнением того давно известного факта, что отечество еврея — все остальные евреи. Не далее как в 1903 г., то есть почти накануне кровожадного, по обыкновению, восстания сынов Иуды, происходил у нас же в Минске непостижимо разрешенный самим министром Внутренних Дел В. К. Плеве “Всероссийский конгресс сионистов”, где, по-видимому, были намечены “избранным народом” мероприятия “русской” революции, где, между прочим, учреждена была иудейская национальная гвардия, не замедлившая порадовать нас озверелым “Бундом” и где, наконец, провозглашены были национальные цвета еврейства — белый и голубой, равно как уже открыто распевается сионистский гимн…

Это строго гармонирует с основным положением — “все евреи за одного и один за всех”, которое является основной статьёй иудейской конституции и служит краеугольным камнем могущества всемирного кагала. Представляя существо узаконений, полученных на Синае, и их резюмируя, указанный коренной принцип, в случае нарушений, отнюдь не ограничивается в своих требованиях гражданской ответственностью хотя бы и пред суровым кагальным судом (беф-дин), а влечет за собой для виноватого высшую кару не только за государственную измену перед Израилем, но и за богохульство, иначе говоря, подвергает преступника смертной казни. На сие же, по буквальному предписанию талмуда, несомненно и в настоящее время, уполномочен тот же самый беф-дин.

Евреи любят измену, но своих предателей не милуют!…

При этих условиях логически напрашивается и третье возражение. Не существует пятнадцати миллионов евреев, как их насчитывают на обоих полушариях, причём больше половины размножается в России, а есть всего один еврей, но — отпечатанный в пятнадцати миллионах экземпляров. То в меньших, то в больших количествах неразрывно связываемый с предыдущими и последующими своими поколениями, такой собирательный еврей живет уже четыре тысячи лет, оставаясь неизменно верным лишь самому себе и воедино скованным.

Четвертый же, притом важнейший из всех аргументов, заключается в следующем. Лучше нашего зная свои замыслы, а следовательно, и ту ненависть, которая ими повсюду обусловливается, кагал, подобно всякому деспоту, но ещё в большей мере, сам же испытывает тот же страх, который внушает другим. Поэтому он вынужден пребывать в военном положении, т. е. в состоянии неумолимой дисциплины. И мы действительно видим, что внутренний строй еврейства основан на рабском подчинении массы её коноводам — богачам и талмид-хохимам.

Применяя своё верховенство по принципу — главари, иудейские “гнут всякого супостата в дугу”, как и велит талмуд. В виду этого, а также по безграничности властолюбия, еврею присущей, равно как за отсутствием в талмудическом языке самого термина “свобода”, становится вполне очевидным, что междоусобица среди сыновей Иуды немыслима.

Не говоря о мировой политике кагала, могущество которой было бы такими раздорами взорвано на воздух, иудаизм столь тщательно заботится о своем единстве, как это и доныне в голову не приходит сообществу гоев, будь оно стачкой, синдикатом, картелью, консорциумом или же трестом. Устраняя конкуренцию между своими членами в любой сфере, кагал распределяет монополии на имущественную эксплуатацию гоя или на узурпирование его власти, будь гой таковою облечен. В удостоверении же права, сим укрепляемого, на хазуку либо ма'аруфию, выдаются при таком межевании тем же кагалом, но, разумеется, только его же членам, специальные акты. Да и вообще, надо понятия не иметь о всевластном еврействе, чтобы допустить возможность бунта внутри него.

С другой стороны, ради чего бы, спрашивается, risurn teneatis могли объявиться “для блага гоев” евреи-освободители без нарочитого приказа “старейшин многострадающей синагоги”?… А если всего уже приведённого всё ещё недостаточно, то в талмуде имеется закон, исключающий всякие сомнения. В трактате Иебамоф значится буквально следующее: “По закону прозелит может жениться на своей матери или на сестре своей матери, которая приняла еврейство. Однако, раввины запретили это, дабы они (прозелиты) не говорили: наша прежняя религия была строже, чем нынешняя”.

Лицемерие и несостоятельность как запрета, так и его мотива очевидны, и потому не нуждаются в опровержении. Во всяком же случае, несомненно, что по иудейскому закону новообращённый в праве жениться на собственной матери, когда вместе с ней перейдёт в еврейство. Этого достаточно. Пусть сыны Иуды назовут ещё какой-нибудь народ или какое-либо время в истории, когда существовал бы подобный закон!… Указать, без сомнения, нельзя, ибо нигде и никогда остальное человечество не рассматривалось, как животное.

Постановления данного рода присуши исключительно евреям. Посему закон, приведённый выше, не только вовсе не требует доказательства своего бытия, а, наоборот, в иудейском именно кодексе представляется необходимым логически. Иноплеменники не люди, значит, с точки зрения еврейства, между ними нет человеческо-родственных отношений, а стало быть, и понятий: мать и сын. С переходом в иудейство, они, правда, становятся людьми, но в это время, сын от матери уже не рождается. Ясно, что и тогда он ей не сын. Будучи, значит, de jure чужими, они могут сочетаться браком. Таков, а не иной, мотив данного закона. Безнадёжны попытки талмид-хохимов вывернуться!

Но если решение вопроса заключается именно в этом, то каким образом могли бы, например, евреи Риккардо, Лассаль или Маркс облагодетельствовать “человечество”, хотя бы понимая под этим пустопорожним термином и пролетариев иноплеменных? Возможно ли поверить далее, чтобы реально мыслящие, узко практические евреи, воззвавшие эру социализма, поучали гоев искренно, когда не только сами, но и через своих адептов не допускают хотя бы одного намерения запроектировать будущий строй?

Где, наконец, основание к тому, чтобы, ради благоденствия гоев, не только в самом лоне Израиля создаваема была “бесхозяйственная” усобица, но и чтобы устои многовековых надежд, равно как нрогнозис современного величия сынов Иуды, были ниспровергнуты, — так сказать, уже накануне достижения “избранным народом” мирового владычества?!…

Но бессмыслица кагального социализма не исчерпывается и этим, хотя бы в принципе. Не очевидно ли, — horribile dictu, что в “социальном рае” некому было бы платить по купонам государственных либо иных займов и негде добрым евреям играть на бирже?…

Таким образом, нельзя достаточно удивляться даже не дерзновению, а наивности, с которой “угнетённый” кагал решился на столь наглый обман, как тот, которого мы являемся, тем не менее, очевидцами, если не считать ещё более поразительным, что разоблачение подвигается, увы, так медленно. Ведь ещё недавно, еврейского портного Зингера хоронил, говорят, чуть не целый миллион рабочих.

Между тем, Зингер не только был миллионером по обычаю пролетарских коноводов, но и крайне варварски обращался с сотнями работниц своей фабрики дамских платьев в Берлине. На вопрос же, как он может примирять с этим свое предательство на конгрессах социалистов Зингер совершенно по-еврейски отвечал: “Зато я отпускаю бедных девушек так рано, когда на улицах ещё довольно мужчин!…”

Нельзя засим не понимать, наконец, что в течение пяти лет, 1905—1910 гг., еврейство возвеличилось в России и обездолило её коренных жителей сильнее и глубже, чем за предыдущие 135 лет — с эпохи разделов Полыни, и даже больше, чем это удавалось сынам Иуды когда бы то ни было на всём пути их истории.

Посему трудно умолчать и о странной односторонности материала в отношении погромов, который представлен нынешнему Собранию, как нельзя особенно не печалиться о гостеприимстве, оказанном записке Гинцбурга по еврейскому вопросу. С иудейской бесцеремонностью оно пытается кагалу на забаву мотивировать погромы недостойным, по его мнению, пробуждением национализма в России. Отказываясь полемизировать на столь лицемерной почве, я не могу, однако, не указать как на заведомую ложность даваемого Гинцбургом объяснения, так и на отсутствие здесь данных,… excusez du peu, именно о эпохе 1905 года.

Погромы “освободительного” периода прямо обусловливались зверством бунта евреев, покушавшихся на самую независимость нашей родины. Невероятные по дерзости обиды, наносимые сынами Иуды русскому народу, и учиненные ими злодеяния, с одной стороны, а с другой, горе и стыд, унижения и печаль, выпавшие на долю русских людей, без оружия и вообще без помощи ставших на спасение отечества против всех сил кагала, подготовившегося заранее и снабдившего как своих бундистов, так и шаббесгоев револьверами и бомбами, причем, в результате сокрушив иудейский бунт, защитники родной земли оказались в острогах и под судом, евреи же объявились свидетелями и пострадавшими. Всё это никогда не изгладится из памяти народной!…

Настанет и для русских страдальцев суд истории, и заклеймит он кагальное вероломство тем воздаятельным позором, которого одержимое бешенством гордыни иудино племя, очевидно, заслуживает.

Соображая изложенное, необходимо придти к выводу, что иммунитет еврейских банкиров на ряду с невиданным размножением их, как и с расцветом иудейского благоденствия вообще, а также с развитием обнищания коренных масс, у которых евреи отнимают средства к жизни уже путём “грабежа большой скорости” (ср. Исайи VIII, 1), может быть объяснён не заведомостью для кагала того противоречия, какое бьёт в глаза между триумфом “Haute Banque'a” и торжеством “Интернационала”, а наоборот, — отсутствием противоречия, т. е. строгою гармонией этих двух, казалось бы, по внешности непримиримых течений в иудействе. Другими словами, разрушительные учения, “страстотерпцами” Израиля проповедуемые, а, так называемою, либеральной, т. е. жидовствующей, прессой восхваляемые, надлежит признавать ни чем иным, как вновь изобретённой, грандиозной, чрезвычайно злостной биржевой же спекуляцией сынов Иуды.

Лишь такой взгляд на текущие события, а в частности на то, что происходило по всей России в 1905 году, объясняет смысл явлений.

Впрочем, и в данном случае еврейство не открывало ничего нового, а воспользовалось только мыслью других. Иезуитское государство в Парагвае должно быть почитаемо, хотя и в самой смягченной форме, прообразом того беспримерного, поголовного рабства, в которое “Маркс и К°” умыслили обратить гоев. Гирш в Аргентине уже следовал примеру иезуитов, хотя, разумеется, на новый, биржевой лад.

Еврейский замысел поработить Россию “иллюминациями”, браунингами и бомбами не удался, да, пожалуй, и не входил в действительный расчет кагала, но зато принёс невероятные, а в ближайшем времени даст, без всякого сомнения, ещё большие выгоды “избранному народу”. К сказанному остаётся разве добавить, что лишь крайнее незнакомство многих и многих с анналами истории позволяет клеветать на Россию, как единственную будто бы страну, где происходят погромы и плакаться на разорения, отсюда талмудизмом претерпеваемые.

В действительности, подвергаться преследованиям за свои сатанинские концерты-попури из государственных либо социальных бедствий других народов — таков неизменный удел евреев, а извлекать из этого потока золото — неподражаемая, в своём роде, но и весьма излюбленная ими сноровка.

В итоге мы, тем не менее, видим, что другие народы стонут под иудейским игом, как никогда раньше, а могущество сынов Иуды неуклонно растёт. “Бедный Израиль, — сентиментальничает Ренан, будучи не в силах ни устранить, ни истолковать в его пользу факта, — всю свою жизнь проводил от погрома к погрому…… Удостоверяя то же, гениальный Мишелэ с изумительной проницательностью и необыкновенным лаконизмом резюмирует, однако, историю евреев так:

VI. Как опытные старьёвщики, сыны Иуды всё ещё продолжают торговать в конец затасканной трилогией: “liberté, égalité, fraternité”.

Отказываясь же рисовать картины социального рая, подстрекаемые ими крайние учения выдвигают, как универсальную панацею, чувство братства, которое, яко бы, снизойдёт на людей, когда существующий строй будет ниспровергнут. Откуда возьмётся это чувство среди повального озверения и почему не появляется оно теперь, — об этом “освободители”, ещё могли бы, пожалуй, умалчивать.

Но они напрасно пытаются замалевать факт, что, если бы тень братства была мыслима на земле, то уже не требовалось бы ни социализма, ни коллективизма, ни анархизма, ни самого “Капитала” Маркса, — этого “Корана Интернационалки”. Обращаясь за сим к двум остальным членам трилогии: “liberté” и “égalité”, нельзя, в свою очередь, не заметить, что равенство возможно не иначе, как при всеобщей нищете. Это же последнее — не что иное, как всеобщее же рабство, а отнюдь не свобода.

Ясно, что равенство и свобода способны растерзать друг друга, но жить вместе они, разумеется, не в состоянии.

Не взирая на совершенную очевидность этого, сыны Иуды сумели, тем не менее, в иллюминациях отождествить “идеал свободы” с собственной талмудической тиранией. Мы, таким образом, встречаемся с никогда ещё до сих пор не виданным, неизмеримо циничным и, без сомненья, подлежащим соответственной каре, биржевым обманом, с загадкой, не постижимой, как для нашего времени, так, вероятно, и для будущих историков.

Фальсифицируя товары и отвлечённые понятия, подделывая деньги, балансы, биржевые курсы и общественное мнение, отравляя экономический и нравственный кредит, веру в идеал, любовь к родине и любовь к свободе, иудаизм на этом именно воздвигает собственный, отчаянный деспотизм.

Закон истории таков, что куда пробирается еврей, там всякая свобода вынуждена собирать свои пожитки и готовиться к изгнанию. Засим по мере того, как развивается иудейское преобладание, возрастает рабство иноплеменников. А когда еврей воцарится окончательно, свобода исчезает, коренное же население гибнет, пожираемое кагальными паразитами в собственной стране.

Что же касается “социального рая”, то он не может не явить трогательной картины: сурово организованная, за счёт самих гоев щедро оплачиваемая и еврейскими шпионами терроризируемая жандармерия готовая на всё; далее — охраняемые ею, высшие администраторы, инженеры и директоры социальных предприятий, исключительно, евреи; наконец, — в грязи и внизу, на самом дне, рабы кагала — иноплеменники.

Таков, без сомнения, неумолимо должен быть результат той “простой” программы, которою обольщаются ныне сирые и обездоленные. “Мы хотим, — говорят им сыны Иуды, — несчастных сделать счастливыми, а счастливых — несчастными!…”

“Всё — Государству”, — провозглашают кагальные благодетели, — для увенчания “райского” здания”, а упоённый миражем благоденствия, “сознательный пролетариат” внимает этому, полагая, что “всё — государству” значит: “всё — всем”. Но разве уже теперь государством не завладевают евреи?… Стало быть, девиз “Всё — Государству” означает не более, как “Всё евреям!”…

VII. Воистину, надо диву даваться, вглядываясь в то, что сейчас происходит вокруг. А, между тем, история ясно и неизменно предостерегала о следующем: макиавеллизм, иезуитизм, мартинизм — только слабые оттиски талмудизма, цель которого на пути веков заключается в том, чтобы стравливать гоев для завоевания ими же самими собственного рабства.

Ещё в 1849 году Доннозо Кортец указывал в испанской палате депутатов, что под красным и чёрным знамёнами, объединяя пролетариев всех стран, учреждается, не в пример прочим, “анонимное общество для эксплуатации народов”.

“Огромными шагами, направляется мир к сооружению самого гигантского и ужасающего из всех деспотизмов, когда-либо существовавших!”

То же, в сущности, признавал и Вениамин д'Израэли, лютый враг Гладстона и ярый противник всех его реформ. Будучи главою консерваторов Англии и уже став лордом Биконсфильдом, он не затруднился, однако, предложить замену парламента прессою — еврейской, разумеется. Не даром ирландский трибун О'Коннель называл помянутого коварного талмудиста “прямым потомком того злодея, который и на кресте не захотел принести покаяния!” Так вот, кое-что понимая в делах этого рода, еврей д'Израэли сказал: “Тайные общества день за днём толкают правительства обоих полушарий к пропасти, куда, наконец, и свалят их, а с ними погибнут как закон, так и всякий общественный порядок”.

Рекомендуя же поставить прессу на место парламентов, д'Израэ-ли, быть может, лучше, чем кто-нибудь, разумел, что есть прямое соотношение между исчезновением арийских государственных людей и расширением верховенства иудейских банкиров. На развалинах прежнего социального строя, с преобладавшим влиянием церкви и дворянства, возникает новая власть, именуемая богатством.

Среди окружающего её мусора и других остатков прежнего государственного здания, сокрушаемого революциями, Маммона созидает свой престол. Первенство военных защитников страны сменяется тиранией её финансовых эксплуататоров. “Владычество же иудейских биржевиков есть основная причина современного пауперизма”, — утверждал тот самый Прудон, который, после революции 1848 г., негодуя от стыда, воскликнул: “Мы только жидов переменили!…” “В силу естественного закона, деньги — неизбежный властелин демократии”, — заметил, в свою очередь, и Леруа Больё.

И в прессе и в политике евреи обнаруживали только одно искусство — направлять человеческие массы для порабощения их манёврам больших монополистов. Но у кого в руках деньги, у того и пресса. Кто владеет прессой, тот распоряжается и политикой. А кому подчинена государственная политика, за тем и владычество над судьбами народов.

Приурочивая все свои замыслы именно к этой цели, сыны Иуды с невероятным, только им свойственным цинизмом, объявили себя же и благодетелями обездоленных. Но уже самый факт захвата власти в социализме евреями достаточен, чтобы не сомневаться, каковы должны быть результаты. Сколько бы не облекали его Маркс и К°” в quasi научные лохмотья, социализм, лишенный положительных данных и определённых границ даже в теории, представляет заведомо ложное, варварское вероучение и только в этом качестве может подлежать анализу.

Но, пребывая в области химер, тумана и плутней, равно как и будучи рассчитан лишь на оскотинение человеческих масс, он, к их несчастью, может быть ниспровергнут не иначе, как через применение на практике. Увы, осуществить его, в какой-либо одной стране, да ещё в Старом Свете, представлялось немыслимым. Но вот, не бывать бы счастью, да несчастье помогло. Нашелся значительный и достаточно удалённый архипелаг, Новая Зеландия, где эксперимент удалось произвести почти что сполна. Последствия не заставили ожидать себя. В “Земщине” (№ 881 от 29 декабря 1911 г.), мы читаем следующее:

“Семь лет назад, — говорил он в объяснении своей метаморфозы, — Новая Зеландия была процветающей во всех отношениях страною. Полагая, что дела пойдут ещё лучше, если улучшить положение рабочих, я и мои товарищи по партии провели законы, регулирующие отношения труда и капитала, и думали, что насадили тем новый рай на земле. Социалистические доктрины приобрели здесь своё полнейшее осуществление. Я уехал в Лондон и здесь продолжал пропагандировать учение, приносящее, казалось, такие хорошие плоды.

Теперь, я восемь месяцев пробыл в Зеландии и Австралии — и нашел там не рай, а настоящий ад!… Развитие и осуществление социальных бредней при всеобщем избирательном праве мужчин и женщин, проводимое кучкою профессиональных политиканов и демагогов, привело страну богатейших естественных ресурсов к решительному финансовому и промышленному разорению.

Частная предприимчивость и частная инициатива совершенно уничтожены. Капитал отпуган от промышленности, и соответственно этому уменьшился спрос на труд, жизнь неимоверно вздорожала.

Общины живут лишь случайными доходами и являются данниками щедро оплачиваемых правительственных чиновников, которые измышляют всё новые налоги на торговлю и промыслы страны.

Закон о третейском разбирательстве показал свою крайнюю несостоятельность. Рабочие союза проделывают зря, что им взбредёт в голову и терроризируют всех предпринимателей. Как раз перед моим отъездом союз матросов потребовал от третейского суда присуждения вымогаемой им с хозяев прибавки, угрожая иначе забастовкой, — и пришлось подчиниться. Даже сапожники такою же угрозою добились закона, освобождающего их от работы по субботам… для игры в футбол и занятий спортом…

Отпугивая, таким образом, капитал от предприятий и облагая, для покрытия расходов, высоким налогом торговлю и земледельцев, австралийское правительство сократило арену применения труда, уменьшило национальное богатство и привело тысячи людей с их женами и детьми в полунищенское состояние.

Вместе с тем, необразованные, неспособные к государственному мышлению рабочие получили в силу всеобщего избирательного права власть над правительством и стали как его абсолютными тиранами, так и угрозой всему обществу. Человек, не принадлежавший к их союзам, лишается права на существование, на заработок. Капитал подлежит уничтожению. Долг, нравственность, честь — для них пустые слова. Всё это заменено азартом во всех его видах: игра в карты, скачки, состязания на призы в играх — вот на что уходит любое повышение заработной платы.

Убедившись лично в терроре, невежестве, неспособности и вопиющей нелепости рабочего коллективизма, как системы правления, я теперь решил столь же энергически и беспощадно бороться против него как раньше защищал!…”

Английские газеты советуют и всем теоретикам социализма прокатиться в Австралию, посмотреть, что выходит на деле из их пышных фраз?… Не мешало бы отправить туда и русских сторонников этого учения. Но… “нет более глухого человека, чем тот, кто не хочет слышать”.

VIII. Установив изложенное, необходимо иллюминировать его, наконец, хотя бы в общих чертах с иудейскими, если можно так выразиться, вероучением и нравоучением.

Однако, раньше, чем перейти к ним, надлежит принять к сведению следующие два положения. Во-первых, если история знает такие народы, которые обращали политику в орудие своей религии, то евреи неизменно рассматривали свою религию именно как орудие своей политики или, лучше сказать, стремились обратить своё вероучение в предмет всемирно-политического культа. Во-вторых, иудейское вероломство настолько последовательно и в такой мере обманывает даже собственного Иегову — “Derjude bertugt auch wenn er bettet!…”

Неуклонность его образа действий на этом пути отражается, наконец, и в том, что все отношения свои к самому Провидению он представляет себе не иначе, как в договорной форме. Сообразно с этим, один из знатоков еврейства, С. Я. Диминский [40], свидетельствует:

Справедливость свидетельства Диминского очевидна без дальнейших комментариев. Всякий, кто сколько-нибудь понимает евреев, либо читал о Талмуде, не может не сознавать этого. Что же касается цели предъявления “исков”, равно как самого существа талмудизма, то не менее вразумительным является факт, что у сыновей Иуды материальное обогащение — начало и конец премудрости. Посему, в частности, Талмуд указывает, что, не занимаясь ни торговлей, ни комиссионерством, успел однако нажить большое состояние сам величайший из пророков Израиля. Разрывая бриллиантовые доски, на которых Иегова собственным пальцем начертал десять заповедей, Моисей ловко подбирал обломки, а затем от их распродажи нажил немалых капитал…

В гармонии с помянутым идеалом как в отрицательном, так и в положительном смысле творили своих образцовых евреев достопамятнейшие авторы. У Шекспира торгует деньгами Шейлок. Прославленный Лессингом (который, кстати заметить, был у евреев в долгу, как в шелку) Натан Мудрый является банкиром, да ещё не отказывавшим в займах врагам крестоносцев. Главный герой романов Вениамина д'Израэли и хранитель неразгаданной “азиатской тайны” (Asian mis-tery) Сидония равным образом подвизался на бирже…

Среди таких условий еврею чрезвычайно затруднительно, чтобы не сказать: “Невозможно отречься от любви к такому божеству, которое не только разрешает, а и прямо приказывает обкрадывать, опутывать, снимать с иноплеменника последнюю сорочку и, наконец, истреблять гоев; в апофеозе же обещает верховенство над всеми другими народами”. Против стольких преимуществ и такого “самоопределения” не устоит, как полагают сыны Иуды, ни одна религия и любая цивилизация.

Без земли или постоянного пребывания, не имея никакой внешней защиты, евреи способом, беспримерным в истории и среди враждебных иноплеменников успели, тем не менее, образовать через Талмуд собственное государство, свою религию, администрацию, уголовное и гражданское право и судопроизводство, одним словом, status in statu в полном смысле слова. Слабый и, невидимому, беспомощный иудейский народ оказался в действительности столь сильным и так хорошо оборудованным своими преданиями и религиозными учреждениями, что роковые испытания и целые века преследований не могли ни уничтожить его, ни умалить его жажды господства.

Преследуемый, раздавленный в одном месте, Израиль раскрывал свою живучесть в новом, другом — опять с собственным Богом, национальными упованиями и неискоренимой враждебностью ко всем иным национальностям. Такая верность себе и столь крайнее упорство стремлений послужили, в конечном результате, могучим двигателем финансовых операций, но явились и основной причиной политических крушений еврейства. Собрание коварных изветов и злобных верований, колоссальных нелепостей и невыразимых гнусностей произвело еврея-талмудиста, который, будучи лишен отечества и самой способности к общежитию, оказываясь повсюду чуждым и не имея других забот, кроме интереса личного либо остальных израильтян, повсюду являлся бичём страны, куда бы ни заносила его судьба.

Слепо преданный, если не религии, то своей расе, верный себе как против идолов, так и против Евангелия, вопреки мраку и наперекор свету, презирая окружающую ненависть и не научаясь из предостережений судьбы, забывая о невзгодах и не умея переносить счастья, еврей — образованный и еврей — невежда, еврей — фанатик и еврей-ренегат, еврей — ортодоксальный и еврей — атеист, еврей — цадик и еврей, отрицающий Моисея, остаётся всё тем же евреем и только евреем.

Мудрено ли, что Талмуд столь же симпатизирует гою, как кошка любит мышь, или как пантера — газель.

Не только в самой Иудее, а и вне её, в Риме, в Азии, в Греции, в Египте, в Македонии, в Понте, в Галате, в Каппадокии, иначе говоря, всегда и повсюду христианские церкви, с каким бы благочестием ни относились они к поучениям и легендам иудаизма, неизменно встречали в синагоге жестокого врага, который ради удовлетворения своей мстительности не брезговал ничем и ни перед чем не останавливался. Чтобы задушить христианство в самой колыбели, синагога одинаково взывала к Моисею и Юпитеру, к своему санхедрину и к языческим жрецам, к старейшинам Израиля и римским проконсулам, к застарелому памятозлобию мозаизма и к страстям идолопоклонства, к самомнению аристократии и к подозрительности тиранов, к суду и к кинжалу, к Цезарю и к бунту.

Только две вещи умеет еврей делать хорошо — плодиться и наживать деньги, заметил ещё Апполоний Моло, учитель Цицерона на острове Родос, а через две почти тысячи лет — подтвердил Вольтер. С другой стороны, лишь две вещи неукоснительны для еврея: раввинизм (или, что одно и то же, — фарисейство, талмудизм) и ростовщичество. Никогда он не посягает на них, да и другим трогать не велит. Это до такой степени безусловно, что если какая-нибудь, например, русская газета никогда не упоминает о раввинах либо о ростовщиках, то можно быть уверенным положительно, что в её редакции кишат иудеи……

Необузданное сумасшествие наживы, которым одержимы сыны “избранного народа”, это настоящий шабаш ведьм вокруг золотого тельца… Маммона стал у них богом, биржа — храмом, а курсовые бюллетени — единственной книгой, которая не менее для них священна, чем и сам Талмуд.

Действительно, биржа есть центр тяготения еврейства. Отсюда всё исходит и сюда возвращается. Тем не менее, сфера деятельности иудейской не исчерпывается биржей. Замыслы Талмуда безграничны. Принимая во внимание, что для еврея нет ничего отвратительнее, как отдавать назад, задачи иудаизма простираются не на одно экономическое, а на умственное и нравственное обездоливание гоев, т. е. на лишение их всяких путей и средств защиты. “Le juif a été signale, — поясняет Генрих Фавр, — mais non découvert!..” Полное же разоблачение “избранного народа” затрудняется в особенности тем, что как “la société des jésuites est une epee dont la poignée est a Rome et la pointe partout”, так и у сыновей Израиля, но в неизмеримо большей степени, неведомый и неуловимый центр влияет по всем направлениям…

Cherchez le juif! — вырывается невольно, как только общественное внимание бывает возмущено какой-либо, ещё неслыханной плутней. Cherchez le juif! — решает судебный следователь, когда запутанное и безнравственное преступление, наглое и предательское злодеяние является особенно загадочным. Cherchez le juif! — говорит землевладелец, не постигая колебаний цены на хлеб или сокровенной причины своего разорения.

Cherchez le juif! — догадывается финансист, задумываясь над крушением христианского банка или внезапным падением курсов, переворачивающим рынок вверх дном. Cherchez le juif! — приказывает главнокомандующий, замечая, что его планы перестают быть тайной для неприятеля. Cherchez le juif! — восклицает государственный деятель, когда национальные мероприятия отравляются сатанинской ложью в якобы либеральной и будто бы не еврейской печати, а с другой стороны, извращаются какой-то ядовитой, подпольной силой.

Cherchez le juif! — твердит себе дипломат, убеждаясь, что его шахматные ходы кем-то спутываются и направляются ему же во вред. Cherchez le juif!, — в праве, наконец, воскликнуть мыслитель, когда вечные законы разума и сама идея справедливости осмеиваются и замирают в том биржевом хаосе, который на наших глазах охватывает жизненные силы и важнейшие центры социальных организмов…

Пусть же нам не лгут, будто образование и общение с другими народностями не могут не изменять талмудизма. Как нет медленных зайцев, так не бывает простоватых евреев. Как нельзя стать евреем, так и перестать быть им нельзя. Если для талмудиста ещё мыслима невозможность физическая, то нравственно-невозможного не существует. “Le judansme s'est l'esprit du mensonge!…”

Фальсификация идеалов через подлог свободы и спекулирование обманами суть господствующие явления нашего времени, этой некогда невиданной раньше сцены “триумфального” шествия Израиля. За исключением собственного величия, еврей ничего не считает истинным и нерушимым, священным и неприкосновенным. Поэтому он готов что угодно осмеивать и над всем издеваться. Апофеозом же этой кагальной потехи является обращение того, чему веруют другие, не только в отраву для окружающего, но и “художественный” для еврея подвиг.

IX. Нашу эпоху знаменуют два главных факта: варварство социальных учений и сатанинское обоготворение еврейства.

Разве, говорят, не ему одному принадлежит всё и вся?… Недаром же испано-венециано-английский еврей Вениамин д'Израэли, возведённый в лорды Биконсфильды и погребённый в Вестминстерском аббатстве, тем не менее, именно с высоты парламентской трибуны Великобритании, провозгласил: “Евреи единственные аристократы мира и его призванные повелители!…”

Таким образом, если нынешнее время становится всё более еврейским как по вероломству и бесчеловечию, так по нашему же поклонению перед собственным ожидовливанием, то за указаниями причин надо идти в прошлые века. А сыны Иуды пусть перестанут истощать терпение “гоев”, обвиняя их себе на забаву, в привитии “угнетённому племени” тех самых свойств характера, которыми именно создаётся и обеспечивается тирания евреев, но которые, опять в насмешку над ними, и они яко бы готовы признать отвратительными.

“Греки были истинным народом Божьим, — говорит Фурье, — между тем как евреи, потомки коих всё ещё осмеливаются присваивать этот титул, являлись прямым исчадием ада, летописи которого преисполнены вопиющими и отвратительными злодеяниями. Не оставив ни единого памятника в области наук или искусства, они запятнали себя упорным стремлением к варварству, когда были независимы, либо к фарисейской теократии, когда бывали порабощены”.

“А в наше время, — подтверждает Туссенель, эти наглые тунеядцы через своих писак-прихвостней, кидают нам в лицо бесстыдное учение, что нищета есть законный удел человеческих стад и что на жизненном пиру нет места для детей бедняка!…”

Не допуская никаких возражений, всякому нееврею надлежит твёрдо памятовать о следующем, основном, непререкаемом, всеми евреями исповедуемом принципе: очагом иудейства является и, без сомнения, не может служить что либо иное, кроме Талмуда. Отсюда, — если кто-нибудь, предлагая дать о сынах Иуды верное понятие, обращается к иным источникам, тот или сам заблуждается, или обманывает других.

Звезда Востока и свет Запада, второй Моисей, величайший авторитет в Израиле — рабби Моте беи Маймонид (сокращённо именуемый — Рамбам) в предисловии к своему капитальному и для евреев священному труду “Яд Кхазака” удостоверяет:

Наряду с этим, следует, однако, заметить теперь же, что немногие были столь хорошо знакомы с Талмудом, как английский богослов Ляйтфут (Ligthfoot, ум. в 1675 г.), учёный, автор исследования “Ногас Hebraicae”. Это был человек необыкновенно искренний и простой. Изучая Талмуд в течение целой жизни, он дал, однако, такую характеристику:

В свою очередь, аббат Людовик Чиарини (см. его предисловие к “Theorie du Judansme”) говорит:

Ничего, к сожалению, не было предпринимаемо доныне не только с целью подрубить корни этого смертоносного растения, но хотя бы для того, чтобы ослабить чрезмерный авторитет и гибельные замыслы такой книги, которая во имя Божества проповедует тягчайший из религиозных деспотизмов, утончённейшее предательство, наглейшую нетерпимость и зловредный дух которого из среды потёмков, её окружающих, веками угнетал и до сих пор гнетёт многие страны земли.

Впрочем, нельзя ради беспристрастия умолчать, что отсутствие попыток к изучению Талмуда за пределами синагоги лишало до наших дней как богословские, так и светские знания разных исторических и научных указаний, которые попадаются в Талмуде, и само происхождение коих восходит к тем отдалённым временам, откуда для вдумчивого критика сведения всякого рода могут иметь ту либо иную ценность.

Сделав упомянутые предварительные замечания, мы переходим в возможной краткости, к ближайшему ознакомлению с Талмудом, Шулхан-Арухом и Каббалою.

Талмуд

А. Его происхождение и развитие

I. Как и когда появился Талмуд [42]? Кем и при каких условиях он был редактирован? Каковы судьбы этой “ограды Закона”, — политического завещания фарисеев иудейству на все времена? — Консервированный иудаизм или аккумулятор иудейства, Талмуд обнаруживает ли наклонность к упадку? Таковы те вопросы, которые мы здесь попытаемся затронуть.

II. Называя иудеев народом мятежным и негодным, а Иерусалим — городом восстаний, вредным для царей и областей, первая книга Эздры (IV, 12, 15 и 19) согласна и со второй его книгой (II, 18), по удостоверению которой Иерусалим — город отступнический и коварный. Вторая же книга Эздры (I, 20) свидетельствует, что праздник пасхи не совершался в Израиле по закону Моисееву от времен Самуила пророка. Посему необходимо признать, что Пятикнижие Моисея не имело применения у евреев в течение почти шести столетий.

(Самуил род. в 1155 г., ум. в 1057 г., а Эздра жил около половины V в. до Р.Х.). Сказанное подтверждается тем, что когда книга Закона (Моисеева) была найдена, в доме Господнем первосвященником Хелкиею в дни Иосии царя Иудейского (около 620 г. до Р.Х.), то “повелел царь всему народу: “Совершите пасху Господу Богу вашему”, как написано в сей книге Завета, — потому что не была совершена такая пасха от дней судей, которые судили Израиля, во все дни царей Израильских и царей Иудейских”; “в восемнадцатый же год царя Иосии была совершена сия пасха Господу, в Иерусалиме” (4 кн. Царств, XXIII, 21—23).

Дальнейшим подтверждением служит свидетельство Неемии (VIII, 17): “Всё общество, возвратившееся из плена, сделало кущи и жило в кущах; от дней Иисуса, сына Навина, до этого дня не делали так сыны Израиля. Радость была весьма великая”. Имея засим в виду, что между Иисусом Навином (родился в 1534, умер в 1424 г. до Р.Х.) и Неемией (современник Эздры) прошло около тысячи лет, мы приобретаем новое доказательство продолжительного уклонения евреев от исполнения законов Моисея. Это же явствует, наконец, и из факта, что за период с Иисуса Навина до Малахии (пророчествовал между 412 и 408 гг. до Р.X.), само имя Моисея, повидимому, не встречается в Библии.

Наоборот, у пророка Амоса (жил около половины IX века до Р.X.) мы читаем (V, 25 и 26):

Что же касается вообще служения евреев Молоху и Астарте (Ашере), либо Ваалу, Меродаху, Камосу, Мелькольму и другим божествам, требовавшим, как известно, не одной ритуальной проституции, а и человеческих жертв, да ещё — через сжигание заживо собственных детей, то в этом отношении свидетельства Библии изобилуют.

Располагая достаточными сведениями, мы, тем не менее, воздерживаемся от приведения их здесь, так как это давало бы нам слишком большие преимущества. Да и независимо от означенных указаний, становится ясным, почему вслед за совещанием с пророчицей Олдамой через первосвященника Хелкию и его спутников (4 кн. Царств XX, 14), “пошёл царь (Иосия) в дом Господень и все иудеи, и все жители Иерусалима с. ним, и священники, и пророки, и весь народ от малого до большого, и прочёл вслух их слова книги Завета, найденной в доме Господнем… и весь народ вступил в Завет” (4 кн. Царств XXIII, 2 и 3).

Не менее вразумительным представляется также, почему “собрался единодушно весь народ”, равно как “священники и левиты”, и “сказали Эздре, священнику и чтецу, чтобы он принёс закон Моисея, данный от Господа Бога Израилева”, и Эздра “читал им его с утра до полудня, пред мужчинами и женщинами, и весь народ внимал закону”, и “все плакали во время слушания закона”, “ибо они проникнуты были словами, которыми поучаемы были, в собрании” (2 кн. Эздры, IX, 38, 39, 41, 50 и 55; Неемии VIII, 13). В свою очередь, сам Талмуд (тр. Сукка л. 20; Сиф-ры Энев гл. 48; Дор Дор Ведорпюв I, 49) утверждал, что “закон Моисея был совершенно позабыт евреями, пока не явился Эздра и не водворил его”.

III. Талмуда нет ни у караимов, ни даже у китайских евреев, что, очевидно, не могло бы иметь места, если бы происхождение Талмуда относилось не только к периоду Синайскому, но даже и ко времени существования царства Израильского, как известно, уничтоженного Салмонассаром в начале VIII в. до F.X. Само возникновение караимства, как протестантизма в иудействе (Анан — Лютер караимов), в VII столетии после Р.Х., обусловливалось именно завершением в эту эпоху Вавилонского Талмуда, как фундамента деспотизма раввинов, подменивших закон Моисея своими толкованиями, равно как собственными же узаконениями с обязательством для еврейства повиноваться велениям раввинов, а не тексту Пятикнижия. С другой стороны, евреи с незапамятных времён живущие в восточном Китае, происходят скорее всего, из царства Израильского. Если Талмуд им чужд, то, как надо думать, потому, что он не был известен и их предкам, до Салмонассара.

IV. Тем не менее, по учению же талмудистов, на горе Синае кроме писанного закона (Тора шебихтав) был одновременно преподан и закон устный (Тора-шебаал-пэ); сей последний был затем передан Моисеем Иисусу Навипу, от него старейшинам, от старейшин пророкам, от сих — великой синагоге (Санхедрину, во времена Дария I), а от неё — всему народу (трактаты Абот и Эрубин).

Отсюда — сам писанный закон должен быть понимаем не иначе, как он изложен среди преданий и толкований закона устного. Кто сомневается или не верит чему либо так изложенному в Талмуде, того изгоняют от лица Израиля и его следует убить (трактаты: Хагилла, Эрубин и Иебамот). — “Знайте, — говорит Маймонид, — Моисей получил от Бога как предписания закона, так и их объяснения. Если он пробыл на горе Синае так долго, как сказано в Библии (Исх. XXIV, 18 и XXX1V, 28), то не с целью принести лишь текст закона писанного, а и ради усвоения на память, из уст же Предвечного самых толкований текста, которые обыденно называются законом устным.

Это следует из книги Левит (XXIII, 42) и равносильно тому, как если бы Господь сказал: “Я тебе дам Пятикнижие, пророков, гагиографы, Мишну и Гемару”. Стало быть всё, что касается скрижалей десятословия, относится равным образом и к 613 повелениям-заповедям (из коих 248 положительных и 365 отрицательных), изложенным в Пятикнижии.

Иначе говоря, надо понять, что Моисей на горе Синае получил от Господа каждое из повелений с соответственным толкованием. Украшая далее, по своему обыкновению, слова Библии (в данном случае см. Исх. XXXIV, 31 и 32), Маймонид повествует и следующее.

Таким образом, доклад Моисея был выслушан: четырежды — Аароном, трижды — его сыновьями, дважды — старейшинами и однажды — народом. В виду этого, как только Моисей удалился, Аарон повторил всё сказанное Моисеем, ибо сам успел заучить наизусть. Значит, его сыновья в свою очередь выслушали уже четыре раза, а потому, вслед за удалением отца оказались в состоянии повторить всё для целой аудитории.

Поэтому и старейшины, ознакомившись равным образом четыре раза, имели возможность, когда вышли сыновья Аарона, передать, наконец, всё наизусть и народу, который, следовательно, выслушал тоже четыре раза. Усвоив содержание, все кто был налицо, запомнили совместно и писанный и устный законы. Хотя засим первый из них подвергся переписыванию, второй продолжал сохраняться в устной передаче.

Очевидно, что авторы и компиляторы Талмуда дают не плоды собственных измышлений, и не результаты авторских бессонных ночей, а сообщают хотя и письменно, но лишь то, что знали на память, выслушав от своих наставников, или их предков, а эти последние, со своей стороны, изустно осведомились от своих же наставников, либо их предшественников, и так далее — вплоть до LXX старейшин, сыновей Аарона, его самого, а в заключении — самого Моисея.

Не менее, стало быть, понятно, что авторы Талмуда, хотя и писавшие много веков позже Моисея, не встречали, однако, надобности в новом откровении свыше. У них если и могла быть нужда в помощи небесной, то разве для того только, чтобы не обманываться своими воспоминаниями.

V. Развиваемая Маймонидом легенда должна быть с точки зрения исторической принимаема в том смысле, что источники Талмуда теряются во мраке веков. Относительно же, в частности, первой его части и в древнейшей её редакции, т. е. Иерусалимской Мишны, надо признать, что происхождение de jure этого коренного свода законов еврейского права, служащего ядром и основой Талмуда, должно быть приурочено к эпохе Второго Храма, а кодификация — к II столетию по Р.X.

Впрочем, не следует упускать из вида существование талмудических школ и в глубокой древности. Такова, например, по преданию, школа пророков, которой управлял Самуил в Навафе, в некоторых других указаниях Библии (Иезек. XIV, и XX; Дан. VI, Неемии VIII, 1—18). Из древнейших же можно назвать школу в Александрии, которая существовала даже после разрушения Второго Храма, но происхождение её несравненно более давнее, потому что отсюда именно, как полагают, при Птолемее I вышли LXX толковников, т. е. первых переводчиков Ветхого Завета на греческий язык.

Позже, идут школы в Биттере, близ Иерусалима, в Цезарее (одна из самых известных в Палестине), в Лидде или Диосполисе, в городе Магдалене, неподалёку от Тивериадского озера; в Низиби, в Тивериаде (наиболее знаменитая), в Циппоре либо Сефоре Галилейской, в Люде — рабби Элиезера; в Берорс-Галиле раббана Иоханана бен Закхея; в Некие; в Бнебереке рабби Акибы, в Секанс рабби Ханании бен Тардижона; на острове Кипре рабби Иоссе; в самом Иерусалиме, где коллегия учёных преподавала Мишну ещё до разрушения этого города; в Яфнии, на берегу Средиземного моря (основана вскоре по разрушении Иерусалима), а также в Беф-Хеариме рабби Иуды Святого.

Самыми же прославленными должны быть почитаемы талмудические академии (иешиботы): в Яфнии, где ректором сперва был рабби Гамалиил, а затем первосвященник Иоханан бен Закхей га Коген; особенно же в Вавилонии, где были знамениты: между реками Евфратом и Тигром, в городе Пумбедидте (существовала ещё в эпоху пленения, при Навуходоноссоре); в городе Суре (Саре), который назывался также Мехазия, т. е. городом сражений или прений; в Негардее, на Ефрате, т. е. на реке Знания; в Нареше, неподалёку от Соры; в Могузе и, наконец, в Перуз-Хиббуре.

Впоследствии, с изгнанием евреев из Мессопотамии, Талмид-хохимы частью преподавали, путешествуя, частью же (с X в. по Р.X.) обосновали, как уже было сказано выше, новые иешиботы на юге Испании, Гренаде, Севилье и Кордове, откуда расселялись в Монпелье, Венецию, Амстердам, Кёльн, Трир, Краков, Люблин, Вильну и, несомненно, в другие местности славянских земель. Не станем же терять надежды, что, может быть, в недалёком будущем, новый, ещё более знаменитый и, пожалуй, обширнейший из всех иешибот откроется, на утешение не унывающих россиян, в самой матушке Москве.

Не Талмуд создал евреев, а евреи Талмуд. Эту простейшую истину, тем не менее, приходится то и дело вколачивать в сознание многих и многих гоев, а шаббесгоев в особенности, с такой силой, чтобы её уже нельзя было выдернуть обратно. Очевидность указанного выше, а не обратного факта, не мешает, однако, и чистокровному еврею уверять, что либо он Талмуда не ведает, либо сам Талмуд не имеет применения в настоящее время. Столь дерзновение гоев проистекает как из безграмотности гоев в талмудизме, как равно из непонимания ими еврейства вообще, так, наконец, из неизмеримости того презрения, с которым всякий еврей относится к любому гою.

Но ведь в добром старом Талмуде чёрным по белому и доныне значится, что среди гоев сын может женится на своей матери!… А что в гармонии с этим еврей сравнительно с гоем есть первосвященник и принц крови, — это неискоренимо запечатлено в иудейском сердце и для познания сего еврею никакого изучения не требуется, — наоборот, в одном этом уже заключается весь Талмуд.

В подтверждение же и развитие изложенного по сему предмету раньше, а также в удостоверение привилегий, даваемых талмид-хохи-мам, главным же образом — раввинам, как особым знатокам талмуда, т. е. обладателям аристократического достоинства даже среди “избранного народа” единственно за свой изысканный, так сказать, талмудизм, не излишне привести хотя бы некоторые талмудические изречения.

Но если таковы и притом далеко не все постановления Талмуда относительно евреев вообще, то они, без сомнения, должны быть ещё вразумительнее по отношению к раввинам. Здесь прежде всего необходимо иметь в виду, что собственно полноправным евреем — “морейнэ”, т. е. членом кагального собрания общины (асифа), которые в качестве берероимов выбирают из своей среды кагальную администрацию и судей, признается лишь тот, кто получил талмудическое образование.

С другой стороны, едва ли где-нибудь на свете сохранилось в такой мере аристократическое местничество, как в иудейской среде и, прежде всего, у нас — в “черте оседлости”. Раввины “казённые” не считаются ни во что, а взамен их идут, так называемые “регулюсы”, никакими подмесями, ни влиянием общечеловеческой культуры не “испорченные”, высшие продукты талмудического мира — духовные раввины; за ними следуют как бы особые жрецы в виде канторов, а далее истые мудрецы кагала — “талмиде-хохамим”.

Над этой, так сказать, учёной стоит, впрочем, скорее лишь номинально, родовая аристократия: потомки Аарона — Коганы и потомки Леви — Левиты; любой Каган, Коген, Кон или Кан (что в сущности одно и тоже) имеет право благословлять народ в синагоге; к сожалению, через современные бредни, благословение этого рода стало носить настолько мельхиоровый характер, что сложилась даже ядовитая поговорка: “Gottes Segen bei Kohn” (Божье благословение у Когана).

Наряду, но — значительно ниже потомков Аарона и Леви, числится ещё около трех десятков иных, потомственных в Израиле степеней благородства. Над всем же и вся стоят достопочтенные ростовщики, начиная с мишуриса-фактора на заезжем еврейском дворе, представляющего из себя ходячую кассу ссуд под ручные залоги, до Касселя — жида-банкира в Лондоне, субсидирующего младо-турок за хорошие, разумеется, %%, вносимые Константинопольским казначейством из податей простого турецкого народа.

Однако, лишь настоящие знатоки Талмуда, иначе говоря, его сливки, — “морейнс”, могут занимать высшие должности в кагале и даже — в при кагал ке [44].

Как объяснено далее, важнейшая часть Талмуда, — Гемара, распадается на три отдела: мидрашим, галахот и агадот. Посему в Талмуде (тр. Абот) изображено так: “Талмиде-хохамимов бывает три разряда, которые можно сравнить с камнями — высеченными, огранённым и отшлифованным; отрубленным или высеченным с одной стороны камнем является учёный, который знает только мидрашим; огранённый или отёсанный с двух сторон камень — тот мудрец, который изучил и галахот; отшлифованным же со всех сторон почитается премудрый, которому известен, кроме мидрашима и галахота, ещё и агадот”.

Ветхий Завет именуется в Талмуде — “Бераитот”, а сам Талмуд состоит из Мишны (повторение либо новое подтверждение Пятикнижия) и Гемары (завершение или усовершенствование Пятикнижия). Отсюда (см. тр. Баба-Меция) следует:

В полной гармонии с такими утверждениями говорят и позднейшие авторитеты еврейства. — Рабби Бехаи (известный раввин конца XIII века) объявляет (Кадд. Гакк.): “Если кто-нибудь руководствуется Бераитотом и Мишной, а не Гемарой, то с ним отнюдь не следует иметь никакого дела”.

Знаменитый же Раши выражается так: “Сын мой, внимай словам раввинов больше, чем одним словам закона” (комент. на тр. Гиттии и тр. Эрубин). “Тот, кто читает Библию без Мишны и Гемары, признается безбожником” (Шааре цед. — раввинское сочинение в 1500 г. по Р.Х.), а в таком же рассуждении 1590 г. (Кафт Уф.) объясняется: “Ты должен знать твердо, что слова раввинов гораздо выше слов пророческих”, ибо (Бехаи, комментарий на Пятикн.) “изречения раввинов — это слова самого Бога живого”.

Таких и подобных изречений не трудно было бы привести ещё целый ряд. В частности же, о преимуществе Гемары над Бераитотом категорически и многократно свидетельствуют трактаты Хагилла, Эрубин и Иеббамот.

Согласно с указанным, мы читаем с другой стороны:

Понятно, стало быть, и резюмирующее свидетельство аббата Чиарини (Theorie du Judaisme I. 236) о евреях:

Из всего изложенного проистекают наставления Талмуда о раввинах. Наравне со многим уже приведённым, эти “нормы талмудического права” могут казаться явно нелепыми, вовсе недопустимыми в священном кодексе, да ещё у столь реально мыслящего, злостного народа, как евреи. Но всё это сопутствует лишь элементарному взгляду на вопрос.

Вдумчивое же отношение показывает, что это неизбежно для главенства раввинов, а также ради недосягаемости их авторитета, и обусловливается основной задачей Талмуда. Предначертав сохранить иудаизм единым навсегда, авторы Талмуда решили, с одной стороны, — изолировать его ненавистью и презрением к гоям, равно как беспримерной системой обрядов, толкование которых оставили исключительно за талмид-хохамимами, а с другой стороны, — сковав еврейство неумолимой дисциплиной перед их авторитетом.

Среди таких условий таннаи и аморы должны были воздвигнуть данный авторитет яко бы и над текстуальными велениями самого Иеговы. Обязав “избранный народ” руководствоваться во все времена законом письменным, изданным единожды, без изменения впредь, но тогда же предусмотрев неизбежность соответственных интерпретаций в будущем, Иегова не мог, конечно, не преподать таковых в образе закона устного, Талмуда.

А так как по сложности и важности предстоящих Израилю проблем правильные сочетания упомянутых двух законов доступны не всякому, то столь первоклассная функция и могла быть вверена лишь талмид-хохамимам, т. е. “избранникам избранных”, “божественное” достоинство коих и надлежит охранять всемерно.

Параллельно с этим явились равно необходимыми и нижеуказанные постановления в законе устном “Талмуде”:

Обойтись без раввинов немыслимо.

Рабби же Аббугу прибавляет:

Установив предыдущее, Талмуд, тем не менее, выражается и так:

Общий же вывод таков:

Для полноты картины следовало бы, строго говоря, указать здесь же и на существо постановлений Талмуда об иноплеменниках (гоях, акумах, нохри, кутти, обэд-эллим, мамзерим и т. п.). Но в этой области учение Талмуда ещё более, пожалуй, отвратительно, что всем предшествовавшим обусловливается, впрочем, логически. Мы, со своей стороны, отказываемся унижать себя приведением хотя бы и в выдержках этой иудейской скверны…

Для общей же характеристики того, как сами евреи аттестуют Талмуд, хотя, быть может, и не желая этого, представляется полезным сослаться на следующее: а) в книге Исход (XIX, 17) сказано: “И вывел Моисей народ из стана на сретение Богу и стали у подошвы горы”.

Отсюда мудрецы заключают: равви Авдини, сын Хама, сын Азиса, говорит: “Из этого мы поучаемся, что Бог опрокинул над ними гору, как бочку, и сказал им, — если вы примете закон, то хорошо сделаете, а если нет, то здесь будет и ваша могила”; равви Axa, сын равви Иакова, рассуждает далее:

“Это очень важно для объяснения закона, ибо если бы Иегова призвал к суду и спросил: почему вы не исполнили того, что приняли на себя?, то они бы могли отвечать: потому, что мы приняли закон поневоле” (тр. Шаббат); и б) в книге Левит (XVIII, 5; Иезек. XX, 11) значится:

“Соблюдайте, постановления мои и законы мои, которые, исполняя, человек будет жив”; Талмуд же (тр. Абода Зара) рассуждает так: “сказано “дабы жил человек заповедями моими”, а не — “дабы умер за них; посему и дозволяется, в случае нужды, нарушать эти заповеди”..

В гармонии с этим самые сокровенные тайны, затаённейшие мысли, вожделения и упования иудейства превосходно укрываются за баррикадами талмудического текста и его тонкостей от взоров иноплеменных. По уверению же самого Талмуда (Ялкут Шадах), книга Закона была дана без гласных букв именно для того, чтобы каждое его слово можно было истолковать семьюдесятью различными способами.

Согласно с этим, в трактатах Эрубин и Санхедрин одному из корифеев талмудизма воздаётся хвала за то, что он всегда мог найти в Законе 49 доводов либо оснований к разрешению и к воспрещению одного и того же предмета, к осуждению и оправданию за нарушение любого повеления. Трактат Соферим подтверждает это и ссылкой на Моисея по поводу его предписаний о чистом и нечистом.

Основная же цель премудрости этого рода — ускорить наступление того вожделенного момента, когда затрубит, наконец, золотой рог об освобождении Израиля и о возвращении его в Землю Обетованную — через золотой же мост векселей, закладных, акций, облигаций и ценных государственных бумаг, отобранных Израилем у целой вселенной (см. №1 Гамелица за 1882 г., ст. Лилиенблюма).

Отсюда понятно, что никакой обман либо предательство не только не являются преступлением для еврея, а наоборот, составляют патриотический для него подвиг. Вечный и неизменный принцип иудаизма заключается именно в том, чтобы иноплеменников не щадить. В этом направлении самый весёлый у евреев праздник — Пурим, естественно, олицетворяет собою неутолимый гнев, адскую мстительность и свирепое изуверство сынов Иуды.

Таким образом, идеал талмид-хохима доказать на точном основании Пятикнижия законность незаконного и дозволение запрещённого. Чем занозистее и “очевиднее” доказательства этого рода, тем больше, конечно, славы автору и тем выше его память в потомстве Израиля.

Лукавство по отношению к Богу и ближнему есть самая существенная и самая характерная черта еврейской религии и еврейского племени. В отдалённые времена и другие народы не отличались особенно нежными или возвышенными нравами; тем не менее, идея о правом и неправом, понятия о добре и зле были известны всем им, а потому гнусное и скверное преследовалось ими или хотя бы презиралось. Но и среди самого густого мрака веков мы нигде не встречаем обоготворения неправды. Возвести мошенничество на степень добродетели — задача, решение которой приняли на себя одни евреи.

Талмуд — совершенно беспримерен и никакая другая история, кроме еврейской, не знает ничего подобного!…

По талмудическому сочинению Мидраш Раббот, сам Моисей с наступлением дня смерти прибегал к разным тонким ухищрениям и не без успеха. Он ни за что не хотел умирать, а потому именно в это время приступил к написанию тринадцати экземпляров своей Торы (Пятикнижия), вследствие чего оказался недоступным для ангела смерти, посланного в этот день к Моисею, для успешности в исполнении возложенного на него поручения, в особом всеоружии славы Божьей!…

Лишь после многих безуспешных попыток взять душу Моисея через посредство других, нарочитых же посланников, Гавриила, Михаила и Самаэла, Иегова взял душу Моисея целованием в уста, да и то лишь предварительно гарантировав, ему, что на том свете, независимо от участия Моисея во всяких иных блаженствах, Господь Бог будет водить израильтян только руками Моисеевыми [46].

Отличный знаток еврейства Диминский [47] говорит: “Я ещё не встречал евреев, которые бы этим рассказом не восторгались и не приходили бы от него в сердечное умиление!…”

Посему любой обман для еврея — только тема для художественного произведения. Когда еврей плутует, то он отдаёт этому делу не менее любви, чем птица, когда вьёт гнездо. Но если всё это необходимо во имя собственного достоинства, то не менее этого повинен он действовать во славу Израиля, однако, под условием не “посрамить Имени” (Господа), т. е. не попадаться, ибо сие есть “далека хилул га-шем” — унижение имени Бога и опасность для “избранного народа”.

Не даром, стало быть, советует немецкая поговорка: “Einem Juden glaube nicht, und wenn er vom Himmel ware”.

Ясно значит, почему талмид-хохиму разрешается всё, а чуть не обоготворение великих мудрецов Талмуда таково, что, например, достаточным считалось уже одно прикосновение к палке рабби Меира (ученик “великомученика” Акибы, около 135 г. по Р.Х.), чтобы сделаться умным человеком.

Вполне очевидно далее, что и сами черти стали, наконец, завидовать славе раввинов. Довольно сказать, что у каждого человека тысяча чертей находятся по правую и десять тысяч по левую руку. Святых же раввинов они просто одолевают, толкутся, мнутся и трутся возле, со всех сторон, но, по неизречённому величию Талмуда, посягнуть на этих праведников всё таки не осмеливаются… Тем не менее, дьявольская назойливость не остаётся бесследной. Если на каком-нибудь почтенном ростовщике или биржевом удаве вы замечаете потёртый либо лоснящийся лапсердак, — знайте, что это результат бесстыдства чертей…

Впрочем, нельзя иной раз не войти в положение и самой дьявольской рати. Так у Баснажа и у аббата Грегуара рассказан даже следующий забавный анекдот из талмудической литературы:

Выше приведён был список главнейших школ и академий Талмуда. Быть может, непосредственно за этим, следовало бы назвать и более важных учёных в данной области, но такой формализм изложения повредил бы сущности. Целесообразнее, казалось, дать сначала в общих чертах понятие о самом раввинате, ибо только отсюда возможно представить себе недосягаемость ореола гордыни, которым еврейство окружает авторов Талмуда. Переходя же к этому предмету в настоящее же время, нельзя не отметить, что означенные, первоклассные мудрецы, из которых один — Иуда Гакадош (135—217 гг. по Р.Х.) даже прямо именуется святым, распадаются по предметам своих трудов на редакторов Мишны и на тех, которые соорудили Гемару.

Первых, — “таннаев” — от Симеона Праведного (300 лет до Р.Х.) до Иуды Святого (200 лет до Р.Х.), насчитывается всего сто семьдесят шесть. Чиарини (“Le Talmud de Babylone”, I, 105—119) даёт полный их список.

Вторых — “аморов”, по списку же Чиарини, — семьдесят восемь. Первые относятся главным образом к Палестине, а вторые к Вавилонии, где центр иудейства находился, неизменно, начиная с пленения при Навуходоноссоре до начала седьмого столетия по Р.Х.

Титулы для таннаев — рабби, рибби или авва, а для аморов — абба, иногда — мар, либо — рав.

Точно так, как первоисходным редактором Мишны, потрудившимся над приведением в порядок сырого материала предшественников, должен быть признан рабби Иоханан бен Закхей, а её завершителем является Иуда Святой, так и для Гемары вначале стоит другой Иоханен — бен Элиезер (около 200 г. по Р.Х.), а в конце — рав Аше (367—426 гг. по Р.Х.), при сотрудничестве рава Абины и рава Иозе (Иеза, либо Иа-зе).

Впрочем, более проникновенные изыскания о талмудических школах и сектах убеждают, что, при всём давнем рассеивании евреев, столь важный и общепризнанный ими религиозный кодекс, как Талмуд, должен был проистекать, по крайней мере, в отдаленных постановлениях и толкованиях, из разных местностей синхронистически, т. е. параллельно во времени.

Посему для углубления в его характер и постижения его основных черт необходимо обратиться кроме Палестины и Вавилонии в Грецию, Испанию, Египет и Персию. С точки же зрения его противообщественных учений неизлишне поразмыслить о нём в Самарии, Риме, Антиохии, Константинополе и некоторых городах Аравии.

Тогда раскрылся бы поразительный для тех, впрочем, кто не знает евреев, факт. Запечатленный в Талмуде иудаизм возник не за время преследований, а наоборот, когда монархи стран, где хранителями иудейских преданий велась проповедь, относились к Израилю благосклонно, предоставляя ему полную свободу.

“Трудно поверить, — говорит Пётр Бэер, — что секта талмудистов взяла верх над другими именно при содействии покровительства, которым пользовались её вожаки у представителей верховной власти, как, например, Гиллель при Ироде, Иоханан беи Закхей при Веспассиане или рабби Иегуда при Антонии”.

VI. Как уже сказано, начало редакции Мишны приурочивается к 300 г. до Р.Х., а конец редакции Гемары к 500 г. по Р.Х. Стало быть, дело идёт о периоде в 800 лет, как повествует раввинат. Со своей стороны, всецело отвергая Талмуд, караимы на меньшем расстоянии от истины утверждают, что предания, заключённые в нём, проистекают главным образом от двух неважных современников Иоанна Гирка-на (около 80 г. до Р.Х.) Исгуды беи Таббся и Симеона бен Шетуха.

— Наоборот, Маймонид проводит следующую, восходящую линию преемства в Талмуде: Иуда Святой, сто отец Гамалиил I, его отец Симеон II, его отец Гамалиил I, его отец Симеон I, а его отец Гиллель; наставники сего последнего Шемаия и Абталион, их учителя — Иегуда, сын Таббея и Симеон сын Шетуха, учителя этих — Иошуа, сын Ферахии и Ниттай Арбелит; далее, Иозе, сын Иоэзера, и Иозе же, сын Иоханана, Антигон Сакеэн и Симеон Праведный; пророки Эздра и Барух, сын Нерие, пророк Иеремия, предшествовавшие пророки, которые следовали друг за другом вплоть до семидесяти старейшин; Иисус Навин и, наконец, сам Моисей.

В частности, из Талмуда явствует, что если Иуда Святой был лишь важнейшим компилятором, то первоначальное собрание шести отделов или порядков Мишны (“Одарим”) принадлежит знаменитому Гиллелю. Впоследствии, а именно около 135 г. по Р.Х., сподвижник Бар-Кохебы (кровожадного главаря иудейского бунта при императоре Адриане), первый из признавших его Мессией и не уступавший ему в варварстве, “великомученник” рабби бен Акиба, а затем его ученик Меир — около 170 г. по Р.Х., пытались привести Мишну в дальнейший порядок.

Но честь этой заслуги должна быть отдана не им, а патриарху Симеону бен Гамалиилу, завершение же — его сыну Иегуде Ганасси (он же Иуда Гакадош), который родился в день смерти Акибы, как бы именно для того, чтобы не нём исполнились слова Соломона: “одно солнце заходит, а другое восходит!…” В детстве князь Иуда подвергался немалым опасностям: строгий указ Адриана воспрещал обрезание, но Иуда имел счастье тайно получить этот священный символ от своих законоучителей.

Будучи после сорокалетних трудов возведён в достоинство Рош-Аббота, он вознамерился закончить и обнародовать свой величественный сборник преданий, известный под именем Мишны основу еврейской юриспруденции. Таково происхождение книги, составляющей свод иудейских верований, руководство жизни умственной и физической, сокровищницу всех знаний и конец мудрости человеческой, по выражению раввинов.

Невозможно себе представить того количества разнообразных путешествий и консультаций, изысканий и “благочестивых” трудов, какие понёс князь Иуда Гакадош, устанавливая на все времена этот монумент иудейской мизантропии и дикого человеконенавистничества. Сыну Иуды оставалось закончить в творении отца лишь кое-что.

Однако, Иегудой Ганасси замкнулся цикл истинных мудрецов, и само наименование “тан-най” не могло уже даваться никому больше. Оно было заменено выражением “амор” (мм. амораим), т. е. преподаватель, повинный учить, но не обсуждать. Тем не менее, отсюда не следует, что с аморами так и происходило в действительности.

Обрабатывая и дополняя иудейское право, незабвенные учёные Мишны распадаются в истории на три эпохи: а) книжников (соферим), б) дуумвиров или пар (зугот) и в) таинаев (таннаим). Книжниками именуются предполагаемые преемники Эздры, жившие на протяжении двух столетий после него. Им приписываются многие, древнейшие сборники талмудического права: “Дивре Соферм”, “Такконот Соферим”, “Слова и постановления книжников” и т. п.

Они также называются “Людьми Великого Собора” — “Анше Кнссет га-Гедола” (см. Нее-мии VII I-Х). Кроме самого Эздры и “одного из последних членов Собора” Симеона Праведного, традиция насчитывает в его составе ещё двенадцать библейских имён (пророков Аггея, Захарию, Малахию и др.) Соединительным звеном между этим “Великим Собором” и следующим поколением учёных является Антигон из Сохо, ученик Симеона Праведного.

“Парами” (“зугот” — дуумвиры) именуются учёные, заботившиеся о сохранении и развитии устного закона в течение последних ста пятидесяти лет до Р.Х. Было всего пять таких пар: Иосе б. Иоэзер и Иосе б. Иоанн; Иисус б. Перахия и Ниттай из Арбеллы; Иегуда б. Таббей и Симон б. Шетух, брат царицы Александры Саломии; Шемаия и Абталион, а в заключении, — Гиллель и Шаммай, жившие во времена Ирода Великого и представлявшие самую знаменитую пару.

О её распрях сохранились глубокие следы в Талмуде и раввинской литературе вообще. К эпохе пар относится, между прочим, Иоанн Первосвященник, весьма известный в Мишне своими постановлениями. Ученики Гиллеля и Шаммая начинают уже вполне историческую эпоху таннаев, продолжавшуюся более двухсот лет (до 220 г. по Р.Х.). Впрочем, на страницах самой Мишны название таннай не встречается.

Учёный носит здесь титул рабби, а собрания их — хохамим, глава же Синедриона имеет почётный титул раббан. В Гемаре “таннай” обозначает учителя мишнинской эпохи, равно как и лицо, специально изучившее творения таннаев, а затем в иешиботах, игравшее роль живой библиотеки, необходимой для справок и цитат.

Завершая вопрос о редакторах Мишны, нельзя не отметить в итоге, что:

1) о рабби Акибе бен Иосифе, самом знаменитом из таннаев, говорится в Талмуде: “из каждой чёрточки в буквах Закона (Торы) он выводил целые горы новых голах” (дальнейших узаконений);

2) Симон б. Иохай, один из выдающихся учеников Акибы и коллега “гениального” рабби Меира, классифицировал законы Мишны по предметам, являлся непримиримым врагом Рима, за что немало выстрадал и под именем Симона Волхва ошибочно считался автором главной каббалистической книги «Зогар”, которая, в действительности, написана лишь к концу XIII в. по Р.Х. в Испании;

3) Меира, знаменитейший из учеников Акибы, положившего основание Мишне Иуды Ганасси. Меир не менее известен в качестве популярного проповедника, иллюстрировавшего свои речи легендами, баснями и притчами (агадами). В Талмуде прославляется даже его жена Берурия (Валерия), как чрезвычайно начитанная и доблестная женщина.

4) Иуда Насси (Ганасси или Гакадош), обыкновенно называемый в Талмуде просто Рабби. Среди многих его учеников Талмуд отдаёт чрезвычайное предпочтение Аббе Ареке, переименованному в Рава и Мар-Самуилу. Святой Иуда, по преданию, находился в дружеских отношениях с императором Марком Аврелием либо, что вероятнее, с Люцием Верром Антонином. Опираясь на непререкаемый собственный авторитет, Иуда отменил многие обычаи и обряды, которые, хотя и были освящены раньше веками, но сделались неудобными при новых обстоятельствах; важнейшая же его заслуга усматривается в кодификации Мишны, ставшей каноническим кодексом традиционного права и заменившей все подобные компиляции прежних учёных.

Независимо от четырёх поименованных авторитетов по существу Мишны, следует указать ещё на двоих, если так можно выразиться, с формальной точки зрения. Руководящие, толковательные приёмы для развития Библии, а в особенности Пятикнижия, дал уже Гиллель. Этих приёмов семь: доказательство от меньшего к большему и наоборот; аналогия формы; обобщение специального закона; обобщение двух специальных законов; общее и частное; аналогия из другого места и — умозаключение из контекста.

Эти приёмы оправдывались логикой и духом еврейского законодательства, а потому были вслед за этим энергически защищаемы против великого Акибы Измаилом б. Элишею. Но не так смотрел на дело сам ученик Наума из Гимзо — Акиба. Он везде находил всевозможные намёки, в любых грамматических особенностях языка Библии, в илеоназмах, повторениях одного и того же закона, в соединительных и противительных союзах, в указательных местоимениях, в определенном члене, в личных местоимениях и глаголе, равно как в местоименных суффиксах, иначе говоря, — во всех тех лишних словах, частицах и буквах, которые, однако, необходимы во всякой связной речи.

Эти приёмы истолкования дали, тем не менее, могучие средства для обоснования каждого обычая и всякой новой законодательной нормы буквой Писания. Не удивительно, что они были встречены с восторгом и умилением современниками Акибы. Измаил же, в свою очередь, развил приёмы Гиллеля до тринадцати, впрочем, отбросив один и один же прибавив. На практике применяются лишь четыре приёма Измаила, но зато в раввинской литературе добавлены и разные другие. На справку, — в качестве соффистического курьёза и как недурной образчик талмудического языка, мы приводим следующий список тринадцати толковательных приёмов рабби Измаила б. Элиши:

1) кал-вахомер; 2) гезера-шава; 3) биньян ав; 4) келал уферат; 5) перат ухелал; 6) келал уферат ухелал; 7) келал шегу царих шферат уферат шегу царих лихглал; 8) давар шегая бихелал венца мин гакелал; 9) давар шегая бихелал веяца литсон тоан шегу хеиньяно; 10) давар шегая бихелал веяца литеон тоан шело хеиньяно; 1) давар шегая бихелал веяца ладун бедавар гехадаш; 12) давар плламед меиньяно ведавар галламед миссофо и 13) шне хетувим гаммаххишим зе эт зе [48].

VII. Наряду со сказанным уже сами исторические судьбы еврейства создали раввинами достаточную гарантию в произволе толкования письменного закона под предлогом применения закона устного. Если семитические письмена не содержат гласных букв, заменяемых особою пунктуацией, а потому произносимых, как придётся, то чтение подобного текста становится условным ещё и за нередким отсутствием в нём как знаков препинания так даже разделения строк на слова.

Небезызвестно, с другой стороны, что “избранный народ”, не имея собственного разговорного языка (евреи С. Европы говорят на испорченном немецком языке, а южные евреи в Европе и передней Азии усвоили жаргоном не менее извращённый ими испанский язык), непременно уродует по своему и всякий другой язык. Проходя же на пути веков через разные виды паразитизма у иноплеменников (между прочим, из 1400 лет даже своего политического существования проведя 1000 лет в рабстве), они дали в заключении Талмуд на целом винегрете чужих языков, под иудейский лад переделанных и перемешанных.

Здесь крайне перепутаны и скомканы: хеттейский, вавилонский (халдейский) древний, аморрейский, сирийский, арамейский, халдейский новый (эпохи пленения), греческий, латинский, парфянский и персидский.

Вдобавок к столь винегретному языку не существует ни грамматики, ни лексикона. Независимо от этого, само изложение талмудической премудрости случайно и предумышленно, окутывается непроглядным туманом бездонной казуистики, непостижимой для чужеродца вздорности, а подчас и гнусности тем, вероломных изворотов, пустозвонства диалектики, невероятного дерзновения соффизмов, ябеднического коварства и эквилибристики лжи, от хаоса которых голова уже идёт кругом, помимо анархии языков, указанной выше. Не трудно представить себе, какова вся эта непроглядная тьма для злорадства раввинов и что они в ней проделывают!…

VIII. Не имея другого источника размышлений, кроме Библии, усматривая в ней начало и конец бытия “избранного народа” и для сохранения иудаизма, как они его понимали, приурочивая свою деятельность лишь к её истолкованию по-своему же, учителя Израиля стремились исчерпать этот источник не только до его крайних границ, но и за пределами всякого их вероятия.

Предпослав утверждение, что по необъятности божественного разума, заключённого в Пятикнижии, человеческие рассуждения не способны постигнуть его глубины, мудрецы Талмуда стали признавать не одним правом, а и своим долгом проникновение во все последствия. Таким образом, возникли толкования, а за ними толкования на толкования, на эти же последние — супер-толкования и т. д. без конца.

Своими тринадцатью методами разумения Пятикнижия талмудисты выводили из него как законы, логически проистекающие, так и те, которые должны быть, по их мнению, здесь предполагаемы, так, наконец, те, до каких только в состоянии проскользнуть соффистическая эквилибристика, шулерство диалектики, салто-морталэ кляузничества, дерзость изворотов, циническая пронырливость, наглость в самом крайнем изощрении.

Дать нечто новое, предшественникам чуждое, стало излюбленной задачей талмид-хохима. Усилия этой категории, с одной стороны, показывают, что никакой иной народ не истязал своих умственных способностей подобно евреям, с другой же, создают многосложный табель о рангах, то есть о сравнительной силе авторитетов, “геделе-бе-Исроиль” и “годен-бега-гдолим”, а с третьей, обусловливают ряд вероломных приёмов к выходу из этих, нарочито запутываемых, кагальных лабиринтов.

В такой сфере, трудно сделать и несколько шагов без смертельной тоски. Чтение Талмуда является странствованием в пустыне среди сыпучих песков, бесплодных растений, истоптанных трав. Вот почему сюда были призваны на помощь: аллегории, басни, сказания, мифы, притчи, анекдоты и легенды. Но, развлекая поучаемых, отцы Талмуда пользуются и этим материалом для дальнейшей фальсификации писанного закона — в целях нового, для себя корыстного осложнения ритуальной практики, равно как для больших удач в пропаганде ещё неслыханной безнравственности.

IX. Мудрено ли, что, при данных условиях Великий Санхедрин уже в V столетии до Р.Х., стал быстро захватывать неограниченную власть не только над иудейством, но и за его межами в такой мере, что к началу III века до Р.Х. фарисейский деспотизм начал отражаться уже не только на одних евреях. Правда, в 149 году после Р.Х. Верховный Совет Израиля был официально уничтожен, тем не менее, и по закрытии Синедриона (Санхедрина) первосвященство (патриархат) иудейское сохранялось, безмерно обогащаясь и владычествуя ещё несколько столетий.

Существование патриарха в Тивериаде закончилось лишь в 415, а в Вавилоне только в 1038 г. после Р.Х. Тем временем песаким (решения), токоноф (правила) и гезероф (постановления) талмудической центральной власти, подавляя весь обиход евреев, размножились неудержимо. Естественно, что в ярой борьбе за преобладание Израиль не мог не раздираться сектами до тех пор, пока не взяли, наконец, верх одни фарисеи и не достигли пресечения всякого разномыслия через завершение Талмуда к концу VI века но Р.Х.

Для полноты сведений, назовём эти секты:

1) Мегестаниты — восходящие к временам пленения вавилонского. Почти везде, в Талмуде, их роль очень сквозит там, где добрые и злые духи замечаются в делах либо событиях человеческих и где речь идёт о влиянии планет, либо о суеверных проделках в связи с новолуниями.

2) Мизраимиты — появилось уже вскоре после смерти Александра Великого; их влияние отразилось на Талмуде повсюду, где учение Каббалы носит характер числовой либо графический, а она, в свою очередь, происходит от Каббалы египетской, народившейся при замене иероглифов знаками алфавита.

3) Эллинисты — секта времён Аниоха Эпифана; восприняв догмы Платона, Аристотеля и Эпикура, она усвоила в особенности мелочность и мистицизм, которыми для диспутов пользовались греческие философы. Этой секте следует приписать многие языческие обряды, рекомендуемые Талмудом, а в частности, отзывы, поднимающие греческий язык на уровень достоинства языка еврейского.

4) Садукеи, — по Талмуду производят себя от Садока и Баифоса (приблизительно за 300 л. до Р.Х.). Невзирая на отвращение, ими внушаемое остальным евреям, садукеи обладали таким авторитетом, что их влияние не могло не откликнуться и на законе устном. За их же счёт надо отнести безразличие, с которым талмудисты относятся к бессмертию души.

5) Караимы, — происхождение которых недостаточно выяснено. Талмуд их считает отпрыском садукеев. Библию, а не устное предание почитают они за вдохновение свыше и разве изредка обращаются к преданию для истолкования Писания. Караимам, повидимому, а не писцам (статс-секретариату) синагоги принадлежат некоторые критические и своеобразные замечания по истолкованию Библии, которые временами попадаются в Талмуде.

6) Секта фарисеев — появилась в конце Маккавейского периода — из непримиримой реакции против садукеев и караимов. Фарисейская секта ставит, в Талмуде, букву выше разума, устный закон — над законом писанным и обрядность — сверх нравственности.

7) Гаулониты или Зелоты — ответвление фарисеев. Надменно учат в Талмуде, что евреи не могут быть подданными либо данниками кого бы то ни было иного, кроме Предвечного.

8) Геродиане — бросили в кодекс синагоги зародыши того положения, что религию можно менять как ради выгод житейских, так и по принуждению.

9) Эссеяне — среди других утверждений проводят мысль, что закон Моисея не что иное, как аллегория. Они должны быть, в значительной мере, рассматриваемы в Талмуде, как авторы того, что позже стало известным под терминами Агада и Мидраша.

10) Терапевты. — Высшим блаженством они признавали самоуглубление и, вероятно, являются первыми пропагандистами Каббалы догматической, влияние которой сильно чувствуется среди материалов Талмуда.

11) Гиллелиане — направляли устный закон к питанию своего соперничества с хамменианами.

12) Хаммениане. — Они требовали признания силы только за теми учениями, которые диаметрально противоположны мнениям и решениям гиллелиан.

В хаосе распрей, соффизмов, увёрток, нелепостей и басен, эксплуатируемых указанными сектами, между прочим, создались:

“Тосефта” (Прибавление). В качестве дополнений к Мишне, Тосефта заключает обрывки и разъяснения галахических компиляций, не попавших в Мишну, но составленных такими мудрецами, как Акиба, Меир, Неемия, Хиея, Ошаиа, Бар-Каппара и другие. Свой настоящий вид Тосефа получила в V или VI веке по Р.Х.

“Мехильта” — имеет с “Сифра” и “Сифре” ту общую черту, что галахический материал расположен не в систематическом порядке содержания, как в Мишне и Тосефте, а в виде комментариев к той или другой части Пятикнижия. Преимущественное внимание обращено здесь не на сами законы или галахи, а на способ их получения из текста Писания. Поэтому они называются “Мидраши” (Толкования). Мехильта относится, главным образом, к книге Исход. Свой настоящий вид Мехильта получила в IV или V веке по Р.Х.

“Сифра” или “Торан-Коганим”, или же “Сифра деве Рав” (Книга школы Рава), — названа так по имени главного её автора, хотя Талмудом основание её приписывается Иуде бен Илаю, ученику Акибы. Сифра представляет сборник толкований на книгу Левит.

“Сифре” — толкования на книгу Чисел (начиная с V главы) и на Второзаконие. Мехильта, Сифра и Сифре редактированны по двум системам, Акибы и Измаила, вавилонскими таннаями.

“Барайта” или “Барайты” — “посторонние Мишны”, так именуемые в отличие от общепризнанных положений “нашей Мишны”

(Матнитин). Барайты, в большинстве погибли, а их следы, удержавшиеся в Талмуде, нередко противоречивы.

X. Все означенные, а за ними и разные другие (им же нет числа) талмудические работы носят, однако, второстепенный характер. Наоборот, первое место и даже главенство над самой Мишной имеет Гемара — важнейшая часть Талмуда. Если язык Гемары (халдейский) по точности и сжатости уступает языку Мишны (сиро-халдейскому), то по внутреннему его содержанию Гемара идёт далеко впереди.

Вращаясь исключительно среди евреев и лишь в одной и той же плоскости ведения, отцы Талмуда по малограмотности, отсутствию цели для иного образа действий и по самому свойству темы, а также по характеру языка выражались лаконически, замысловато и туманно. Таков, в особенности, характер Мишны. Понятно, что дальнейшие комментарии стали неизбежными.

Равным образом, требовалось не только рационализировать на иудейский, конечно, лад, но и доводить до последних выводов краткие сравнительно положения Мишны. Этим требованиям и стремится прежде всего удовлетворить Гемара.

Посему и принимая во внимание, что святой Талмуд разрабатывался параллельно в двух редакциях — Иерусалимской и Вавилонской (“Талмуд Иерушалми” и “Талмуд-Бавли” или “Бабли”), оказались две Мишны и две Гемары, причем на шестьдесят семь трактатов Мишны Гемара приурочена в Иерусалимском Талмуде лишь к тридцати девяти, а в вавилонском даже только к тридцати шести. Это не мешает, впрочем, Вавилонскому Талмуду быть вчетверо обширнее Иерусалимского.

Основным редактором Гемары Иерусалимской признаётся рабби Иоханан, а первым автором Вавилонским — рабби Арека, ректор академии в Суре (умер в 242 г. по Р.Х., стяжав громкую славу себе и академии). Последним амором и редактором той же академии считается рабби Абина, приемник Аши эль Гакима (умер в 499 г. по Р.Х.).

Этому последнему помогали сын его Мара и рабби Маремар. В трактате “Масехт-Гиттин” высказывается от имени рабби Ахи следующая мысль: “Я подтверждаю, что от рабби Иегуды Гакадоша до рабби Аши не встречалось примера, чтобы для народа столь удачно сошлись богатство с учёностью”. Таким образом, ясно, почему вслед за исполнением Вавилонской Гемары самый титул амора не может принадлежать никому более.

Позднейшие же мудрецы приобретали, как наивысшую почесть, да и то весьма редко, лишь титул гаона. Гемара, а Вавилонская — в особенности, означает “завершение” либо “окончание”, знаменуя этим невозможность превзойти её авторов в делах иудейского разума. Вообще же говоря, действующим среди евреев законом представляется исключительно Талмуд Вавилонский, или даже одна его Гемара, а весь Иерусалимский Талмуд не более, как научное Для сынов Иуды подспорье либо, так сказать, “Писания святых отец”.

XI. Подобно тому, как Мишна и Гемара обосновались на данных, им предшествовавших, так и сами они явились источниками для трудов последующих. Веками появлялись один за другим новые и новые мудрецы Талмуда. Не входит, конечно, в нашу задачу рассмотрение их биографии либо деяний.

Укажем разве на таких из них, как Маймонид [49], Абарбанель [50], Ярхи, Рати [51], Бехаи, Альфази, Кимхи, Габриель, Овада из Бартионоро, Галеви, Машир, Гадаршан, Авраам из Гродно, Каро [52], Иссерлес и др.

Отметим, что из учёных раввинов в Европе наиболее знаменитые процветали в Испании, на юге Франции и в Польше. Преследования, истребления Талмуда начиная со времён Юстиниана делу помогали мало. Подобно тайным спискам (мегиллот-сеторим) до времён Эздры, появлялись такие же сокровенные выдержки из Талмуда и в новую эпоху. Песнопевец же иудаизма Грэц, не нарушая исторической достоверности, был в праве сказать:

XII. С другой стороны, нельзя не указать и на следующее: Как уже замечено выше, Талмуд распадается не только на Миш-ну и Гемару, а ещё — на Галаху и Агаду. Они, впрочем, обе должны быть рассматриваемы, лишь как два течения в одном и том же русле. Галаха имеет характер преимущественно формальный, — юридический и законодательный. Происходя от слова “идти”, Галаха самим наименованием своим как бы оттеняет два основных для себя момента: систему, которую надлежит применять в целях доказывания, либо разрешения проблем, и необходимость или долг согласоваться на практике с тем, что осталось позади, как уже обоснованное и установленное.

Рассуждая по началам своеобразной, но неизменно господствующей талмудической логики, Галаха отправляется от предпосылки, что в каждом слове Библии столь же предписаний, сколько в нём может быть значений, равно как — столько же идей, сколько оттенков смысла. Выдвигая свои запросы от имени предания, Галаха каждый раз призывает, по крайней мере, двух докторов талмудического права, которые, в свою очередь, появляются сразу из двух же рядов юрисконсультов, имеющих разные мнения по каждому пункту доктрины. Безропотно выслушивает их Галаха до истощения их бесконечных тирад.

За этим она иногда сама решает, какова должна быть отсюда практика, а иногда предоставляет догадываться, переходя к новым и новым вопросам, снова выслушивая двух противоречивых свидетелей и опять заключая прения, как сейчас объяснено. Приблизительно так же, хотя и с несколько иными приёмами, действует и Агада. Только она одна, как уже сказано, нарушает монотонность в пустыне Талмуда, забавляя путешественника либо игривыми приёмами, либо сказаниями доброго старого времени, а то и вообще легендарной сферой, о которой бесцельно распространяться.

Польские талмудисты равно ознаменовали себя талантами в Галахе и в Агаде, но во второй, быть может, больше, чем в первой. Отсюда вывод, что они должны были отличаться и в Каббале, что мы и видим в действительности.

Сыны же Иуды, обучающие ныне “свободе” россиян, происходят от выходцев из Польши, насыщенных Мишной и Гемарой, Галахой и Агадой.

Б. Система Талмуда и его содержание

I. Наравне с коренным материалом Талмуда, система его главным образом приурочена к Мишне и относится ещё ко времени её кодификации, продолжавшейся, как известно, около трехсот лет. Являясь как в Иерусалимской, так и в Вавилонской редакциях энциклопедией правовых воззрений древних раввинов, “наша Мишна”, т. е. обработка её Иудой Святым (Гакадошем), проистекает ближе всего из Мишны Меира, который получил её от своего учителя Акибы, но заключает немало вариантов из ещё более старой Мишны аббы Саула, где, невидимому, была уже в то время принята та же система.

Важнейшая из двух Гемар — Вавилонская, текст которой широк и ясен сравнительно с сжатым и туманным слогом Мишны, имеется, как нами было упомянуто, лишь к половине, примерно, Мишны (в 36 трактатах из 63).

Во всём же, что касается обрядов для Св. Земли и Храма Иерусалимского, отсутствует. Зная добродетели своего народа, а потому отнюдь не питая надежд ни на возврат его в Ханаан, ни на восстановление Храма, привлекавшее основательные подозрения ещё при Эздре и Неемии (Неемия, II, 5—10, 17; IV, 1—3 и 11—23; VI, 1, 6, 8, 15; 2-я книга Эздры, II, 17—31), авторы Вавилонского Талмуда оставили и соответственные двадцать семь трактатов Мишны без Гемары, так как… “комментарии к ним будут даны пророком Илиёю и самим Мессией”.

Расположение содержания в редакциях Иерусалимской и Вавилонской неодинаково и доже разнится, хотя не существенно, в различных изданиях.

Тем не менее, самые основания системы повсюду изменены.

Прежде всего Талмуд распадается на шесть отделов или порядков (“седарим”). Эти “Шиша Седарим” по обычаю иудейскому образуют из своих начальных букв каббалистический термин “Шас”, которым евреи называют Талмуд. Отделы же таковы:

Зераим (“посевы” — аграрные законы), Моэд (“праздники”), Нашим (“женщины” — брачное право) и Незикин (“повреждения” — гражданское и уголовное право), Кодашим (“святыни” — каноническое право) и Тегарот (“чистоты” — о нечистом с ритуальной точки зрения).

Отделы подразделяются на трактаты (“масехет”, множ. “масех-тот”). Число их 63, но в Вавилонском Талмуде из области того, что относится к Барайте, имеются дополнения в виде четвёртой главы к трактату “Биккурим” (“первинки”) и пять особых, “маленьких” трактатов (Массекет Абот, Массекет Софрим, Массекет Семахот, Массекет Кала и Массекет Дерк Эрец).

В отделе “Зераим” — 11 трактатов: Берахот, Пеа, Демай, Килаим, Шевииф, Терумоф, Маасроф, Маасер-Шени, Хала, Орла и Биккурим.

В отделе “Моэд” — 12 трактатов: Шаббат, Эрубин, Песахим, Шекалим, Иома, Сукка, Беца или Иом-Тов, Рош-га Шана, Тааниф, Мегилла [53], Моэд Каттан и Хагига.

В отделе “Нашим” — 7 трактатов: Иеббамоф, Кефубоф, Недарим, Назир, Сота, Гиттин и Киддушин.

В отделе “Незикин” — 10 трактатов: Баба-Камма, Баба-Меция, Баба-Батра, Санхедрин, Маккоф, Шебуоф, Эдуиоф, Абода-Зара [54], Абот или Пирке-Абот [55] и Гараиоф.

В отделе “Кодашим” — 11 трактатов: Зебахим, Менахоф, Хуллин, Бехорот, Арахин, Темура, Керифоф, Меила, Тамид, Киддоф и Кинним.

В отделе “Тегарот” — 12 трактатов: Келим, Охалоф, Негаим, Пара, Тегароф, Микваоф, Ниддд либо Юхасим, Махширин, Забим, Тебул-Иом, Ядаим и Укцин.

Итого, в 6 отделах — 63 трактата.

Трактаты разделяются, в свою очередь, на главы (“перек”, множ. “переким”), их в 63 трактатах 524, а с прибавлением 5 “маленьких” трактатов — 617.

Главы же состоят из параграфов, равным образом именуемых Мишнами (“Мишнаиот”). В Вавилонском Талмуде, их 3.787.

Столько понадобилось для истолкования, т. е. распространения, извращения и дополнения 613 повелений Пятикнижия (248 положительных и 365 отрицательных). Полный список этих повелений по обеим их категориям приведён у Чиарики (Talmud de Babylone, 128—180). Талмудист обязан, впрочем, знать их наизусть. Но этого мало. Так как всё в Талмуде сводится к Микре (Библии), то ему вменяется в долг цитировать по памяти целый стих по одному, взятому на выбор, слову и всю главу — по одному стиху.

II. Пяти лет отроду еврей начинает учиться своей грамоте, десяти лет — Мишне, а пятнадцати — уже Гемаре.

А насколько важно такое прохождение знания, это явствует хотя бы из следующего, непререкаемого, конечно, свидетельства Талмуда (тр. Гиттин, лист 58, кол. 2): в “многолюднейшем на свете” городе Бе-форе во дни мессии Бар-Кохебы существовало уже 400 синагог, в каждой по 400 учителей, а у всякого учителя по 400 учеников. Следовательно, в одном только Бефоре было 160.000 учителей и 64.000.000 учеников!…

Само же преподавание далеко не просто. Так, если судить по Талмуду (тр. Санхедрин, л. 110, кол. 2), сам Бог присягнул ложно, и этому не без усердия поучаются сыны “избранного народа”. Или, например, Мидраш Тиллим (л. 10, кол. 2) — из 9-го псалма, равно как из 23 стиха XXV главы книги Бытие [56] выводит, по своему, не без основания, разумеется, что Иаков уже родился обрезанным, причём он был одним лишь из тринадцати, — того же сподобившихся, как это видно из списка: Адам, Сиф, Енох, Ной, Фара, Иаков, Иосиф, Моисей, Илия, Самуил, Давид, Исайя и Иеремия.

А то ещё, на вопрос — почему Иуда-Ганасси был признан Святым, Талмуд (тр. Юхасим, л. 45) глубокомысленно вразумляет: “well er sein ganzes Leben hindurch sich nie am blosen Leibe unter dem Nabel mit der Hand beruhrt habe”. Такое объяснение не мешает, впрочем, сказать (см. Сефер бен Сира л. 2, кол. 2) о пророке Иеремии, будто он “suam propriam filiam gramdam fecisse”, да ещё столь противоестественным и бесстыдным способом, что уже во имя чувства благопристойности нельзя здесь повторить слов Талмуда хотя бы и по латыни.

Не легко, равным образом, уяснить себе, как мог придти “учитель” Раф из 15 стиха I главы третьей книги Царств к заключению: “Bethsabee autem, dum apud regem fuerat, tredecim panos laneos adhibebat, ut se purgaret…” Рабби же Соломон Иархи, один из ярких светочей Талмуда, не только мотивирует означенный вывод забавными соображениями со своей стороны, но и усматривает подтверждение ему в том, что сам указанный сейчас текст 3 кн. Царств выражен именно тринадцатью словами: “Vattawo Bathscheva el hammelech hachadrah vehammeleh saken meod vaabhischad haschunammith mescharath eth hameleh…”

Наряду с этими примерами, трудно умолчать, положим, хотя бы и о таком: У пророка Аввакума (II, 16) сказано: “Ты пресытился стыдом, вместо славы: пей же и ты и показывай срамоту, обратится и к тебе чаша десницы Господней и посрамление на славу твою”. Трактат же Санхедрин (л. 149, кол. 2) повествует:

С другой стороны, не может и не станет, конечно, “законоучитель” иудейский отказывать себе в удовольствии наставить своих слушателей и относительно знаменитой в Талмуде параллели: Самого лучшего из не евреев убей, Самой красивой змее размозжи голову!…

Предписание это не только проистекает из толкований во второй части Пражского “Машора” (л. 34), молитвы “Avi col cosch”, но и из буквального текста трактатов Абода Зара (л. 26, кол. 2) и Сахедрины (л. 93, кол. 1), из коих в первом первая же строка означенной параллели выражена словами “Tov Schebogojim harog”, а во втором — “Coscher Scheboakum harog”, что равнозначаще, так как “Tov” и “Coscher”, “Gojim” и “Akuin” — синонимы.

Понятно, каково положение талмид-хохима пред учениками, нередко, детьми, и в какой мере научна та свистопляска безнравственности, которую он повинен, не глядя ни на что, излагать им в качестве премудрости, данной на Синае [57].

Обучение идёт по печатным текстам и по тайным спискам, причём эти последние, как хранилища ненависти к христианству, играют в преподавании Талмуда отнюдь не последнюю роль. Талмудическая же литература вообще огромна как в печатных, так и в писанных контекстах. Не место здесь касаться её. Полных изданий самого Талмуда было вообще не много, да и те ценятся на вес золота, а потому для большинства евреев недоступны. Вычеркнутые цензурою в других изданиях места заполнены точками или особыми знаками. Наставники знают, что здесь уже трудно обойтись без сокровенных списков, а их ученики жаждут скандальных изданий. Таким образом, нам нельзя не упомянуть хотя бы вкратце и об изданиях Талмуда полных, т. е. для еврейства наилучших и неполных, требующих устного либо, так сказать, подпольного “исправления”…

III. Что касается изданий Талмуда, то они весьма долгое время переписывались от руки, а потому были сравнительно редки. Иначе говоря, существо преданий, послуживших для его обработки, сохранялось, в иудейском мире так же устно после Р.Х., как и до нашей эры.

Если не первым, то вторым, наверное, опытом печатания еврейским алфавитом оказалось в Неаполе. Первое же, и при том роскошное, издание Талмуда на 380 листах, in folio, в 1489—1492 г., т. е. одновременно с изгнанием евреев из Испании Фердинандом и Изабеллой, причём, как известно, многие сыны Иуды бежали именно в Неаполь.

Знаменательность этого факта раскрывается в особенности при сопоставлении его с предшествовавшими параллелями катастроф и пробуждений иудаизма. Таков, например, был период с 745 по 720 гг. до Р.Х., когда Туклад-Габал-Ассар II начал, Салмонассар IV продолжал, а Саргон II закончил разгром царства Израильского, т. е. уничтожение десяти с половиной колен, следы которых и до сих пор бесплодно разыскиваются потомками остальных полутора колен (Иудина и половина Вениаминова) царства Иудейского, равным образом сокрушённого в 588 г до Р.Х. Навуходоноссором, но ещё отнюдь не погибшего доныне.

Кульминация печалей “избранного” народа — эпоха Навуходоносора и его ближайших приемников — вплоть до 10 августа 538 года перед Р.Х., когда Кир взял Вавилон, тем не менее, отмечена как исключительным подвижничеством за Израиля величайших его пророков Иеремии, Исайи и Иезекииля, так и деятельностью других палладинов за еврейство, выдающихся по энергии государственных людей — Даниила, Зоровавеля, Эздры и Несмии. Заслуги Эздры главным образом направились к рассвету самосознания иудеев и обоснованию самых устоев Талмуда.

Отсюда через полтора века проистекала и Маккавейская революция наряду с приступом еврейских учителей к сооружению Мишны. Ниспровержение второго Храма при Веспассиане и Тите дало, в свою очередь, лишь окончательный импульс возведению столь беспримерного монумента, как Талмуд, и, не взирая ни на какие испытания, уже не останавливается до наших дней с их поразительными даже для иудеев биржевыми, социальными и политическими аксессуарами невиданного торжества.

Точно также и в первой половине Средних веков изгнание сынов Иуды персами из Мессопотамии в XI столетии мосле F.X. создало новые талмудические центры, сперва в Египте и Марокко, затем в Испании и, наконец, в разных местах 3. Европы, а в заключении, по территориям Полыни, Малороссии и Литвы. Это же последнее произошло как бы с тем именно, чтобы в апофеозе тирания Талмуда разлилась далее уже на огромных пространствах европейской и Азиатской России, да еще при самых ужасных сочетаниях невзгод, какие удавалось когда-либо подстерегать еврейству ради гибели иноплеменников.

Нет, впрочем, здесь ничего удивительного. Для превращения в новую Землю Обетованную нашей необъятной родины даже злодеяния, некогда учинённые иудаизмом в Ханаане, теперь, без всякого сомнения, не могли быть достаточными…

Второе полное, т. е. без пропусков, издание Талмуда относится к 1520—1524 гг. Оно вышло из типографии Даниила Бомберга так же на итальянской почве — в Венеции, без цензуры. Объясняется ли это терпимостью, небрежностью либо неведением христиан, трудно сказать. Во всяком случае, это издание сделалось образцом для всех последующих как своей общей схемой, так и путём распределения материала по страницам, преимущественно, в лучших изданиях Талмуда Вавилонского.

Вероятно, такой метод расположения текста был освящён древним обычаем ещё для рукописных фолиантов Талмуда. К сожалению, появившееся одновременно с оффициальным провозглашением Реформации Лютером, ценное издание Бомберга не сохранилось до наших дней нигде всецело. Едва разве по несколько трактатов имеется даже в старинных, основных библиотеках Рима, Гамбурга, Оксфорда и т. п.

Третье, ещё раз полное издание, 1546—1550 гг., снова вышедшее в Венеции у Марка-Антония Юстиниани равным образом стало источником и мерилом для дальнейших, пожалуй, даже более предыдущего. Четвёртое издание, 1578—1580 гг., из типографии Амвросия Фробениуса появилось в Базеле и хотя напечатано по двум указанным Венецианским, но, согласно указу Триентского собора, Марк Моринус, цензор, вычеркнул из него всё, что оскорбительно для христианского и его Божественного основателя.

Посему и дабы восстановить полный текст издания Юстиниани, разработано между 1603 и 1605 годами в Кракове новое, тем не менее, уступающее Венецианскому, пятое издание Талмуда. Засим, по тексту же Юстиниани, с 1617 по 1622 гг., в Люблине совершено было второе издание. Седьмое, так же полное издание напечатано в 1644—1646 гг., верно с изданием Юстиниани же, в Амстердаме у Эммануила Бомбеписта. Восьмое и девятое издания — оба во Франкфурте на Одере, были предприняты Михаилом Гоштальком в 1697 г. и Сигизмундом Яблонским (закончено в Берлине) в 1721 году.

Они копируют издание Базельское но уже с прибавлением трактата Абода Зара (об идолопоклонстве, под каковым евреями разумеется, и даже главным образом, — христианство), которого не пропустил Марк Моринус. Наконец, десятое издание Талмуда было начато в Амстердаме (1714 г.) и закончено во Франкфурте-на-Майне (1721 г.).

Оно, в свою очередь, не содержит многого, запрещённого в Базеле. Далее стали печататься ещё и ещё издания Вавилонского Талмуда: в Зульцбахе, Диренфурте, Славуте (Польша), Вене и пр., обращающиеся больше всего среди польских евреев. Своеобразный интерес этих изданий заключается в указании пробелами мест, соответствующих запретам Цензуры.

Сами же пропуски этого рода частью восполнены другими талмудическими сборниками, частью усердно приведены в специальной еврейской книге “СейдерТадайдоль”, частью, наконец, в талмуд-торах, хедерах, бесс-гамидрамах и иешибо-тах даже сейчас преподаются устно. Независимо от указанных, существуют издания, отпечатанные в Фессалониках, Константинополе и т. п., но они, как ординарные, не представляют особой ценности. Не следует забывать, однако, что всякий Талмуд — святыня для еврея и сообразно с этим хранится в самых тайниках его библиотеки.

Резюмируя, отметим, стало быть, что самыми полными и наиболее точными должны быть признаваемы четыре издания Талмуда: а) Венецианское — Юстиниани, б) Краковское — 1605 г., в) Амстердамское — 1646 г. и г) частью Амстердамское, частью Франкфуртское 1714—1721 г.

IV. От изданий естественно перейти к переводам Талмуда.

Перевода Гемары ни на какой иной язык не существует.

Мишна же была переводима: впервые и сполна — по латыни Суренгузиусом (Амстердам, 1698—1703), равно как почти что полностью — на итальянский, французский и немецкий языки, а в самое последнее время, да и то лишь отчасти — по английски. На русский язык недавно перевод её сделан Переферковичем. В выдержках некоторые тексты Мишны и Гемары приводятся у Чиарини (“Talmud de Babylone”), а в наилучшем, подробном конспекте, с немаловажными подлинными цитатами критически рассматриваются у Эйзенингера (“Entdecktes Judenthum”, 1711 г.”).

V. Содержание Талмуда после всего уже сказанного не требует подробных указаний. Прежде всего — это sui generis иудейская энциклопедия по богословию, праву, истории, политике, географии, парфюмерии, медицине (в учении о “кошер” и “треф”, т. е. чистом и нечистом), астрономии (по определению времени Пасхи и летоисчисления вообще), астрологии, магии и чернокнижию вообще.

Не следует терять из вида, что если Талмуд есть душа еврея, то Каббала — душа Талмуда. Это не только аккумулятор либо хранитель иудаизма, но и образователь его у иноплеменников. Так, по удостоверению Леруа Больё (“Israel parmi les Nations”), будучи племенем весьма смешанным, еврейство заключает и некоторые элементы, у которых по крови нет почти ничего иудейского, например: евреи-блондины, без сомнения, славянского происхождения, а евреи-чёрные на Малабарском берегу, негритосы.

Не излишне отметить далее факт телесной связи не только между возникновением Реформации и расцветом иудаизма в Европе, а в частности, между Кромвелем и евреями в Англии, но и, в особенности, между сынами Иуды и последователями Кальвина либо Цвингли в Швейцарии, равно как между кагалом и квакерами С. Америки. Замечательно, что сосредоточение протестантов на Ветхом Завете и его “свободное” толкование производит ту же наклонность к торговле деньгами и такой же ростовщический дух, что и у членов “избранного” народа…

С другой стороны, современное нам ожидовление целых классов и даже народов Европы говорит в данном отношении само за себя.

Параллельно сему идёт, неуклонно развиваясь, и ожидовление масонства, первородный грех которого, на ряду с космополитизмом, заключается, конечно, в его талмудической же беспринципности. Заражение иудаизмом подчас наблюдается в этой сфере и при таких ярких обстоятельствах, какие мы видим, например, у Адриано Лемми. Итальянец (из Ливорно) и католик, он за мелочные мошенничества был в 1849 году осуждён Марсельским судом на полтора года в тюрьму, но бежал в Константинополь.

Здесь он сошёлся с евреями… и корысти ради подвергся обрезанию. Сблизился с Кошуом, равным образом скрывшимся от венгерскою суда, как обвиняемый в том, что обокрал венгерскую графиню, у которой был на содержании. Через Кошута познакомился с Мадзини и перебрался в Италию, где стал масоном. Разумеется, участвовал в революциях и деяниях анархических вообще.

Пробираясь засим всё выше, Лемми при содействии евреев и масонов министров Криспи, Мадзини, Гримальди стал в 1893 г. гроссмейстером Великого Востока Итальянского, а затем через интриги, подкуп и другие преступления добился после смерти Альберта Пайка перенесения из Чарльстоуна (С.-А.С. Штаты) “Верховного Догматического Совета” Палладистов в Рим — поближе к папе и открыл служение Люциферу.

Когда Джузеппе Кардуччи, профессор в Болонье и поэт, написал такому новоявленному Богу гимн, Лемми ввёл пение этого гимна в церемониал масонства в Италии. “Il y a deux ennemis dans mon coeur, — Dieu et la France!…” — провозгласил, наконец, Лемми и умер, передав гроссмейстерство уже некрещёному еврею Натану, оказавшемуся на радость папскому престолу и римским городским головою!…

Талмуд далее есть центр тяготения иудаизма, такое средоточие, которое с целой системой спутников (франк-масоны, социалисты, шаббесгои вообще) неудержимо стремится к таинственному созвездию в пространстве времён, неугасимо сверкающему, однако, в сознании Израиля, как эмблема всемирного господства. Наконец, это — вместилище неутомимой злобы и мстительности против христианства, дерзнувшего посягнуть на “божественную” монополию по эксплуатации мира, присвоенную сынам Иуды законодательством Синая…

Заключительный же момент развития иудейской мизантропии состоит в лютом презрении ко всему человеческому роду. В своих молитвах евреи призывают всяческие беды и проклятия на голову чужеродцев и молят своего Иегову о быстрейшем истреблении их. Глубоко заблуждался бы, впрочем, тот, кто допустил бы, что сыны Иуды, по крайней мере, любят и почитают друг друга.

“Все евреи за одного и один за всех!” — таков, действительно, их первый коренной девиз, но он построен на эгоизме и расчёте, а вовсе не на любви. И волки, атакуя путников, действуют сообща. Когда одни хватают за морды лошадей, другие норовят прыгнуть в сани или схватить жертву ещё на бегу, но это не мешает им растерзать любого из своей же стаи, как только он бывает ранен…

Еврейство — стая охотящихся волков!

Не давая пощады гоям, оно логически не смеет щадить и своих ам'гаацеров…

Бесподобное преимущество и неподражаемый залог успехов такой охотничьей кампании усматривается, между прочим, в следующем.

Если среди иноплеменников — англичан, русских, немцев либо французов, двое, положим, задумают обмануть или ограбить третьего, то им, во-первых, надо условиться; во-вторых, обеспечить исполнение договора и, в-третьих, оправдать соглашение на практике. По всё это далеко не так просто. Предусмотреть случайности нельзя; внушить одинаковое всем искусство и усердие невозможно; оформить, например, у нотариуса, преступный договор немыслимо; полное обеспечение безнадёжно; уверенность, что не произойдёт ссоры при дележе, ничтожна…

Ясно, что “охотники” из roe в могут не сговориться, столковавшись, не решатся, а приступив к осуществлению, остановятся, либо, наконец, перегрызутся из-за добычи. Увы, ни одного из этих шансов нет у гоя либо акума [58], когда на него охотятся евреи.

Договариваться им не о чем, так как при любых обстоятельствах все они глядят на “дело” одинаково. Даже репетиции не требуется. Соберите кагал, махните палочкой — и он сразу возьмёт аккорд. Вырабатывать метод действия также не надо, ибо всякий из них уже во имя собственного достоинства желает быть виртуозом.

Солист или член оркестра, он, всё равно, действует не только за страх, а и “за совесть”. Споров о “гонораре” возникнуть не может, ибо ради “чистоты” в работе и для безусловного устранения споров таковой делится поровну.

В заключение, — “объакумить” при дележе еврей еврея не осмелится, так как знает, что это — государственная измена всему Израилю, а потому влечёт за собой неумолимую кару (см. у Брафмана в “Книге Кагала” о “хереме”, “тайных преследователях” и пр.).

Таким образом, совершенно понятно, как опасен для “поганых” и какими прелестями для членов самого “избранного” народа чреват хотя бы один только, следующий (цитируем буквально) закон в Талмуде (см. Мордехаи в тр. Кефубоф; Шулх. Ар., Хош. га-Миши. 183, Хага).

“Когда кто-нибудь [59]имеет дело с акумом и приходит другой и помогает ему, обманывая акума в мере, весе или числе, то они делят прибыль между собой, безразлично, — намерен ли он был помогать за деньги или даром”.

В этом законе лежит центр тяжести гешефтмахерства иудейского и несокрушимая гарантия от “зависти” гоев, потому что, через одно его применение, уже никакая конкуренция с их стороны противиться кагалу не в силах.

Сказанным мы поневоле ограничиваемся, ибо, удаляясь в содержание Талмуда, пришлось бы одной этой теме отвести целую книгу.

А дабы не оставалось сомнений, чего “избранному народу” нельзя не ожидать от “предательских” разоблачений и каково собственное понятие сынов Иуды о существе Талмуда, приведём, на справку, несколько узаконений, сюда относящихся.

VI. Таковы с принципиальной точки зрения итоги, подводимые Талмуду собственным его текстом, т. е. самим еврейством.

Определяясь идеей и сущностью этого кодекса, проистекающий отсюда вывод удостоверяется, с другой стороны, всей жизнью сынов Иуды при условии, что сила вывода развивается тем неодолимее, чем больше станем мы вглядываться в факты, т. е. чем внимательнее будет анализ деятельности, стремлений и замыслов иудейских.

В строгом намерении обосновываться, главным образом, на реальной почве и руководствоваться положительными сведениями, мы шли до сих пор и постараемся не оставлять этого метода впредь. Но, как это вполне очевидно, мы на каждом моменте исследования, не можем суммировать факты в произвольных количествах, каким бы объёмом их ни располагали. Ради цельности и стройности картин, мы обязаны уважать чувство меры, иллюминируя сказанное лишь, по возможности, яркими данными. Так, следовательно, завершая повествование о Талмуде, мы должны поступить и сейчас.

По нашему убеждению, довольно пока ограничиться здесь хотя бы одним, но вразумительным примером. Мы имеем в виду роль талмудизма в так называемых “либеральных” профессиях, а в частности, на поприще ожидовления адвокатуры. Верность приёма раскрывается как из утверждения евреев, что они едва ли не монополисты либерализма, так и из формального сродства, по иудейским понятиям, талмудической и адвокатской сферы, что, впрочем, совершенно естественно, ибо куда проникнут евреи, там духовная трава не растёт…

Ещё древние римляне сознавали, что свобода толковать законы равносильна праву издавать их вновь. Как же столь “практическая” мысль могла бы ускользнуть от внимания лукавых детей Израиля? Однако, древний Рим понятия не имел о Иерусалиме, как средоточии талмудизма, и никогда не приходил к тем крайностям заключений из главенствующей посылки, до которых “возвысились”, если так можно выразиться, таннаи, амораимы, гаоны, талмид-хохимы и их последователи.

С другой стороны, если под гнётом жестокой действительности в сознании древних явился мрачный афоризм “leges sunt in schola virgines, in Joro meretrices!”, то он никогда и нигде кроме еврейства не извращался в уравнивании обеих своих половин, как неизменный и для школы принцип. Это, прежде всего, усматривается в той insolentia Judaeorum, с которой учителя “избранного” народа под предлогом толкования закона не только уже перед детьми расстреливают его смысл, а и вводят обратные постановления.

Но arrogantia иудеев этим не довольствуется. Она себе требует далее ореола подвижничества и добродетели, апофеоза благотворения и гениальности. Пронося контрабандными путями заразу тяжкого и глубокого нравственного разврата, подделывая всё и вся вокруг, посевая невежество и лицемерие, рабскую приниженность, ложь, цинизм и тьму, кагал баррикадирует заранее через захват общественного мнения “экспроприацией” в свою исключительную пользу как печатного, так равно и устного слова, т. е. последнего средства защиты обездоленных гоев.

Пресекая, таким образом, сопротивление в зародыше, сыны Иуды яснее, чем кто-либо иной, разумеют, что параллельно с этим, они завладевают “либеральнейшими” из областей человеческой деятельности и деспотически принуждают их служить угнетательным целям Талмуда. По этому направлению адвокатура играет особо выдающуюся роль.

Тиранизирование её иудейством равносильно подчинению видам кагала уже не одних судебных учреждений, а и всей вообще системы государственного управления — вплоть до парламента, так как именно адвокатское сословие влияет повсюду, рекрутируя собой народное представительство, ведёт иудаизм, как своего владыку, и на вершину власти…

Отсюда разоблачаются пружины, которыми через предательство свободы иудеи, согласно велениям Талмуда, “гнут в дугу” самую независимую из интеллигентных профессий, жонглируют тайнами правительства и частных лиц, присваивают средства к жизни, отнятые у торговли, промышленности и земледелия, ведут к обнищанию и погибели отдельных лиц, товарищества, профессии и народы, а в довершении столь беззаветного служения “правовому порядку”, принуждают адвокатуру служить примадонной кагала либо для возвеличивания палладинов Мишны и Гемары, искореняют истинных представителей адвокатского сословия, заменяя их наиболее занозистыми из своих талмиде-хохамимов.

VII. Предпослав изложенное, мы обращаемся к самому, быть может жгучему вопросу современной русской интеллигенции, как его кровью сердца, поставил на очередь М. О. Меньшиков, в “Новом Времени”, 7 января 1912 г. (№ 12867):

VIII. Указ, внесённый Эздрой из кабинета Артарекса, был дан по ходатайству Эсфири, которая пользовалась благоволением царя. Получив этот указ, которому иудейство обязано своим спасением и существованием до сего дня, Эздра, по справедливости именуемый евреями вторым законодателем избранного народа, не только восстановил храм, но и построил, увы, на государственный же персидский счёт, новую цитадель Иерусалима, возвёл и укрепил его стены…

Окончательно же свой вид иудаизм принял уже после Эздры. Деятельность “Совета Великой Синагоги” представляла лишь переход от Торы к Талмуду (Вебер, Всеобщая история, I, 778).

Этот официальный “Совет”, сделавшийся позднее неофициальным “кагалом”, создал нынешних евреев. В течение каких-нибудь полутораста лет “Совет” при коварно задуманном уставе приобрёл значение верховной власти иудейской. В талмудическом же трактате “Иома” открыто значится, что члены “Совета Великой Синагоги” своими стараниями и умением “восстановили древнюю диадему”, т. е. славу, величие и красоту Израиля.

По своему существу, но ещё в несравненно большей мере, соответствуя ордену иезуитов, учреждение это действительно достигло блестящих результатов, так как ему удалось из бродячих, строптивых, рассеянных по всей земле сынов Иуды создать тесно сплочённое политическое братство на религиозной подкладке, братство, — не знающее отечества, но беспримерно могучее сознанием своего племенного единства. Даже в этом отношении, т. е. в смысле оборудования своего механизма, не говоря уже о самом его применении, “орден евреев” перещеголял орден иезуитов.

Таковы были ближайшие результаты “скромной” просьбы, поданной через Зоровавеля Киру “бедными” еврейскими изгнанниками о дозволении им возвратиться на родину для жертвоприношений Иегове.

Этой просьбой, как доказал ход событий, маскировался, однако, затаённый умысел восстановить царство иудейское. Обдумывая историю евреев, мы не можем не заметить вообще, что их руководители упорно стояли на страже национальных интересов Израиля. Направляя его жизнь но тому пути, который давал ему большие возможности обособляться.

Они вовремя устраивали громоотводы там, где предвидели грозу для своего народа. Коноводы иудейского центра, меняя свои названия и титулуясь то тувами, мангигами или парнсссами, то таннаями, аморами или гаонами, то раввинами, берероимами или цадиками, неизменно пребывали фанатическими ревнителями иудаизма.

Пользуясь таинственностью и замкнутостью их быта, а равно и незнакомством иноверческих правительств с жизнью детей Иуды, эти кагальные вожаки нередко умели изрекать устами названных же правительств такие законы, которые надолго оживляли еврейство и вливали в него новые силы для успешной борьбы против той же самой государственной власти, которая их облагодетельствовала в целях тиранизирования коренного населения эксплуатируемой ими страны.

IX. Вспомним ли мы об фактах древнейшей истории евреев, каковы мероприятия тайных советников, Иосифа в Египте или Мардохея в Персии, обратимся ли к новейшим временам, где мы встречаемся с отменённым лишь 70 лет спустя узаконением кагалов (в 1772 и 1776 годах; II. С. 3. т. XIX № 13805 и г. XX № МЛ22), либо с предложениями великого польского сейма в 1788 году обуздать евреев, столь плачевно низведённые к нулю лукавством Симона Вольфа, или, наконец, с наполеоновским санхедрином, который был созван для коренной реформы еврейства в смысле его ассимиляции с французами, но со временем развился, наоборот, в Alliance Israelite Universelle, мы постоянно видим одно и то же: еврей остаётся евреем. Никогда он не был и никогда не будет верным сыном иноплеменного государства, никогда не признает он другого отечества, кроме Палестины…

Так было всегда и буквально то же самое мы наблюдаем в настоящее время. Сейчас главнейшими праздниками у евреев являются: Рошь-Гашана (новый год) и Иом-Кипур (день отпущения). Восстановление павшего царства и возвращение политической свободы занимают первое место в духовном миросозерцании евреев, именно в день Нового года, а мусаф-рош-гашана, т. е. молитва, знаменующая идею этого праздника, усугубляясь талмудическим обрядом текиат-шофер трублением в рог, оказывается самой разжигательной и самой патриотической, в еврейском смысле этого слова.

С другой стороны, в грозный день Иом-Кипура читается молитва “кол-нидре”. По обстановке и благоговению, с которыми евреи приступают к ней, всякий наблюдатель невольно должен был бы заключить, что “кол-нидре” образует центр годичного круга иудейского созерцания и синагогального молитвословия.

Но, вслушиваясь в слова “кол-нидре”, весьма нетрудно убедиться, что при столь торжественной обстановке и при общем яко бы глубоко религиозном настроении совершается собственно не молитва, а единственный в своём роде акт всенародного отречения от обетов и присяг, которые были совершаемы каждым из присутствующих в течении предшествующего года и которые будут совершены им в наступающем году.

Еврейский формализм доходит в этом случае едва ли не до своего апогея: грехи перечисляются в алфавитном порядке!… С приближением же ночи, когда молитва уже отходит, раздаётся опять тот же патриотический сигнал, кагальный трубный звук, а “народ” оглашает синагогу восторженными кликами: “Лешана габаа Бирушелаим!” т. е. “На будущий год, — в Иерусалиме!” (Брафман, “Книга кагала”).

При этих условиях ясно, каков именно патриотизм евреев и чего может ожидать от них всякий другой народ, в среде которого они живут и трудом которого питаются [60].

X. Как руководитель и вдохновитель национального миросозерцания, Талмуд есть самое крайнее олицетворение еврейского патриотизма. Это, как нами уже было замечено, — аккумулятор иудейства, хранитель и сберегатель его горделивой субстанции. Прикрываясь религиозными побуждениями, еврейство преследовало в эпоху создания Талмуда не столько религиозные, сколько именно свои экономические, социальные и политические задачи.

Тогда, как и в наши дни оно прежде всего являлось губительным социальным фактором, а если плакалось, как оно плачется и теперь, на свои яко бы вероисповедные невзгоды, то единственно потому, что не хотело и не хочет обнаружить истинного характера своей же собственной экономической тирании. История знает такие народы, которые делали религию слугой своей политики; еврейство же, выразившееся в Талмуде, всегда рассматривало свою политику, как национальную религию, и остаётся на этой именно точке зрения доныне.

Наряду с указанными политическими причинами возникновения Талмуда, были ещё и психологические. Глубокие раздоры, волновавшие иудейский мир в рассматриваемый период времени, отразились с особенной силой на упадке влияния духовенства, установленного Моисеем. Потомки Аарона и Леви, коганы и левиты, были сначала оттеснены книжниками и саддукеями, а затем фарисеями, которые и стали главными авторами Талмуда.

Отвергнув законных священников и судей, евреи совершили столь радикальным образом коренной переворот в своей среде. Построенный на лжи и презрении к труду, преисполненный безнравственными и анархическими тенденциями, цинически враждебный всяким идеалам и поклоняющийся только богатству, Талмуд есть исчадие самой презренной из всех революций, когда-либо унижавших человеческий мир своими глупостями и кровопролитием!

Изуверство и наглость, утончённая казуистика и бездушный формализм в связи с глубоко-революционным духом и с жалким научным невежеством, — таковы были основные черты секты фарисеев. Не останавливаясь ни перед какими измышлениями своей фантазии, подтасовывая обычаи, изобретая скаберзные легенды, придумывая самые нелепые методы толкования закона по своему произволу и для захвата власти стремясь обратить его в нечто недосягаемое для обыкновенных смертных, фарисеи выработали настоящую квинт-эссенцию беспринципного иудаизма — Талмуд, с его непременной спутницей Каббалой.

Создав это невероятное произведение фанатизма и самопоклонения, они дали своим преемникам, морейнэ, раввинам и разным талмиде-хохамимам, бесконечные темы для дальнейших мудрствований в той же заколдованной сфере и навеки обрекли еврейский ум на бесплодие, а еврейскую душу на жестокость и эгоизм.

Ещё ранее утраты Иерусалимского Храма евреи сами уничтожили священническую должность и, таким образом, была потеряна не только внутренняя, но и внешняя форма Моисеева здания. С дальнейшим же развитием раввинизма из фарисейства и при условии, что закон Моисея вовсе не упоминает о раввинах, само название коих появилось лишь во времена Гиллеля (Бал Арух), еврейская религия, если она ещё может гак называться, совершенно удалилась от своего первоисточника, а теперь меньше всего на него похожа. (См. Карасевского, — “Критический разбор Талмуда” и др.).

Наконец, одним из важнейших, хотя и невольных, стимулов развития Талмуда явилось христианство. Питая неутомимую злобу к новой религии и не видя в ней ничего, кроме “дерзкого” отрицания ею еврейства, фарисеи направили на христиан весь яд своего презренного мракобесия и всю мерзость самой бессмысленной клеветы.

Эта вопиющая борьба фарисейства против христианства навсегда запечатлелась в Талмуде и служит вечным позором для нынешних евреев-раввинистов, так как они всецело усвоили себе предательски свирепое учение фарисеев и, что всего ужаснее, рассматривают его, как закон, данный самим Иеговой!…

Негодуя пред явно безумными изречениями Талмуда относительно христиан, мы обязаны, с другой стороны, иметь в виду, что в языческой древности евреи вели обширную торговлю идолами, подобно тому, как это делают, к стыду своему, даже теперь англичане в Индии и Австралии. Не здесь ли надо искать один из мотивов ненависти жидов к христианам?

Не отсюда ли возникли у сынов Иуды связи с жрецами, заклинателями, магами, астрологами, авгурами, ау-руспиками, куртизанками, гистрионами, гладиаторами, актёрами на религиозных празднествах, фабрикантами и языческими торговцами идолов, а затем и со всякой тому подобной сволочью, которая рассматривала древний культ богов, как свою вотчину, и которая обыкновенно доставляла главный контингент для остервенелых скопищ, громивших христиан?!…

XI. Под руководством изложенного, мы легко усвоим себе смысл тех исторических дат и конкретных фактов, среди которых был составлен Талмуд.

Припоминая главные моменты его происхождения, мы видим, что это продукт деятельности халдейских евреев. Первые устои здания были заложены именно выходцем из Вавилона, раввином Гилле-лем, а последние, замыкающие части купола отшлифованы в том же Вавилоне кагалом, утвердившим Гемару. Затмив работу тивериадской академии и оттеснив на задний план её Иерусалимский Талмуд, авторы Талмуда Вавилонского не только извратили Бераитот, но в сущности отменили Палестинскую Мишну и навсегда приурочили всю жизнь еврейства к одной Вавилонской Гемаре.

В окончательном результате оказалось, таким образом, что не только все усилия Набу-каднецара разрушить царство Иудейское, но и самое пленение в Вавилоне лишь возродили у евреев их первобытные национальные идеи и дали новый, чрезвычайно сильный толчок к современному развитию их коварного, таинственного, деспотического и беспринципного духа.

Впрочем, целые тома едва вместили надлежащее исследование о содержании и лжемудрствованиях Талмуда. Кроме того, после Эйзен-менгера (Johann Andreas Eisenmenger, Das Entdecktes Judenthum, Konigsberg, 1711), Мартина (Raymond Martin, Poignard de la Foi), аббата Чиарини (Bable Chiarini, La Theorie du Judaisme), а равно сочинений Пфефферкорна, Неофита, Пикульского, Чацкого, Вегензейля, Бартолоччи, Дюринга, Роулинга и других, нет оснований повторять вкратце то, что любознательные читатели найдут у названных авторов в строгой полноте и системе.

Заметим разве, что хуже всего досталось от кагала Эйзенмеигеру, который раньше других разоблачил тайны Талмуда и при том — с наибольшим талантом и с безусловной правдивостью. Точность его талмудических цитат удостоверена, как известно, тремя университетами, а в заключении, была признана и окончательным судебным решением.

Тем не менее, прежде, чем всё это было исполнено, сыны Иуды успели обмануть австрийского императора и уверили его, что Эйзеп-менгер оскорбляет христианство!… Его книга — плод двадцатилетних трудов — была, увы, за еврейские деньги почти вся уничтожена полицией, и сам автор едва избег плачевнейшей участи. Лишь в последствии знаменитый Тихсен (Tychsen) от имени действительных знатоков и учёных, резюмируя, подал мнение достаточно высокое, чтобы к нему не могли не присоединиться как неевреи, так и сами евреи и, в свою очередь, удостоверил следующее:

Известно, далее, что, никогда не отличаясь сентиментальностью и почтительной стыдливостью, смотря на всё в жизни грубо, даже цинично, евреи обнаруживали эти качества не только по отношению к Эйзенменгеру, а и всякий раз, когда им приходилось бороться с разоблачениями. При других же обстоятельствах, они, наоборот, вовсе не находят оснований утаивать то первенствующее значение, которое они предают Талмуду, как излюбленному, основному фундаменту своего воспитания, мировоззрения и политики.

Самое понимание Талмуда по свойству его языка, по отсутствию гласных и знаков препинания, а также по иносказательности и умышленной туманности многих его мест — дело чрезвычайно трудное. Особенно затруднительно чтение Гемары, написанной на халдейском языке с примесью варварски испорченных греческих слов.

Удручённые опытом, сыны Иуды стали теперь ещё суровее и лицемернее, чем их лютые предки. Отсюда понятно, что талмудическая герменевтика должна представлять обширную науку. Действительно, ряд глубоко поучительных данных и весьма обстоятельное понятие о ней даёт Чиарини (Theorie du Judaisme), а Каббала, без знакомства с которой полное изучение Талмуда не мыслимо, лишь крайне усугубляет эти трудности.

Во всяком случае, чрезвычайно важным доказательством опасности талмудических принципов для гоимов и заведомости её для сынов Иуды служат два неизменных в еврейской истории факта: а) евреи всячески избегают прозелитов, между прочим, и потому, что боялись и боятся их нескромности, и б) они трепещут пред самой возможностью ренегатства в собственной среде, а потому сообща, жестоко мстят своим вероотступникам.

Таков Талмуд.

XII. В маленьком еврейском местечке Польши, Белоруссии или Галиции и на такой сцене, как Париж или Нью-Йорк, в сознании мелкого фактора-мишуриса, Сруля Наружнера или в сложном уме лондонского лорда-мэра Генри Аарона Исаакса, в области религии и в сфере гешефта, по отношению к израильтянам либо к иноверцам-гоям, Талмуд одинаково является всеразрешающей энциклопедией, равно обязательной во всяких случаях жизни, комбинациях, надеждах и помышлениях истинного еврея.

Написать конституцию еврейства, значит исчерпать Талмуд.

Для правоверного еврея найти выход из любого положения — это подыскать соответственное указание в том же Талмуде. Разобраться в чёрной душе фанатического талмудиста, Иуды-предателя, это — согласовать бесчисленные противоречия, вопиющие нелепости и лихоим-ственные извороты его учителей-раввинов Талмуда. С первого дня рождения и до могилы, закоренелый еврей вращается исключительно в талмудической атмосфере, ею одной дышит, претворяет и совершенствует её в самом себе и, наконец, завещает плоды своей пронырливости будущим поколениям таких же талмудистов, как он сам.

Уничтожьте все экземпляры Талмуда, и жиды напишут его вновь! Подвергните его цензуре, и они станут заучивать воспрещённые места наизусть, передавая их из поколения в поколение на словах, как это они делают и теперь по отношению к тем сатанинским клеветам на христианство и своим законам о гоях, которыми прямо или косвенно, явно или иносказательно, отличается Талмуд.

“Не для взрослых людей, а разве для малых, но злобных ребят написано это учение”, — говорил ещё философ Аверроэс (умер в 1217 г.), — “а затем разработано так, что последователей Талмуда нет возможности извлечь ни из жалкого невежества, ни из их глубочайшей безнравственности”.

Действительно, по всем своим признакам, Талмуд кажется произведением, возможным разве среди дикарей. Между тем, он появился в самый разгар греческой и римской цивилизации. Уже этим доказано с ясностью, насколько расовая вражда неизменно отделяла еврейство от всего остального человечества. Все усилия старейшин Израиля имели единственной целью сделать евреев непохожими на прочих людей.

Как бы эти люди ни были прекрасны и полезны учреждения других народов, они должны быть проклинаемы евреями.

Их Бог и религия, право и нравственность, надежды и замыслы, стремления и занятия, промыслы и праздники, нравы и забавы, жилища и платье, суды и календарь, наконец, сама пища, — всё должно иметь особый характер. Не отсюда ли и сказания о Левиафане с Бегемотом?!…

Ещё и сегодня те же чувства и те же упования вдохновляют охранителей иудаизма, когда на вопрос — с этими варварскими и развращающими предрассудками, как же вы рассчитываете на прозелитизм? — они дают всё тот же стереотипный ответ: “Это неизбежно для устройства ограды вокруг Закона, сохранение которого важнее, чем какая бы то ни было нравственность…”

XIII. Путеводная звезда евреев в течение двух тысяч лет, Талмуд, запечатлен в иудейском мозгу по закону наследственности. Он —исключительное умственное достояние, завещанное бесчисленным множеством поколений, которые бледнели и сохли над изучением талмудической премудрости и, наконец, воплотили её в себе.

Евреи не только проникнуты, они пересыщены “священным” Талмудом. Ему обязаны они как идеей о своём превосходстве над всем остальным человечеством (что и делает их сильными), так и тем отсутствием всякого морального чувства, которое почти обезоруживает нас — до такой степени оно прирождено и непосредственно у еврея.

Как насыщаемый морем песок с каждым новым приливом поглощает всё больше и больше соли, так и заражаемая талмудизмом душа с каждым новым поколением воспринимает изуверство всё в большей и большей мере.

Воспитываемый на Талмуде каждый из молодых евреев приобретает и некоторую долю юридической подготовки. Вступив в жизнь, он вносит талмудические понятия и приёмы в основание своих поступков, а затем, убеждаясь, что положительное законодательство страны, где он живёт, относится к его идеям отрицательно, он всячески начинает изощряться в обходе законов путём толкования по наставлениям, усвоенным в хедере или иешибофе. Чем же грозит ожидовление хотя бы одной адвокатуры?…

В изложенном заключается сущность Талмуда и еврейства. He-сравненное и неизмеримое превосходство “избранного народа” и совершенное бесправие гоев — два коренных устоя их взаимных отношений. Повторяем, не только еврей не способен de jure обмануть или ограбить гоя, а наоборот, сам гой заслуживает примерной, грозной кары за оскорбление еврейского величества, когда осмеливается лгать, будто ему что-нибудь может принадлежать. Отсюда ясно, почему для еврея весь вопрос — не посрамить Имени Божия, что по Талмуду значит именно — “не попасться”. “Il s'agit de prendre sans etre pris!…”

Достигнуть же безнаказанности возможно только двумя путями:

а) заручившись покровительством власти, всё равно как, т. е. пронырством, шантажом, подкупом, влиянием соумышленников-гоев либо непосредственным участием сынов Иуды в самом правительстве. Причём первые два способа даже предпочитаются, как переносящие ответственность на других:

б) собственными изворотами и ухищрениями, превратившимися у евреев в неподражаемый спорт и достаточно раскрывающими смысл того положения в Талмуде, что искусившемуся в ловкости сухим выходить из воды “талмид-хахаму” (талмудическому гешефтмахеру) дозволено всё, и, наоборот ам'гаареца, т. е. простака, не умеющего извратить “закон” произвольное число раз в ту и в другую сторону, позволяется даже в праздник “распластать как рыбу”.

Приписывая ежедневные занятия Талмудом самому Иегову и указывая, что даже Ему случается иной раз приглашать на консультацию знаменитых раввинов с земли, старейшины “многострадальной синагоги” явно показывают этим, какую важность они сами Талмуду придают, а с другой стороны, логически утверждают, что, по договору (завету), Иегова обязался возлюбить евреев и ненавидеть остальной мир. Но раз дело идёт о договоре, то еврей у себя дома, так как в “истолковании” для него нет препятствий, что, кажется, всякому известно.

Сохранение верховенства Израиля и ничтожества гоев суть принципы, для всякого еврея неприкосновенны. А если в той или другой кагальной реформе исчезнут несколько обветшалых, подчас забавных, обрядов, то не здесь, разумеется, смысл и корень Талмуда или его задач. Если в иные времена и эти обряды рассматривались, как “ограда Закона” для сохранения еврейства, то ныне результаты обусловливаются уже не такими путями.

Кто даст истинную панораму того, что еврейством уже содеяно, равно как и того, чем талмудический иудаизм ещё угрожает всему благородному и великому на земле?!…

Шулхан-Арух

I. Древний мир оставил новому два юридических памятника: дигесты и пандекты Римского права, с одной стороны; Мишну и Гемару Талмуда, с другой. Но тогда как Римское право в качестве ratio scripta явилось образцом для всех почти законодательств Европы, Талмуд представляет собой обратный пример — того, как не следует писать законы нигде.

Не взирая на разработку иудейского права многими академиями и на протяжении веков, само еврейство не замедлило убедиться в хаотическом состоянии и практической непригодности того, что завещано таннаями, аморами и гаонами, сколько бы ни превозносили они самих себя и как бы ни украшались титулами недосягаемых мудрецов и светочей знания.

По основному положению своему, иудаизм верит, что Иегова, собственными устами (Исход XI, 2; III, 20—22; XII, 35 и 36; Бытие XV, 14), благословил сынов Израиля на обман иноплеменников. Но и самая просвещённая критика, в текстах, по этому предмету цитируемых талмудистами, не может усмотреть что-либо иное, кроме намерения подменить упомянутым коренным тезисом иудейства то, что, уходя из страны фараонов, евреи принуждены были оставить вместо золотых и серебренных изделий, выпрошенных и полученных ими от египтян…

Вообще же говоря, не только о правдивом, но и о сколько-нибудь систематическом изложении предмета не могло быть и речи в Талмуде. Посему уже вскоре за окончанием редактирования текста аморами, замечаются попытки сделать этот многотомный и бессистемный сборник удобным для пользования посредством извлечений и контекстов.

Однако, законодательный материал разбросан Талмудом в самом нелепом беспорядке, мысль постоянно и резко перескакивает с одного предмета на другой под влиянием всевозможных ассоциаций идей. Рядом с вопросами права на одной и той же странице укладываются законы о чистоте, а непосредственно за ними — то либо иное из многочисленных постановлений о субботе.

В специальный же об этом трактат (Шабаф или Шабас [61]) внезапно попали даже законы о молитвенном бокале и пасхальном вечере… И так на протяжении всех 3.036 листов этого единственного в своём роде литературного памятника. Разросся же тяжкий объём Талмуда главным образом благодаря всевозможным рассуждениям исторического, мистического, поэтического и экзегетического свойства, а также вследствие бесконечности прений “учёных”.

В конспектах всё это сполна выбрасывалось из текста, а затем оставалось лишь изложение законов да обычаев в том порядке, в каком они находились на страницах самого Талмуда. Свидетельствуя о таком положении вещей, Переферкович (“Что такое Шулхан-Арух?”, Спб. 1899 г.) не может, вместе в этим, не признать, risum teneatis, что “возвышенный идеализм древнего Израиля” заменился сухим и узким материализмом, — даже заботами о кухне и желудке, достаточно охарактеризованными в едком сарказме иудея Гейне:

“Das Judenthum ist eine schone Religion — die Leute Leute ferstehen zu cochen”.

Да это, быть может, и чрезвычайно едко, по подобной ссылки недостаточно. Переферковичу следовало бы отметить нечто гораздо более знаменательное, а именно, что, создав вражеские постановления о “кошере” и “трефе”, Талмуд именно пищей отделил евреев от иноплеменников реальнее и прочнее, нежели всеми прочими обрядами своего ритуал.

II. Переходя же к Шулхан Аруху, Переферкович, удостоверяет сам, что этот, второй после Торы, сборник постановлений уничтожил окончательно историческую перспективу законодательства, регулирующего жизнь еврея. Оживление древних законов в Шулхан-Арухе оторвало еврейство от современной действительности, вновь и сразу перенесло его в мрачную глубь веков, на далёкие берега Тигра и Евфрата.

В творении Иосифа Каро вы напрасно будете искать широких и открытых воззрений, философского полёта, душевной теплоты. Шулхан-Арух сух и гол, как камень, холоден и бесстрастен, как пустыня, формален, деловит и неприветлив. Он представляет как бы воплощение еврейской души своего времени (XVI век по Р.Х.), измученной в тесном и грязном “гетто”, с узким горизонтом, без солнца и неба, без единой ласки, единого привета извне.

Наряду с этим мы у Переферковича же, однако, читаем, что в течение лишь первых тридцати лет (1565—1598) Шулхан-Арух в одной Венеции выдержал пять изданий, а с примечаниями Моисея Иссерлеса, раввина в Кракове (сокращённо, он именуется “Ремо” либо “Рма”, примечания же сто называются “Хага”), дал яркое слияние двух величайших авторитетов раввинской мудрости и принёс евреям всеми ими признанное руководство к познанию религиозного закона; талмудическая же наука приобрела здесь конец и завершение.

При наличности изложенного, странным кажутся следующие слова Переферковича в самом конце его брошюры: “Мы говорим об уничтожении позорных оков бесправности, делающих еврея каким-то прирождённым преступником в глазах общества; говорим о прекращении средневековой нетерпимости, ставящей еврея в положение травимого волка, поневоле всех чуждающегося, поневоле ищущего утешения в Талмуде и Шулхан-Арухе”.

III. С другой стороны, столь великое произведение хотя бы и прославленного раввина из Сафеда в Палестине (Иосифа Каро) не могло возникнуть без подготовленной среды, выйти, как Минерва из головы Юпитера. Должны были являться предшественники. И они были.

Скажем о них в немногих словах.

Первые попытки конспектировать Талмуд делались уже в VIII и IX столетиях по Р.Х. Авторы — Иегудаи Гаон и Симон Кияра, но их сочинения вытеснены трудами позднейших знаменитых учёных.

Далее сюда относятся нижеследующие “принцы знания” в Израиле.

Исаак Альфаси (из Феца), 1013—1103 гг., раввин в Люцене, в Испании, написал компендии к Талмуду под названием “Альфаси” или “Риф”. Масса комментариев, сопровождающих этот трёхтомный конспект, доныне свидетельствует о весьма важном значении, придаваемом ему сынами Иуды.

Моисей Маймонид (жил в XII веке, в Каире). Его кодекс иудейского законодательства представляет образец логичности и системы. Автор дал своему труду название “Мишнэ Тора” (Вторая после Торы) и распределил его на четырнадцать книг. Другое наименование кодекса “Иад го-Хазака” (Рука Сильная). Цифровое значение самого слова “Иад”, четырнадцать, указывает на число содержащихся в нём книг.

Произведения Маймонида составило эпоху в еврейской истории. Он приблизил закон к массе народной. Громадное количество комментариев, имеющих целью разжевать и втолковать пространно и темно то, что изложено у Маймонида коротко и ясно, вызвано было к жизни этим монументальным трудом “Орла Синагоги”. Говорят, итог комментариев доходит до семидесяти. Он был бы ещё, разумеется, удвоен, не имей Маймонид опасного соперника в Шулхан-Арухе — гаона Иосифа Каро.

Среди этих комментариев назовём в трактате “Абода Зара” — “Идолопоклонство”, “Гилхот Акум ве-Хукотегем” (“Законы об Акумах и их обычаях”) либо “Гилохот Абодат Элилим”, т. е. законы об идолопоклонстве в собственном смысле слова. Термин “Акум” либо “Аким” есть сокращение четырёх еврейских (халдейских) слов “Аобде Коха-бим у — Маззалоф” (т. е. поклонники звёзд и планет). Затем, несколько позже, идут: “Кесеф Мишне”, — Иосифа Каро (1488—1575 гг.) и “Лехем Мишне” Авраама ди Ботона (XVI века), а также многие другие.

Говоря о комментаторах, нельзя, конечно, умолчать и о прорицателях Маймонида. Таким в особенности оказывается знаменитый его противник Авраам бен Давид (Равед, 1125—1199 гг.), беспощадная и до неприличия резкая критика которого, тем не менее, печатается обыкновенно рядом с текстом премудрой “Мишнэ Торы”.

Рабби Яков бен Ашер (1283—1340 гг.), сын Ашера бен Иехиеля, жил и умер в Толедо, в Испании, посвятив всю жизнь изучению Талмуда.

Великий недостаток труда Моше Маймонида тот, что он не даёт ссылок и указаний, не мотивирует, что именно побудило его принять в свой кодекс тот либо другой из расходящихся взглядов. Такая категоричность решений противоречила всему складу еврейского ума, пытливого, желающего непосредственно дойти до результатов и нелегко поддающегося авторитетам. Сверх того, Маймонид не обратил почти никакого внимания на такие обычаи (мингагим), которые с течением времени, получили силу закона, а потому не должны отсутствовать в руководстве для религиозной практики.

Удовлетворяя назревшей потребности, Яков бен Ашер написал четырёхтомный кодекс, куда вошли все действовавшие в его время законы и обычаи. Этот кодекс называется “Арбас Турим” (“Четыре Тура” — ряда законов или же просто “Турим”, либо, наконец, — “Тур”). Весь материал расположен здесь уже не в четырнадцати, как у Маймонида, а только в четырёх книгах, причём каждая разделяется на трактаты (гилхот), а трактаты — на главы. Таким образом, в этих четырёх Турах получились законы религиозные, постановления обрядовые, узаконения брачные и право гражданское.

Отсюда система гаона Ашера такова: 1) Тур Орах Хайим (“Путь Жизни”), — 27 трактатов; 2) Тур Иоре де'а (“Учить ведению”), — 31 трактат; 3) Тур Эбен ra-Эзер (“Камень Помощи”), — 5 трактатов и 4) Тур Хошен га-Мишпат, либо Хошен Мишпат (“Наперсник Судный”) — 38 трактатов.

По глубине и ясности мыслей этот кодекс значительно уступает Маймониду, самый слог его далеко не так изящен и ровен, в нём нет и тех превосходно разъясняющих дело введений, которые ставят труд Маймонида на первое место среди всех, появлявшихся доселе научных толкований Талмуда. Тем не менее, Якову бен Ашеру прощали все недостатки его работы оттого, что он ни перед кем не имел секретов, всем показывал, как он приходил к тем или другим постановлениям. “Четыре Тура” — первая напечатанная по-еврейски книга (в 1475 году, в Пиэве-ди-Сакко). В течение 75 лет, она выдержала пятнадцать полных и множество частичных (отдельными Турами) изданий.

Естественно, что сочинения Ашера в свою очередь обусловило множество комментариев. Из них наибольшей известностью пользуются:

Беф Иозеф (“Дом Иосифа”) гаона Иосифа Каро (род. в 1488 г. в Испании, умер в Сафеде, в Палестине, в 1575 г.). “Мофет Гадор” (“Чудо своего века”), Иосиф Каро с молоду побывал в разных городах Турции, а затем поселился в палестинском городе Сафеде — главнейшем центре тогдашней талмудической премудрости. Став учеником местного раввина Якова Береба, первого талмудиста того времени, а после его смерти заняв его должность раввина, Иосиф Каро посвятил тридцать два года своему новому конспекту Талмуда, из коих двенадцать лет отдала лишь на изучении трудов своих предшественников, и, наконец, в Венеции отпечатал, в 1565 году, первое издание Шулхан Аруха.

“Дарке Моше” (“Пути Моисея”) Моисея Иссерлеса, раввина Краковского. Ему же принадлежат “Гагаот Ремо”, 1578 года, — примечания на Шулхан Арух. При разноречии с Каро Иссерлес получает перевес. Это надо иметь в виду для всего сказанного далее.

“Байт Хадаш” (“Новый дом”) Иоиля Сыркеса (умер в 1640 г.). И в заключении, — “Беф Исроель” (“Дом Израиля”) Фалька Когена. Однако, под этой фамилией и около того же времени (1622—1663 гг.) прославился толкованиями на Шулхан Арух не этот, а Шеббетай Коген, бежавший от казаков Хмельницкого из Люблина в Моравию и написавший “Си-фте Коган” (“Уста Когана”). “Шах” (прозвище Шеббатая Когена), по словам Переферковича, “быстро подмечая слабое место противника, устремляет на него тучу стрел из неисчерпаемого колчана своей памяти и остроумия…”

VI. Таким образом, стали конкурировать три самостоятельные руководства к Талмуду. Независимо от этого, Альфази, Маймон и Ашер, каждый по своему выводя из талмудических туманностей практические результаты, оказывались во многих отношениях различного мнения. Отсюда возникало немало разногласий и среди еврейских общин. В виду такого положения вещей, повсюду высказывалась надобность в лучшем сборнике, — таком, в котором находилось бы всё, признанное верным из существующих книг, устранено было бы всё устарелое, а необходимые законы были бы изложены в кратких и ясных параграфах. Одним словом, так или иначе, а всё ещё предстояло целиком разрешить главную задачу — составить для еврейства действительный кодекс законов.

И вот, наконец, появился “Шулхан-Арух”.

Эта книга удовлетворила всему, чего только возможно было требовать от настоящего правового кодекса. Откинув предписания устарелые, она одна привела действующие законы в наглядном изложении, в определённых и ясных выражениях и в кратких формулах.

А. Шулхан-Арух составлен Иосифом Каро, как уже сказано, раввином из Палестины города Цафета (или Шафета, либо Сафета), ещё раньше написавшим комментарий к “Арба' а туриму” Якова бен Аше-ра. За своим Шулхан-Арухом, представляющем квинтэссенцию “Ара-ба'а турима”, Каро проработал весьма усердно более 30 лет.

Первое издание вышло в Венеции в 1565 г. Подобно Арба' а туриму, Шулхан-Арух, в переводе, “Накрытый стол” (ср. Пс. XXII, 5) т. е. скатерть самобранная, установленная самыми изысканными, для всякого правоверного еврея необходимыми, конечно, духовными явствами, распадается на тридцать частей, чтобы каждый сын Иуды мог повторить его в 30 дней, да и на тот свет явиться во всеоружии, памятуя, что ангелы возрадуются и воспоют ему: “вот идёт реббе Хацкелъ (Мордух, Ицка и т. д.) с своим Талмудом!..”

Шулхан-Арлух состоит из четырёх главных разделов:

I.Орах-хайим — “Путь жизни” (Ср. Пс. XV, 11).

Этот отдел содержит законные постановления как относительно обыденной, так и синагогальной жизни евреев в течение всего года.

Он разделяется на 27 глав с 697 параграфами, из которых каждый имеет несколько отделений.

1. Вставание, одевание, умывание, удовлетворение потребностей (§ 1—7);

2. Бахрома молитвенных нарамников (§ 8—24);

3. Молитвенные ремни (§ 25—45);

4. Благословения (§ 46—88);

5. Молитвы (§ 89—127);

6. Священническое благословение (§ 128—134);

7. Чтение Торы (§ 135—149);

8. Синагога (§ 150—156);

9. Еда (§ 157—201);

10. Благословения при наслаждениях (§ 202—231);

11. Вечерняя молитва (§ 232—241);

12. Шабаш (§ 242—365);

13. Как и что можно носить в шабаш? (§ 366—395);

14. О запрещении далеко ходить в шабаш (§ 396—407);

15. Средства, позволяющие далеко отправляться в шабаш (§ 408—416);

16. Новолуние (§ 417—428);

17. Пасха (§ 429—494);

18. Торжественные дни (§ 495—529);

19. Полупраздники (§ 530—548);

20. Пост в 9 день м-ца Аб (§ 549—561);

21. Другие постные дни (§ 562—580);

22. Новый год (§ 581—602);

23. Праздник очищения (§ 603—624);

24. Праздник кущей (§ 625—644);

25. Торжественный пучек в праздник кущей (§ 645—669);

26. Праздник освящения (§ 670—685);

27. Пурим (§ 686—697).

II.Иоре де'а, т. е. “Он учит познанию” или “Учитель ведения” (см. Исайи XXVIII, 9). В 35 главах с 403 параграфами трактуется о законах пищи и очищения, равно как о многих других религиозных предписаниях — до законов о трауре включительно.

1. Резание (§ 1—28);

2. Животные с недостатками (§ 29—61);

3. Мясо от живых животных (§ 62);

4. Мясо, бывшее у нееврея (§ 63);

5. Жир (§ 64);

6. Кровь (§ 65—68);

7. Соление мяса (§ 69—78);

8. Чистые и нечистые животные (§ 79—85);

9. Яйца (§ 86);

10. Мясо и молоко (§ 87—99);

11. Смешения (§ 100—111);

12. Пища неевреев (§ 112—122);

13. Вино от неевреев (§ 123—138);

14. Идолопоклонство (§ 139—158);

15. Лихоимство (§ 159—177);

16. Волшебство (§ 178—182);

17. Женская нечистота (§ 183—202);

18. Обеты (§ 203—235);

19. Клятвы (§ 236—239);

20. Уважение к родителям (§ 240—241);

21. Уважение к раввинам (§ 242—246);

22. Милостыня (§ 247—259);

23. Обрезание (§ 260—266);

24. Рабы (§ 267);

25. Прозелиты (§ 268—269);

26. О писании Торы (§ 270—284);

27. О письме на столбах (§ 285—291);

28. Птичьи гнёзда (§ 292—294);

29. Смешение растений (§ 295—304);

30. Выкуп первенства (§ 305);

31. Первенство у животных (§ 306—321);

32. Дары священнослужителям (§ 322—333);

33. Отрешение и анафема (§ 334);

34. О посещении больных (§ 335—339);

35. Обращение с покойниками (§ 340—403).

III.Эбен га'Эцер, т. е. “Камень помощи (см. 1 кн. Царст. VII, 12) трактует в пяти главах с 178 параграфами — о брачных законах.

1. Предписание размножения (§ 1—6);

2. На каких женщинах нельзя жениться (§ 7—25);

3. Совершение брака (§ 26—118);

4. Развод (§ 119—155);

5. Брак левитов (§ 156—178).

IV.Хошен-га-Мишпат, т. е. “Наперсник судный” (см. Исход XXVIII, 15 и 30). Содержит в 29 главах с параграфами всё гражданское и уголовное право евреев.

1. Судьи (§ 1—27);

2. Свидетели (§ 28—38);

3. О ссуде денег (§ 39—96);

4. О взыскании долга (§ 97—106);

5. Взыскание долга с сирот (§ 107—120);

6. Взыскание через посланных или уполномоченных (§ 121—128);

7. Поручительство (§ 129—132);

8. Владение движимостью (§ 133—139);

9. Владение недвижимостью (§ 140—152);

10. О причинении убытка соседям (§ 153—156);

11. Общее владение (§ 157—175);

12. Товарищество (§ 176—181);

13. Посланные и маклера (§ 182—188);

14. Купля-продажа (§ 189—226);

15. Обман (§227—240);

16. Дарение (§241—249);

17. Дарение больного (§ 250—258);

18. Потерянные и найденные вещи (§ 259—271);

19. Разгрузка и нагрузка упавших животных (§ 272);

20. Добро, никому не принадлежащее (§ 273—275);

21. Наследство (§ 276—290);

22. Хранение вещей (§ 291—330);

23. Рабочие (§ 331—339);

24. Ссуда движимости (§ 340—347);

25. Воровство (§ 348—358);

26. Грабёж (§ 359—377);

27. Об убытках (§ 378—388);

28. Причинение убытка (§ 389—419);

29. Об ударах (§ 420—427).

А. По отношению к плану и цели этой книги, а также для уразумения особой её священной важности весьма поучительно предисловие:

Так как, с течением времени, в некоторых второстепенных отношениях, между обычаями восточных и западных евреев образовались различия, то Моисей Иссерлес, раввин в Кракове (род. 1540 г., ум. 1573 г.), в свою очередь сочинивший занозистый комментарий к “Арба'а туриму” под заглавием “Даркхе Моше”, написал дополнения и исправления ко всем четырём частям Шулхана. Среди западных евреев, они пользуются одинаковой славой с текстом самого Каро.

В современных изданиях, дополнения эти означаются словом “Хага”, т. е. “Примечание” (или скобками), и для отличия печатаются мелким шрифтом.

Предисловие рабби Моисея Иссерлеса гласит:

В то время, как первоначальный Шулхан-Арух рабби Иосифа Каро приобретал полное гражданство на Востоке, вновь дополненный Шулхан-Арух Моисея Иссерлеса был принят на западе, как истинный кодекс иудейского права, и повсюду был признан за подлинный свод законов Израиля.

Б. Что Шулхап-Арух уже с самого появления своего стал пользоваться необыкновенным почётом — это доказывается многочисленностью комментариев к нему. Первые по очереди принадлежат ученикам Иссерлеса:

1) “Зефер ме' ироф' энайим”, сокращённо “Сма”, — “Книга (предполагается — Торы) просвещающей очи”, автор Иошуа Фальк Коген, ученик Иссерлеса и выдающегося авторитета раввинской мудрости в (Польше) Соломона Лурье, — объяснения к Хошен га-Мишпату, и

2) “Хелкаф Мехокек”, “Удел Полководца”, автор Моисей Лима, раввин Виленский (ум. в 1673 г.), объяснения к “Эбен га-Эцер”. Вслед за ними появились:

3) Туре цахаб — ко всем четырём частям (подробнее к “Орах хайим” и к “Иоре де'а);

4) Зиффе Коган (сокращ. “Шах”) — к “Иоре де'а и Хошен га-Мишпату”;

5) Манен Абрагам, — объяснение к “Орах хайим”;

6) Беф Самуэль — к “Эбен га'Эцер”. Засим, вплоть до нынешнего времени, появлялось ещё бесчисленное множество других толкований к Шулхан-Аруху (авторы: Шаббетай Коген, раввин в Люблине; Самуил бен Ури; Авраам Гум-биннер в Калите; Мордехай Яфе; Моисей Рывкес в Вильне; Иуда Ашкенази из Тиктина; Захария Мендель, сын Льва, в Кракове; Моисей Франкфурт, судья Амстердамский и иные многие).

В предисловии же к комментарию, написанному гаоном рабби Гиршем Эйзенштадтом в 5617 г. (1857 г.), к Эбен га-Эцер говорится:

В предисловии того же автора к отделу “Иоре Де'а”, изданному в 5596 г. (1836 г.), говорится:

В. Но Шулхан-Арух не только пользуется чрезвычайным почётом, а является и действующим сводом еврейских законов.

1. Свод законов есть такая книга, по которой обязательно решаются юридические вопросы. Раньше вопросы этого рода, предлагаемые раввинами к разрешению для конкретных случаев, публиковались вместе с ябедническими ответами на пути многих столетий в так называемом “Шаалоф Утшубоф” (евреи произносят “Шаалэс Утшевес), т. е. “Вопросы и ответы”. Таких казуистических, крайне пронырливых решений состоят теперь налицо не сотни, а тысячи. С появлением же Шулхан-Аруха, все подобные решения неизменно основываются на нём. Ясно, стало быть, что Шулхан-Арух служит общепризнанным кодексом. В этом нельзя сомневаться.

2. Шулхан-Арух есть единственный, непререкаемый сборник законов для наших евреев, так как они считают законными и совершают лишь те обряды, которые предписаны в Шулхан-Арухе. Например, еврей-жених надевает своей невесте венчальное кольцо на указательный палец со словами: “Гляди, этим кольцом ты будешь со мной обвенчана по закону Моисееву и Израилеву!” Между тем, этот важный обряд предписывается не Библией, а исключительно Шулхан-Арухом (Эбен га-Эцер, XXVII, 1, Хага).

3. Шулхан-Арух действует повсеместно. Это само собой разумеется из всего изложенного. Кроме того, в доказательство, можно привести сколько угодно прямых указаний самого же Шулхана.

В Шаалоф Утшубоф Хафам Софер (автор — рабби Моисей Шрейбер — раввин в Пресбурге, отец недавно умершего парламентского депутата в Вене, рабби Симона Шрейбера, раввина в Кракове), в части Иоре де'а, мы читаем безусловно отрицательный ответ (59) по поводу намерения одного раввина провести такую мысль, будто слова Рма (рабби Моисея Иссерлеса) в Иоре дс'а, LV1I, 18 Хага, имеют силу только в Польше.

К этому автор прибавляет даже: “Не могу поверить, чтобы подобные речи исходили из уст какого-нибудь учителя, имеющего решающий голос в Израиле!” В конце же помянутого вопроса говорится: “Этот закон существует не у нас, а имеет силу лишь в странах Иссерлеса”; здесь автор ещё раз замечает: “Прочитав это, я содрогнулся и подумал: неужели такие слова могли выйти из уст старого учителя?”

Далее, в вопросе 61 говорится: “Кто после, мнения Иссерлеса дерзнёт разрешить что-нибудь приятнее?”

Целую книгу можно было бы наполнить подобными изречениями.

4. Всеми признанный за настоящий и единственный свод законов, Шулхан-Арух, как таковой, сохраняет силу поныне.

Это уже явствует из всего сказанного выше. Было бы нетрудно прибавить и многие другие доказательства. А так как дело вполне выяснено, то мы сошлёмся только ещё на одно, но зато совершенно вразумительное свидетельство.

В напечатанной в Лемберге в 1873 году книге Леб га'ибри (часть 2, песак Беф-дин) помещено заключительное определение “святейшего” собрания раввинов, состоявшегося в Венгрии глубокой осенью 1866 г. В этом, подписанном 94 раввинами, документе говорится: “Всё это запрещено на основании Шулхан-Аруха и комментариев”.

Впрочем, можно рассматривать вопрос не с раввинской точки зрения и, тем не менее, установить, что наши евреи отнюдь не пытаются отвергать силу законов Шулхан-Аруха.

Д-р Рамер, раввин в Магдебурге, пишет в энциклопедическом словаре Пирера, том XVI (1879 г.) статья “Шулхан-Арух”, следующее: “Шулхан-Арух принят израильтянскими общинами, как юридическое основание и мерило их религиозной практики”.

Если засим говорится: “Нельзя однако оспаривать, что тщательный пересмотр Шулхан-Аруха, с точки зрения новейшей науки, является настоятельным требованием времени, так как многое уже не соответствует теперешним воззрениям”, то это показывает только, что рабби д-р Рамер принадлежит к евреям-реформаторам. Ортодоксальный же еврей не допустит нарушения Шулхан-Аруха ни в единой букве.

Послушаем любого из таких ортодоксальных евреев.

Генрих Элленбергер в своём “Историческом руководстве” (Будапешт, 1883 г.) понятие о Шулхан-Арухе определяет в особенности ясно и отчётливо:

V. Так как не все отделы Шулхан-Аруха имеют одинаковую важность для публики, то уже издавна делались попытки выбрать отсюда наиболее необходимые для среднего еврея законы.

Сюда относятся: а) “Шулхан-Tarop” (“Чистый Стол”), — впервые издан в 1686 г., в Амстердаме, и уже до 1814 г. выдержал восемь изданий, и б) более удачный, “Кицур-Шулхан-Арух”, — составлен в пятидесятых годах XIX столетия Соломоном Ганфридом в Унгваре (Венгрия). По свидетельству Переферковича, успеху этой книги значительно способствует оригинальное освещение многих законов, принадлежащее самому автору, и включение новых норм, установленных раввинскими авторитетами в самое последнее время.

Сверх того, имеется несколько обработок Шулхан-Аруха для практического употребления. Наибольшею среди них популярностью пользуется труд Авраама Данцига. Здесь четыре отдела: “Хаие Адам” (“Жизнь Человека”) и отчасти “Бинат Адам” (“Разум Человека”) относятся к Шулхан-Аруху Поре де'а.

VI. Переводы: Всех четырёх разделов Шулхан-Аруха имеется перевод только на немецкий язык и рассчитан, главным образом, на любителей пикантного чтения. Заглавие: “Schulchan Aruch oder die vier judischen Gesetzbucher”, — ubersetzt von Heinrich Georg F. Lowe. Hamburg 1837—1841. Второе издание вышло в 1896 г. в Вене. Некто Иоганнес фон-Пакли в девяностых годах XIX века сперва в Невшате-ле начал переводить верно, а затем в Мюльгаузене стал фальсифицировать в угоду евреям свой перевод. Он дал по-немецки вообще только небольшую часть Шулхан-Аруха, причём в Орлеане немногое перевёл и на французский язык. Краткая же обработка по частям встречается, в изданиях других лиц как по-немецки, так и по-французски.

Независимо от этого, в немецкой же литературе есть научная монография профессора Карла Эккера “Der Judenspiegel un Lichte der Warhiet”, где приведены очерки Талмуда и Шулхан-Аруха, а также литературно изложенный и буквальный текст сотни законов из этого последнего с переводом, комментариями и критическим анализом. Весьма ценное наследование. Автором настоящего труда эта монография переведена полностью и дважды издана по-русски в двух его работах: “Еврейские речи” и “Свобода и Евреи”. Post tot naufragia, — poilus!…

Каббала

A. Её история, разветвление и задачи

I. Неведомое и непостижимое повсюду и во все времена являлось предметом жгучего, неутолимого любопытства как отдельных людей и племён, так и целых народов и рас. В этой области дух человеческий, неизменно наталкиваясь на неразрешимое, всегда, тем не менее, искал уразумения если не причины причин, то, по крайней мере, тайны жизни.

Сообразно с этим, он то обращался к одухотворению светил небесных (астрология), то к единству материи (алхимия), то, наконец, к первоосновам природы и к собственной духовной сущности (богопознание, философия, психология), то, наоборот, по закону контрастов, к воображаемому вмешательству в земной обиход добрых и злых гениев (фетишизм, гадания, шаманство, волхвование, магия, чернокнижие, месмеризм, спиритизм и т. д.).

Величественная же загадка жизни вовлекала массы на пути обманов, зверства, заблуждений и невежества то в культ полового акта, то в жажду крови, а засим и в человеческие жертвоприношения. Таким образом, история трансцендентального балансировала между божественным и демоническим. Но и среди глубочайшего падения нравственного, в безумии оргии и отчаянии разврата мы почти всегда замечаем стремление людей избранных к возвышенному, идеальному.

Таковы в своей глубине были Элевзинские таинства, равно как таинства Самофракии, либо Египта. Посему естественно заключить, что существует здоровое зерно и во всём круге “знаний сокровенных” (Sciences occultes), ибо духа живого умертвить нельзя. Нет, стало быть, ничего мудрёного, что в своей кульминации — Каббале, эти знания по фантастическому учению наиболее рьяных из своих поклонников представляют собой верх премудрости, “религию религий и науку наук”.

Своеобразным, однако, является характер Каббалы иудейской. Приурочивая всё и вся исключительно к себе, а в частности, монополизируя саму Каббалу, евреи даже в её философской, если так можно сказать, части предназначают все её средства лишь на служение Израилю, а её существование относят единственно к истолкованию Пятикнижия по полному произволу талмид-хохимов. Вообще же, Каббала есть не только догматика иудейской магии, по и sui generis рациональный синтез обоснований мировой тирании сынов Иуды, установленной Талмудом лишь конкретно и казуистически.

II. Согласно со сказанным, прочное ознакомление с Каббалой, источники которой теряются во мраке веков, требует предварительного исследования территории знаний потаённых. Но проблемы этого рода подлежат специальной обработке, а если могут быть затронуты здесь, то разве a vol d'oiseau и, главным образом, лишь в сфере иудаизации Каббалы.

Со своей тёмной, демонической стороны она была не только известна евреям, но никогда не оставалась им чуждой и впоследствии. Мы в самом Евангелии от Иоанна (VIII, 44) читаем:

В полном и неотступном с этим согласии поступали сыны Иуды. Как в древнем мире, так во мраке Средних веков и при ледяном свете нынешней, масонской культуры, евреи пребывали хранителями и профессорами Каббалы, у них, преимущественно, магической, равно как и другой, левой, фарисейской либо зловещей. Сами же они ведут её то из чародейских преданий сынов Сифа (Мессопотамия), то из дьявольских заклинаний потомства Каина (Индия).

Во всяком случае, древность Каббалы не может подлежать сомнению. Она равно засвидетельствована Плинием Древним, отцами Церкви и современными исследователями. Впрочем, таково же было мнение и на заре времён. Бероз, историк вавилоно-ассирииский, свидетельствует, что, по утверждению жрецов его эпохи, культ в стране Тигра и Евфрата пребывал неизменным уже в течение 473000 лет.

А ведь не следует забывать, что главные устои Каббала заимствует именно из этой среды, в частности же, от халдеев-сабеистов, поклонявшихся светилам небесным, как духам, а луне, — как ближайшему олицетворению их связи с землёй…

Засим, что касается наиболее нелепой — фарисейской Каббалы, туманности которой столь ужасны, что преподавать её без особых предосторожностей и крайних ограничений нельзя, ибо взоры даже обыкновенных учёных не в силах сюда проникнуть, то, по словам её адептов, она есть знание строгое, благородное и величественное, способное вести к постижению глубочайших истин. Она тем более необходима, в свою очередь утверждают раввины, что без неё мы не могли бы отличить Св. Писание от светских книг, где также встречаются чудодейственные повествования и правила такой же чистоты, как и в Законе.

Лишь Каббала допускает проникновение в разум, сокрытый под скорлупой буквального смысла слова. Бог, если верить каббалистам, был первым наставником их знания в раю, потому что ввёл в оное ангелов после грехопадения Адама. Его именно просветил мудростью Каббалы по велению Божьему ангел Рациэль. Далее Господь же научил ей Сима через Софиэля, Исаака чрез Рафаила, Моисея чрез Метатрона и царя Давида чрез архангела Михаила…

III. Таким образом, Каббала столь же древняя, как мир, и нисходит с небес. Избранники обучались ей уже в пустыне, но тогда ещё никто не осмеливался записывать её поучения. Симеон Иохаид был, надо полагать, первым, доверившим некоторые из неё отрывки бумаге. Он сочинил знаменитую книгу “Зогарь” (Зогар, Зохар), которая со временем значительно увеличилась дополнениями.

Время жизни Симеона раввины намечают весьма незадолго до разрушения второго Храма. Мир, продолжают учёные Каббалы, создан по мистическому плану божественной еврейской азбуки, а гармония созданий походит на гармонию букв, которыми пользовался Иегова, чтобы свыше начертать книгу жизни. Те или иные сочетания долей иудейского алфавита производя: красоту и превосходство явлений вселенной.

А так как позже свет оформливался на манер диктовки этого алфавита, то естественно, что известные предметы распределены по ею же буквам, причем каждая из них служит символом и эмблемой. Этот отдел Каббалы преподаётся всем, без стеснений, даже с прибавкой учения об одинарных и двойственных или, лучше сказать, двуполых буквах.

Руководствуясь доктриной каббалистов далее, мы видим, что, путём комбинаций букв и анаграмматических сочетаний в транскрипции своего имени, Бог с успехом пользуется названными средствами для приказов ангелам, а они тем же сокровенным способом распоряжаются знаками Зодиака. Эти же последние изливают веяния ангельские на землю и руководят сменяющимися здесь поколениями.

Следовательно, по самому происхождению своему буквы иудейские владеют изумительной силой. И это происходит не только в виду присущего им дара раскрывать сходство между аналогиями нашего мира и созвучия вселенной, т. е. между феноменами земными и небесными, которых не сведущие в Каббале даже не сумели бы усмотреть, но и потому, что представляют соответственный набор проводов, через которые действие Божества передаётся и сознания человеческие.

С другой стороны, будучи в то же время и цифрами, буквы дают числа, также одарённые наитием свыше. Небезразличны, наконец, и самые ударения над буквами, равно как всякие иные частицы текста законов. Они, в свою очередь, от самого Бога наделены бесподобной энергией и могуществом.

IV. Наряду с изложенным, мы одновременно встречаем те же приёмы и в Каббале божественной, направленной к таинственному истолкованию Библии, но преданию каковое проистекает либо из поучений, как бы преподанных ангелами, либо низведено до утончённо-произвольных комбинирований раввинами букв и слов.

Лживое знание, искусство химерическое, построенное на мнимой неразрывности его сношений с духами сверхъестественными вроде гномов, сильфов, саламандр и т. п., Каббала, с одной стороны, развивает свою демонологию до такой изысканности, когда из неё делают, наконец, заимствования Шекспир (в разных трагедиях) и Гёте (в Фаусте), а с другой стороны, по-видимому, серьёзно руководствуется нижеследующим.

Стараясь примирить свои таинственные, а для крайне энервированной еврейской черни и страшные познания с Пятикнижием, каббалисты, как уже объяснено, заявляют, будто в Писании, независимо от его буквального содержания, имеется особый, внутренний смысл и, ещё притом, в нескольких модуляциях. Мы не располагаем временем, чтобы останавливаться на этой проблеме. Заметим только, что, для раскрытия изобретённого таким образом сокровенного смысла, придуманы нарочитые способы и приёмы, из которых в так называемой символической Каббале главнейшими признаются:

а) гематрия (геометрия), которая распадается на арифметическую и фигуративную и объясняет слова по их числовому значению, либо по внешнему виду;

б) нотарикон (от латинского notare); он состоит в том, что из начальных или конечных букв нескольких слов делается одно новое, которое раскрывает их потаённый смысл или, наоборот, из букв любого данного слова составляется несколько новых слов, и

в) темура или анаграмматическая перестановка букв; она бывает разного рода:

во-первых, буквы, заключающиеся в одном каком-нибудь слове, перестанавливаются по произволу для образования другого; например, из Малахии (Малхи, по-еврейски) выходит Михаил;

во-вторых, буквы известного слова заменяются другими так, что вместо первой буквы азбуки ставится последняя и наоборот, вместо второй, предпоследняя и наоборот, и т. д.; посредством этого способа (он называется ат-баш) слово Сесак у Иеремии, значение которого неизвестно, читается как Бабель, т. е. Вавилон;

в-третьих, все двадцать две буквы еврейской азбуки пишутся в две строки, но одиннадцати в каждой; вслед за тем двенадцатую букву ставят на место первой и наоборот, тринадцатую на место второй и т. д.; этот способ замены букв называется ал-бам;

в-четвётрых, каждая буква слова заменяется другой, непосредственно следующей за ней по азбучному порядку, т. е. б заменяется а, в заменяется б и т. д. Вообще же говоря, каждая буква может быть переставлена или заменена другой 231-м способом.

Понятно, что с помощью такой “интерпретации” не трудно найти в Писании все, что вздумается. Каббалисты к этому и стремятся.

Но этого мало. Независимо от символической, есть ещё реальная Каббала, в свою очередь распадающаяся на теоретическую и практическую. Увы, объяснение увлекло бы нас слишком далеко…

В общем же своём синтезе все поименованные виды иудейской Каббалы распадаются на две ветви.

Первая, которую назвали историей Бытия (Маассех берешит) представляет символическое истолкование мироздания или теорию природы. Вторая под титулом “История небесной колесницы” (Маассех меркабад), где идёт речь о видении Иезеркиля, образует систему теологии и метафизики, коими необходимое развитие божественных атрибутов (сефиротов) рассматривается как источник всего существующего. Сообразно с этим образовались на пути веков два древнейших монумента Каббалы: “Сефер Йесирах” и “Зогар”, причём Зогару, конечно, отдаётся первенство.

V. Если полуостров Флориду в С. Америке называют “общим собранием аллигаторов, гремучих змей и желтых лихорадок”, то и вредный для здоровья климат Мессопотамии с её болотными миазмами, ядовитыми насекомыми и чуть ли не целыми гнёздами змей наряду с располагающей к неге мягкостью солнечных лучей как бы нарочито представлял исполненное галлюцинаций место свиданий целому сонмищу духов, злых и добрых.

Что же касается собственно демонологии, то в переводе на современный язык она является бредом первобытного невежества о бактериях и микробах, либо сводится к эротическому психозу как результату поклонения воспроизводящим силам природы. Ведь начала активное и пассивное — “фаллус” и “ктеис”, почитались на Востоке прежде всего в качестве отражений солнца и земли…

Сатана, которого древние халдеи называли Мелек-эль-Кут и признавали могущественным божеством, стремился, что ему и подобало, к торжеству зла, для чего повелевал целыми армиями низших демонов, чертей и чертовок, равно как особых ещё дьяволов — гермафродитов, каковы, например, Алан, Ниргаль, Улук, Лабарту, Лабассу и т. д.

В параллели с этим мы наблюдаем, как фундаментальный принцип и глубочайшее таинство азиатских мистерий, обоготворение природы, единовременно объемлющей и силу творчества и всё сотворённое, верховное, оплодотворяющее ими среду, иначе говоря, двуполое.

В разных частях Вавилонии и под различными именами — Ану, Бель, Сип, Мардук, Камос, Мелькольм, Мелькарт оно рассматривалось кушитскими, а затем и семитическими племенами, в свою очередь, как гермафродит. Раздваиваясь оно превращалось в пары: Ану и Анат, Бел и Белит (Белитис, Миллита), Адон-Адоним и Баалет.

То же самое замечается и в Ханаане, у евреев и финикиан: Баал либо Меродах или Молох и нераздельнная с ним Ашера либо Асторот; Таммуз и Истар, Беэль-Фегор и Нану. Таковы же, логически, наряду с двуполыми богами и гермафродиты-богини: Реа-Киббела, Истар-Астрата, Таанит-Артемиза, Венера-Урания, равно как Добрая Богиня Сирии (Bona Dca Syriae или просто — Bona Dca римских писателей).

Коснувшись вопроса, нельзя не упомянуть далее о двуполых же божествах не только в Египте (Изис-Озирис), а и у греков и римлян (бородатая, иной раз, чёрная и вооружённая Венера), с другой же стороны, трудно умолчать о фигуративных изображениях того же рода в древней Индии. Так, Кама-Сутра (в переводе Лямересса) говорит прямо: “Лингам-Йени — нечто в роде амулета, представляющего собой verenda utriusque sexus in actu copulationis”…

Условия и причины возникновения таких божеств до некоторой степени определяются как непостижимостью происхождения полов, а стало быть, не одного человеческого рода, но и всего живого, так, отчасти же, местными обстоятельствами, которые указаны сейчас, так, наконец, и тем, что о Каббале уже приведено выше (стр. 45—53). С другой стороны, здесь нелишне припомнить, что египетская культура происходит от вавилоно-ассирийской, а эта последняя никогда, по-видимому, не прерывала связей с древнейшим, до-арийским населением Индостана.

Логическим же развитием идеи о божестве двуполом должна была стать ритуальная проституция, что мы и видим в действительности, на всём Востоке Азии и даже в древнем Египте, где эротический культ Изиды переходил, пожалуй все границы бесстыдства.

Но зато именно в Египте не было человеческих жертвоприношений, как об этом положительно свидетельствует Геродот уже за пять столетий до нашей эры, поясняя, что когда, например, Менелай, высадившись близ устьев Нила, вздумал было принести в жертву дух туземных мальчиков, то негодование египтян обратило его в бегство [64].

Тем более ужасающим представляется культ ритуальной проституции в связи в гекатомбами людей, нередко детей, сжигаемых заживо в чреве Молоха либо ему подобных богов и богинь в Вавилоно-Ассирии, у финикиан и карфагенян (см. чудовищно-художественные картины, данные Флобером в Саламбо), а в особенности у евреев, изобличаемых бесчисленными указаниями Библии и доходивших до ритуальной антропофагии (Ливит, XXVI, 29; Втор. XXVIII, 53; кн. Прем. Сол. XII, 4—6 и мн. др.).

А дабы составить себе ясное понятие о ритуальных убийствах именно среди евреев, достаточно почитать хотя бы только историю: Иефая, “Жертвоприношения моавского короля Месы (Мешы) и царя иудейского Ахава”, равно как “Деяния Иеза-бели и Соломона”, в связи с 28 и 29 стихами XXVII главы книги Левит и ст. 18 гл. XXIII Второзакония. Конкурировать с евреями на этом пути могли разве одни карфагеняне.

Сверх того, нельзя не отвергнуть ламентаций сынов Иуды, будто их развратили другие языческие народы, а в частности — население Ханаана, когда их же собственный пророк Амос (V, 25 и 26) удостоверяет, вне сомнений, что уже в Синайской пустыне на протяжении сорока лет “Дом Израилев” не переставал носить именно скинию Мо-лохову…

Вообще же говоря, массовые ритуальные убийства у евреев в древности, а мы не знаем ни того, когда они прекратились, ни даже того, были ли прекращаемы когда-либо, наряду с возникновением всегда и повсюду, даже в новейшие времена, обвинений в ритуальных убийствах, совершаемых евреями, причём сыны Иуды оказывались оправданными, но других виновных нигде обнаруживаемо не было, приводят к заключению, что, почтив память усопших, надо внимательно подумать об иудейских Каббале и магии, для которых, увы, человеческая кровь необходима!…

VI. Наиболее же закоренелое из заблуждений человеческого разума — астрология приобрела ещё более прежнего широкий полёт, вследствие того соприкосновения, которое победами Александра Македонского было создано между халдеями и странами Запада. Учения Мессопотамии встретили поддержку в стоической философии, которая, отправляясь от субстанционального тождества Бога и природы, пришла из этого принципа к выводу, что звёзды в высшей степени божественны, а затем усматривала первооснову Божьего управления миром в непоколебимости движения тел небесных.

Небо с его звёздами, а в особенности с планетами, представлялось книгой, откуда посвящённые могли узнавать с точностью предначертания судьбы людей. Мудрость же халдеев, которые лучше других умели читать по этим божественным литерам, тем не менее, способна была подвергаться сомнению, что, как они утверждали, труды на этом поприще, совершаются ими уже в течение четырёхсот семидесяти трёх тысяч лет.

Со времени Александра “математики” и астрологи халдейской и александрийско-египетской школы распространились по Азии, Греции и Италии. В согласии между собой они поучали, что глубокая, сокровенная премудрость изливается с небес на землю непрерывно, а таинственная симпатия объединяет планеты, звёзды и землю, равно как и те существа, которые на них проживают.

Таким образом, дела человеческие представлялись, как находящиеся в безусловной зависимости от небесных светил, но главным образом планеты являлись господствующими над судьбами человека и производящими решительное воздействие на его рождение, жизнь и смерть. Так как одни из планет, как например, Юпитер и Венера, повсюду приносили благодеяния, другие, наоборот, чинили зло. Однако, их качества умерялись и видоизменялись в зависимости от разнообразия из взаимного расположения и внешнего вида. Отсюда то смешение добра и зла, которым они покрывали землю, а также способность, дарования человеку увеличивать добро и отвращать зло путём жертв и чар, молитв и обрядов религиозных.

В известных сочетаниях планеты имеют власть, которой не располагают в других и на них можно действовать как молитвословиями либо заклинаниями, так и особыми служениями магическому культу. Таким образом произошли соответственные циклы молений астрологических. Они были сочиняемы и используемы как бы во благо даже императоров римских, например, Антония. Запрещая математикам, т. е. халдеям, а значит, и евреям, колдовать о жизни и смерти, Август сам, тем не менее, советовался с ними.

У Тиберия и Отгона были свои домашние астрологи. Вообще же, не взирая на гонения, маги-каббалисты кишмя кишели в столице Империи, а при Домициане их чародейства стали даже особенно губительными. Своим коварством они подзадоривали жестокость тирана, называя жертвы и указывая способы их истребления. Он приказывал вынимать гороскопы многих выдающихся современников, а этих последних отдавал палачам, если по роковому приговору астрологов они предназначались на великие дела.

В заключение Александр Север отменил декреты прошлого времени и разрешил “халдеям” открыть школу в столице империи. А так как под этим наименованием преимущественно скрывались сыны Иуды, то в означенном повелении нельзя, очевидно, не заподозрить торжества в самом Риме иудейских же плутней ещё в те времена.

VII. Зловещая или фарисейская каббала, которую сохранили “учёные” Талмуда до наших дней, воспроизвела древнее поклонение телам небесным, как блистающим кораблям, которыми могущественные духи, поставленные у кормила дел мира сего, руководят и направляют в безграничных океанах пространства. Иначе говоря, еврейская Каббала есть кодекс или ключ к сабеизму, т. е. первобытному идолопоклонству, которое своими богами признавало падших ангелов звёздного воинства.

Гораздо раньше, чем усвоить имя Каббалы, учение этого рода пребывало, как ребёнок в утробе матери, на пути и с задатками превращения в особое, самостоятельное бытие. Отвлекаясь далее, так сказать, в телесную форму, она, тем не менее, продолжала двигаться всё ещё без имени, да и впоследствии ещё долгие годы оставалась под разными кличками. Вот почему, сосредоточиваясь только на первооснове и единстве явлений, мы называем её Каббалой уже сначала — через предварение будущего и раньше, чем она стала носить этот титул в действительности, а это случилось, по-видимому, лишь в начале XIII столетия после Р.Х.

Впрочем, и у Маймонида ещё нет данного термина, хотя он в свою очередь полагает, что звёзды одухотворены…

VIII. Наряду с изложенным, необходимо иметь в виду следующее:

Так говорит святой Епифан. Хамитам свойственны уже все главные черты, формы и разветвления того служения дьяволу, которое затем наблюдается в иных племенах человечества. Таков сабеизм, т. е. культ природы, безнравственность, приведённая к апофеозу своими мифологией и теургией.

Поклонение злу как злу под символом змия, смешиваемое в сабеизме с культом звёзд, луны и солнца, а также с органом тайны воспроизведения людей, превратившимся в орудие распутства, — вот что служит наиболее характерными признаками хамизма, иными словами, тех нечестивых верований, которые происходят из преданий, завещанных сынами Хама. Указанные два предмета, — змий, как причина удаления первых людей из рая, и орган, который в лице Ноя стал посмешищем его недостойного сына, равно как поводом к проклятию над людьми после потопа, отождествляемые со звёздами или сабеистскими божествами, чему свидетельством служит история боготворимых камней (бетилов), обратились и в два главные же момента каббалистского либо демонического культа. Иначе говоря, повсюду и на какой бы ступени развития мы не встречали их, они неизменно являются отражением прямого или косвенного влияния древнейших сатанинских цивилизаций.

С самого начала зла они суть эмблемы тайны и шаббаша, священные знаки религиозных и политических ассоциаций оккультизма. Они — альфа и омега, первое и последнее слово Каббалы. Они же “божественный” принцип, герб и знамя, символ объединения старейшин у тамплиеров, розенкрейцеров и высшего масонства. Восприняв такое учение прямо от сабситов, доктора знаний сокровенных и главные наставники Каббалы — иудеи, естественно, превратились в таинственных повелителей и гроссмейстеров среди массонских сообществ, которые, по свидетельству Элифаса Лэви, евреям же обязаны секретами и символами своего ритуала.

В гармонии со сказанным надо памятовать, что сущность Каббалы и вдохновляемых ею сокровенных посвящений заключается в самом радикальном и бесстыдпейшем из коммунизмов. Никакой шабаш ведьм не способен превзойти её в этом отношении. Он практиковался, как убеждает история, по преемству от сабеистов гностиками, а впоследствии и главными на её пути ересями, из гностицизма проистекавшими.

IX. Каббала предшествовала появлению иудаизма на мировой сцене, а сыны Иуды его усвоили, ещё когда предавались поклонению звёздным божествам, т. е. гораздо раньше, чем их монархи, скандализируя, увы, всенародно, стали поклоняться идолам Халдеи, Египта, Ханаана и Финикии.

Этому не противоречит факт, что в чёрной магии прославляется так называемый “Ключик Соломона” (“Clavicula Solomonis”), каббалистами переименованный в “Энхиридион (руководство) Льва III”, которому и приписывается. Названный папа будто бы состоял хранителем тайн Каббалы наряду с римскими первосвященниками — своими предшественниками.

Под названием “Clavicula Solomonis” и с сохранением наиболее сокровенных мест иудейского подлинника, Лев III даже якобы составил особый каббалистический ритуал и подарил его Карлу Великому, у которого этот замечательный труд был, к сожалению, похищен. Значительно позже в виде небольшой, на этот раз несомненно еврейской книжки, он хотя и появился вновь, но католической церковью был признан уже за исчадие магии и в качестве такового осуждён.

По утверждению же каббалистов, без него совершенно непостижимы величественные образы пророка Иезекиля и Апокалипсиса Иоанна. С другой стороны, авторитетные христианские писатели (Мартин Д'Арль, Детрию, Бартолоччи и др.) о Каббале удостоверяют, что у евреев и арабов в Испании была в необыкновенном почёте “для учинения самых отвратительных вещей” книжка из семи отделов, тщательно скрываемая и переходившая от отца к сыну, как редкое, неоценимое наследство.

Тогда полагали, что эта книжка по прямой линии ведётся от знаменитого еврейско-каббалистического руководства “Ключик Соломона”, да и сами евреи не затруднялись приписывать её своему великому царю. Здесь, быть может, есть доля правды. Припомнив то постыдное идолопоклонство, которому предавался Соломон, низвергнувшись с вершин премудрости в бездну мракобесия, мы, пожалуй, найдём, что нет тени невероятия и в доле авторства знаменитого царя в составлении столь возмутительного кодекса магии. Переделывали ли его позднейшие каббалисты либо нет, — мы видим, что в нём разрабатываются потаённые средства, уже в те времена применявшиеся евреями для достижения своих коренных целей: почестей, отмщения, богатства, жизни лёгкой, бесстыдной и сладострастной…

X. Небезызвестно, далее, что на первых порах, — ещё не распознав евреев и надеясь приголубить их, крупнейшие завоеватели, Навуходоноссор, Кир, Ксеркс, Александр Македонский, Помпеи, Карл Великий, Наполеон, безошибочно находили в сынах Иуды самых цинических шпионов и безжалостнейших откупщиков податей. Тем не менее, все они были своевременно наказаны через отраву тяжкими невзгодами до пребывания на острове святой Елены включительно. В частности, об Александре Великом Талмуд, по обыкновению, рассказывает во славу Израиля неимоверный вздор.

Как бы, впрочем, ни было, одного нельзя устранить из нашего внимания — ожидовления Александрии. Количество же иудеев в Египте оказалось вскоре таким, что первосвященник Онний IV около 160 г. до Р.X. даже построил еврейский храм в Леонтоиолисе. Служба здесь продолжалась регулярно до 73 года по Р.X., пока, наконец, римляне не закрыли и его. Надлежит, однако, иметь в виду, что как эта служба, так и жертвы (Левит, II), сюда приносимые, считались законными только, когда приносивший их в самом обете своём выразился ясно: “Я принесу жертву в Онниевом храме” (Талмуд, тр. Менахот, XIII, 10).

Будучи отцом лжи, еврей неизбежно должен был стать и отцом Каббалы. Согласно с этим не без основания было повторяемо уже в древнем мире, что повсюду, куда приходил еврей, начинала пускать корни и выныривать из земли именно Каббала. Император Адриан говорил, что в Египте он не видел ни одного еврея, который не был бы “математиком”. Между тем, небезызвестно, что в императорском Риме под этим термином разумелись отнюдь не последователи Пифагора, а соучастники магии, равно как ведомо, с другой стороны, что один из самых обширных и наиболее раскалённых очагов теургической каббалы, т. е. повального растления в эту эпоху Египет представлял собой и муравейник еврейства.

Но не только на Востоке, а и на Западе евреи заслуженно пользовались одинаковой репутацией. Наиболее аккредитованный у масонов автор Рагон (La Maconnerie Occulte), согласно с Леканю (Histoire de Satan) и Элисофасом Лэви (Histoire de la Magie), удостоверяет, что мать знаний сокровенных Каббала, будучи возделываема евреями с ревностью неподражаемой, уже сама по себе почти затушевывала другие источники секретных обществ и, что, являясь вернейшими ее хранителями, сыны Иуды и в магии вообще оказывались первыми мастерами на пути Средних веков.

XI. В дополнение к изложенному, если бы оставалась ещё тень сомнения по вопросу, до какой степени нечестива возникшая из Каббалы магия, профессорами которой, особенно с начала нашей эры, всегда пребывали евреи, можно добавить со слов Элифаса Лэви по поводу книги, приурочиваемой Соломону, нижеследующее:

Наименование “Иегова” разлагается на 72 разъяснительных имени, называемые шемамфорами. Искусство пользоваться ими и находить в них решения на почве универсальных знаний представляет, по терминологии каббалистов, “Ключик Соломона”. Действительно, в завершении воззваний и молитв под этим именно титулом обыкновенно помешаются 72 магических круга, из которых образуются 36 талисманов.

Каждый из талисманов в свою очередь носит 72 имени и снабжён эмблематическим знаком как их количества, так и тех 4 букв из имени Иеговы, к которым данный талисман относится. Отсюда проистекают далее так называемые 4 декады Тарота. С помощью этих знаков, а также через иные бесчисленные комбинации их самих, равно как имён и букв, можно придти к естественному и математическому разоблачению тайн природы, — стало быть, войти в непосредственные сношения со всей иерархией духов и гениев.

Последующие же наставления этой тарабарщины, именуемой магическим, т. е. чудодейственным ритуалом, находятся в очевидной связи с поучениями секты фарисеев, где господствовала вера в Каббалу и потаённые влияния звёзд. Таким образом, они внушали свою волю каждому из еврейских наименований, которые соответствовали различным именам, приписываемым Богу пророками.

Отсюда в резолютивном выводе явствует следующее. Остановим ли мы взоры на учёной магии или же на грубо чувственной и каббалистической, мы равно убеждаемся, что её доктрины и обряды производят, если не самый генезис, то, по крайней мере, развитие своё из недр “многострадального” кагала.

XII. Определив таким образом — важнейшие первоисходные моменты Каббалы, нам бы следовало перейти к истории её применения на пути веков. Но, не задаваясь мыслью о специальном исследовании предмета и отсылая любознательных читателей к двум капитальным, вероятно, наилучшим работам в этой печальной области: Иоэля (La philosophie religieuse du Zohar) и Адольфа Франка (La Kabbale), мы вынуждены ограничиться указанными, основными этапами.

О переходе каббалистических преданий от сабеистов к гностикам мы говорили. Заметим, с другой стороны, что если Библия есть прямая противоположность любой книге мистической, то у народов окрестных, в Египте и Халдее, мистицизм представлялся, наоборот, уделом, равно как главным орудием первосвященнической и политической аристократии.

Уже в глубокой древности было известно, например, что монотеизм являлся сокровенной доктриной священнослужителей Озириса, а политеизм наравне с мифами представлял не более, как блестящую занавесь, предназначенную скрывать от народа философские истины, которые, без сомнения, не замедлили бы превознести учение монотеистическое.

Относительно халдеев это не было, правда, отмечено с той же силой вовремя, однако, и у них, в свою очередь, теистическая иерархия снизу до верху направлялась к монотеизму, сосредоточенному в Бель-Мардуке. Не взирая на это, но приводя к аналогичному результату, труды еврейских пророков, запечатленных вокруг Моисея, наряду с поучениями авторов, его преемников, могут быть рассматриваемы как явления демократизации антимистической. Взамен Привилегий тайного учения, мы видим откровение при солнечном и с вершины Синая.

Вместо двойной доктрины, для священников и для народа, возникает единая, монотеистическая и сама себе довлеющая. Отсюда не следует, впрочем, что религиозное учение, предшествовавшее монотеизму, не оставило следов или, что под новой почвой нет залежей прежних, которых уже нельзя было бы найти. По этому предмету, мы у авторитетного учёного (Carppe — “Etude sur les origines et la nature du Zohar, precedee d'une etude sur i'histoire de la Kabbale”) читаем:

XIII. Передвинувшись из сабеизма в гностицизм, учение Каббалы направилось, с одной стороны, в Палестину, Финикию и Сирию, в частности же, к друзам Ливана, а с другой стороны, в Египет, равно как на острова Архипелага [65], проникло на семитизированный юг Греции и через так называемую Великую Грецию (южная часть Италии и Сицилия) встретилось с основным своим течением в Карфагене.

Однако, самую благоприятную для себя почву Каббала нашла у евреев. Здесь среди многих других её столпов мы уже в древности встречаем таких “светильников синагоги”, как почитаемый сынами Иуды за великомученика, звероподобного рабби бен Акиба; далее — Симон Волхв или, как в Александрии, “неоплатоник” — не менее Акибы свирепый враг “гоев” Филон, против которого местное население боролось без успеха даже в лице энергичного палладина своего Анпиона.

Ненависть “избранного народа” к этому последнему сквозит и в сочинениях столь патентованного фальсификатора иудейской истории, ad usum populi Romani, каким представляется Иосиф Флавий. Тогда как “труды” Филона в значительное мере сохранились, все написанное Аппионом было, наоборот, евреями дословно истреблено. Не останавливаясь затем на явном соучастии Каббалы в древних таинствах Мемфиса, Гиерополиса, Элевзина и Самофракии, отметим, что, около времени Р.Х. сынов Иуды было много в самом Риме.

Они же являлись главными представителями Каббалы и сродных с ней: магии, чернокнижия, волшебства либо, как тогда говорили, халдейства. Пробираясь как в придворные и аристократические сферы, так и тайные общества того времени, иудаизм заражал их всем развратом чувственности и кровожадностью сатанизма Азии.

Говоря об ужасах и нечистоте, которыми оскверняли себя неверующие, апостол Павел (Посл, к Римлянам, I, 25—27) свидетельствует:

“Ибо есть много непокорных пустословов и обманщиков, — поясняет апостол (Посл, к Титу, 1, 10, 11 и 13—15), — особенно из обрезанных, каковым должно заграждать уста. Они развращают целые домы, уча, чему не следует из постыдной корысти. По сей причине обличай строго, дабы они были здравы в вере, не внимая иудейским басням и постановлениям людей, отвращающихся от истины. Для чистых всё чисто, а для осквернённых и неверных, нет ничего чистого, но осквернены и ум их, и совесть”.

К несчастию других народов, иудейство, даже смешиваясь с ними, успевает и их ожидовливать и сохранять самого себя. Взгляните на египетские пирамиды и если найдёте в изображении фараоновских походов типы иудеев, вы должны будете признать, что это портреты современных нам представителей “избранного” народа. До такой степени семитизм в еврействе не изменён и неподвижен.

То же самое, естественно, раскрывается везде и в результатах их гибельного влияния на иноплеменников. Нынешнее масонство разжигает революцию и даёт ход постыдным учениям; натравливая взаимно, обманывает правителей и управляемых, а в частности, обольщает правительства, чтобы тем легче предавать их разъяренному иудеями бунту скопищ, еврейством же возводимых в “рыцарей свободы……

Но если ничто не ново под луной, то масонство, эта тайная организация политиканов, меньше всего вправе претендовать на новизну. Оно представляет собой лишь ближайшее к нам видоизменение формы иудейских замыслов. Так, возникнув приблизительно в XI столетии по Р.Х. в Египте, секта измаилитов существует на Востоке доныне [66].

Здесь, впрочем, имеются и другие тайные общества, сохранившие синкретическое учение, равно как допускающие “посвящение” христиан наравне с мусульманами. Многие европейцы в наши дни, удостоившись такого посвящения в своих экскурсиях по Леванту, приобретали затем особое уважение в масонских ложах Европы и Америки столько же ради своего высокого ранга, сколько и в виду глубины их противохристианских чувств. Не чужда, в свою очередь, любому масонству и еврейская дерзость противоречий.

Известно, например, что мартинизм (так именуемый по имени еврея Сен-Мартена) в действительности основан учителем Мартена также евреем Мартинецем Пасквалисом (Пасхали-сом), а затем ещё был вдохновляем евреем же Калиостро. Пропагандируя возврат к законам природы, т. е. в сущности, — свободной любви и отрицанию требований культурного общежития, мартинизм ради освобождения личности исключает всякую власть, патриотизм и семью, а сам, однако, построен на анонимной, т. е. беспощадной тирании и на взаимном шпионстве.

Согласно с этим и подобно тайным злодеяниям измаилитов “во имя всеобщего блага” он принимал решающее участие в самом замысле о французской революции, а позже разыграл кровавую роль и в дни террора. Тесно связанный с такими продуктами талмудизма, как иллюминаты и палладисты, мартинизм в то же время ведёт себя “Dei gratia” от фанатических каббалистов — розенкрейцеров, а через них и от тамплиеров. Только памятуя о мусульманах-измаилитах, возможно себе представить, каковы на самом деле “христиане-мартинисты”, наполовину гностики, а наполовину каббалисты.

Проникшие от сынов Иуды и в европейское масонство мерзости обращают нас к словам Иисуса Христа, когда Он тех же иудеев обличал словами: “Куда Я иду, туда вы не можете придти” (Евангелие от Иоанна, VIII, 21); “вы от нижних, я от вышних” (Ев. Иоан., VIII, 23); “если бы Бог был отец ваш, то вы любили бы Меня” (VIII, 42); “ваш отец — дьявол, и вы хотите исполнить похоти отца вашего” (VIII, 44).

XIV. Всесторонность исследования призывала бы нас к ознакомлению с иудейским мистицизмом ещё за время редактирования Талмуда, а затем и эпохи гаонов с параллельным рассмотрением деятельности садуккеев и ессеев, именуемых в Талмуде то хассидим, то хаберим (см. 1 кн. Макк. II, 1—13 и 42 и 11 кн. Макк., XIV, 6), равно как с дальнейшим изучением таких еврейских же теологов первой степени, каковые: Саадия, Ибн-Габироль, Иуда Галеви, Абн-Эзра и Маймонид.

На пути же развития Каббалы в начале Средних веков нам пришлось бы встретиться с такими её подвижниками, как Иуда Гадесси, Абраам бен Давид из Поскиера со своим сыном Исааком Слепым; Эзра-Азри-эль, Гикатилия, Исаак Пульгар и Бахия; Шем Тоб, Иегуда Хасид, Исаак из Акко, Элеазар из Вормса и Механем Рекканати; Сефер-Рациэль, его ученик Менахен и Симеон из Шинона; Нахманид, Абу-ляфия, рабби Ниссим бен Ройбен, Соломон Дюран и разные иные.

С другой стороны, предстояло бы остановиться над капитальным вопросом, кто собственно является, если не автором, то главным кодификатором священной Каббалы: рабби бен Акибба, Симон бен Закхей, Абраам бен Давид, Исаак Слепой или Моисей Леонский? Наконец, устраняя даже всё окружающее либо сопутствующее из области знаний потаённых, равно как апокрифы Еноха, Даниила и Эзры, тем не менее, надлежало бы сосредоточиться хотя бы на ближайших элементах вопроса за времена гаонов, каковы: Шиур-Комах (Измерение высоты), Гехалоф Раббати (Большой Дворец), Гехалоф Цутрати и Отий-еф или Альфа-Кета (Алфавит) р. Акибы.

К сожалению, объем настоящего труда и без того расширился сверх меры, рассчитанной на возможно сжатое изложение. Посему, отметив к сведению изложенное мы скажем здесь лишь несколько слов о книге Еноха и об Алфавите р. Акибы.

Предмет изумления и восторга для мистической мысли, книга Еноха имела огромное влияние на Каббалу евреев вообще и на туманность воображения гаонов в особенности. С самой отдалённой древности мною рассуждали в еврействе о стихе книги Бытия (V, 24): “И ходил Енох пред Богом; и не стало его, потому что Бог взял его!”

Отсюда возник ряд сказаний апокрифических, постепенно образовавших “Книгу Еноха”. Сущность её приблизительно такова. В течение всей своей жизни, не переставал Енох размышлять о Боге, а в минуту своей кончины либо исчезновения он под руководством ангелов пролетел все пространства небес, всё видел, всё слышал, что есть и что будет.

Он прочитал божественные книги, заключающие в своих страницах веё, что произойдёт на небесах и на земле. Познакомился с Уриэлем, в распоряжении которого состоят громы и землетрясения; с Родаэлем — ангелом духов, ведающих человеческим телом; с Рагюэлем, — ангелом мщения; с Михаэлем — ангелом лучшей части человечества т. е. “простого народа”. Долго беседовал с душой Авеля, который не перестаёт содрогаться пред нечестием брата и его потомства.

Видел Гадрс-эля, соблазнившего Еву; Панемона, изобретшего чернила и бумагу, а за ним и неё, что заставляет грешить; Кесбеэля, который разъясняет сокровенное имя Господа и небесную клятву, послужившую к сотворению мира. Наряду с этим Енох не оставил без внимания ни числа падших ангелов с их обиталищами на земле, ни святотатственных мистерий, к которым они приобщили людей.

Сюда принадлежат: Аза-зель изобретатель предметов роскоши и нравственного падения; Амезарак — профессор формул магии; Баракель — наставник в астрологии; Кокабель — мастер законов астрономических. Осведомился о грозной жалобе, принесённой на них Богу ангелами добра — Михаилом, Гавриилом, Сурианом и Урианом.

Вглядывался в мудрость, которые, не найдя пристанища на земле, вернулась к своей колыбели в сонм небесных сил, тогда как вышедшая из своих нор глупость и неправда нашли среди смертных неиссякаемое гостеприимство. Посетил рай и ад, и откуда по его просьбе были освобождены все евреи, и достигал, наконец, последних пределов вселенной.

Обстоятельно и подробно описал служебные занятия верховного архангела Метатрона. Из этого доклада явствует, что у названного архангела 92 названия сообразно такому же количеству предвечных имён, вырезанных на небесной колеснице… Равным же образом, 92 печати налагаются пальцем Метатрона в удостоверении приговоров, касающихся неба и царств надзвёздных, судеб каждого народа и всяких владычеств земных, как и вообще решений ангела смерти. В столь обширных задачах Еноха иногда заменяет его потомок Ной.

Тогда речь идёт уже от имени этого последнего. Сам же Енох так повествует о своём прибытии на небеса: “Бег звезд и молний уносил меня, а ветер давал крылья, и я стремился к нему, пока не прибыл к стене из хрусталя, окруженной пламенем. Минув божественный огонь, я приблизился ко дворцу, в свою очередь хрустальному… Его крыша представлялась как бы путями звезд и молний; повсюду — херувимы и пламя всех цветов; небеса жидкие и сверкающие…

И вот среди непостижимой, таинственной глубины появился трон, как бы созданный из снегов; он был окружен звездами и песнопениями херувимов; одеяние Того, Кто недосягаем в великолепии, сияло ярче солнца, блистало чище снега… И он сказал мне: «подойди, Енох! Приблизься к Моему святому глаголу…”

Переходя к “Алфавиту” рабби бен Акибы, заметим прежде всею, что в гармонии со своими отдалёнными преемниками Элеазаром из Вормса и Абн-Эзрой, специализировавшимися на постижении таинственного смысла букв и цифр, “великомученник” из Израиля Акиба главным образом задавался апофеозом иудейской азбуки. Сущность учения передана им так:

XV. Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, укажем согласно с таким авторитетом Каббалы, как рабби Соломон бен Иерухан, что Отийеф рабби Акнбы в последующем развитии своём обобщается не только с “Шиур-Комахом” и “Гефалофами”, но и с теми отрывками “Книги Еноха”, которые к ним дошли.

XVI. Установить, таким образом, главные данные по истории Каббалы нельзя. Сверх того, что о древних каббалистах сообщает Талмуд, мы почти ничего не знаем об этом учении у евреев до X столетия по Р.Х. Позже среди выдающихся каббалистов известны: Саадиа Гаон, Моше бен Нахман и Моисей Леонский (XIII века); при нём “Зогар” впервые стал известен в Европе; Меер бен Габаи и Иосиф Каро, знаменитые составители поныне действующего еврейского катехизиса — “Шулхан-Аруха”; Соломон аль Кабец, Моисей Корадуэро, Исаак Луриа и другие.

Из христианских писателей первым, кто открыл Европе название и само существование Каббалы был Раймон Люлль (см. его “Ars Magna”). Затем о Каббале писали для христиан: еврей Павел Риччи, Пик де Мирандоль (“Conclusiones Cabbalisticae”, изд. в Риме, в 1486 г.) и Рейхлин (“De Verbo mirifiko”, Базель, 1494 г., и “De Arte Cabbalisti-са”, Гагенау, 1517 г.).

Из более же древних адептами Каббалы являлись: Акиба, Филон, Авиценна и Корнелий Агриппа; из позднейших можно назвать: Парацельса, Роберта Флудда, Фан-Гельмонта и Якова Бема, а с XVI века Постеля, Вуазэна, Пистолия, Кирхера, в особенности же, Розенрота (“Cabbala denudata”, Зальцбург, 1677 г., и Франкфурт, 1684 г.). Наконец, из самых новейших авторов упоминаем Фрейштата, Толлука, Адольфа Франка и аббата Чиарини.

XVII. Резюмируя сказанное до сих пор о Каббале, необходимо удостоверить, что: а) наименования важнейших станций её движения на пути истории суть Сабеи, Гностики, Садуккеи, Есси и Друзы Ливана; таинства Самофракии, равно как египетские и элевзинские; талмудические академии (оппозиция в них большинству) Ханаана, Вавилонии, Испании, Франции и Полыни; орден Тамплиеров; альбигойская и вандейская ереси; Розенкрейцеры; Мартинисты, Иллюминаторы и Палладисты; Масонство вообще и б) в существе, т. е. по своим интонациям либо течениям Каббала распадается между:

1) школой Исаака Слепого, которую можно было назвать метафизической не потому, что Данный элемент в ней исключён, а потому, что он здесь господствует;

2) школой Элеазара из Вормса, специально приуроченной к мистицизму букв и чисел и

3) школой Абуляфии, которая простирается на обе предыдущие, развивая ту и другую в смысле чистого умозрения; apparent rari nautes in gurgite vasto!…

Б. Содержание Каббалы

Мы не станем долго на нём задерживаться, как потому, что, строго говоря, это выходит за пределы нашей задачи, так и в виду сведений, уже заключающихся в данном нами очерке но истории Каббалы. Несколько ближе остановимся разве на том, что именуется божественной её ветвью, а в области сатанинской либо зловещей ограничимся для примера несколькими замечаниями.

I. Мы уже знаем, что независимо от Талмуда, Шулхан-Аруха, Ришоним, Ашароним и многих других раввинско-талмудических произведений, которые образуют цикл учения открытого — ниглех или нешат, у евреев существует ещё учение тайное, каббалистическое нистар, которое возникло, пожалуй, раньше Талмуда.

Сюда относятся книги Зогар, Вагир, Истцирах, Рациель, Скфср гакана, Шааре ора, творения раввинов Виталя, Луриа, который летал каждую ночь на небеса, в тамошнюю академию — учиться у других. Открытым учение называется потому, что оно изложено так, как его и следует понимать. Учение же тайное имеет характер иносказательный, мистический и должно быть принимаемо в переносном, — аллегорическом смысле.

Правоверный сын Иуды признаёт нистар (Каббалу) гораздо священней ниглеха (Талмуда и т.н.), и это разумеется, потому что нистар ещё, конечно, злобнее и ещё возмутительнее, чем ниглех, хотя и гораздо замысловатее. Впрочем, сам подлинный Талмуд насквозь пропитан Каббалой, да и в Шулхан-Арухс найдутся сотни узаконенний из Уо-гара.

Таким образом, нельзя провести точной границы ни между Каббалой и Талмудом, ни между двумя главными сектами, на которые распадается еврейство: “хасидим” и “мишнагдим”. Всё это смешано и черезполосно. В доказательство же того, что каббалистика процветает у евреев и в наши дни, можно указать хотя бы на факт, что важнейший каббалистический трактат Зогар был вновь издан в Пржемышле, в Австрии, даже в 1880 году.

II. Рассуждая на этой территории, не надо забывать именно о Каббале, как о таинственном, религиозно-волшебном учении, данном с небес ещё праотцу Адаму и существовавшем до сотворения мира. Это последнее утверждение раввины основывают не тексте Иеремии: “Не положих ли убо Завета Моего над днем и нощию и законов небеси и земли».

Наряду с этим, мы уже знаем, что, если Талмуд душа еврея, то Каббала есть душа Талмуда, и настоящий еврей не может не быть каббалистом. Гордые и самоуверенные авторы Талмуда и Каббалы направляли всё и вся исключительно на пользу еврейства и к его превознесению. Являясь дальнейшим, sui generis, развитием Талмуда, Каббала готова превратить евреев даже в чудотворцев. Но и Талмуд, без сомнения, не отстаёт. Вообще же их области не имеют, да едва ли и могут иметь точные межи либо подвергнуться “генеральному” расследованию хотя бы по отношению к самому объёму их владений.

Для собственного вразумления возьмем несколько примеров, равно как некоторые данные, например, по иудейской демонологии.

В Талмуде (трактат Рош-Гашана) рабби Круспедой повествует, что на первый день Нового Года раскрываются в Небесном Сенате три книги, для одних евреев, разумеется. В одну записываются благочестивые, в другую порочные, а в третью занимающие середину между теми и другими; попасть в первую или во вторую книгу эти последние могут сообразно с тем, как они поведут себя в течение ближайших десяти дней до Иом Кипура (Дня Отпущения) — самого священного и самого страшного момента в жизни сынов Иуды.

Сообразно с этим утром и вечером в праздник Новогодия евреи изъявляют друг другу пожелание быть записанными в жизнь вечную. Основываясь на этом обычае, еврейский катехизис — Шулхан-Арух, запрещает выражать такое желание позже девяти часов утра, потому что тогда оно уже бесполезно, ибо к тому времени книги закрываются. Изложенный факт является характерным для Талмуда, а по утверждению талмид-хохимов, проистекает из текста Псалтири (LXVIII, 29): “да изгладятся они из книг живых, и с праведниками да не напишутся”.

Каббала идёт дальше. Новые же каббалисты признают за истинную Каббалу то, что здравому уму недоступно.

Так, знаменитейший из этих каббалистов, рабби Исаак Луриа, говорил о себе, что в него перешла душа рабби Симона бен Иохайи — несомненно высшая, чем душа всех прочих древних каббалистов и, что таким образом души шести учеников рабби Симона перешли в шестерых учеников его, Лурии; а эти ученики вместе с ним суть те именно “семь очей Божиих, взором объемлющих всю землю”, о которых свидетельствует Захария (IV, 10). По удостоверению же рабби Виталия, ученика Лурии, этот последний разговаривал с духами так же свободно, как и с людьми.

Впрочем, и древним талмудистам не в чем завидовать рабби Симону бен Иохайи.

Например в вавилонском Талмуде значится, что рабби Ханина и рабби Ошайия накануне субботы, усаживаясь размышлять над “Книгой Сотворения” (Сефер-Иецирах, врученная ещё Адаму первая часть Каббалы), сейчас же производили на свет трёхлетнюю тёлку, которую затем и съедали за ужином. При помощи той же “Книги”, как свидетельствует иерусалимский Талмуд, рабби Иешуа бен Ханания превращал тыквы и арбузы в оленей и коз и, что всего удивительней, они были способны размножаться естественным образом. Что же касается ученика рабби Нехунии беи Гаканы, рабби Исмаэля бен Элиши, то, по словам Талмуда, изучая ту же “Книгу” он несколько раз ни дел ангелов и даже приятельски беседовал с ними.

Нечто подобное мы встречаем и в других местах Талмуда.

Объясняя, почему родятся дети хромые, слепые, глухие и немые и прикрываясь намерением помешать злоупотреблениям мужей супружескими нравами, рабби Иоханан входит в самые непристойные по дробности, способные лишь к возбуждению грубейшего распутства (трактак Халла). Далее о рабби Лкибе и рабби Кагане рассказывается, как они собственными глазами хотели видеть, что у себя в комнатах делают их учителя со своими жёнами, утверждая, что и это составляет часть Закона, которой следовало научиться от тех же учителей (трактат Керахот).

Со своей стороны рабби Самуил (трактат Хагига) торжественно поучает, как можно “concipcrc Jacere virginem, nullo virginiatis detrimento”, и многому тому подобному.

III. Во всем сказанном нет, однако, ничего мудрёного. Талмуд (трактат Ганхедрин) удостоверяет следующее:

IV. Вообще говоря, параллельно с высокими и отвлечёнными, хотя обыкновенно заимствованными идеями, в Каббале идут бесконечные ряды нелепостей.

Сюда, в частности, как уже замечено выше, относится изысканно разработанная демонология Каббалы, которой соблазнился даже Гёте для своего “Фауста”.

Однако, ни откуда не следует, что, хотя бы в этой, так сказать, своей сфере еврейство проявило себя оригинальным. Наоборот, история человеческих заблуждений, поскольку она выразилась особенно в сказаниях урало-алтайцев, а в частности, древних халдеев, определяется преемственностью и только внешними видоизменениями. Не представляют исключения и евреи. С наибольшей же яркостью раскрывается это на трансформации тайных обществ [67].

Что же касается, в частности, иудейской Каббалы, то мы здесь наблюдаем, например, почти всецелое повторение вавилонских сказаний о добрых и злых духах, но лишь под другими наименованиями.

В природе нет ни одного материального, умственного или нравственного предмета, которого каббалисты не поручили бы особому демону, по их словам, ангелу. Так, над огнём, громом и метеоритами поставлены Нуриуль и шесть его помощников: Габриэль, Нитриэль, Тумиэль, Шамшиэль, Гадарниэль и Захариэль.

Воды сполна подчинены Михаэлю и его адьютантам: Рамиэлю, Ориэлю, Малькиэлю, Хабриэлю, Миниэлю и Цориэлю.

Начальник зверей — Иегуэль с ассистентами: Насиулем, Газиулем и Хузиэлем. — Птицами заведует Анфиэль с двумя секретарями: Каалиэлем и Узиэлем.

Домашний скот состоит под ведением Гарии и подчинённых ему: Ласиэля, Парвиэля и Гузиэля.

Черни находятся под начальством Самиэля.

Насекомыми управляет Мефапиэль.

Рыбами командует Даниэль, а при нём состоят: Азиэль, Неканиэль и Мактуниэль.

Ветрами повелевает Рухиэль с помощниками: Хелкиэю и Азаэлем.

Скалы отданы Мактугиэлю; садовые деревья — Алипиэлю; леса — Зоруэлю; град — Юркэме.

Мёртвыми заведует Дума; адом Негарсанэль;

солнцем — Галгалиэль; луной — Ораниэль и т. д.

Учитель Адама был ангел Разиэль; Сима — Иохиэль; Авраама — Цадкиэль; Иакова — Рафаэль; Моисея — Сангсагаэль, а по мнению других, — Михаэль; третьи же, однако, полагают, что — Метатрон; учителем Ильи состоял Малтиэль и т. д.

Вообще же говоря, число добрых духов бесконечно.

А что касается духов злых, с точки зрения самой Каббалы, то известнейшие и значительнейшие среди них, как первозданных демонов мужского пола, суть: Самаэль, Ашмидай и Кедаргон.

О Самаэле учит Каббала, что он тот именно змий, который увлёк в грехопадение Еву. Он и доныне подстрекает людей на дурные дела, затем чисто по-еврейски сам о таковых докладывает в Небесном Сенате и сам же, наконец, приводит в исполнение приговоры этого верховного судилища.

Ашмидай состоял на посылках у Соломона, но, horribile dictu, то и дело обольщал его жён, а в заключении свергнул его с престола.

О Бедаргоне сообщается, между прочим, что он величиной всего в пядень, а именно в пятьдесят голов и пятьдесят шесть глаз, причём у него на теле изображены все еврейские буквы кроме двух.

Злых духов женского пола известно четыре: Лилита, Наама, Махлата и Игэрэта. О них, как и о злых духах мужских в Каббале пропасть всевозможного вздора. Лилита, сказывают каббалисты, есть особая, первая Ева, созданная одновременно с Адамом, но за её сварливость Адам с ней развёлся и женился на другой Еве, образованной из собственного ребра; в Лилиту влюбился и взял её в жёны Самаэль.

Лилита характера угрюмого, а Махлата, наоборот, весёлого. Оттого между этими чертовками идёт постоянная ссора, доходящая иной раз до драки; а драться за них есть кому — у Лилиты под командой 480, а у Махлаты 378 полков давно погибших ангелов. В свою очередь, Наама, говорят, есть то самое лицо, которое в Писании встречается под именем сестры Тубалкаина; замужем она за чёртом Шемероном.

Об Игэрэте мало что пока известно. Впрочем, по словам Соломона Лурии, каждую среду и пятницу она разгуливает ночью с целой армией в 18.000 полков погибших ангелов, вследствие чего достопочтенный Луриа строго увещевает, чтобы в это время никто из сынов Израиля, конечно, не выходил один из дома.

Возвращаясь к добрым духам, мы видим, что значительнейшие и могущественнейшие из них Метатрон и Сандельфон. Одно из занятий этих двух ангелов состоит в том, чтобы вместе с третьим, Акатриэлем, принимать людские молитвы, плести из них венцы и возлагать на главу Господа. Само собой разумеется, что венцы плетутся только из еврейских молитв.

Первый же слуга Божий всё-таки — Метатрон. Не взирая на столь высокое призвание, он был, тем не менее, удостоверяют каббалисты, наказан шестью-десятью ударами огненных розог, и вот по какому случаю.

V. Обращаясь к метафизической или божественной Каббале, появившейся у евреев не далее, как за два столетия до Р.Х. и представляющей самую суть того “Учения Тайного” (“Маазех Меркабах”), которое не может быть оглашаемо без нарочитых предосторожностей и ограничений строгих, мы, по указаниям Моисея бен Нахмана, более известного под именем Нахманида, одного из первых авторитетов в сфере Каббалы, прежде всего видим, что Иегова на Синае дал Моисею сведения сокровенные о четырёх главенствующих факторах подлунного мира, а именно: силе связей либо сочетаний, силе роста, силе движений и силе разума.

В параллель с этим Моисею дано было наставление и о четырёх основных элементах бытия, каковы: огонь, вода, земля и воздух; они связаны неразрывно: вода окружает землю, воздух обнимает воду, огнём охватывает воздух. Но, продолжает Нахманид: всё что в Писании нам кажется непонятным, будучи относимо к предметам телесным, иллюминируется внезапно и ослепительно, как только мы обратимся к его истинной цели и к конечной задаче священных письмён — душе.

В гармонии с этим на протяжении всего Пятикнижия, Нахманид не допускает законности существования материи иначе, как ради исключительного служения её духу. Как только она является предметом стремления для себя самой, так она становится презренной. Самые законные условия материальной жизни — пища, питьё, воспроизведение, не приобретают какой-либо доли святости иначе, как в присутствии души.

Наоборот, эта последняя превращает иной раз обитаемое ею тело в настоящий храм. Да и вообще, не бренные жилища возвышают тех, кому принадлежат, а духовное содержание жизни приносит честь местам, где обитает.

VI. Предшествуя своей верховной теме о могуществе и величии Божьем, равно как о самой субстанции и проявлениях Божества, идеи этого рода были решительной новизной в еврействе. Однако, заключая протест и восстание против талмудического гнёта, они могли развиваться только исподволь и втайне.

Даже в конце XII века по Р.X., и у такого “орла синагоги”, как Маймонид, мы встречаем одновременно: правоверную для талмид-хохимов “Мишну-Тору”, которой знать не хотят ортодоксальные каббалисты, и только значительно позже — “Морэ Небухим”, полёт дерзновенного гаона в сферы пантеизма, увы, сокрушённый в Момпелье рукой палача по требованию благочестивых раввинов, но и удостоенный затем каббалистами почёта наравне с Зогаром.

Сам Маймонид, вероятно, заимствовал новое учение в Александрии, когда состоял придворным врачом у египетского султана Се-Ладина. Исповедуя ислам, разумеется, притворно, он должен был встречаться и с мнимыми же мусульманами, которыми являлись измаилиты. Общение их с александрийскими евреями не могло, повидимому не отразиться переворотом и в сознании Маймонида.

Действительно, между единобожием Библии и пантеизмом Индии никакое примирение немыслимо. Тем не менее, сблизить их пытались ещё сыны Иуды, неоплатоники, за что даже главный из них, Филон, наказан гробовым о нём молчанием обоих Талмудов — Иерусалимского и Вавилонскою, но движение, сюда относящееся, уже не могло остановиться в грядущих веках. Наоборот, потребность протеста и реформы в талмудизме вызывалась крайностями ею собственной системы. Действительно, вдумываясь в политику фарисеев, отцов Талмуда, нельзя не признать её тождества с учреждениями иезуитов, как окаменелыми формами для “отливки” новициата.

VII. “Hxercitia Spiritualia” Игнатия Ллойолы приводят тот же замысел погашения духа, какой имели в виду таннаи и аморы в Талмуде, рассчитывая на охрану своего владычества через умственное порабощение своих адептов. “Sicut baculus in manu senis, periode ac cadaver” — принцип столь же талмудический, как и иезуитский. Подвергаясь этим “упражнениям”, душа человека как бы задыхается в агонии (“In ilia quasi agonia suffocatur”), что отмечает сам Ллойола, а последующие генералы единогласно подтверждали, что “KxerciLia” — важнейший оберегатель и восстановитель сил ордена иезуитов.

Тайный наказ ордена о преподавании, “Ratio Studionnn”, построен в том же стремлении. Основными правилами дидактики светских наук здесь признаются:

а) “пусть никто не возбуждает новых вопросов” (“Nemo novas inlroducat quacstioncs”);

б) “пусть остерегаются поднимать споры о принципах” (“Caveant ne ingrediantur dispuLationcin de prin-cipiis”);

в) главным же образом и строжайше воспрещаются размышления об исходных причинах, о свободе воли и о вечности бытия (“Multo magis obstinendum, — nihil dicanl, nihil agant), и

г) никто да не посмеет рассуждать об идее мысли и об её сущности (“Nihil intro-ducant”).

В сфере религии, тот же наказ повелевает, чтобы на философском курсе, который продолжается три учебных года, преподаватели не останавливались на учении о Боге свыше трёх или четырёх дней. — Вопросы же учеников совершенно устраняются (“Adeo at tridui vel quatridui circiter spatium non excedant. Quaestiones de Deo praetereantur”).

Кто же из понимающих Талмуд усомнится в аналогии его намерений с “Ratio studiorum”? — Не способен, в свою очередь, служить возражением и руководящий приказ Талмуда — “не срамить имя Божие”. Ведь мы знаем, что это значит “не попадаться”.

Так вот, как бы для увенчания картины, обобщающий параграф “Правил Общества Иисуса” (“Regula Societatis Jesu”) говорит:

VIII. В заключении же изложенного, припомним следующее. На протяжении всей эпохи образования Талмуда его мелочная казуистика сильно занимая умы, тем не менее, ещё сохраняла некоторую жизненную силу. Эта сила поддерживала свободу прений, при которой решения не имели, казалось, смысла пресекающего и безвозвратного.

Но с тех пор, как школа Раши и Тосефистов нагородила вновь свои толкования сверх толкований, комментарии против суперкомментариев, над ними же гиперсуперкомментарии, равно как в виду того, что “Мишна-Тора” Маймонида разнесла всё по описям и расклеила этикеты повсюду, талмудическая схоластика превратилась в каземат, окружённый стенами, без воздуха внутри и со смертоносной атмосферой во вне.

Посему всё, что в особенности характеризует Каббалу на её первых же шагах, состояло именно в усилиях освободить еврейский мистицизм от всякого неметафизического элемента. Под влиянием этой мысли Каббала желала, с одной стороны, отбросить или хотя бы изменить то, что касалось еврейского догматизма, всякие предписания культа и ритуала и все предшествовавшие двусмыслия, проистекающие из антропоморфизма, а с другой стороны, всё, что могло относиться к чистому и простому рационализму.

Таким образом, Каббала прежде всего являлась опытом систематизации иудаизма под давлением новых идей. Эти же последние гнушались либо афишированием своей оппозиции Талмуду, иными словами, тем, что представляло законодательную часть иудейства, либо открытым порицанием рационализма. Следовательно, Каббала есть, главным образом, противовес талмудической казуистике, иначе говоря, восстание веры против закона.

Она являлась убежищем для всех, кто, задыхаясь в мелочных и невылазных тенетах узаконений, равно как в узких лабиринтах ритуальных, исповедных и литургических формул, жаждал источника воды живой. Никогда, быть может, талмудизм не представлялся более удушливым, чем в те времена.

Тем не менее, отсюда, вопреки прежнему мнению многих, не следует, что Библия каббалистов, корона мистического древа иудаизма Зогар, должна быть отнесена к эпохе Симона Волхва либо к нему ближайшей. Ни в Иерусалимском, ни в Вавилонском Талмудах о Зогаре нет и помину. С другой стороны, мы не находим его следов ни в обширной литературе гаонов, ни в бесчисленных “Ответах” мудрецов Испании.

Так, в частности, “Иешколь-Гакофер” (написан в 1148 году) Иуды Гадесси — одно из сочинений, широко трактующее о произведение иудейства и, повидимому, не имеющее конкурентов в познаниях на пути религиозных и философских стремлений евреев, с горечью отвергает антропоморфизм талмудистов и, цитируя всё, что в этом роде находится у раввинов, осмеивает также мистические концепции Мидраша и Аггады, но ни одним словом не заикается как о названии, так и о содержании Зогара.

Первым, кто обнаружил знакомство с этой центральной частью Каббалы, оказался Тодрос Галеви — в своём исследовании “Озар Гаккобед”. За ним уже следует в своём “Шекель Гакодеш” Моисей Леонский, — предполагаемый автор Зогара. Что же касается данного наименования, то оно заимствовано у пророка Даниила (XII, 3) и означает “светила” (на тверди небесной).

Ознакомившись со сказанным, мы, в подтверждение мотивов возникновения у евреев божественной Каббалы, читаем в Зогаре:

“Никто не знает места погребения Моисея даже до сего дня”, — говорит Второзаконие (XXXIV, 6). Теперь это место известно. Могила Моисея — Мишна!

Далее в притчах Соломоновых (XXX, 21—33) значится:

Но, госпожа — это Тора, а служанка — Мишна; сейчас Мишна властвует над Торою, т. е. служанка над госпожой. Если принять затем во внимание, что Гемара проистекает из Мишны и ею обусловливается, то уже не остаётся сомнений, как смотрит на Талмуд величественный и таинственный Меркабах.

Упомянутый вывод Зогара (III, 44 б) тем более очевиден, что для того, кто трудится и размышляет над этой книгой, обряды и моления наравне с различиями между дозволенным и недозволенным, т. е. между чистым и нечистым, уже теряют смысл. Обращая затем в посмешище самые формы талмудической диалектики, её дикие, нескончаемые подразделения, Зогар (111, 153) иронически замечает, что среди способов подавления, которыми египтяне угнетали евреев, конечно, должны были находиться и те методы рассуждения, которыми одолевают своих последователей раввины.

“Они позволяют себе именовать преданием и возводить к Моисею вещи, никакому уму недоступные”. Зогар же имеет целью вырвать людей из этих занозистых, но пустозвонных форм, дабы вернуть их к глубине понятий.

Обращаясь, в заключение, к сугубому страху Каббалы пред рационализмом, Исаак Слепой объясняет его тем, что разум подчас компрометирует и саму истину, когда пытается её рационализировать. Вот почему особенно в школе Исаака Слепого ученики его стремились к известной философской высоте, заимствуя свои термины — для выражения идей не из области умозрительной, а у поэзии. Так как дух метафизики уносится в высоты, недоступные логике, то для него удобнее блистающие, чем солидные одеяния, а этим чарующим материалом располагает только поэзия…

IX. Упрекнув Талмуд в дерзком господстве над Торою, Каббала совершает, однако, этот грех в свою очередь. Что не Пятикнижие импонирует Каббале, а, наоборот, Каббала навязывает свое первенство Пятикнижию, тому доказательством служит полная иной раз неуловимость связи между этим мнимым комментарием (Зогаром) и законодательством Моисея.

Невозможно то и дело понять, какое соотношение объединяет их, равно, как, чем собственно оправдывается то либо иное рассуждение Зогара по поводу данной части Пятикнижия, а не другой. Взяв известное место, комментарий часто развивается в направлении неожиданном, и тогда его источником становится уже не одно Пятикнижие, а весь Ветхий Завет, Талмуд целиком, Мидраши во всём объёме, всевозможные учения мистицизма, им некогда предшествовавшие, смешанный поток идей еврейских и нееврейских.

Через ассоциацию фантастических понятий, связываемых невиданными нитями, комментарий скачет по своей дороге, сваливая в невообразимой кутерьме запросы экзегетические, забавы гомофонии и синонимии, комбинации букв и цифр, предложения догматические, параболы, афоризмы, легенды, метаморфозы символики.

Самые возвышенные философские аксиомы переплетаются с ребяческими увёртками схоластики, субстанциональный экзегез испанской школы путается с невежественной болтовнёй, а всё вместе направляется: к истолкованию отвлечённых понятий и трудных проблем философии, теологии, космогонии, физики, этики, равно как данных, касающихся астрономии, астрологии, алхимии, медицины обыденной и потаённой; предрассудков в области чародейства, амулетов, хиромантики, физиогномики, воображаемых формул тавматургии и теургии, к пустопорожнему, чисто формальному мистицизму букв, чисел, имён божественных и ангельских, вообще к мистике и поэтике без определённого характера, наконец, к идеям, бунтующим против даже всякого анализа, а на современных языках не допускающим даже возможности своего выражения.

Здесь встречаются как яркие произведения разума, так и вымученная, мозольная стряпня наряду со всякими нелепостями Востока и Запада. Это как бы огромная ярмарка, где дорогие и грошовые товары выставлены с равными заботами и по одной и той же цене, где редчайший жемчуг лежит нередко в грязной коробке, либо, что ещё чаще, в золотых сосудах нет ничего, кроме пыли и праха.

Однако, если всю эту бесформенную массу наряду со странными, даже недопустимыми у нас приёмами её сбыта представить себе в отвлечённом виде, то нельзя не испытать как бы трепета уважения перед этим океаном идей, сошедших отовсюду, равно принимаемых с неизменной жадностью, даже когда они заставляют мыслить вкривь и вкось, лишь бы в них слышался призыв к мышлению, лишь бы они казались поучительными в каком-нибудь, отношении, лишь бы стремились хоть на несколько шагов приблизиться к горизонту истины, затерянному в бесконечности. Это как бы новый случай для повторения слов Шекспира:

X. Как бы, однако, ни было, мы видим не организм, возведённый правильно, а нечто вроде чудовищного полипа, объединяющего самые неподходящие типы существ. Другими словами, это вовсе не здание, а какая-то строительная масса, где мы ещё настигаем обломки, брошенные на удачу.

Тем не менее, вглядываясь, нельзя здесь не различать две группы. Во-первых, ядро Зогара в его тесном значении. Будучи, повидимому, очень древним, оно заключает каббалистические изречения, восходящие, быть может, к самым временам Моисея. Сюда относятся: “Книга Тайн”, “Великое и Малое Собрания”, “Тайны Торы”, равно как отрывки под названием “Матнитин” и “Тосефта”.

Редакция этой древнейшей части не восходит, впрочем, дальше эпохи гаонов. Во-вторых, трактат — “Верный Пастырь”, к которому присоединены дополнения, проникнутые тем же духом. То и другое, без сомнения, должно принадлежать испанскому автору, например, Моисею Леонскому. В-третьих, “Потаённый Мидраш”, — произведение какого-то бесстыдного подделывателя. Независимо от этих трёх групп, на Зогаре имеются вставки позднейших эпох.

Перечисляемые же внимательнее, элементы Зогара таковы: “Книга Тайн” (Зифра Децниута); “Большое Собрание” (Идра Рабба); “Малое Собрание” (Идра Цутта); “Тайна Тайн” (Разе Дерацин); “Дворцы” (Сефер Гехалоф); “Верный пастырь” (Раиа Мехемна); “Тайны Торы” (Сифре Тора); “Сокровенный Мидраш” (Мидраш Ганеэлям); “Размышления Старца” (Саба); “Размышления Юноши” (Иенукка); “Матнитин”; “Тосефта” и, наконец, обнимая всё, “Зогар” в ближайшем смысле.

Далее идут особливые от Зогара монографии, а именно: “Новый Зогар” (Зогар Ходаш), “Зогар Песни Песней” (Зогар Шир Гаширим) и, в заключение, “Древние и Новые Дополнения” (Ти-куним).

XI. С другой стороны, если освободить Каббалу от всего наглого и шарлатанского, рассчитанного лишь на подлую эксплуатацию человеческой глупости, равно как от того, что, главным образом, заключается, впрочем, не в древнем Зогаре, а в сочинении Элеазара из Вормса “Сефре Рациэль”, к Зогару только приуроченном (именно здесь мы находим богатый арсенал амулетов, талисманов, формул умилостивления, лечебных и эротических средств, магических микстур, эликсиров любви и ненависти etc.), а с другой стороны, если устранить бесстыдство самого Зогара, подчас переходящее всякую меру вероятия, то отнюдь нельзя не признать, что в существе своём, умение Каббалы есть не что иное, как пантеизм и притом выраженный совершенно отчётливо.

Всё заключается в верховном же Всем, в первоисходном Бытии, которое, развиваясь непрерывно и в разнообразии форм, извлекает, чрез бесконечное преемство собственных проявлений (эманации) силу, созидающую и его самого и его личные атрибуты, т. е. весь мир.

Таково последнее слово каббалистической системы.

А так как теорию данного рода небезопасно излагать открыто, то её адепты нашли прозорливым избрать убежищем Библию, и, согласно с этим, утверждать, будто их учение заключает лишь высшее истолкование книги, рассматриваемой евреями как отражение божественной правды.

Подобно тому, как Масора даёт буквальные разъяснения Библии, так и Каббала, говорили они, содержит истины сокровенные, для которых Писание только символ. Тем не менее, и при таком утверждении нелегкою являлась задача примирить с пантеизмом столь безусловно, личного Бога, как Иегова Моисея. Она оказалась бы неразрешимой без обращения каббалистов к самой невероятной гимнастике ума, какую только можно вообразить.

Они изобрели нарочитую библейскую систему истолкования и придали ей неподражаемую эластичность. С точки зрения премудрой Каббалы, любая мысль или знак священного текста содержит смысл буквальный и иносказательный, нередко многообразный. Для познания истины, разве изредка можно руководствоваться первым смыслом и, наоборот, почти всегда необходимо подставлять второй.

События и обряды — не более, как грубые формы идей. Сверх того, каждое слово может быть истолковано тремя способами, а именно: “теймура”, “нотарикон” и “гематрия”. Об этих способах уже сказано выше, равно как о том, что, владея ими, ничего нет легче, как из любой доктрины добыть всё, что угодно. Не менее очевидно также, в какой мере являлась необходимой предварительная подготовка.

Для придания же сему ещё большей важности и обаяния, самое “посвящение” сопровождалось таинственными, а подчас и ужасающими церемониями. Отсюда в глазах толпы Каббала рисовалась не только как учение сокровенное и страшное, дарующее своим последователям огромную власть, но и непостижимое ни для кого кроме самых мудрых и чистых.

Сами же каббалисты не теряли случая усилить такое впечатление, лукаво применяя чудеса, никогда не остающиеся, как известно, без результата у невежественной черни.

XII. Сделав, таким образом, ряд хотя и отрывочных, но достаточных указаний, мы не сюда переносим, однако, цель исследования. Посему, оставляя в стороне ритуал Каббалы, мы обращаемся непосредственно к Хогару и, в возможной краткости, постараемся определить, как он разрешает три величайшие проблемы: о природе Божества, о происхождении и образовании вселенной и о назначении человеческого духа.

Итак, что же, по воззрению каббалистов, есть Бог?

Существо бесконечное — “Эн-Соф” и вместе — субстанция всякого иного бытия, универсальное Всё, принцип активный и пассивный, исчерпывающий время и пространство. В своей первоначальной природе, это верховное, ещё только потенциальное, Бытие не ведает и самого себя. Оно осталось бы бессознательным даже в отношении собственного существования, если бы не проявляло себя через разнообразие форм своего же внутреннего многоразличия.

Как совершаются проявления? Через преемственное развитие десяти атрибутов, именуемых сефирогами (буквально — “ступенями”) и заключающихся в Божестве, как неизменные элементы его природы.

О десяти сефиротах или числах отвлечённых, под которыми разумеются общие и необходимые формы всего существующего, так сказать, категории вселенной, а также о том, как, принимая всё более материальный характер по мере своего удаления от общего источника, они произошли из Первоначальной Единицы, “Зогар” учит так.

Проистекая из предвечной субстанции, первый сефирот именуется диадемой; через него, бесконечное освобождается от конечного и становится само собой в наиболее полном сосредоточении своих сил и качеств. Из диадемы одновременно возникают два новых атрибута: разумение — мужской принцип и смышлённость — женский принцип; они рождают сына знание, которое, впрочем, не имеет отдельного существования.

Эти три первые сефирота образуют нераздельную тройственность, под которой разумеется безусловно-единое бытие вечный разум или творческое слово, равно как и то понимание, какое разум имеет о себе самом. Из смышлённости возникают два следующие сефирота — милосердие или величие и правосудие или могущество, объединяемые в третьем атрибуте и в их общем средоточии красоте. Указанные три сефирота, со своей стороны, представляют вторую тройственность, равным образом неделимую.

Засим, далее, проистекает третья тройственность того же характера. Эта последняя вновь слагается из славы, как принципа чисел, торжества, как принципа действия и первоосновы, как принципа зарождения. Десятый сефирот, именуемый царственностью, есть верховная гармония, сочетающая вес предыдущие сефироты.

В свою очередь, три упомянутые тройственности отражаются в единой, более возвышенной тройственности же: диадема — или бытие абсолютное, красота — или бытие идеальное и царственность или видимое бытие в природе. Обладая в этот момент совершенным познанием себя самого, Божество становится “человеком идеальным или божественным”. Имя ему — Адам Кадмон.

Возродив, таким образом, себя самого, Божество порождает и вселенную. Она бьёт ключом из Его чела. Преемственность эманации, начинаясь ангелами и духами и завершаясь материальными формами, равно как стихийными элементами природы, происходит, для самого Божества, чрез постепенное развитие незыблемых форм, возникших из Адама Кадмона. Эти формы, числом десять, также называются сефиротами.

“Первый из них, — говорит Иосиф Франк (глава франкистов), — есть дух Бога живого или вечная божественная премудрость, равнозначащая Слову или Глаголу. Второй ~ есть веяние либо дыхание разума, внешний признак мысли и слова, или иначе — воздух, на котором, согласно выражению текста, вырезаны и начертаны буквы еврейского алфавита. Третий сефирот — вода, порождённая воздухом, как воздух, в свою очередь, рождается из голоса или слова.

Сгущённая, сжатая вода производит землю, глину и мрак, как и самые грубые элементы этого мира. Четвёртый сефирот — огонь, который является тончайшей и прозрачной частью воды, как земля представляет её грубую и непрозрачную часть. Из огня Бог создал трон своей славы, равно как небесные колёса, т. е. шары, рассеянные в пространстве, а также серафимов и ангелов.

Путём соединения вечных элементов, был воздвигнут дворец или храм Божества, пребывающий отдельно от вселенной. Наконец, четыре основные страны света и два его полюса представляют остальных шесть сефиротов”.

Во всей полноте своей происходя от Бога, созданное неспособно являться ничем, кроме чистого деяния любви. В той бесконечной цепи, где Адам Кадмон есть первое звено, а грубая материя — последнее, существует понижающая прогрессия, где несовершенство тем очевиднее, чем предмет больше удалён от первоисходного начала.

Однако, ни над чем в природе нет проклятия, ничто не подвергнуто осуждению. Жизнь не есть падение человека, как и зло не особый принцип, а только омрачение добра.

Сатана имеет лишь мимолётное владычество; чрез разные ступени искупления, он должен вернуться к бесконечному Бытию. Сама преисподня в конце времён обратится в приют наслаждения.

Ангелы в свою очередь занимают немалое место в каббалистическом символизме. Впрочем, эти воображаемые существа не имеют личной власти. Как простые силы, они безустанно движутся в одном направлении. Хотя и совершенно чистые, они, всё таки, — лишь орудия, исполняющие предустановленную задачу, а значит, уступают свободному и ответственному за свои действия человеку.

Противоречие данного учения Каббалы с Пятикнижием заключается в её несомненном пантеизме, хотя видоизменённом и туманном. Это учение носит печать заимствования у Зороастра и Пифагора, да и вообще — из маздеизма и эллинизма, равно как из разных мистических сект Азии.

XIII. Переходя к вселенной, мы видим, что, по утверждению Каббалы, существуют мириады ангелов, везде и во всём участвующих, добрых и злых, мужского и женского пола. Они разделены на легионы, — каждый под особым наименованием. Глава их Метатрон (неизвестно, в какой мере подчинён ему старшина злых ангелов — Сандельфон) обязан сохранять движение и гармонию небесных сфер, тогда как прочим ангелам поручено наблюдать только за единичными светилами и планетами, либо за отдельными явлениями. Низшие чины в этой иерархии ведают земными делами (что отчасти уже было указано выше).

Из всего мироздания человек есть творение наиболее совершенное, такое, в котором Бог лучше всего познаёт Самого Себя. Его тело — целый микрокосм, а душа, хотя и в меньшей степени, но обладает всеми божественными атрибутами. Состоит она из трёх элементов разных природ, даже, строго говоря, — трёх душ, объединённых и одной совести.

Таковы: разум — эманация добродетели; дух либо наитие, происходящий от красоты, и, наконец, чувство, из которого рождаются наклонности, параллельно с жизненными проявлениями вообще, и которое ведёт себя из царственности. Независимо от этих трех основных функций, существует ещё до рождения человека, так сказать, схема или абстрактная форма, нечто вроде идеи его тела, заключающая те индивидуальные черты, какими определяется особь вслед за своим появлением на свет.

Хотя души подчинены неизбежному року, тем не менее, человек остаётся свободным. Для того, чтобы примирить это противоречие, каббалисты вводят догмат воспоминания, иными словами, вид метамесихозиса. Человек — бытие конечное, стало быть, несовершенное, может ошибаться, однако, его душа в себе самом носит зародыш совершенствования. Пока человек заблуждается и омрачает свои дарования, он должен возрождаться к жизням преемственным впредь до приобретения добродетелей, ему не достающих.

Тогда душа возвращается к челу Господа, и это служит целью, а также венцом её испытаний. Тем не менее, от самого человека зависит вкусить этого счастья не только по кончине своего телесного бытии, но и в течении земной жизни своей. Для этого достаточно, чтобы душа оставалась верной своему принципу, то есть чтобы у неё не было иных помыслов и другой воли, кроме присущих Адам-Кадмону.

Такова система, сильное влияние которой отражалось не только на иудаизме, но и на всём роде человеческом. С известных сторон, как это, впрочем, и само по себе явствует, она невольно обращает мысль к философским учениям Индии наряду с распространяемыми в Германии в наши дни. Не взирая на её кажущуюся ложность, а особенно вопреки тому, что вследствие раскрытия ею дверей настежь как чудесному вообще, так и, в частности, безумиям иллюминизма, результаты её оказываются плачевными, надлежит, тем не менее, признать, что по своей оригинальности, равно как по строгому единству концепции, Каббала далеко не заслуживает того презрения, каким хотели бы запятнать её.

Неизлишне заметить далее, что, не взирая на вздорность легенд и заклинаний Каббалы химерической, а также в противоречие с её банальными галлюцинациями о сношениях между людьми и существами наподобие нимф, саламандр, сильфов, гномов etc., большая часть таинственных формул у каббалистов, даже у Парацельса, Кордомеро и Нострадамуса, начинается словом “Агла”. Слово же составлено из начальных четырёх еврейских слов “Афаб габор леолам Адонаи”, которые значат: “Ты всемогущ и предвечен, Господи”!

XIV. Резюмируя, надлежит твёрдо отметить, что нет ни одной самой возвышенной проблемы в Каббале, которая бы так или иначе, прямо или косвенно, не приурочивалась к еврейству либо, по меньшей мере, к столь присущему сынам Иуды антропоморфизму.

В этом последнем отношении, дело иной раз доходит до поучений, хотя и весьма, по-видимому, замысловатых, но и достойных самого сурового исследования. Так, например, даже предпослав новый взгляд, что закон был установлен не для земли, а в руководство на небесах, великий авторитет Каббалы, Нахманид, развивает, однако, свою мысль так.

Убиение жертв не есть воздание почёта Богу и даже не средство приобретения милостей, а лишь видимое отражение тайного союза человека с Божеством, переход этого союза, так сказать, из состояния потенциального в активное. Восходя от земного жертвенника к обонянию Господа, дым всесожжения проявляет собою близость между божественным дыханием, образующим человеческую душу, и её Творцом.

Поднимаясь к своему источнику, эта душа как бы благоухает нектаром Божиим. Господь же дышит веянием души. Далее, по Зогару как и в мистицизме индусов, Эн-Соф изливает “ex membro suo semen quod continet totum rerum et hominum familiam” и даже “semen mun-di” помещает в “matrix mundi” Наконец, как бы для того, чтобы ещё раз отметить иудейский характер своих мудрствований, Зогар повествует, что на том свете знаменитым женщинам (разумеется, еврейкам) отведены великолепные дворцы.

Здесь, между прочим, окружённая собственными придворными дамами, дочь фараона Искебэд, мать Моисея, три раза ежедневно встречает Господа и благодарит Его за такого сына, а праведники в очаровании слушают гимны ангельские — честь той же Иекебэд.

Приурочивая же сифироты то к десяти первым цифрам, то к двадцати двум буквам еврейского алфавита, то, наконец, к четырём лишь буквам тетраграммы Иеговы (HJHW), Каббала, с Другой стороны, не затрудняется ни черпать для них уподобления и настроения из “Песни Песней”, ни очеловечивать их в свою очередь, ни даже призывать их к хоровым песнопениям только на иудейские равным образом, антропоморфирует Каббала своего пантеистического Бога и олицетворяет Его добродетели в целом сонме ангелов, верховный из них — Метатрон, есть, в сущности, трансфигурация Еноха; старик Рациэль распоряжается аптекой небесных тинктур, а другие служат представителями тех либо иных божественных качеств:

Рахимиэль — милосердия, Цадкиэль — правосудия, Падель — “освобождения” (Зогар, I, 40 а, 41, 55 а, 146); Озниях занят навешиванием человеческих деяний безменом вечности (II, 252 а); Тогариэль (Божественная чистота) ведает законами о чистоте, гигиене и ритуальных омовениях; Тхацариэль (Снег Сияние Бога) управляет всем, что относится к свету, молниям, но ему же подсудны и кузнецы, а также добывание огня на земле вообще и т. д.

И заключение спектакля имеются по Каббале: богиня, вроде Венеры (Ногах), равно как небесный Марс (Маадрим). Но и этого мало. Из десяти сефиротов лишь три корона, мудрость и разумение пребывают, так сказать, в отношении, да и притом ещё мудрость, чрез суммирование десяти первых чисел и двадцати двух еврейских букв, распадается на тридцать два сверкающих пути (Сефер Иецирах, I, 1).

Прочие же семь сефиротов все олицетворены: милость Авраамом, ужас Исааком, красота Иаковом, победа Моисеем, Величие — Аароном; справедливое, как основание мира Иосифом и, наконец, царское достоинство — Давидом (см. тракт, об эманации Эн-Софа у Эзры-Ацриэля, избравшего, excusez, du peu, провозвестником своих сказаний пророка Илию).

XV. Ужасающее и нелепое, отвратительное и смешное, переплетаясь в иудейском оккультизме, дают, между прочим, евреев-зогаристов или франкистов либо низводят “святой” кагал в мракобесие над “тридцатью двумя таинственными премудростями”, каковыми, суммируясь оказываются двадцать две буквы еврейской азбуки и первые десять чисел.

В период Средних веков евреи, как вернейшие хранители секретов Каббалы, являлись и “ординарными профессорами” магии. Олицетворяя на земле духа тьмы (Ев. Иоанна VIII, 44), — они были предуказанными его миссионерами и главными наставниками знаний сокровенных.

Следовательно, допуская в свои главари евреев-каббалистов, всякое сообщество разрушения уже тем самым отдаёт себя во власть наследственным хранителям учений, лишь будто бы приуроченных к его маскируемой цели, а в действительности, преследующим свои собственные, всем чужеродцам свирепо враждебные замыслы.

Вот чего не ведает чернь “посвящённых”. Всякий же понимающий адепт, если, тем не менее, желает преклоняться пред каббалистикой евреев, не может, конечно, не сказать себе: “они наши отцы в познании…”

Таким образом раскрываются горизонты, куда сыны Иуды и масоны хотели бы вернуть человеческие стада, когда уже совершенно захватят господство над ними.

Этому результату, без сомнения, не мало способствуют евреи-зогаристы. Еще в XVIII столетии они успели приобрести большое влияние при польском и австрийском дворах. В царствование Августа II и Станислава II Понятовского означенные сектанты-иудеи, изрядно размножавшиеся, во славу Израиля крестились. Знатнейшие магнаты, являясь кагалу на потеху, восприемниками, давали новообращённым свои фамилии с лёгкими искажениями, но без титулов.

Сам же Франк, высылаемый то из Вены, то из Брюгена, то из Оффенбаха, окружал себя царским великолепием и… непроницаемостью. Придворный штат его состоял по крайней мере из тысячи исключительно крещёных евреев. Как и относительно еврея Калиостро, никто не знал, откуда берутся необходимые для такой жизни средства… Франк умер в 78 лет, в 1791 году.

С течением времени смешанные браки, подлог документов и подкуп доставляли франкистам дворянство, а иной раз, — и графские титулы. Сливаясь, таким образом, с кровной польской знатью, франкисты не разрывали, разумеется, и своей связи с кагалом.

Имея возможности проникнуть повсюду, между прочим, именно как титулованные христиане, франкисты подготовляют революцию в той или иной стране обыкновенно через проникновение в её политическую полицию или же, в крайнем случае, успевают парализовать её деятельность. Повидимому, главным образом среди франкистов и теперь рекрутируются те заправилы масонства, которыми направляются мероприятия, ложь к ниспровержению государственного строя. Такие потаённые коноводы числятся для полноты эффекта лишь заурядными масонами и даже для исполнителей своих злодейских повелений остаются неведомыми…

То же самое, впрочем, делали мараны и сефардимы, также крещёные евреи в Испании, когда с эпохи Фердинанда и Изабеллы, т. е. с конца XV века до дней французской революции, значит, — в течение трёхсот лет, считались христианами, а по объявлении в 1791 году равноправия внезапно оказались только евреями.

Желая разведать политические тайны секты франкистов, известный министр полиции при Наполеоне I — Футе направил в эту “Quint-Essenz der Schelmerei” особых агентов. Увы, он не узнал ничего, так как эти последние сами оказались франкистами. Для иллюстрации этого неизлишне указать в заключении и на факт, что самыми рьяными каббалистами, а значит, и зогаристами среди польских, стало быть, наших теперь, увы, всероссийских иудеев являются наряду с франкистами последователи Израиля Бешта, хассиды, — самые “благочестивые”, т. е. наиболее фанатические из сынов Иуды.

В указанных двух проявлениях еврейства мы, таким образом, наблюдаем образчик деятельности, быть может, опаснейших и, вместе, ближайших к масонству иудейских разновидностей…

Для завершения всей картины, равно как для полноты уразумения “Пурима”, т. е., пожалуй, наиболее очевидного факта талмудической практики в связи с самой сущностью теории иудаизма, запечатленной Талмудом и Каббалой, неизлишне отметить, что если уже при завоевании Тира, Александр Македонский распял восемьсот фарисеев, отцов Талмуда, в один день, то и двадцать три века спустя, в наше время, жестокосердое, хищное злорадство сынов Иуды — “Пурим” проявляется неизменно при подобающем ритуале, гармонизируясь с торжеством кровожадных богов в эпоху Ханаана, Финикии и Карфагена.

Не далее как 2-го февраля 1912 года, в газете “Минское Слово” [68] из общей системы кагальных явлений этого рода давно, впрочем, известных христианам в черте еврейской оседлости указан нижеследующий пример.

“В виду того жгучего интереса, который представляет для русских людей убийство мальчика Ющинского, совершённое в Киеве 12 марта 1911 года, считаем необходимым сообщить об одном аналогичном деле, которое предано забвению лишь благодаря заедающей нас теории: моя хата с краю…

Есть в соседней Гродненской губернии местечко С. Как во всех местечках злосчастного западного края, и в С. большинство жителей составляют пришлые евреи. Они захватили центр местечка, а коренное население вытеснили на окраины. Евреи, по обыкновению, занимаются торговлей, ростовщичеством и разного рода гешефтами, а христиане — земледелием. Но так как почва бесплодна, то христианскому населению приходится, и подспорье к хозяйству пробавляться сапожным ремеслом как кустарным промыслом.

Не имея достаточных средств для покупки сапожного товара и организации постоянного сбыта изготовленной обуви, а с другой стороны, не встречая поддержки ни в государственном банке, ни в каких-либо кредитных учреждениях, кустари волей-неволей стали обращаться за ссудами к местным евреям. Сии же последние быстро учли такой оборот дела, начали закупать кожи и давать их взаймы ремесленникам, а затем в уплату вместо денег стали отнимать готовую обувь по такой расценке, которую устанавливали сами, пользуясь безвыходным положением кустарей.

Понятно, что при таких условиях немного нужно было времени для того, чтобы христианское население местечка очутилось в полной кабале у тех же евреев.

Бедность здесь поразительная и многие родители рады-радёхоньки, если им удастся определить дочь-подростка в служанки к евреям, хотя и знают, что она там неизбежно погибнет…

Среди этой бедноты, был там одинокий крестьянин Ефрем. Дневное пропитание он себе зарабатывал тем, что носил в еврейские дома воду, топил “кагальную” баню и по “шаббесам” прислуживал в синагогах. Одним словом, являлся, в самом ярком смысле слова, “шаббес-гоем”.

Отсюда, само собой разумеется, должны были проистекать и дальнейшие для иудейского раба последствия.

Есть у евреев переходящий праздник “Пурим”. Празднуется он весной, приблизительно за месяц до иудейской Пасхи, между 20 февраля и 25 марта. Евреи, живущие одиночно среди христиан, называют его “наше Благовещенье”. На самом же деле, праздник этот установлен в память “избавления” евреев от Амана в 475 году до Р.Х.

Напомним вкратце событие, которое, к стыду нашему, мы заставляем своих детей изучать на уроках Закона Божия. Во времена Артаксеркса I евреи настолько усилились в Персии, что стали представлять государственную опасность. Тогда один из персидских патриотов — Аман представил царю проект освобождения Персии от евреев. Узнав об этом, придворный поставщик, еврей Мордух, доставил царю в наложницы свою племянницу Эстерку, которая добилась от сластолюбивого деспота не только уничтожения представленного Аманом проекта, но и казни самого Амана.

Казалось бы, многочисленные и свирепые убийства евреями наших сановников должны приучить нас к злодеяниям “избранного” народа; тем не менее, нам — арийцам трудно понять и представить себе ту степень ненависти, которую питают евреи к памяти Амана до сих пор вот уже на протяжении почти двух с половиной тысячелетий.

Ненависть эту они культивируют в себе с детства. Ко дню “Пурима”, иудейские типографии выпускают целые миллионы бумажных флагов, почти исключительно зелёного3 цвета, с отпечатанными на них изображениями сцен ликования евреев и унижения Амана. Флаги эти массами распространяются по всему краю, а еврейские дети устраивают с ними процессии в день “Пурима”.

Кроме того, к этому же дню делается особая колотушка-трещётка, имеющая вид небольшой овальной доски, с короткой ручкой внизу и вращающимся вдоль доски молотком — вверху. По обоим узким концам овальной доски вырезается слово “Омен” — имя ненавистного Амана. Если поднять эту колотушку кверху, молоток бьёт по Аману внизу доски, если опустить книзу, молоток бьёт Амана вверху; если слегка нажать колотушку горизонтально, молоток бьёт Амана попеременно на обеих концах.

Такое варварское, чисто семитское орудие казни самой памяти несчастного персидского патриота также проявляется во множестве. В праздник “Пурима” детей берут в синагогу и там заставляют неистово колотить, при всяком упоминании имени Амана во время чтения книги “Эсфирь”. Старые евреи, в свою очередь немилосердно стучат каблуками, а молодёжь — заранее приготовленными палками. Так уже с самого детства развивается в еврействе фанатическая, бешенная злоба к неевреям, “гоям”.

В “Пурим” евреи по требованию своей религии напиваются до пьяна, а затем пьяные ходят по улицам с песнями и танцами, наряженные Артаксерксом, Мордухом и т. д. Вечером евреи являются в синагогу, и тут происходит заключительная, ужасающая оргия человеконенавистнического празднества.

Ясно, что в такой оргии обязательно должен участвовать и Аман.

Для исполнения его роли нанимался кагалом местечка С. в течении нескольких лет упомянутый выше Ефрем. По его словам, условия найма были таковы: “полкварты водки, булку-халу, селёдку на закуску (дело происходит в Великом посту) и 50 коп. деньгами да ещё чтобы больно не били и кололи только в мягкие части, а не, в грудь и не против сердца”… С его же слов, в местечке известно, что гою, исполняющему роль Амана, завязывают глаза, затыкают рот и ставят его обнажённым в угол.

Проделав всё это, евреи для ознаменования своего торжества начинают пьянствовать, петь и плясать, а затем в экстазе подскакивают к Аману и с ругательствами колют его, кто иголкой, кто шилом. Так продолжается до тех пор, пока каждый из присутствующих сынов Иуды не нанесёт ран Аману. Тогда окровавленного, его развязывают, снимают повязку, дают водки и выпроваживают вон.

Поболеет Аман неделю-другую, заживут уколы, и снова начинает евреям воду носить, баню топить и служить в синагоге по шаббесам.

В “Пурим” 1908 года Ефрем тоже был нанят для роли Амана. Напившись, евреи стали, по обыкновению, колоть несчастного “Амана” иглами и шильями. При этом пронзили ему шилом сердце или пустили в ход молотки (как гласит народная молва). На следующий день Ефрем был найден мёртвым…

В довершение горя Ефрем, как “жидовский наймит”, находился в презрении у христианского населения. Поэтому и смертью его никто не заинтересовался. Убийство осталось нерасследованным и прошло безнаказанным.

Теперь остаётся проследить, не совпадают ли мучительные умерщвления христианских мальчиков с днями празднования евреями “Пурима”, принимая во внимание и то обстоятельство, что в случае неразыскания Амана к сроку, празднование “Пурима” с вышеупомянутыми оргиями может быть и перенесено на несколько недель? А если такие совпадения имеются, то не придётся ли видоизменить постановку вопроса о целях ритуальных убийств и перенести его с религиозной почвы (“иудеям нужна христианская кровь”) на почву национально-политическую (“евреям-семитам нужна смерть арийца, гоя, Амана”)?…

Мы только ставим вопрос. Дело специалистов разобраться в нём путём тщательного изучения бывших процессов о ритуальных убийствах.

Администрации же Западного края, во всяком случае, следует зорче следить за оргиями “Пурима”. Мы привели случай об убийстве только одного Ефрема, а сколько десятков таких Ефремов и завлечённых детей погибает в эти дни незамеченными?!…

Сказанным мы ограничиваем своё исследование о Талмуде, Шулхан-Арухе и Каббале. Если нам не удалось дать совершенного о них понятия, то первые сведения, исключающие крайнее неведение, свойственное большинству русских людей, по возможности, приведены. Интересующиеся же дальнейшими указаниями благоволят обратиться к специальной литературе. Во всяком случае, приведённого достаточно чтобы иметь право сделать вывод:

В. К вопросу о ритуальных убийствах

Хотя известный в Минске еврейский законоучитель О. Я. Гурвич, получающий усиленную государственною пенсию, и целые сотни каких-то раввинов заявили с клятвою, что у евреев нет будто бы ритуальных убийств, однако это едва ли могло успокоить кого-либо из “гоев” (христиан).

Такое заявление является даже наглой насмешкой для тех, кто видел последние выпуски В. М. Пуришкевича — “Прямой Путь” и Л. Золотникова — “Паук”. В обоих журналах, даны фотографии с рубашки и лица Андрюши Ющинского, фотографии, не оставляющие сомнения в особом характере убийства христианского мальчика.

Как установлено далее депутатом Г. Г. Замысловским в “Земщине”, случаев “ритуальных” убийств христианских детей евреями бывало на пути веков много и не только в России, аив других странах. Согласно с сим, как передавали пишущему эти строки знатоки древних актов Северо-Западного края, там, равным образом, встречается немало подобных же случаев, да притом из того ещё времени, когда здесь господствовала Польша. И вот что замечательно.

Даже вероломное и крайне продажное чиновничество прежней Польши не могло ни затушёвывать, ни замалчивать этих ужасных событий, но когда начались судебные расследования, то все концы куда-то прятались, самые же дела прекращались…

После смерти Андрюши Ющинского вопрос, затрагивающий страшную проблему о ритуальных убийствах, снова всплыл на общественную поверхность и больно волнует общественную совесть.

Что же это за убийства? Каков их затаённый смысл?

Мы получили замечательную статью выдающегося западно-русского деятеля (имя его по его просьбе сохраним в тайне) под заглавием “К вопросу о ритуальных убийствах”. Печатая статью, мы называем её замечательной, потому что она проливает особый свет на означенные убийства. Деятелям знаменитого киевского процесса и вообще публицистам, не находящимся под иудейским ярмом, следует очень вникнуть в указания автора. Не открывает ли он темной завесы и не ставит ли еврейский вопрос во всей его жгучей остроте?

Как бы, однако, ни было, постановка “ритуальной” задачи здесь такова, что её, разумеется, не только нельзя игнорировать, но следует уделить и государственное внимание. Составив комиссию из учёных людей, беспристрастных и мужественных, необходимо исследовать архивы, а результаты исследования сопоставить с живой действительностью — каковы праздник “Пурим” и т. п.

Ужасная кончина мальчика Ющинского вопиет не только к небу, а и к государству.

На празднике “русской свободы” закончившемся избранием “от Москвы” — депутатом “народного гнева” в Первую Государственную Думу Мошки Янкелева Герценштейна, первопрестольная столица, в свою очередь, зеленела по всем избирательным участкам бантами, флагами, транспарантами, знамёнами зелёного цвета — у бесчисленных Ефремов — шаббесгоев, мужчин и женщин, ратовавших за страх и за совесть во имя победы жидов над русским народом именно в Москве…

Масонство. — Дело Дрейфуса

I. Свирепая политика Англии в течение лишь четырёх последних столетий превратила эту страну из двух небольших островов с несколькими миллионами жителей во владычицу морей и вершительницу судеб остального мира, в государство необъятное, где, по гордому заявлению одного из великобританских министров, барабан бьёт во все часы дня и под всеми широтами!…

Тогда как ещё в XVI столетии английский военный флот уступал голландскому в той же степени, в какой наш, русский флот (до войны с Японией, разумеется,) был меньше современного английского, уже с начала XIX столетия эскадры Великобритании сильнее, а теперь и гораздо сильнее соединённых флотов двух любых иностранных держав.

На английском языке говорят, в настоящее время, более 350.000.000 человек, а рост английской торговли развивается с такой быстротой, что тогда как даже в 1874 году её оборот едва достигал двенадцати, сейчас он превышает двадцать миллиардов франков в год, т. е. равняется четырежды повторённой, колоссальной и беспримерной — в пять миллиардов в — контрибуции, взятой Германией с Франции да ещё один только раз в 1870 году.

Для окончательного господства англо-саксами Европы и Америки осталось превратить и Тихий океан в своё внутреннее море, что и было достигнуто мастерски инсценированной русско-японской войной, увы, надолго ослабившей Россию и подчинившей Японию английскому капиталу.

Но, что всего знаменательнее, такие успехи обыкновенно достигаются британской дипломатией без пролития британской крови, даже без военных расходов. За Англию терпят унизительные финансовые невзгоды и льют потоками свою кровь другие народы, она же только пожинает плоды ею же посеянной ненависти, приобретая удобные гавани и сосредотачивая в своих руках долговые обязательства воюющих.

В результате весь мир по государственным долгам, акциям и облигациям различных, нередко дутых или бессмысленных предприятий уплачивает сынам туманного Альбиона мирную контрибуцию и те же пять миллиардов франков ежегодно.

Распоряжение громадными денежными средствами даёт английскому правительству, которое справедливо называют правительством банкиров, громадное влияние во внешних и внутренних делах других государств, поскольку не одни внешние войны и внутренние перевороты, а и “мирное” направление общественной мысли путём еврейской печати требуют денег и легко обеспечивают преобладающее влияние тому, кто умеет их дать на определённых условиях и на достижение целей, входящих в расчёты кредитора.

Этим влиянием денег объясняется наглое поведение британской дипломатии и бесцеремонный тон “английской” прессы, прекрасно сознающих, что сила не в праве и не в аргументах. Этим же объясняется и раболепное подчинение дипломатии, равно как прессы других стран самым вероломным требованиям и толкованиям “английских авторитетов”.

Вся внешняя политика Англии представляет ряд вопиющих нарушений международного права, что вовсе не мешает, однако, той же Англии в большинстве случаев являться и авторитетной толковательницей означенного права.

Войны ведутся англичанами исключительно разбойничьи, против слабых и беззащитных, да ещё с неслыханным варварством и нарушением всяческих конвенций. Не взирая на это, голос Великобритании признаётся решающим и в вопросах гуманности.

“Владычица морей” вносит войну или смуту во всякую страну, с которой приходит в соприкосновение. Тем не менее, английские советники доныне высоко ценимы при иностранных дворах, а сверженные благодаря им монархи уходят кончать бесславный остаток своих дней в ту же самую Англию, которой они служили и которая погубила их… “Виноград не растет у нас, — говорят англичане, — но мы пьём вина всех нации”.

Англия живёт торгашеством и промышленной эксплуатацией других народов. Она одна ежегодно производит столько мануфактурных изделий, что при экономии их десять раз хватило бы на все пять частей света. Отсюда, всякий чуждый фабрикант или заводчик — её враг. Поэтому для неё безусловно необходимо создавать затруднения и препятствия к развитию производства в других странах, в особенности же, мешать иностранной мануфактурной промышленности, так как всякий прогресс этого рода грозит лишить её монополии и готовит ей соперничество не на жизнь, а на смерть.

«В Европе есть нация, — говорил ещё пятьдесят лет назад испанский писатель Бальмес, — крайне опасная своей огромною силой и обладающая на всём пространстве земного шара могущественными средствами, которыми она, вдобавок, пользуется с изумительною ловкостью и коварством.

Раньше других пережив в новейшие времена все степени религиозных и политических революций, эта жестокая нация имела возможность изучить страсти в их наибольшем напряжении и преступление во всех его видах. Мотивы, движущие политическими и вероисповедальными смутами ей достаточно известны.

Теперь она уже не даст провести себя пустозвонными фразами, которыми в периоды революции прикрываются жадность и месть. Её чувствительность слишком притупилась, чтобы легко было подтасовать у неё волнения, от которых другие страны заливаются кровью и слезами.

Вот почему среди всеобщих раздоров и смятений она умеет сохранять внутренний мир и наслаждаться спокойствием, обеспечивающим её государственный строй, обычаи и богатство, а в особенности — океан, опоясывающий её со всех сторон.

Пользуясь таким положением, эта вероломная нация зорко следит за остальными народами, чтобы по очереди запрягать их в свою колесницу, если у них хватает наивности следовать её голосу.

Она старается, по крайней мере, изобретать преграды их развитию, когда чувство независимости освобождает их из под её влияния”.

Тем временем, как бы для вящего соблазна приятелей, монополия снабжений всего света заставляет притекать в кассы Джон-Буля богатства прямо чудовищные, а они добросовестно пользуются ими, чтобы повсюду содержать на жалованьи междоусобицы и революции. Одним из знаменательных опытов британской политики на этом поприще является так называемая Великая революция во Франции, задуманная и разыгранная главным образом при благосклонном участии английских евреев, а, в особенности, масонов, ещё и поныне действующих “во славу Англии”.

Война питает монополию, а монополия кормит войну.

Пусть только та или другая прекратятся, и колосс великобританского могущества, настоящий золотой колосс на ногах из грязи, рухнет в то же мгновение!

И вот, за меловыми скалами своего змеиного острова сидят они, эти надменные лорды, фабриканты и банкиры туманного Альбиона, всего, быть может, две тысячи семейств, как гнездо коршунов, которых гений зла держит на привязи с обеих сторон человечества, чтобы раздирать его мясо и пить его кровь…

Для утоления наглого чванства этой горсти деспотов и обеспечения им добычи, совершается на земле столько преступлений, столько народов режут друг другу горло. Столько кораблей погибает на море. Десятки миллионов лошадиных сил затрачиваются на одно производство такой отравы, как опиум. В самой же Англии массы людей бродят в рубищах, а ирландец и сакс обречены кидаться на пищу, которой пренебрегают и свиньи!…

Как же наряду с этим не заметить, что по своему хищническому и жестокому характеру англичанин из всех своих пор, так казать, выпотевает евреем! Как удивляться, что с высоты парламентской трибуны Великобритании провозгласив сынов Иуды единственными аристократами мира и его призванными повелителями, иудей д'Израэли, risum teneatis, сперва превратился в вожака консерваторов, т. е. английской родовой и плутократической знати, а затем — и в первого министра той самой надменной страны, которую дерзнул столь предерзостно и тяжко оскорбить?!

Увы, д'Израэли делал своё сатанинское дело, ничтоже сумняшеся. Он ненавидел Россию именно как еврей. На берлинском конгрессе явился мстителем за своих “угнетённых” соплеменников, при благосклонном, правда, участии “честного маклера” Висмарка и полуеврея Ваддигтона, французского посла, в свою очередь сводившего с нами счёты за нашу безрассудную политику в 1870 году.

Отказавшись от всех своих успехов в Семилетнюю войну и погубив цвет русских войск под Фридландом, Прейсиш-Эйлау, а в особенности под Аустер-лицом — pour le roi de Prusse, мы, увы, не ограничимся этим. Разрешая той же Пруссии добивать Францию после Меца и Седана, мы сами подготовили себе всё дальнейшее. Неспособность же, чтобы не сказать хуже, дипломатии нашей после турецкой войны 1877/8 годов роковым образом повлекла за собой потерю важных результатов, добытых Румянцевым-Задунайским, Суворовым и Дибичем-Забалканским, значит, и вынужденный компромисс наш с Австрией, т. е. отказ от Константинополя уже навсегда, так и нашу Порт-Артурскую авантюру…

Таковы по нашей собственной вине были те условия, которыми пользовался в Берлине великобританский премьер — ad majorem Israeli gloriam.

А между тем, отогревая на своей груди восемь миллионов евреев, нам не следовало забывать, что, если “ничто не имеет такого успеха, как успех”, то лучше кого-нибудь понимают это сыны Иуды… Невиданное никогда раньше торжество их на берлинском конгрессе при условии, что и без того каждый из них на всё покуситься может, дало нам события 1905 года, грозного предостережения которых мы, однако, всё ещё уразуметь не хотим…

Если, таким образом, мы сами вновь открыли Англии случай обеспечить против нас свои коммерческие и другие интересы и создать новые пути порабощения нашего естественного союзника Азии, с перспективой уничтожения флота и политического престижа России, когда мы решимся на что-нибудь по-прежнему необдуманное, то на современные последствия, приуготованные и расставляемые сынами Иуды мы, строго судя, и жаловаться невправе.

Vae victis! говорили римляне, кого же винить нам, кроме самих себя, если на свою долю мы изловчились накликать лишь горе и стыд, даже когда бываем победителями? Поразительно ли, что в Берлине мы встретили врага в лице самой Франции и что конгресс был, в сущности, уголовным судом над нами по ложному доносу еврейства, сумевшего отождествить своё дело с выгодами “просвещённых мореплавателей”?!…

Но что всего назидательней, — это, если так можно выразиться, универсализм означенных мероприятий и, вместе, безнаказанность коварного Альбиона!…

Взгляните на глобус или постарайтесь охватить мысленно такие пространства, как от Гудзонова залива до Огненной земли, от Шпицбергена до Цейлона, от Нордкапа до Мыса Доброй Надежды, от Кантона до Финистерре. Повсюду, за редкими исключением, вы увидите красные пятна. Это кровь, пролитая англичанами.

Китай, научающий искусству разрушать в школе своих же победителей; Индостан, Египет, Канада, Испания, Афганистан и Трансвааль — государства, разъедаемые Англией и в молчании грызущие удила своего рабства;

Франция, Голландия и Дания, долженствующие предъявить старой хищнице список стольких разбоев и оскорблений;

Германия, ещё недавно обманутая на обмене Гелаголанда и сталкивающаяся с Англией именно в торговле в Африке, в Азии, в Тихом океане почти на каждом шагу;

Россия — природный враг азиатских владык;

С.-А. Соединённые Штаты, в свою очередь ожидающие сведения многих счётов; наконец, новоявленная Япония, способная, пожалуй, дать тому же вероломному Альбиону несколько очков вперёд, сама готовая разыгрывать роль повелительницы океанов, отнюдь не радующаяся нашествию английских евреев и на всякий случай уже не допускающая своих мнимых друзей — англичан ни в Дальний, ни в Порт-Артур, — весь этот мир может ли обещать Великобритании что-нибудь хорошее?!…

Совершенно очевидно, далее, что вести такую политику с успехом нельзя без твёрдой системы и всестороннего плана, без постоянных и заинтересованных агентов, без прозорливого подбора лукавых и целесообразных средств. Так оно и есть в действительности.

Сподвижниками Англии служат: всемирный кагал — веками скованное, пронырливое, тайное и международное сообщество, сурово дисциплинированное и подчинённое деспотической власти талмид-хохимов, для порабощения “культурного” мира ростовщичеством и через фальсификацию свободы, а с другой стороны, — масонство, в свою очередь, тайная же и международная компания, равным образом преследующая загадочные, обширные, весьма сокровенные и глубоко предательские цели: во всех странах порождать внутренние смуты государственную измену во славу Англии, а наряду с этим, повсеместно разлагая верования, государства и национальности, стремиться к их погибели во имя собственной тирании.

Но, ловит волк, да ведь и волка поймают! Хищному Альбиону это, разумеется, известно не хуже, чем кому бы то ни было другому…

А если избежать погрома возможно, то только — оставляя народы в промышленном детстве и неусыпно поддерживая в их среде войны и анархию.

При содействии евреев и франкмасонов Англия так и поступает.

История показывает нам, что всякое государство, заключающее союз с Англией, тем самым неизбежно вступает и на путь своей погибели. Однако, вопреки здравому инстинкту народов, их дипломаты и Руководители периодической печати не перестают стремиться к такому отчаянному для себя договору с этим современным Карфагеном.

В частности, на мысль о том, что именно Англия руководит через своих агентов внешней и внутренней политикой России наводит ряд явлений, трудно объяснимых одним яко бы тупоумием русских, так как в этом есть нарочитая система.

Вмешательство России в боксёрское движение и притом в направлении прямо противоположном нашим задачам в Азии, равно как интересам неизменно дружественного до того времени Китая; неиспользование нами права строить железные дороги в Персии; неиспользование крайних затруднений в Англии во время бурской войны; уклончивое отношение к авансам со стороны Германии; поощрение английской военной контрабанды за время войны с Японией; терпимость к английскому шпионству в большей степени, чем это разрешается каким-либо тупоумием… Это — во внешней политике.

Во внутренней политике: поощрение организации иудейской политической армии, призванной господствовать в России под протекторатом Англии; преследования цензуры против охранительных и антисемитических органон печати рядом с невыразимой распущенностью иудейской прессы; бездействие властей против иудейских демонстраций, политических убийств и открытых возмущений, и параллельно с этим, суровое подавление всякой попытки благомыслящего населения обуздать столь непрошеных реформаторов уклада русской народной жизни: проведение иудеев без всякой нужды в Государственную Думу и, наоборот, отклонение разумного требования сословных выборов, и проч.

На Кавказе, где ни татары, ни лезгины, ни чеченцы, ни осетины, ни даже изменявшие нам в последнюю турецкую войну абхазцы не мечтают о воссоздании самостоятельных государств, а лишь просят, чтобы над ними властвовал русский, потому что русский их победил, а отнюдь не армянин или грузин, на Кавказе русские люди позорно изгоняются, а милость власти сперва ещё колеблется между армянами и грузинами, мечтающими о Великой Армении и самостоятельной Грузии.

В конечном же результате предпочтение отдаётся именно армянам, увы, не только более враждебным России и сильнее организованным, но и воочию пользующимся поддержкой Англии. Власть как бы сама желает создать под британским протекторатом армянское владычество на Кавказе…

С другой стороны, не может быть никакого сомнения в том, что совершающееся на наших глазах отложение Финляндии от России при недавнем ещё ослеплённом попустительстве русского генерал-губернатора есть равным образом плод английского влияния на нашу внутреннюю политику и на её руководителей.

В виду изложенного, само собой напрашивается вопрос: неужели во всех государствах целые массы лиц, подчиняющихся влиянию Англии и работающих на её пользу, являются продажными изменниками своему государству, сознательными предателями собственной родины? Нет.

Большинство этих “шаббесгоев” великобританских козней сами оказываются жертвами обмана, слепыми орудиями в руках адской махинации, куда нередко вступают по легкомыслию или неведению, увлекаемые миражем свободы и “просветительных” целей вообще. Затем они незаметно отклоняются на преступные пути уже собственными выгодами, а о сатанинских целях самой организации большинство её адептов так и не узнаёт никогда. Те же немногие, которым эти цели открываются, в большинстве случаев “надёжные”, испытанные преступники, для которых отступление немыслимо!…

III. Этого мало. Как всякий иной замысел человеческий, так банкирская конституция англичан призвана была в собственной кульминации найти себе гибель. Если злодеяния Ост-Индской компании в лице хотя бы Уоррена Гастингса удостоились от суда верхней палаты британского парламента лишь нежного оправдательного диплома;

если вердиктом человечества был по праву дан Франклину в гербе девиз — “eripuit coelo fulmen — sceptrumque tyrannis!…”;

если перед ужасами нового монгольского нашествия именно против нас был создан casus belli из-за нескольких выстрелов самозащиты адмирала Рождественского от лютого предательства “английских” рыбаков на Собачьей отмели в Ла-Манше;

если, вообще говоря, джин и эль дали Англии больше лордов, чем все открытия её учёных и любые успехи её полководцев, то в возмездие должен был, наконец, возникнуть и невиданный раньше промысел торговли социальной революцией, прежде всего угрожающей, конечно, самой же Англии.

Бессмыслица и варварство событий 1905 г. у нас, развиваясь через иудео-масонов crescendo, отразились на Турции, Персии, Португалии и Китае, без сомнения, не для того, чтобы миновать Великобританию. Отогретый Кромвелем и вскормленный под Ватерлоо, всемирный кагал “послужил” Англии, как Азеф России, но ещё в более широком масштабе.

Оставаясь на сцене истории свыше четырёх тысяч лет, еврейство видело немало и кое-чему научилось. Сопутствуя масонству и расчищая ему дороги из Англии во все другие страны, “избранный народ” пользовался близорукостью самообмана её государственных людей, но, уже разумеется, не мечтал превратиться в их орудие.

Сыны Иуды лучше, чем кто-нибудь, понимали, что означает переименование Вениамина д'Израэли в лорды Биконс-фильды и не позабудут предъявить к платежу тяжкие обязательства, отсюда для порабощённого ими Альбиона проистекающие, как только, при его же “благословенном” содействии, закончат свои мероприятия вне его пределов…

Само собой разумеется, что, излагая приведённое выше для осведомлённых и прозорливых читателей, мы не имеем ни времени, ни возможности развивать эти положения, как бы они того ни заслуживали.

По общему плану настоящей работы, мы отказываемся равным образом и от подробного анализа происхождения либо развития масонства, как не придаём значения ни его толкам, ни ритуалу. Желающие благоволять обратиться к специальной литературе [69].

Мы вынуждены ограничиться суммированием данных и их синтезом по направлению к нашей основной идее: кагал и ожидовленное им масонство эксплуатируют нынешнее повторение социальной революции, как путь, ведущий еврейство к мировому господству, помогают ускорению процесса анархии, а где он медлит появиться, — фабрикуют его.

В частности, масонство, будучи в элементарной форме “сообществом взаимного продвигания”, равно как застраховки своих членов от народного гнева, переходит далее в заговор политиканствующих шулеров для фальсификации главным образом парламентских выборов, в заключение же наряду с кагалом становится потаённым и анонимным, значит, безответственным и тираническим международным правительством, для которого народы и государства только пешки в этой сатанинской игре, а биржа и пресса — всесокрушающие средства повеления массами.

IV. Чтобы не ошибаться в сынах Иуды, надо твёрдо помнить следующее, как руководящий, основной принцип.

У них два цикла понятий, не только различных, а и ровно ничего общего между собой не имеющих. Один — для внутренней жизни еврейства; другой — для отношений к остальному миру. Получив от Иеговы всё окружающее в свое распоряжение на праве собственности, сыны Иуды ведут себя, как непререкаемые, безотчётные хозяева или, лучше сказать, как рабовладельцы.

Из тысячи четырёхсот лет своего политического существования евреи сами провели тысячу лет в рабстве у иноплеменников. С другой стороны, весь строй иудаизма обусловливается тиранией “старейшин многострадальной синагоги” над еврейскими массами и в наши дни. Такая “конституция” не только основана на учении, что воля раввинов есть повеление Иеговы, но и на необходимости сковать иудаизм воедино — pcrinde ас cadaver, в виду его нрава и задачи, сокрушив гоев, властвовать над ними.

Отсюда неизбежна идея, что, если все евреи вместе и каждый порознь — рабы Иеговы, то прочие народы рабы его рабов. Рассматривая же себя, как обер-раба, иудейство не могло не усвоить и даже не превознести гармонирующих с этим качеств характера, а затем не приурочить их же и к споим рабам.

Этим объясняется, между прочим, та срамная гнусность побуждений, которые предполагаются любым евреем у противника во всякой, а особенно, в газетной “аттестации”, где “угнетённые Иуды столь неподражаемы в наглости опозоривания. Здесь же, коренится и причина факта, что евреи неизменно и повсюду становились поработителями, когда сами не бывали порабощены.

Установив изложенное, мы поймём и неизбежность результата, что, если ещё мыслима для еврея невозможность физическая, то нравственной невозможности для него не существует. Самое презренное унижение только одна из форм его неутолимой гордыни. Nihil est Judaeo misternis aut superius!…

Оскорбить еврея гой не способен de jure, а покарать гоя за это еврей по своему же закону обязан, так как в лице каждого из сынов Израиля наносится обида самому Иегове. Отмщение неустранимо. Впрочем, здесь наблюдается лишь частный случаи применения того принципа, по которому сын Иуды не должен осмеливаться на “посрамление Имени” (Бога иудейского). В общей же формуле это означает, что, так либо иначе, а мудрец в талмуде повинен всегда оставаться правым. Талмид-хохиму, как мы уже знаем, всё дозволено, однако, под условием “не осквернять Имени”, т. е. не попадаться.

Отсюда, само собой, вытекает, что иудаизм призывает иметь соглядатаев для производства, так сказать, предохранительных рекогносцировок заблаговременно, и, наоборот что в лоне Израиля таковые истребляются беспощадно.

Вполне очевидно, что лучшая в мире полиция кагала состоит прежде всего из членов “избранного народа”. Но это лишь генеральный штаб. За ним уже следуют иноплеменные добровольцы — шаббесгои всех степеней. Выдрессированные систематически и сурово дисциплинированные, а затем организованные в дружины, именуемые ложами, они становятся, так сказать, искусственными евреями либо масонами. Правда, они не являются и не могут быть талмид-хохимами, но зато содержимые в подобающем страхе взаимным шпионством и карами неумолимыми, они не только действуют шайками, а проникают даже туда, где подчас немыслимо показаться и с самыми завидными пейсами…

Это, безусловно, необходимо для самого существования иудеев, так как они меньше всего заблуждаются в тех чувствах, которые вызываются их образом действий. На данном примере мы видим лишь подтверждение того, что было замечено уже в древности.

Стать евреем нельзя, но и перестать быть им невозможно.

Усвоив сейчас указанные положения, нелегко представить себе, однако, до какой степени наивно было бы порицать евреев за те, увы, естественные выводы, какие определяются вышеизложенным. Небесплодно ли, в самом деле, говорят: “pour un juif les actions valent mieux que les bonnes actions” [70] или упрекают сына Иуды за то, что “ему легче переменить отечество, чем сорочку?…”

Не в такую ли ошибку впал и Лютер, когда “по своей простоте”, сказал: “если бы где-либо на ярмарке продавался стыд, я отдал бы все свои деньги евреям, — пусть бы они хотя сколько-нибудь, купили себе этого продукта!…”

Всё это, может быть, оригинально, но с иудейской точки зрения, смешно. Они знать не хотят, что лучше быть хвостом льва, чем головой лисицы…

Располагая исключительными средствами и занимаясь розысками, как виртуозы евреи обладают лучшей в мире тайной полицией уже потому, что все её конкурентки у иноплеменников явно не в силах отрицать, по крайней мере, факта существования своего. Иудейство же — непроницаемо. Раньше, чем прачки и цирюльники из офицеров японского генерального штаба отблагодарили за наше простодушие Мукденом и Цусимой, германцы позабавились над легкомыслием французов в 1870/1 году, эксплуатируя искусство своих шпионов ещё за времена мира, питая затем своё центральное бюро в Берне текущими сведениями от французских же иудео-масонов на пути войны и налаживая переговоры с Базэном, в Метце, через “ложу-прематерь” в Лондоне.

Увы, со своей стороны, мы кроме японцев и немцев имеем ещё миллионы сынов Иуды… Кое-что понимал в таком положении Бисмарк, когда обмолвился:

V. Возводя шпионство в подвиг, а предательство в идеал, еврей Вейсгаупт учил, что последователь иллюминизма может делать вид, будто несёт государственную должность, когда он в действительности стремится к уничтожению государства; он даже может служить тем нынешним властям, истребление которых — его исключительная цель. “Вяжите руки всем сопротивляющимся! — продолжал глава иллюминаторов. — Подчиняйте, душите реакцию в корне. Убивайте всякого из тех, кого не успели убедить…

Молчи, будь совершенен, не, снимай маски! — заключал Вейсгаупт, обзывая “подозрительным” (припомним ужас этой клички в эпоху Террора) непокорного, т. е. всякого, иначе мыслящего. — Кричи орлом, как зверь рыкай, но хвост подальше убирай!…”

“Вкрадывающиеся братья и братья исследователи”, тем же Вейсгаунтом учреждённые, внушали по тому же рецепту спасительный страх и самому стаду иллюминаторов.

Сам же Агасфер никогда не снимает маски, хотя и не отказывается менять её. Разница лишь в продолжительности пользования той или иной личиной. Бывает даже, что в одно и то же время, но в разных странах, еврейство маскируется различно.

Так, например, пропагандируя у нас всеобщую подачу голосов и забавляясь над русским человеком, отмахивающимся от клички “черносотенник”, подаренной ему кагалом, тот же кагал в Венгрии, где он чувствует себя уже полным хозяином, неистово проклинает всеобщее голосование и не задумывается причислять себя к националистам, в лице венгерских аристократов, конечно.

Впрочем, нет здесь чего-либо нового. Беспринципность сынов Иуды может идти в сравнение разве с их бессердечием. Но чем в особенности отличается еврейская пропаганда, так это дикостью революционных проклятий, слепой антисоциальной ненавистью ко всему окружающему.

VI. Евреи проживали в Риме уже со времён Цицерона, причём их политическая деятельность предательски извивалась в сторону именно народной партии, а их упорство и ожесточение против аристократии и сената заставляли, остерегаясь, избегать их. И тогда уже не видали бунтовщиков более ненавистных, пропагандистов более свирепых и врагов, которые клеймили бы отчаянные чужие пороки, забывая о своих собственных, нежели евреи.

Таков и Мардохей (подложно именовавшийся Карлом) Маркс. Учение, которое в сущности не принадлежит ему, он стремился отравить своими национальными “добродетелями” — чёрствостью, коварством и печалью, дабы легче присвоить его и эксплуатировать.

С этого безумного времени, как будучи опаснейшим из тайных обществ, иудаизм одарил человечество при посредстве иллюминаторов и других масонов французской революции, политическая власть военных защитников народа и страны заменена под предлогом свободы неизмеримо более тяжким и вдобавок беспримерно унизительным, биржевым владычеством его финансовых эксплуататоров.

Уже в X веке по Р.Х. в Англии иудеи, подобно губке, высасывали все богатства страны, вероломно препятствуя, таким образом, её преуспеванию. В настоящее время, сознавая это, но проповедуя другим народа терпимость, англичане, как, впрочем, и северо-американцы для самих себя признают иудаизм нежелательным прибавлением и направляют весьма решительные меры против иудейской иммиграции, но льют крокодиловы слезы о преследованиях евреев в России.

Преступно наивными и бесчестными являются среди этих условий заигрывания ради избирательных целей президента Тафта с кагалом, которого он то и дело усердно подхваливает в своих речах. Еврейство же, оценивая, конечно, это холопство по заслугам и соответственно презирая Тафта, тем не менее, кричит чрез свою прессу в Европе о его шаббесгойском лицемерии, как о непререкаемом будто бы патенте на свою непорочность…

Всё это не мешает, однако, ни дяде Сэму, Джон-Булю, руководствоваться противоположными принципами для остальных государств. Распространившись из коварного Альбиона, ожидовелое масонство под разными наименованиями всюду разносило измену самую чудовищную и насилие самое дикое.

Эти же качества наблюдаются в самом еврее, когда он берётся рассуждать о богатстве и бедности. Если, по словам Наполеона, каждый из солдат в своём ранце носил жезл маршала Империи, то ещё с большим правом можно сказать, что у ничтожнейшего по виду жида где-нибудь, а запрятан в лапсердаке ключ от банкирской кассы. Вот почему в чаду иудейских анафем против богатства кажется, будто слышишь вой краснокожих, отплясывающих вокруг своей жертвы отвратительный “танец скальпа”…

Подобно тому как неразрывно связаны основные модуляции “вечного жида”: жид биржевой, жид газетный и жид политический точно так же объединены и три другие его стадные разновидности: масонство, социал-демократия и сионизм — под общим главенством всемирного кагала. Где конец одной и где начало другой из этих последних разновидностей, решить столь же трудно, как и относительно любой модуляции еврейских типов.

Создавая в других странах измену и смуту, между прочим на радость Англии, проникновение еврейских капиталистов в масонские ложи значительно усилило мероприятия масонства и весьма немало содействовало эксплуатации мира “просвещёнными мореплавателями”. Но через те же масонские ложи, евреи захватывают богатства и дела самой Англии. Не даром слышатся голоса, проклинающие английские власти как правительство банкиров, через банкиров и для банкиров…

Своим могуществом и процветанием Британия, величайшее после Тира и Карфагена гнездо морского разбоя, обязана, впрочем, не себе, а пришельцам, англо-саксам и норманнам, или же туземцам Валлиса, Ирландии и Шотландии, кельтам. Что же касается собственно самих бриттов, то едва ли они вправе приписывать себе многое.

Как бы ни радовались они мнимому родству с израильтянами и сколько бы ни проявляли иудейско-карфагенских черт характера, не отсюда сверкают деяния английского гения. Наоборот, прославленные на весь мир британское себялюбие и бесчеловечная жестокость к инородцам, цинизм в самодовольстве и надменность в обращении, талант искажать чужие языки и неспособность создать собственный, инстинкт хищничества и вероломство наклонностей, таковы, пожалуй, те их действительные качества, которыми бритты могли бы защищать свое “божественное” право на всемирное господство.

Впрочем, одну шестую часть они уступают евреям.

VII. Голод обеспечивает за всемирным кагалом или, что всё равно, капиталом такие права, каких не могла утвердить когда-либо за аристократией царская власть.

По интригам кагала и масонства высшие места в государстве поручаются преимущественно лицам, которых народ ненавидит (припомним Клемансо, Лубэ, Галифэ, etc). В случае непослушания таким иудейским ставленникам остаётся ждать одного — судебной кары за раскрытия преступления. Очевидно, что “властителям” этого рода нельзя смотреть на выгоды еврейства иначе, чем на свои собственные.

Всё, что дискредитирует, а значит и губит власть, тем паче верховную, как нельзя более под стать иудаизированному масонизму. Так, те же самые “ложи”, которыми столь ещё недавно был гильотинирован Людовик XVI, торжествовали при возвращении Людовика XVIII, навязанного французскому народу невиданным горем и чужеземными солдатами.

Параллельно этому, унижая достоинство благороднейших правителей народных и отравляя им существование покушениями на их жизнь, еврейство, с своей стороны, организуется ныне так, что заправилы трилогии кагала, масонства и социал-демократии в большинстве неведомы, т. е. неуязвимы, а потому склонны выдавать себя за создания высшего порядка. Избегая таким “культурным” путём всякой ответственности, эти заправилы повелевают массами не только тиранически, а и зверски.

При таких условиях заражение государственных организмов так называемой “свободой” — смертоносный яд. Она неизменно ведет к разложению крови. Либералы становятся всё требовательнее и дерзновеннее, пока не отравят государство до анархии и погибели.

VIII. При всеусердном участии еврейской прессы напряжённые вооружения и разрастание полицейских штатов должны, повидимому, логически приводить государства к тому, чтобы повсюду виднелись одичалые массы пролетариата, несколько преданных евреям миллионеров, полицейские и солдаты, да правительство иудейской же фабрикации.

С введением иностранных займов государственные богатства потекли в еврейские кассы, а осмеиваемые жидами “гои” стали платить кагалу всё более тяжкую дань подданства, хотя ещё и не вполне сознают опасность. Внешние займы — это пиявки, которые не отпадают сами от государственного тела. Легкомыслие же правителей, невежество либо продажность министров и “чернокнижие” биржи закабаляют народ неоплатными долгами, а само хозяйство государств отдают в науку или под начало тому же кагалу. Similia similibus!…

Уничтожение кустарей и концепция промышленности в руках капиталистов высасывают, на утешение тому же еврейству, и народные и государственные силы. Завладевая ипотечным, равно как всяким вообще кредитом, превращая чужие имущества, дела и работу в предметы спекуляции, т. е. в биржевую макулатуру и обезземеливая сперва высшие, а затем и низшие классы народа, масонский иудаизм постепенно становится монополистом политических прав и владыкой законодательных выборов, а, стало быть, и всего управления страной.

Общественное мнение и личная инициатива разлагаются неистовством жидовской печати, её дерзкими, невежественными, вероломными и противоречивыми суждениями про всё и вся в прямом расчёте одурачить и вышутить презренных “гоев”. Образование и воспитание юношества заменяются по указке кагала “либеральными” безрассудствами, презрением к науке, а засим — ко всему идеальному, высокому и прекрасному.

Раздробление политических партий неумолимо влечёт их под иго еврейское, так как вести соревновательную борьбу нельзя без денег, а деньги у евреев.

Дьявольский план приковывает народы к неблагодарному и жестокому труду. Бедность охватывает массы людей и гнетёт их сильнее, чем крепостное право и даже рабство. Если ещё возможно освободиться от лакейского звания, то от нужды оторваться нельзя.

В конечном результате даже республиканские права для подёнщика — горькая ирония. Нищета не даёт пользоваться ими. Отнимая же гарантию постоянного заработка, “свобода стачек” предпринимателей и “товарищей”, планомерно направляемая евреями и масонами, лишает рабочего всех человеческих прав.

Переходя, со своей стороны, к тому финансовому бандитству, которое позволяет евреям, никогда не работая, обращать в свою пользу труд других людей, Эдуард Дрюмов спрашивает:

IX. Паразитный характер еврейства исключает применение мечты сионистов, если бы она и могла быть искренней. Самостоятельно сионизм не просуществовал бы и одного года, что ему самому, разумеется, известно лучше, нежели кому-либо иному.

“Наша цель: в области политики — республика, в хозяйственной сфере — коммунизм, в религиозной — атеизм”, — бесцеремонно заявил германскому рейхстагу Август Небель. А кто же не знает, что сионизм и социал-демократия состоят в преступном сожитии. Террористический “Бунд” рекрутируется главным образом сионистами и в них именно встречает лучших своих агитаторов. “Демократ” и “сионист” — термины однозначащие в черте еврейской оседлости. Иначе, впрочем, и быть не могло, как без колебаний удостоверит всякий, знакомый с “передовым” еврейством.

Развенчивание всех авторитетов, поругание всякой власти, унижение и высмеивание любой нравственной и физической дисциплины, подрывание самых устоев церкви и армии у обманутого “неприятеля”, а как антитеза этому — неумолимость повиновения и стройность организации под эгидой “вечных” предписаний талмуда в среде самого еврейства завершают пред нами текст сатанинской программы.

Не даром в своём трактате “Спинозизм в иудействе” голландец Иоанн Вахтер ещё в 1699 году, рассматривал Спинозу, как переодетого каббалиста. Действительно, “новая” система Боруха Спинозы представляет ближайшее родство с учением Соломона ибн Гебироля или Авицеброна (XI века), наиболее прославленного из еврейских каббалистов, смешавших воедино и талмуд, и греко-арабские предания, и многое другое из “таинств” древнего мира.

Мудрено ли, что, отражая дух того человечества, из которого проистекает, арийская Риг Веда, за немногими исключениями, дышит поэзией, нежностью и благородством, и что, наоборот, большая часть сказанного в талмуде и каббале запятнана материализмом, жестокостью и предательством?!…

Мудрено ли, далее, что повсюду, где когда-либо они приобретали силу, евреи оказывались “профессорами” гнёта и преследования?…

Мудрено ли, наконец, что тогда как уже в сочинениях Гизо, Минье и Луи Блана можно прочитать то же самое, что мы и сегодня знаем о сущности и возникновении социальных явлений, и что в самой Германии Лоренц фон-Штейн, гораздо раньше Мардохея Маркса дал полную картину борьбы общественных классов, у одного Маркса эта проблема превратилась в террор пролетарского деспотизма под главенством всемирного кагала, разумеется?

Социальные теории идут, несомненно, из Франции, но как арийцы, французы наравне с древними греками исповедуют вечность мыслящего принципа, т. е. бессмертие души. Ничего подобного мы не видим у евреев, для которых удовлетворение только животных потребностей — единственная форма счастья, ими познаваемая.

Вот почему, тогда как те же французы на первый план выдвигали самодеятельность и развитие личности, а разуму поклонялись, — Мардохей Маркс и его лукавые последователи задумали, наоборот, превратить мир Божий в тупоумную фабрику, а человечество — в арестантские роты, всякое соревнование запрещать, а разуму или таланту, даже здравому смыслу, не давать хода.

Но если человек не имеет права хотя бы на трудолюбие, а дитя не должно знать своего отца, и если все мы только голодные волки, которых будут кормить, но и держать на цепи по приказу еврея Маркса, тогда спрашивается, о какой же нравственности в социализме может быть речь?

Рассматривая историю человечества, единственно как борьбу классов из-за власти, т. е. в сущности из-за порабощения одних людей другими, помянутый сын Иуды, как сам, так и в лице своего зятя, такого же еврея — Энгельса et consortes, а затем и в стаде неомарксистов, очевидно, лишён тени надежды подыскать какой бы то ни было суррогат.

Хотя, в тумане долгих веков, евреям удавалось подделывать многое, тем не менее позволительно думать, что месть и ненависть им не удастся превратить в милосердие и любовь.

“Иудейский культ нелеп и мрачен!” — заметил ещё Тацит. А что же может быть бессмысленнее и циничнее марксизма? “Мы хотим, — должны бы сознаться его адепты, — немногого: несчастных сделать счастливыми, а счастливых — несчастными!…”

Пусть всё расшаталось, как утверждают социалисты; пусть хозяйство, наука, искусство, нравы, религия, одним словом, все наши понятия пребывают в состоянии брожения; пусть на свете не будет ничего прочного, но люди всё таки не подчинятся диктатуре пролетариата. Если бы даже, как говорит Кабэт, что, впрочем ещё отнюдь не доказано,

— никогда, однако, не наступит того, что воображал Фурье, представляя в новом строю жизни землю населённую какими-то “услужливыми анти-львами”, солёную воду океана, превратившуюся в сладкий лимонад, а людей — ростом в три метра…

X. Среди описанных условий, вполне естественно, не евреи растворились в современных народах, а, наоборот, эти народы растворяются в еврействе. Предполагая натурализовать сынов Иуды, французы в действительности допустили кагал к иудаизации закона, народного образования и нравов своей родины через подмен личным интересом чувства правды, а ценностью денег — человеческого достоинства.

На наших глазах космополитическое еврейство превратило газеты в могущественную артиллерию, специально приспособленную к разрушению всех препятствий, до сих пор задерживавших конечный успех кагального завоевания. Пресса в руках евреев стала неодолимым средством применения ко всем классам общества растлевающих начал иудаизма. Подделываясь ко всяким политическим настроениям и к любым оттенкам общественного мнения, вероломная тактика евреев создаёт им клевретов и обманутых во всех слоях, ассоциациях и странах.

При циническом содействии своих наглых лакеев пера, безразлично торгующих и правдой, и ложью, еврейство поддерживает или обуздывает газеты всевозможных направлений, подделывает и перекраивает общественное мнение с навыком стратега. Через газеты талмудизм изловчился проникать во всякие общественные течения, во всевозможные классы и партии.

Своей универсальной пропагандой озлобленное еврейство нагнетает свой дух во все члены социального организма. Здесь еврей гримирует себя в белый цвет, там — в голубой, ещё дальше — в розовый, и, наконец, для обольщения толпы становится красным. Высмеиваемый читатель видит там искренность и дружелюбие, где, в действительности, копошатся все те же иудейские скорпионы.

Грязное, но захватывающее влияние этого рода тем более опасно и гибельно, что оно скрывает своё имя и ползает во тьме далеко за кулисами. Раздувая национальную ненависть и пороки, бесстыдство и корысть, сокрушая сегодня то, что созидал вчера, еврей-талмудист торгует совестью, как скотом на ярмарке.

Усиливая свою артиллерию против последних убежищ социального порядка и христианской цивилизации, иудеи по самому существу своему и талмудическому воспитанию являются непримиримыми врагами арийской расы, агентами её распадения и смерти. Без сомнения, цивилизация сверкает на их одежде, в их домашней обстановке или же в их игорных домах, но исключительно там.

Евреям неведома цивилизация души, а в особенности, цивилизация сердца. Они хвастаются своим реализмом. Но разве реализм должен заключаться в том, чтобы гасить в душе пламя идеала, насиловать стыдливость совести, измочаливать сердце человеческое?!…

Corrumpere et corrumpi secuium vocatur. Действуя, таким образом, в неразрывном союзе с масонством, всемирный кагал успел растворить Францию в Иерусалиме и сделался политической силой единственно для того, чтобы захватить власть.

Подкрадываясь во мраке, эта власть уже, например, такова, что из 169 домов, принадлежащих Ротшильдам в Париже, ни один не был тронут коммуной, министерство же финансов, в уничтожении которого те же Ротшильды были прямо заинтересованы, было именно коммуной сожжено. Параллельно с этим, по приказу одного из её главарей, жида Мейера, “сознательные пролетарии” в 1870 году свалили Вандомскую колонну — славу и гордость Франции, которой не тронули даже немцы!…

Преследуя единственную цель, иудаизм в России захватил и развратил нашу печать — как столичную, так и провинциальную. Раньше, чем специализироваться на “революционных шимозах” и бомбах, снаряжённых кизель-гур-динамитом, еврейство превратило “русские” газеты в разрывные бомбы на погибель России. Одержимое похотью власти, всемирно-кагальное сообщество старалось прежде всего запятнать и уничтожить русский патриотизм. Это тем более возмутительно, что ничего общего не имеет даже с пропагандой иудейского равноправия.

XI.

Превосходно сознавая незаслуженность своего “равноправия” и приходя в ужас от перспективы реакции, сыны Иуды должны всячески стараться предупредить эту опасность. Вот почему “умное” еврейство норовит двинуть гоев, и как можно дальше, по пути революции и демократии. Понятно далее, что, не успев, как следовало, заявить о себе в дни террора во Франции, евреи попытались перевернуть Европу вверх дном в 1848 году. Тогда же на шахматную доску политических партий впервые прорвался и социализм. Как продукт злобы и мщения, он не замедлил отметить своё адское участие разнузданием невероятных мерзостей.

Как и следовало ожидать, главная роль здесь, бесспорно, принадлежала евреям, но, как столь же известно, они не ограничились ею.

Устремляясь по предначертанной дороге, “избранный народ” не мог, конечно, позабыть, что его основные массы пребывают в России. Вот почему, развиваясь, организуясь и дисциплинируясь уже на наших глазах, сюда преимущественно направились атеистические и революционные замыслы кагального масонства. Результаты известны.

Ясно, что для борьбы с таким врагом необходим мудрый генеральный штаб и львиное сердце. Увы, до сих пор не достаёт именно таких людей. Кагал же всё размножает препятствия и строит всё новые баррикады на пути трепетно ожидаемых им гоевских боевых фаланг. Обозвав патриотов во Франции “националистами”, а у нас — “черносотенниками”, еврейство столь же предерзостно именует будущих против себя вождей “антисемитами”.

Действительно, было время, когда робкий лепет антисемитизма встречался с пренебрежением и чуть не попал в репертуар Оффенбаха. Изобретя, как они полагают, в социал-демократии смертоносное для гоев и универсальное средство для себя, а затем рассчитывая, повидимому, на свои собственные и масонские таланты для ниспровержения и самого социализма, буде он дерзнёт их коснуться, евреи, с другой стороны, пытались осмеивать антисемитов.

Их учение, как “социализм дураков”, способно де привести лишь к преуспеванию еврейства, вновь сковывая его силы перед новым врагом и способствуя дальнейшему расселению сынов Иуды, например, но материку Америки, равно как и по лицу всего земного шара. Сейчас, однако, и в самой Франции евреям совсем не до опереток…

Прелесть французского языка, грозная сила логики, бесконечные ряды поразительных фактов; горделивый полёт мысли, сверкающей как молния; трогательная скорбь об изгнании философа ростовщиком и о замене произведений французского гения жидовской печатью, то есть, смердящим омутом колоссальных плутен и лупанарных прибауток; суровая и мучительная ирония, разражающаяся громовым негодованием; презрительная, сверлящая насквозь, в болото засасывающая врага, диалектика и безысходная печаль о судьбах своей прекрасной родины — таковы основные черты французских исследований о евреях и масонах в наши дни.

Проделав “конституцию со взломом”, иудейство врывается и к нам, русским, через эту самую дверь. “Равноправность” же, по его мнению, состоит в том, что евреи должны иметь доступ во все профессии и учреждения, во все организации и общественные слои, но иудейская организация остаётся закрытой для неиудеев.

В этом смысле, разумеется, только и возможно понимать заявление, сделанное 29 августа 1899 г. “профессором” из Киева Ицкой Мандельштамом на сионистском конгрессе в Базеле: “Со всей энергией отвергают иудеи слияние с другими народами и твёрдо держатся своей исторической задачи”, — владычествовать над миром, конечно.

XII. Знает еврейство как быть! Везде и повсюду еврей только “parvenu”, но самое искусство “parvenir” он произошёл давно и досконально. Обнищав, высшая аристократия, увы, не прочь иной раз “позолотить” свои гербы.

И вот мы видим картинку: на ариер-сцене, в освещённых a giorno залах, под несколько оркестров музыки и между шпалерами титулованных еврейских лакеев несутся пары свадебного бала; на аван-сцене — роскошный альков; здесь на шёлковом диване, сидит тщедушный и мизерный еврей с лицом орангутанга и головой “редька хвостом вверх”.

Забавная гордыня отнюдь не мешает иметь вид только что выпоротого щенка. “C'est le pere de la princesse!” — гласит, однако, заметка под картинкой… Да, это папаша княгини!… Ещё один князь успел “позолотить” свой герб…

Такого рода мероприятия кагала уже, без сомнения, хороши, но, к сожалению, в них замечается крупный недостаток: они стоят денег!… Между тем, это тяжкий грех и срам для еврейства, ибо по талмуду заповедано вести гешефты так, чтобы это ничего не стоило “избранному народу”. Вот почему у кагала имеется другой, несравненно более практический рецепт. Старейшины “многострадальной синагоги” поучают:

Увы, об этом, кажется, кричат даже воробьи на крышах…

А что отсюда проистекает, мы в общих, по крайней мере, чертах увидим, когда перейдём к исследованию трёх важнейших щупальцев, которыми Агасфер, как чудовищный спрут, охватил шар земной, и наименование которых — жид биржевой, жид газетный и жид политический, достаточно говорят сами за себя.

XIII. Теперь о масонах с их лютой, крайней, террористической фракцией — иллюминатством. Возьмём, хотя бы, книгу Тальмейра “Франкмасонство и французская революция”, объяснившего нам событие 21 января 1793 года, “когда среди огромной военной силы, в городе, с 80 тысячами постоянных жителей, причём не было и двух тысяч, желавших смерти короля, Людовику XVI всё-таки отрубили голову, как уже более тридцати лет перед тем проделывали в ложах над куклой Филиппа Красивого”.

В названном исследовании приведён ряд документов, относящихся к иллюминатству. Берём одну из инструкций членам Общества и находим такое учение:

Рекомендуется делать модными идеи иллюминатов, дабы молодые авторы распространяли их в народе и, таким образом, служили иллюминизму даже неведомо для себя; адептом иллюминизма — создавать карьеру и имя, а несогласных подчиняться — губить.

“Клуб пропаганды” имел целью “не только укрепить революцию в самой Франции, но устраивать её и у всех других народов Европы, т. е. свергнуть все существующие правительства”.

Средства клуба обращались на расходы миссионеров-апостолов и на печатание зажигательных брошюр. 23 марта 1799 года, в кассе было 1,5 миллиона франков: 400 тысяч дал герцог Орлеанский. “Давите всех, кого вам не удастся убедить! Искра может долго тлеть под пеплом, но придёт день пожара!”

Таковы лозунги масонов-иллюминатов, осуществлявшиеся ими безгранично во времена террора.

В другой брошюре Тальмейра, озаглавленной: “Как подделывается общественное мнение?” (“Comment on fabrique l'opinion?” Paris, 1905), перед нами опять изображаются масонские махинации и шулерства, и в политике, и в науке, и в религии. “Amenez vos dupes au degre de cuisson voulu” — “доводите своих простофилей до желаемой степени разваренности” — таковы наставления, даваемые свыше масонским агентам. Отношение же масонства к социализму прямо определяется словами одного из руководителей:

Далее читаем:

Укажем ещё на одно сочинение о масонах, вышедшее тоже в Париже в 1906 году, — Bidegain, “Masques et Visages Maconniques”.

Вот что говорит автор, сам раньше принадлежавший к масонству.

Эта справка о евреях и масонах должна бы, кажется, проливать значительный свет и на русское “освободительное движение” с его социалистической окраской. Нужно сокрушить политическое могущество России; разорить её экономически; опустошить народную душу, отняв у русского человека и веру, и царя, и национальность…

Увы, между русскими же людьми находятся глупцы и изменники для осуществления этих планов!…

XIV. Как же дерзают евреи, хотя бы на “освободительных” митингах, науськивать рабочего на предпринимателя, а мужика на помещика и в то же время умалчивать о себе самих, как сознательных и убеждённых в своей “правоте” эксплуататорах всякого имущества и любого труда?!…

Независимо от собственного вероломства и наглости, иудаизм выручается из столь, казалось бы, невылазного положения сподвижниками и союзниками своими: социал-демократией и масонством. Как успело еврейство обмануть и их или какими “промессами” увлекло их на свою сторону, равно как долго будет сие продолжаться — вопросы трудные и многосложные, над которыми, к сожалению, мы не имеем возможности останавливаться. Им должен быть посвящён особый труд.

Таким образом, нам приходится принимать данное сотрудничество лишь как нелепый, хотя и несомненный факт. Но ведь истина подчас имеет право быть невероятной!…

Разве не путём такого же непостижимого обмана добившись республики, например, во Франции, евреи под видом свободы захватили власть и в дерзкую насмешку над презренными в их глазах “идолопоклонниками” подняли тяжкое гонение на церковь Христову?

При содействии вооружённых команд из тех же “гоев” и невзирая на сопротивление верующих, там сегодня унизительным способом производятся описи церковных имуществ, чего никакое правительство нигде и ни в одной синагоге не делало никогда, да чего и сами евреи, разумеется, не допустили бы ни за что и ни при каких условиях…

Но этого мало. Цель описи — передать церковную собственность в распоряжение сельских и городских общин, а от них через арендные договоры — перевести в руки иудейско-масонских лож.

Естественно возникает предположение, что сыны Иуды являются авторами самого масонства. Иудаизация его генезиса, ожидовление терминологии и ритуала, приёмов и задач, как общества “строителей храма Соломонова”, параллелизм талмудической каббалистической демонологии с чернокнижием масонов, международность характера и гордыня конечной цели, наравне с распутством, жестокосердием, тиранической дисциплиной и возведением предательства в идеал как основными чертами масонства всё это невольно наводит на мысль о евреях.

В своей энциклике “Humammi genus” 20 апреля 1884 года против франк-масонства папа Лев XIII справедливо говорит: “Жить среди притворства и окружать себя мраком; приковывать к себе узкими путами и без предупреждения заранее, к чему собственно они обязывают людей, приведённых в состояние рабства; направлять эти безответные орудия чужой воли на всякого рода посягательства; наконец, вооружать на смертоубийство такие руки, при участии которых обеспечивается безнаказанность преступления — таковы чудовищные замыслы, осуждаемые самой природой.”

Странствуя всегда и повсюду, отличаясь пронырливостью и беспринципностью, представляя собой лучшую в мире тайную полицию и будучи заинтересоваными в успехе революции, которая им готовит равноправие, евреи, по мнению Вейсгаупта, должны были стать незаменимыми союзниками в замысле превратить французское королевство в республику, а благоволившего тем же еврееям короля — казнить на эшафоте.

Теперь уже ни для кого не тайна, какова была роль масонства и их сподвижников во Французской Революции. Гарра, Бриссо, Байли, Камилл-Дюмулен, Кондорсэ, Дантон, Шанфор, Мирабо, Барнав, Ларошфуко, Монталамбер, Гильотэн, Марат, Робеспьер и многие другие были масонами.

Своекорыстными же шпионами, пособниками и “содержателями” масонства в период Революции являлись из тьмы “избранного народа”.

Если из презренного состояния, где они пребывали веками, евреев нельзя было сразу выдвинуть в первые ряды жрецов гильотины, то сами сыны Иуды отнюдь не зевали. Подрывая государственный кредит Франции, “блистательно” играя на бирже и наживаясь от подрядов всякого рода грабежом “большой скорости” (см. Исайи, VIII, I) [71], они постепенно перешли в роль факторов и кредиторов государств.

Затем на свободе шаг за шагом они исподволь подготовили нынешнюю революцию в России, на пути которой, без всякого сомнения, являлись запевалами и даже коноводами, впрочем, до первой встречи с несколькими казаками, либо, пожалуй, с не менее отвратительными для кагала “погромщиками”… Не такова ли, впрочем, под той либо иной маской “благодеяния” была вся история еврейства, начиная с обкрадывания египтян и свирепых разбоев в земле Ханаанской?!…

Заветная их надежда триумф, подобный одержанному Моисеем над хананеями и способный повести их уже через разграбление всего человечества к возврату Иерусалима, предварительно восстановленного гоями в древнем блеске. Таковы замыслы, выражающие дух истолкования пророков раввинами. Таковы идеи, преемственно передаваемые и талмудом врезываемые в сознание этого “освободительного” народа.

“Мессия, — поясняет учёный еврей Драх, — должен быть великим завоевателем, который все народы мира обратит в еврейских рабов, сами же евреи вернутся в Святую Землю как триумфаторы, обременённые богатствами, отнятыми у неверных”.

XV. Установив изложенное, нельзя для полноты картины умолчать и о том, что наравне с иудаизмом, масоны впадают в каббалистику цифр, букв и слов. В этом ещё раз наблюдается отражение того всемирно-исторического факта, что не бывает нового под луной и что жизнь человеческих обществ движется только путём видоизменения пережитков. Отсюда явствует, что и само масонство не есть что-либо вновь изобретённое.

Обоготворение полового инстинкта под видом созидающего и воспринимающего начал вселенной; оскотинивание человеческих масс под предлогом возвеличивания “посвящённых” над невеждами; тирания сокровенных владык и варварство деспотизма самих тайных сообществ, яко бы во имя свободы; наконец, подлость и зверство преступлений, неизменно отмечают своё шествие на пути веков оскорблениями человеческой природы, равно как всех присущих ей упований на высокое и прекрасное.

На низших ступенях масонства проповедуют поклонение “Великому Строителю Вселенной”, а на высших ступенях совершается уже прямое служение Сатане. Избранным же масонам дозволяется даже лицезреть его, воздавая поклонение, как уже сказано, Бафомету либо самому Люциферу. Обоготворение дьявольской силы, по учению масонов, обусловливают тем, что лишь она одна благожелательна людям, хочет их видеть счастливыми и стремится просветить истинным познанием добра и зла. Бог же в глазах масонов есть враг рода человеческого.

Поклоняясь Сатане, масоны делают рукой знак, тень которого даёт на стене изображение дьявольской головы. С другой стороны, в экстазе поклонения масоны грозят по направлению к небу обнажённым кинжалом, восклицая: “Пекам Адонаи!” что по-еврейски значит “Месть Богу!”

По толкованию масонов, Каин — сын дьявола и Евы, а Хирам, строитель Соломонова храма, — потомок Каина. Отсюда почитание ими финикийского царя Хирама.

Если золотой телец как точное олицетворение дьявола является божеством, то неизбежны и логические из этого постулаты: систематизированный обман и донос, предательство до государственной измены включительно, а в апофеозе политические убийства, начиная, разумеется, с правителей государств. Все эти злодеяния не только не являются в масонстве предметом запрета, а напротив — угодны Сатане, ибо он прямой отец лжи и человекоубийца. Наиболее из всех иудаизированным представляется, конечно, масонский полк Мизраим, но, как ни мал он сравнительно с мировой организацией масонов, дух его присущ всем прочим полкам, сектам и орденам “Строителей Храма”…

XVI. Следующие факты представляются не менее знаменательными:

Ещё за несколько лет до Революции, Ложи Парижа и всей Франции были обращены в иллюминизм — через посредство Ложи “Соединённых Друзей”, находившейся на улице Сурильера и председательствуемой неким Савалетом де Ланж (Savalette de Lange) Этот последний заслуживает более подробного упоминания, как исключительно выдающийся среди тех предателей, окруживших Людовика XVI, благодаря которым, быть может, Революция, вместо преходящего кризиса обратилась в государственный переворот и закончилась казнью короля.

Этот Савалет де Ланж состоял хранителем королевской казны (garde du Tresor royal), но впоследствии, когда настал известный момент, внезапно оказался террористом. Вот что пишет о нём Баррюель (“Memoires”, t. V, chap. XI):

Среди событий Французской Революции существует один факт, возбуждающий всеобщее изумление, непонятный историкам, от которого Наполеон, уже будучи на острове Св. Елены, всё ещё не мог придти в себя, а именно: что побудило Людовика XVI, почти уверенного в победе, послать в самый разгар борьбы из Собрания (Assemblee) швейцарам, твёрдо защищавшим Тюильри, приказ “положить оружие и вернуться в казармы”? Если бы этот приказ не был отдан, из “Французской Революции” не вышло бы ничего, кроме одного из тех кризисов, какие уже не раз переживали монархия.

Нам говорят, что этот приказ, хотя и написанный не рукой короля, но им подписанный, хранится в музее Корнавале (Cornavalet). Вот его подлинный текст: “Король приказывает швейцарам положить оружие и возвратиться в свои казармы”. Подпись “Людовик”.

Тем не менее, всё ещё остаётся сомнение, чтобы Людовик XVI, несмотря на свою, всем известную бесхарактерность, действительно в разгар борьбы отдал приказ, несомненно погубивший его и приведший в изумление швейцарские войска, которые отнюдь не хотели верить, что подобный приказ исходит от короля.

Депутат Шудиё (Choudieu), впоследствии член Конвента, сам вотировавший смерть короля, торжественно заявил, однако, в своих мемуарах, недавно опубликованных, что, находясь всё время неотлучно вблизи короля, он уверен, что король не передавал такого приказа, что никто за это время даже не приближался к нему, что он не был расположен сдаваться, а, наоборот, со шпагой в руке сам готов был принять участие в борьбе.

Приказ же подписанный королём, на который ссылаются, был дан лишь по окончании борьбы остаткам уцелевших швейцарцев. Но кто же в таком случае совершил подлог? Кто отдал именем короля в самый роковой момент приказ, погубивший монархию?

На этот вопрос может быть только один ответ: Савалет де Ланж не был единственным предателем среди гнусных людей, окружавших короля и королеву. Между ними были и Неккер — министр финансов, и его жена, и многие другие.

Условия, при которых произнесён был смертный приговор над Людовиком XVI, представляется не менее подозрительным. Нельзя не признать, что даже существование подтасовки фактов уже вполне очевидно.

Согласно некоторым свидетельствам, смерть Людовика XVI была решена задолго, ещё в 1782 и 1785 годах на всемирном конгрессе масонов, созданном Вейсгаунтом в Вильгельмсбаде, и на собрании масонов же, прошедшем раньше во Франкфурте на Майне. Важные решения были приняты на этих собраниях, а некоторые из участников были так поражены всем происходившим, что навсегда покинули Ложи.

Далее, те члены Лож, на скромность которых не рассчитывали, были вскоре умерщвлены какой-то таинственной рукой. Граф де-Вириё (Virieu) после участия ещё на конгрессе 1781 г. в качестве делегата от французских масонов решается оставить масонство и говорит барону де-Жильо:

Во всяком случае, согласно новейшим, серьёзным изысканиям, посвящённым этому вопросу, но доныне, увы, слишком мало распространённым, можно вопреки тому, чему нас всегда учили, с уверенностью сказать, что в своём законном составе Конвент никогда не приговаривал к смерти Людовика XVI.

Король французский в действительности был осуждён на казнь во Франкфурте-на-Майне.

XVII. Запомним, сверх этого, что наряду с изобилующими в масонстве протестанскими пасторами, здесь мы не видим раввинов; что евреи держатся особо даже в масонских ложах, и что помимо того, еврейство завело отдельные, исключительно для себя, нередко секретные ложи (во Франкфурте-на-Майне, в Лейпциге, в Берлине, в Гамбурге); там же пребывает и нарочито жидовский патриарх “масонов-евреев”, оттуда крайне потаёнными путями “избранный народ” управляет масонством вообще — в целях революционирования и республиканирования остальных народов ради еврейских интересов.

Не чужда, в свою очередь, масонству и еврейская дерзость противоречий. Известно, что мартинизм (так именуемый по имени еврея Сен-Мартена) в действительности основан учителем этого “Мартена”, евреем Мартинецем Пасквалисом (Пасхалисом), а затем был вдохновляем евреем Калиостро. Пропагандируя возврат яко бы к патриархальному быту, или, как он ласково выражается, к законам природы, т. е. в сущности, — к свободной любви и отрицанию требований культурного общежития, мартинизм ради освобождения личности исключает всякую власть, патриотизм и семью.

Согласно с этим, он принимал чрезвычайное участие в самом замысле о революции во Франции, а затем, естественно, разыграл, как и следовало ожидать, кровавую роль в дни террора. Тесно связанный с иллюминатами и масонами, мартинизм, Dei gratia, ведёт себя от фанатических каббалистов — Розенкрейцеров, а через них и от Тамплиеров.

Только памятуя об этом, возможно себе представить, каковы, на самом деле, христиане-мартинисты, наполовину гностики, а на половину каббалисты.

Тем не менее, официальный орган всего мартинизма “L'Initiation” в августе 1899 года напечатал речь одного из своих коноводов, произнесённую при открытии новой ложи, где, между прочим, значится:

Небезызвестно, однако, что именно тайное общество “Гунга” выделяет шайки “Больших Кулаков” в том же самом Китае.

XVIII. Изгнанные в XIII столетии, сыны Иуды были вновь призваны в Англию Кромвелем, как, по данным истории, необходимо думать, на помощь для сокрушения устоев монархии и католицизма. При Кромвеле же, еврей Элиас Ашмоль участвовал в написании Бэконом Веруламским “Новой Атлантиды”, произведения, которое в масонстве играет роль пресловутого поучения Игнатия Ллойолы для иезуитов — “Monita secreta”.

Можно допустить, с другой стороны, что Элиас Ашмоль внёс в “Атлантиду” весь тот дух изощрённого, концентрированного талмудизма, какой заключается в великом “Аруххе”, труде рабби Натана, ученика рабби Иехиэля, римского еврея, в свою очередь учившегося у знаменитого Моисея Проповедника — первого раввина синагоги в Риме XI века.

С неподражаемой точностью разъясняет “Арухх” трудные для понимания термины и тексты в обеих Гемарах — иерусалимском и вавилонском. Согласно с этим уже в 1717 году обосновалась в Лондоне по иудейскому же камертону “ложа-праматерь”, т. е. прародительница остальных масонских лож на обоих полушариях.

Масонство служит Великобритании.

Каково же его отношение к сокровенным обществам прежних времён: Розенкрейцерам, Тамплиерам, Измаэлитам, к таинствам Элевзипа, Самофракии, древнего Египта, Индии либо Соломонова храма, это пока для нас безразлично.

Масонство есть тайное сообщество, которое скрывает не своё бытие, а цели, что гораздо умнее. По его утверждению, оно лишь “упражняется в добродетели” тогда так в действительности его основная задача — разрушение тронов и алтарей. Руководящие средства — разложение государственных и социальных устоев, внутренней и внешней обороны других народов.

Для этого, между прочим, масоны наравне с евреями стремятся, как уже было нами отмечено выше, проникать в государственную полицию, а также в другие высшие правительственные учреждения обыгрываемых Англией держав.

Образуя изменнические гарнизоны в заражаемых им странах, масонство питается за их, конечно, счёт. Предоставляя своему “пушечному мясу” мистические аллегории и волшебство ритуала, блеск церемоний и напыщенность титулов, хранение пустопорожних тайн, и бутафорскую иллюзию величия, вообще всякую мишуру, действительные повелители масонов и их ближайшие сподвижники остаются неведомыми, а потому всецело недосягаемыми.

Будучи “Обществом взаимного продвигания” — “Societe d'avancement mutuel”, масонство держится того правила, что “следует протягивать руку, а не подавать её”, иначе говоря, стремиться вверх, а не вниз.

Являясь союзом кругового, т. е. за порукой всех своих членов, страхования целого ордена от невзгод социальной революции, оно само равным образом принимает на страх служебные и общественные положения, равно как финансовые и промышленные предприятия отдельных членов ордена в охрану от враждебных действий либо влияния в скользкой сфере политики.

Наконец, оно же представляется усовершенствованным механизмом для производства государственных и муниципальных выборов, равно как для подтасовки прессы в целях рекламы, шантажа и бунта.

Принимая людей, каковые они есть, а затем уже их стравливая, но дрессируя лишь весьма талантливых, масонство стремится к захвату государственной власти и, для увенчания своих замыслов — к дирижированию международными концертами.

Нравственность и религия не имеют значения в его положительной программе.

Всякая религия, а особенно воинствующий католицизм, преследуется масонами беспощадно, как последний оплот, на котором ещё зиждутся разлагаемые анархией устои независимости современных народов.

Наоборот, полным иммунитетом и совершенной неприкосновенностью пользуется иудаизм. Ни прямо, ни косвенно масонство никогда не дерзнёт посягнуть на него!… Оценить грозный смысл этого факта, независимо от всего изложенного выше, можно только ознакомившись с классической работой, быть может, наилучшего среди христиан знатока талмуда — Иоанна-Христофора Вагензейля: “Tela ignca satanae, hoc est arcani et horribiles Judaeonmi adversus Christum Deum, et christianam religionem, libri”. — Additae sunt latinae interpre-tationes ct duplex refutatio. — Altorfi Noricorum. 1681.

Предметами названного опровержения служат два наиболее гнусных раввинских пасквиля. Один XV века, “Nitzahhon”, который угнетённые евреи называют “противоядием Евангелию”. Другой — “Tholedot-Jeschu”, сохраняемый, однако, сынами Иуды и доныне лишь в рукописях. В ночь под Рождество Христово раввины не читают талмуда, опасаясь, как бы, в виду его неизречённой святости, благодатью, из чтения проистекающею, не воспользовался и Основатель христианства… В своём издании с латинским переводом, Вагензейль так характеризует “Более нечестивой и отвратительной книги, с тех пор как существует род человеческий, написано не было”.

Сознательность же и злостная предумышленность иудейской вины, столь ужасающими нечистотами запятнанной, усугубляется бешенством негодования самих евреев в талмуде (тр. Гиттин, 56 б.) перед следующим помещённым здесь рассказом: “Богохульствуя над Всевышним, что сделал Тит? Он взял за руки публичную женщину и вошёл с ней в Святая Святых, разложил её на свитке закона Моисеева и учинил грех!…”

XIX. Ни мало не скрывая своей ненависти, засвидетельствованной указаниями Вагензейля, равно как текстами талмуда и каббалы, иудаизм обусловливает своё торжество именно разрушением христианства. Стремиться к этой цели кагалу, по его мнению, необходимо, как в силу той ненависти, которую они питают к христианству, так и в виду факта, что религия Христа есть коренное основание цивилизованных обществ.

Точно сообразуясь с этим, Мардохей Маркс в своём “Капитале” исключил саму идею нравственности и как правоверный еврей пытался объяснить ход всемирной истории одними экономическими, т. е. животными интересами.

Двигаясь по той же дороге, учрежденная в С. Америке евреем Исааком Лонгом, но реформированная Альбертом Пайком главенствующая секта масонов, хотя и стала именоваться “Новым Преобразованным Палладизмом” (Palladisinann Novum Reformatum), тем не менее, в действительности поклоняется не Палладе, а Люциферу.

Ему непосредственно подчинены три верховных дьявола: мужского пола — Баал-Зебуб или Бафомет, Астарот и Молох, а также верховная ведьма Астартэ, жена Астарота. Как мы уже знаем, она в древности была богиней и почиталась на всём пространстве Передней Азии под разными именами: Ашеры — у евреев, Деркето — у филистимлян, Астарты у финикиан, Дидоны — в Карфагене, Истар в Ассирии и Мелиты в Вавилоне, где ей были посвящены голуби, как эмблема сладострастия, и рыбы, как эмблема размножения, служение этой богине (Бона Dca или Dea Syria — римских писателей) совершалось путём ритуальной проституции (Геродот, Плутарх, Макробий, Страбон, Виргилий, Тит Ливии, Аман Марцелин и многие другие).

Среди придворных Люцифера первыми чинами значатся: Дагон-великий хлебодар и Бегемот — великий виночерпий; демон же Сюхор-Бенот состоит главнокомандующим над дьяволицами, ведьмами и чертовками.

Затем в преисподней считается 6.666 легионов, а в каждом из них по 6.666 демонов мужского и женского пола. Каждый легион имеет своего командира, все легионы вместе образуют 72 дивизии под командой чертей или чертовок высшего ранга. Таким образом, общее количество демонов обоих полов 44.435.556. С другой стороны, высшая иерархия Люцифера, как сказано, заключает четырёх демонов первого ранга и 72 начальника дивизий, т. е. 76 персон; прибавляя сюда и самого Люцифера, получаем 77, иначе говоря, произведение двух каббалистических цифр — 7 на 11. Конечный же итог всех вообще подземных духов будет, следовательно, 44.435.633.

У палладистов имеется особый, написанный по-итальянски в 50 строфах Иосией Кардуччи, художественный гимн Люциферу.

Второстепенное же масонство поклоняется сатане (Бафомету) в образе тельца с получеловеческим лицом и женской грудью. Он подобен тому золотому тельцу, которого поставил Аарон в пустыне и воздвигал Иеровоам в Вефиле и в Дане (3 кн. Царств, XII, 28—30).

“Святейший престол Верховного Патриарха всемирного масонства”, фактически утверждённый в городе Чарльстоуне в С.-А. Штатах, обладает целой иерархией по всему земному шару и делит его также на 77 триангуляционных провинций. Юг России с Кавказом входят в состав 62-й, Екатеринославской провинции, а запад России, с польско-иудейским населением, — в состав 46-й, Берлинской провинции.

Верховный Патриарх в Чарльстоуне есть догматический глава всемирного масонства. До самой своей смерти, недавно последовавшей, таким главой являлся генерал Альберт Пайк. При Верховном Патриархе состоит “Святейший Великий Совет заслуженных масонов”, куда евреев, кажется, не допускали за время жизни Пайка.

Непосредственно подчинённой такой Верховной Догматической Директории масонства представляется Верховная Исполнительная Директория, пребывающая в Риме под председательством “Верховного Главы Деяний Политических”, каковыми, после кончины известного атамана карбонариев Мадзини, сделал наказанный во Франции по суду за мошенничество, еврей Адриано Лемми, а преемником его состоит ныне, по крайней мере столь же почтенный еврей, — Натан.

Уже при Альберте Пайке вторую скрипку в Палладизме представлял Лемми, а когда Пайк скончался, то и самый престол Святейшего Патриарха, захваченный тем же Лемми, был перенесён в Рим, где за смертью Лемми его занимает теперь Натан, римский городской голова и гроссмейстер итальянского масонства. Кагал это устроил, без всякого сомнения, с целью доставить “особое удовольствие” папе римскому же…

Нисходя в порядке иерархии, мы в Берлине встречаем Верховную Административную Директорию. Её образуют только два члена:

а) “верховный делегат у финансов”, бывший приказчик Ротшильдов и соучастник Бисмарка по беспроигрышным, весьма солидным биржевым гешефтам за счёт французских контрибуций, в свою очередь, разумеется, еврей — Блейхредер, и

б) “верховный делегат пропаганды” — Фендель (в Лейпциге); он напечатал сочинение о масонах (есть в переводе и на русский язык) с расчётом на невежество большинства читателей и с намерением уверить в том, что это сообщество преследует “одни просветительные и человеколюбивые цели”.

Такой умысел тем более похвален, что одни из еврейских главарей масонства открыто заявил: “Мы производим могущественное влияние на современные политические движения и па самый прогресс цивилизации, направляя их к республиканированию народов”.

Подчиняясь названным трём Верховным Директориям, действуют от имени всемирного масонства четыре Великих Центральных Директории: для С. Америки — в Вашингтоне, для Ю. Америки в Монтевидо, для Европы — в Неаполе, наконец, для Азии и Океании — в Калькутте. Сверх того, имеется Вице-Директория для Африки на острове С. Маврикия, в Порт-Луи; наравне с Центральными Директориями, она сносится с Верховной Догматической Директорией непосредственно.

Направляемое означенными Директориями, масонство распадается на многие толки и секты. Назовём важнейшие:

Ассоциация Масонов-Ветеранов (Чарльстоун); Лессинг-бунд (Лейпциг); Восточный орден Мемфис и Мизраима (Неаполь); орден рыцарей Храма — секция американская (Филадельфия); тот же орден — английская секция (Лондон); орден Защитников Всемирного Масонства (Париж); орден Друидов (Берлин); орден Мопсов Совершенного Молчания (Берлин), орден, вдобавок, женский; до последнего времени, верховной его гроссмейстериной была Доротея Шульц; орден Рыцарей (мужчин и женщин) Долга; орден Св. Иоанна и Св. Андрея; орден Изиды и Озириса (Мехико); орден Моавитян (Солт-Лэйк-Сити, город солёного Озера в С. — А. Штатах); орден “Old Fellows” или “Старых Парней” (Гамильтон, Канада).

Таким образом, Верховному Догматическому Главе достаточно послать пять эмиссаров: в Вашингтон, Монтевидео, Неаполь, Калькутту и Порт-Луи, чтобы двинуть масонство обоих полушарий на достижение того или иного результата.

Исполнение же в масонстве сурово.

XX. Повидимому, и сказанным международная потаённая сила, готовая всё сокрушить на своём пути, достаточно устанавливается. Тем не менее, это далеко не всё.

В 1860 году новоявленный пророк Пай успел потрясти целую Персию. Его последователи, бабисты, образуют тайное общество, являющееся новым изданием прежних сект: Бабека, Хармака и других. Между прочим, бабисты сродны с сектой убийц Старца Горы, возникшей из гусситских войн в Богемии. Как и у этого последнего, равно как среди наших “свободомыслящих” революционеров, вероломство и бесчеловечие злодеяний признаются лучшими путями к господству.

Под кинжалом одного из бабистов умер и отец нынешнего персидского шаха.

Французские нео-мартинисты, да и не одни они, конечно, находятся в прямых сношениях с бабистами.

Индо-Китай, в свою очередь, кишит тайными обществами, в большинстве приуроченными к свирепым “Большим Кулакам” собственною Китая. Припомним, на ряду с изложенным, хотя бы роль “Чёрных Флагов” среди английских и японских интриг против Франции.

То же самое мы видим к Гонконге, Сингапуре, Макао, Шанхае, Иокогаме и других портах трансокеанской торговли. Эти общества носят разные наименования: “Товарищество Гунга”, “Ассоциации Неба и Земли” (быть может, самая важная и могущественнейшая в массе тайных ассоциаций целого мира); секты “Белого Логоса”, “Триады” или “Три Соединённые Общества” и т. д.

Названные революционные учреждения распространяются на Китай и Японию, где, впрочем, имеются ещё и самостоятельные тайные организации. А что касается самого Китая, то здесь главенствует орден “Сан-Хо-Гоэи”. Центр его в Пекине. Верховным же его Гроссмейстером до недавнего ещё времени состоял Шюа-ким-фан. Соответствуя палладизму, “Сан-Хо-Гоэи” сносится с Верховной Догматической Директорией в Чарльстоуне непосредственно.

Независимо от сего, англичане занесли и своё франкмасонство в тот же Китай и в Японию, где таким далёким путём образовались ряды подчинённых Альбиону “лож” и “лагерей”, состоящих в ближайших сношениях с масонскими учреждениями всех пяти частей света. Данное занесение представлялось чем более лёгким, что и до него европейские и американские масоны дружественно принимались тайными обществами как “Небесной Империи”, так равно и “Империи Восходящего Солнца”.

Наряду с сектами измаилитов и бабистов, существующими в мусульманском мире с X века по Р.Х., тайные общества Китая и Японии особенно при посвящении в высшие степени своего ритуала да и вообще при дрессировке своих адептов руководствуются, приблизительно, сходными с масонством обрядами и приёмами.

Желтолицые отличаются, быть может, изысканнейшей жестокостью, но едва ли отличаются но существу от “цивилизованных” масонов, как проповедников утончённого разврата, тиранической дисциплины и предательства злодеяний [72].

Таким образом, несомненно, что иллюминаторы Германии, бабисты Египта, Персии и Сирии, а также франкмасоны и мартинисты Франции вместе с последователями “Древнего и Вновь Принятого Шотландского Ритуала” (Rite Ecossais Ancien et Adopte) равно находятся в приятельских отношениях с ассоциациями оккультистов Азии.

Важность этого факта для России, особенно перед нашими непостижимыми катастрофами в Маньчжурской эпопее, достаточно очевидна. Остаётся разве добавить следующее.

Русский военный агент в Париже полковник граф Муравьёв был удалён, как утверждала всеведующая тамошняя пресса, по интригам евреев и масонов на пути второго процесса Дрейфуса за то, что, не в пример другим, видел чересчур много. Уже во время Японской войны, 28 января 1904 года в газете “Gaulois” граф напечатал письмо, раскрывающее глаза на роль тайных обществ Дальнего Востока:

Отсюда становится понятным, что предоставленная собственной участи и, вместо поддержки с чьей либо стороны, встретившая англо-саксов, увы, как союзников Японии, Россия оказалась перед задачей непосильной не только для неё, а и для самой Великобритании, равно как, вообще, для какой либо иной из держав Европы.

Принимая во внимание, с другой стороны, что, задавшись целью достигнуть равноправия, т. е. расселения по всей земле русской для эксплуатации и порабощения нас, международное еврейство стало, в свою очередь, помогать Японии своей коварной прессой и не менее лукавыми телеграфными агентствами, нельзя не придти к выводу, что положение нашей родины было воистину беспримерным. Потаённый заговор стал неодолимым врагом.

Раскрыв многое, чего мы ещё не ведаем, справедливый историк, без сомнения, признает, что никакое мужество и никакой гений вождей, даже среди пламенного патриотизма всей страны, не могли бы при таких условиях дать нам победу.

Если японцы сейчас не допускают в Порт-Артур своих друзей, а наших лютых врагов, англичан, то как могла бы уберечь свои тайны Россия в период войны, когда отравленные иудаизмом предатели издевались над скорбью русского народа в самой Москве? Если мы и поныне ничего не знаем о действительном положении японской армии, флотов, арсеналов и финансов хотя бы в критические моменты кровавой трагедии, приведшей нас в Портсмут, то как, не беря в расчёт иудеев, английского масонства и японских тайных сообществ, уразуметь преследование злым роком русского оружия хотя бы в доблестной, беспримерной защите Порт-Артура?!…

Еврейству это послужило, как нельзя больше, на руку. Осрамить, добить всё, что ещё на Руси оставалось незапятнанным, — такова была настоятельнейшая из задач всемирного кагала.

Иначе, как дав своей либеральной, якобы русской челяди да и самой “освободительной” прессе своей этот фальшивый козырь, даже и еврейство, без сомнения, не считало возможным приступить ни к обучению нас патриотизму, ни к облагодетельствованию через “ненаказуемые” плутни в новой ещё для России, хотя весьма крупной шулерской и азартной “игре в свободу”. Только опозорив страну, можно было вырвать из сердца её обманутой молодёжи, равно как из сознания разнузданных, крайних её элементов, любовь к родине.

Затем не иначе, как по достижении указанного результата возможно было осмелиться на затаптывание в грязь русского национального флага и на замену его красным. Наконец, лишь по совершении всего этого безнаказанного для кагала мыслимо было перейти к подтасовке итогов выборов в Первую Государственную Думу и украсить своих политических шаббесгоев зелёными тряпками, как эмблемой “народной свободы” в России…

Но не даром музой Клио давно отмечено, что на театре всемирной истории еврейству никогда не удавалось и едва ли когда-либо удастся пробраться в первый ряд кресел… Кагал и у нас провалился именно в последнюю минуту, а мы, должно быть, едва ли скоро дадим ему второй бенефис!

С другой стороны, если весьма справедлив, хотя и спорен, парадокс, что консервативный народ воспитывается либеральным правительством, то уже совершенно бесспорно, что ожидовлённое, хотя бы и “освободительное”, движение отнюдь не способно выдвинуть либеральных министров. Ведь по таинственному закону контрастов разве не сказал сам Мардохей Маркс, что он уже никак не марксист?!

Доверие же к конституции, даже в теории, обусловливается совсем не надеждой, что облечённые властью сами перестанут злоупотреблять ею, а тем, что они будут лишены возможности делать это. Увы, опыт показал обратное. “Избранники народа” по условиям своей профессии могут, в большинстве случаев сохранять власть не иначе, как только злоупотребляя ею…

XXI. В неутомимой жажде повелевать евреи и масоны не могут не увеличивать числа своих врагов, а потому волей рока осуждены на бессрочную Сизифову работу.

Подготавливая разложение нынешнего строя, масонство увлекается на борьбу с тремя противниками: христианским миром, магистратурой и войском.

Всё это до нельзя страшно! Сообществу, хотя бы и оккультистскому, раз оно мнит себя учителем государственных людей, не следовало бы, кажется, вызывать на бой столько врагов одновременно…

Руководствуясь принципом избирать прозелитов не из тех, кто может протянуть руку за помощью, а, наоборот, ради целей борьбы, стараясь заручиться людьми влиятельными, масонство, как и еврейство, без сомнения, органически чуждо мечтаниям демократии, хотя и вынуждено заигрывать с ней. В 20-х годах XIX столетия один жидок по меткому прозванию “Пиколло Тигр” (Тигрёнок) даже советовал “детям Вдовы” играть в жмурки с младшими сыновьями владетельных домов, уверяя, будто за отсутствием прав на престол “милостью Божией”, они весьма не прочь занять его “по милости революции”… И “тигрёнок” мог считать свой совет не лишенным оснований.

В XVIII и начале XIX века аристократия, дворянство и армия открыто служили масонам этикетом и рекомендацией, иные же коронованные особы даже теперь не отказываются от высших масонских званий. В 1810 г. из 678 ложь Франции 65 были военными, а в 1814 г. из 905 ложь — 73 не менее. Всё это прошло и быльём поросло.

Скандал Дрейфуса и система доносов, организованная при военном министре Андрэ, отнюдь не способны, разумеется, привлечь войска на сторону масонов, хотя никому не было известно, что именно в армии, как оплот власти и порядка, евреизированное масонство не может не видеть своего врага.

Клевета газет на верных сынов родины — казаков и дерзновение жида Якубсона в Государственной Думе “народного гнева” равным образом питаются той же застарелой, кагальной ненавистью к армии, независимо от революционных, до крайности, впрочем, наивных, хотя и предательских домогательств об удалении казаков, равно как об учреждении милиции накануне террора в самой Москве.

Отрицание религии, мечты о новоявленной “рабочей” юриспруденции о и всеобщем вооружении, в связи с национализацией земли и социализмом производства, создают, следовательно, нынешнему ожидовленному масонству невылазные задачи. Разрешить их, без сомнения, могла бы, разве, мудрость веков. Тем не менее, масоны и евреи готовы ликвидировать их завтра.

Что на это сказать?.. Увы, психоз и такого рода не нов.

“Чудесный невежда”. Вольтер, говорит в своём философском лексиконе: “Один немецкий почтмейстер спрашивал у меня, действительно ли существует Господь Бог, и просил отвечать с первой же отходящей почтой!…”

Вильям Шекспир свидетельствует, в свою очередь (Король Генрих VI): “Джек Кэд — суконщик, помышляет выворотить, вылощить и выделать заново общественное благосостояние…”

В наши дни, увы, такие почтмейстеры и Джеки Кэды бегают стаями, пошаливая вдобавок дальнобойными браунингами из подворотен либо “апельсинчиками” из-за угла, хотя подобно римским авгурам, не должны бы, кажется, смотреть друг на друга без смеха. Едва ли только они засмеются последними!…

При этом, что в особенности трогательно, евреи до изумления снисходительны к нам и во истину скромны. За скоропостижную любовь свою к русскому мужику и к счастью России они пока ничего от нас, гоев, не требуют, кроме слез умиления. Не рано ли, впрочем, “пташечка запела?…” Не слишком ли поспешили они “засиять во славе своей”?!…

Такое благородство может идти в сравнение разве с масонским культом гроссмейстера тамплиеров Жака Модлэ и с казнью манекена Филиппа Красивого. Значение, придаваемое ложам в их бессильной мести за смерть заговорщиков XIV столетия приводит в XX веке иных ожидовелых авторов, в свою очередь, к выводу, что и сами масоны — суть преемники “рыцарей Иерусалимского храма”.

Подтверждением этой дутой гипотезы будто бы является переход архивов и богатств “рыцарей” к ордену “Ианнитов”, ни откуда, впрочем, не явствующий, кроме завладения англичанами островом Мальтой. В действительности, подобно итальянским карбонариям и др., тамплиеры служат лишь одним из звеньев той цепи, которая соединяет масонство с кровавым эротизмом таинств Египта. Но не более того.

Что же касается вероломства, то никакое ожидовление масонства не способно, разумеется, дать ныне лучшие результаты, чем, в своё время дала иудаизация тамплиеров.

XXII. Уже в 1753 году масонство во Франции, злорадствуя над её поражением под Росбахом, превозносило её врага и победителя Фридриха II — гроссмейстера масонских ложь на материке Европы. Полтораста лет спустя, в той же Франции и то же масонство уже в интересах Англии и в целях дезорганизации французской армии поставило на потеху обоих полушарий еврейскую оперетку “Дрейфуси-ада”…

При гибели “Петропавловска”, как и после Цусимы и Мукдена, еврейство в свою очередь радовалось, когда мы плакали. Здесь невольно приходит на ум ближайшая, так сказать, “освободительная” революция “избранного народа”.

В эпоху “Великой” революции, французский патриотизм сынов Иуды кричал о себе, пожалуй, ещё громче, чем неистовствовал их же американский патриотизм в период уничтожения торгового договора 1832 года. Ясно, что в ту пору среди французов не могло быть ни одного явного еврея, все они поголовно объявились также французами.

Но стоило Наполеону проиграть битву под Ватерлоо, как целые массы таких новоиспечённых французов вернулись в лоно иудейства и стали вновь называться евреями, только французскими. За сим не прошло вновь двух или трёх десятков лет, как возник сионизм, а значит — и этих последних уже не оказалось вовсе, потому что французские, впрочем, наряду с испанскими, немецкими, русскими и иными, члены “избранного народа” стали, конечно, опять евреями жидовскими.

XXIII. В настоящее время состояние масонства, увы, болезненно, в виду неминуемости столкновения двух главных его орудий, — Англии и Германии. Это тем более печально для заправил ордена, что именно Англия подготовляла Германию как таран против Австрии и России, т. е. двух государств, где религиозный и монархический принципы, освящённые веками, являются важнейшей преградой успехам “enfants de la Veuve” [73].

Император Германский Вильгельм II вопреки своим предшественникам не захотел нести масонское иго, за что и претерпевал не раз яростные нападки либеральной, т. е. жидовствующей, прессы, испытал ненависть таких лейборганов всемирного кагала, как Erancfurter Zei-tung и Berliner Tageblatt и, наконец, в лице еврея Гардена встретил замысел иудео-масонства скомпрометировать саму монархическую идею в Германии через посрамление приближённых императора, как это с достаточной, кажется, яркостью обнаружилось в процессе графа Эйленбурга…

Нельзя не заметить, с другой стороны, что затихшие было в виду сближения России с Англией, “освободительные” злодеяния теперь как бы опять начинают зацветать в Польше, а разразившаяся после свидания в Потсдаме эпидемия забастовок в высших учебных заведениях России невольно обращает мысль вновь к вероломному Альбиону, — этому главному гнезду тайных дирижёров иудео-масонства.

В заключении характеристики нам остаётся добавить, что “добродетельные каменщики” не останавливаются и перед “устранением” со своего пути, как только признают их опасными, ни коронованных особ, ни избранников республики. Масонскими признаются убийства: шведского Густава III, французского короля Людовика XVI, русского императора Павла I, герцога Беррийского, а также итальянского короля Гумберта, президента Боливии Гарсиа Морено, президентов Северо-Американских Соединённых Штатов Линкольна и Гарфильда, кандидата в президенты Леона Гамбетты, равно как двух французских президентов: Карно и Феликса Фора.

Una salus victis — nullam sperare salutem!…

Каково далее соотношение великобританского правительства банкиров, главарей всемирного кагала и верховного совета масонов, решить трудно. Во всяком случае, “дети Вдовы” должны быть почитаемы слабейшими. На вопрос же, кто кого обманет и сохранит первенство, Англия или кагал, можно с вероятностью допустить, что опыт четырёх тысяч лет должен иметь преимущество и, что едва ли Англия в конце концов останется впереди.

Так или иначе, но это вопросы отдалённого будущего.

Теперь не мешает остерегаться другим народам, потому что на интернациональной шахматной доске побеждают лишь самые даровитые мастера комбинировать a Taveugle, подбор же их как в Великобритании, так равно у масонов и евреев совершается с прозорливой, изысканной тщательностью, что, главным образом, и даёт им силу на “розыгрыш партий” перед большинством правительственных и общественных деятелей, сколь бы эти последние ни были украшаемы орденами и мундирами…

Gravia graviorem curam exigunt pericula!…

XXIV. Интимные отношения между иудаизмом и масонством открывают перед ними широкие и разнообразные сферы деятельности на поприщах государственном и общественном.

Само собой разумеется, что ассоциация такого рода преследует исключительно практические цели. Самообогащение является здесь путём к захвату власти, а политический деспотизм увенчивает расхищение финансов страны. Являясь анонимным трестом для эксплуатации народов, иудео-масонский союз развивает свои операции с такой силой и в столь невероятном масштабе, что при желании иллюстрировать это примерами, решительно не знаешь, за что браться и чему отдавать предпочтение.

Говорят, что в каждой капле своего бытия природа воспроизводит картины вселенной. А так как от великого до ничтожного один шаг, то и по отношению к наказанному сообществу необходимо заметить, что основные его черты неизменно повторяются в любом моменте его замыслов. С другой стороны, желая иметь козырей во всех мастях, кагал наряду с масонством успел, как сказано выше, застраховать себя от разлагающей в наши дни всё и вся хронической перманентной революции, через проникновение в её сердцевину.

Социализм, коллективизм, синдикализм, анархизм, особенно среди своих коноводов, кишат масонами и евреями. Идеальные мечтатели давно отсюда исчезли. Безжалостная тирания и цинизм варварства заправил отвратительны для их собственных адептов, но, повидимому, неустранимы. Чуждые арийскому духу, никогда в минувшие века невиданные злодеяния создают ныне атмосферу удушливую и беспросветную для самих обездоленных, якобы сознательных пролетариев.

Гнев, страдания и скорбь, неизлечимо присущие, как они полагают, лишь нынешнему строю отнюдь не способны превратиться в трогательные картины братства, обещаемые новыми учениями. Уделом масс явно становится серая, каторжная, несчастная и безнадёжная жизнь.

Да и может ли быть иначе?…

Возьмём, на выдержку, хотя бы несколько образцов из ужасающего синематографа действительности.

Нельзя не отметить, прежде всего, что, лишая “трудовиков”, даже в плутовских представлениях своих, малейшей искры радости, вожаки не находят ничего лучшего, как иллюминировать “народные выступления” погребальными атрибутами. Что дело обстоит именно так, в этом не трудно было убедиться даже у нас ещё в 1905 г.

Объяснением факта, повидимому, является уверенность, что толпа жаждет зрелищь, что собирать её надо под таким предлогом, который власть запретить бессильна и что, наконец, будучи зловеще настроены, человеческие массы могут быть двигаемы к насилию уже в произвольном направлении. Согласно с этим, мы видим, что, например, в городе Стародубе одна из первых “массовок” революционных элементов была спровоцирована похоронами рабочего, умершего в больнице без всякого отношения к бунту.

В Киеве то же самое происходило в большем, конечно, объёме на похоронах Куперника. Там молодые израильтяне со своими “шлюхательницами” отплясывали вокруг гроба, издеваясь над обрядом христианского погребения, а в апофеозе бросили духовенство и с телом умершего пошли по другой улице.

Что же касается сатанинского зрелища, свидетельницей которого в угоду еврейству стала Москва на похоронах одного из его членов, никому неведомого ветеринарного иудея-фельдшера Баумана, то, к нашему стыду, до сих пор не явилось русского человека, который огненным пером заклеймил бы развернувшийся тогда хаос злобы и разврата…

Как бы, однако, ни было, но поработивший нас психоз стадного безумия начал рассеиваться… Увы! В совершенно иных условиях и на другом конце Европы, он, тем не менее, откликнулся вновь. Вот что мы читали в “Земщине” не далее, как осенью 1911 г.

“В минувшее воскресенье в Париже был произведён вожаками социалистов, как выражаются умеренные газеты, “генеральный смотр анархистской армии”.

Поводом к этому было избрано перевезение трупа штрафованного рядового Эрну из Алжира в Париж. Этот молодчик был обыкновеннейший хулиган, и единственная его заслуга перед социалистами заключалась в том, что он был членом союза рабочих и распропагандированным антимилитаристом.

За неоднократные нарушения воинской дисциплины его отправили в дисциплинарный баталион в Ю. Алжире, где он в 1909 году и умер. Социалисты тогда же подняли настоящий жидовский гвалт, обвиняя военное начальство в истязании и убийстве Эрну. Было произведено следствие и два офицера в угоду анархистам были преданы суду, который, однако, их оправдал, так как несомненно доказано, что никто непокорного и буйного проходимца не обижал и не бил.

Тогда компаньоны и покровители Эрну исхлопотали разрешение перевезти “останки его” в Париж и использовали это “событие” для антигосударственной, чесноком сдобренной кутерьмы…

Все газеты согласны, что такой крупной демонстрации не было в Париже со времени похорон известной террористки Луизы Мишель. Толпа свыше 100.000 человек сопровождала колесницу с гробом Эрну. Более 250 знамён, чёрных и красных, неслось во главе отрядов, на которые разделились манифестанты.

Девять десятых из этой кучи людей были жиды-итальянцы, испанцы и португальцы; лишь одна десятая была французов, привлечённых скорее любопытством, чем сочувствием анархистским идеям.

Толпа орала неприличные песни и выкрикивала оскорбления по адресу военных. Акцент сразу выдавал горбоносых оскорбителей. Произошло несколько столкновений с полицией, причём ранено 27 полицейских и два скандалиста.

Проливной дождь разогнал, наконец, стадо социалистов, собиравшихся было после сожжения Эрну в' крематории, опять буйствовать на улицах.

Достойно внимания также то обстоятельство, что жидовские заправилы этой антивоенной демонстрации настояли, чтобы в ней принял участие известный майор Дрейфус, жид и предатель, но все же офицер французской армии, так как он-де тоже “пострадавший от военного суда”. Пришлось бывшему “узнику Чёртова острова” исполнить волю своих хозяев…

Наряду с изложенным, не мешает заметить, наоборот, что если для “свободного”, парламентского правления существует нечто воистину неприкосновенное, то, несомненно, это питейный дом.

Дело не в названии. Пусть он именуется рестораном, кофейней, баром, салоном, Bier-Halle, кабарэ, Гамбринусом либо квисисаной, положение вещей останется тем же. С исчезновением домашнего очага и разложением семейной жизни, огромное большинство людей на Западе проводит ежедневно и не малую часть времени в этих “учреждениях”.

Хозяин или, как его там нередко величают, патрон — владыка среди своих завсегдатаев. От него исходят распоряжения по кухне или погребу, он даёт кредит или отказывает, ему принадлежит аттестация гостей, через него устраиваются связи и знакомства. В его же заведении происходят собрания, он распорядитель, а то и повелитель хода прений, предначертания любых кандидатур и в далеко не малой степени — самих выборов общественных, муниципальных либо политических. Без него деваться некуда, по крайней мере, при обыкновенных условиях. Ясно, что на его профессию посягать не дерзают. Отсюда понятны и результаты. Вот что, например, говорит “Земщина”:

Небезызвестно, далее, с каким ожесточением нападают “освободители” повсюду на “произвол администрации” и в каком идиллическом пафосе изображают они прелести “гражданской свободы”, гарантируемые судом, “равным для всех”. Заведомая лживость уверений данного рода пятнается, однако, неумолимыми фактами.

Да и без них очевидно, что определяясь борьбой партии, парламентский строй исключает, а не обеспечивает правосудие. Наивысшего же расцвета это достигло, как следовало ожидать и как свидетельствует история, именно с развитием наибольшей “свободы”, т. е. в странах республиканских. Можно придти в отчаяние перед тем, что повествует Джон Брайс об Америке (см. его капитальный труд “Североамериканская республика”).

Мы в России, ещё новички на этом пути. Тем не менее, “Московские Ведомости” дают следующий отзыв [74]:

Но логика беспощадна, а “энциклопедичность” иудейских мероприятий безгранична. Вот что ещё раз говорит “Земщина”:

Резкость тона, быть может, способная шокировать сентиментальных читателей имеет, тем не менее, право на снисхождение. Трудно, в самом деле, оставаться спокойным перед невзгодами, в наивысшей мере угрожающими России через зловещий натиск восьми миллионов евреев, которые размножаются за наш счёт и нам же несут погибель.

Таким образом, примеры из жизни других стран не могут не волновать нас. Сообразно с этим, за вопли сердца не порицать, а благодарить должны мы мужественный орган русской печати, который неустанно разоблачает иудейские деяния, предательски восхваляемые к нашему горю целым хором шаббес-гойских газет, истощающих терпение Русской земли.

Вот, например, ещё одна поучительная заметка в “Земщине”:

“Что? — восклицает озадаченный читатель, — американцы так считают года?”

“Да, — отвечаю я, — года так, а месяцы так: тишри, хешван, кис-лев, тебет, шебет и т. д.”

“Позвольте, — говорит всё больше недоумевающий читатель, ведь нам уши прожужжало утверждение, будто евреи остаются евреями только там, где они “лишены прав”; там же, где они “пользуются всеми правами”, они сливаются с коренным населением. В Америке, кажись, они именно пользуются всеми правами?…”

Тем не менее, полная отчуждённость еврейской нации в Америке проявляется, между многим другим, в наглом и несметном количестве специально-еврейских организаций, один перечень которых занимает в ежегоднике 50 страниц!…

Здесь и “Еврейское историческое общество”, и “Еврейское общество рабочих”, и “Совет еврейских женщин”, и “Федерация американских сионистов”, и “Братство хай-рэш”, и “Независимый орден (!) брис-шолом”, и “Независимый орден (!) свободных сынов Иуды”, и “Еврейская социалистическо-территориальная рабочая партия”, и “Иудейский союз”, и т. д., — на пространстве 50 страниц. Некоторые из этих обществ носят даже потешные клички, например, “Орден сионских рыцарей”…

Это ли не слияние “избранного народа” с американцами!!

“Кто втёрся в знатный дом лисой, тот в этом чине будет волком”.

То же самое наблюдается и во Франции, и в Германии, даже в Англии. Недостаёт только России, чтобы компания одураченных Израилем культурных стран оказалась полной.

В параллель с изложенным, но уже на другом конце диаметра земного шара, мы встречаем и следующее:

Как ни жалуются евреи на свою горькую долю в России, всё же им никогда не приходится здесь переживать то, что преподносит кагалу конституционная Австрия. “Окраины России” рассказывают любопытный факт:

А что касается бесцеремонности и дерзновения иудейских, то в данную минуту мы можем (см. “Земщину”) отменить, пожалуй, ещё такой недавно, кажется, изобретённый “талантливым племенем” гешефт.

Das ist nicht die Katze im Sacke kaufen…

Нет сомнения, что пьеса дезертира Берштейна в первую же очередь попадает и в наш московский малый театр. Грузинский князь Сумбатов (г. Южин) уже ведь угощал москвичей двумя поскуднейшими творениями этого иудина отродья. Не преминет он “приобрести право” на постановку и новой кагалъной пьесы”.

Пророчество “Земщины” не замедлило сбыться. Освистанная в Париже пьеса оказалась, действительно, поставленной в Москве, и при том как раз на образцовой сцене Малого театра…

Переходя, наконец, к патентованной, излюбленнейшей профессии сынов Иуды — шпионству, мы, прежде всего, должны припомнить, что новое “откровение” Израиля — “великая” французская революция не только совершалась ради интересов Англии вообще, но и началась именно с бунтов во французском же флоте.

Действуя прозорливо и последовательно, туманный Альбион дебютировал тем, что решил созидать свой военный флот через португальского адмирала себастиана Кабота, а затем, отблагодарил Португалию как захватом её колоний в Ост-Индии, так и разрушением её морского владычества.

Далее пришла очередь за Голландией, где уничтожение флота сопровождалось на английские же деньги такой революцией, при апофеозе которой сам штатгальтер Вильгельм Оранский превратился в короля Великобритании. Завершая панораму, крушение эпопеи наполеона было устроено “посвещёнными мореплавателями” в свою очередь не под Ватерлоо, а ещё при Абукире и Трафальгаре.

Англия чтит Велингтона, Нельсона же боготворит.

Прошло около ста лет. Умыслив присвоить лучшие территории Чёрного континента и провести через него полосу своих владений от устьев Нила до мыса Доброй Надежды, англичане, надо им отдать справедливость, разрешили задачу блистательно. Яко бы лишь с целью подавить восстание Араби-паши, они захватили Египет одним сражением под Тель-эль-Кэбиром, где Араби попал в плен, а герцог Кон-наутский бежал с поля битвы от мнимого страха.

Вслед за этим Англия изподтишка “по случаю несостоятельности египетского хедива” овладела большинством акций Суэцкого канала, где и стала хозяйничать. Всё это учинилось, разумеется, через евреев: двух французских — Леона Гамбетту с Альфонсом Ротшильдом и одного английского — Вениамина Д'Израили.

Вскоре же через явное, по примеру Гамбетты, предательство французского министра иностранных дел Делькассэ англичанам удалось занять прекраснейшую из областей центральной Африки — Уганду, истребив благородного короля М'Тезу и всех его патриотов-советников.

Несколько позже вероломством и жестокостью те же сыны Альбиона приобрели Трансваль, а мы прозевали, быть может, единственный момент, когда должны были рассчитаться за Крымскую войну, не дожидаясь, пока они истребят наш флот вновь, но уже, risum teneatis, через отвергнутых самими нами, естественных союзников России — японцев под Цусимой. Оставались верховья Нила, откуда грозил Британии негус абиссинский Менелик и доблестный французский полковник Маршан.

Тогда “Старая Англия” поставила на всемирную сцену ещё невидимую трагикомедию под заглавием “Пересмотр дела Дрейфуса”, а у своей соседки Франции заварила такую кутерьму, когда и кошка не могла уже распознать своих котят… По особому заказу для “дружеского” дивертисмента начались в той же Франции сперва новые беспорядки во флоте, а затем и взрывы броненосцев, от времени до времени повторяющиеся доныне.

Здесь ради пущей забавы изменников оказался на первом их плане, Хацкель Ульмо, двоюродный брат оправданного Дрейфуса, сейчас, без сомнения, столь же “невинный страдалец” на Чёртовом Острове в архипелаге Спасения у берегов Гвианы.

Являясь в течение, по крайней мере, ста лет главной из европейских держав владетельницей в Африке, Франция вынуждена была отступить перед масоно-еврейскими затеями Британии…

Но дело этим далеко не ограничилось. Отравив Францию междуусобицами, скомпрометировав её флот и деморализовав армию наряду с юстицией, союзники Англии, кагал и масоство, обратили “благосклонное внимание” на министерство иностранных дел в Париже.

Отсюда разширялся новый, равным образом, преисполненный иудейского комизма, инцидент.

“Дело новых предателей Мэмона и Руэ, — говорит “Matin”, — является, до известной степени, прологом к первому акту драмы, который будет состоять в том, что нынешний состав французской дипломатии придётся почистить.

Париж наводнён не имеющими никакой национальности и никаких определённых занятий проходимцами. Однако, все эти тёмные личности посещают лучшие рестораны, первый ряд театров, вернисажи, аристократические рауты и т. д. Не имея никакой специальности, этот космополитический сброд занимается всем, чем угодно.

Он продаёт вам редкостный бриллиант, старый ковёр, дорогую картину, остров Зондского архипелага, часть Северного полюса, билет на аристократический спектакль, красивую кокотку либо молодую супругу, средство от дурной болезни, выигрышный билет фантастической лотереи и… секретные политические документы любой державы.

Представитель такого фешенебельного “дна” вхож, однако, повсюду: в министерства, в парламент и даже за кулисы политической жизни. Всюду у него есть милые приятели, найдутся и доверенные лица.

Мэмон был олицетворением этого космополитического сброда, а чиновник Руэ, подобно большинству французской дипломатии, считал особым шиком быть в близких отношениях с типом, подобным Мэмону.

Но стал ли чиновник Руэ предателем из-за нужды? — вопрошает “Matin”.

Нет, нисколько. Руэ имел в год около десяти тысяч и вёл сравнительно скромный образ жизни. Да, наконец, и сам Мэмон не платил Руэ уж так щедро за украденные из министерства документы. За все услуги Руэ получил “заимообразно” от Мэмона всего лишь 1.400 франков, т. е. сущие гроши”.

Обсуждая далее психологию изменника Руэ, “Matin” приходит, в конце концов, к выводу, что в нынешней Франции страшно упала общественная нравственность.

“Французский гражданин, увы, потерял в массе свои моральные устои и стал не способен сознавать грань между добром и злом. Француз делается предателем и преступником не столько по злой воле, сколько по психологическому безразличию, по своей готовности идти на всякие компромиссы, лишь бы извлечь выгоду”.

Кто же, однако, проливает крокодиловы слезы об упадке нравственности, о необходимости чистки в дипломатии? — Лейб-орган масонов, т. е. газета тех самых развратителей, которым не только Франция, а и весь мир обязаны крушением всех нравственных начал.

Если говорить о чистке несчастной Франции, то её следует начать изгнанием иудеев с их “Всемирными израильскими союзами”, с их “Великими Востоками”… А пока иудеи не изгнаны, напрасно “негодует” жидовское “Утро” [75] (“Matin”). С переменой декораций тот же лейб-орган озаботиться усыпить, а “торжеством правосудия” над одним Руэ, конечно, даже порадовать возмущённую совесть французов.

Тем более нужно ожидать именно такого оборота, что Мэмон — еврей родом из Басры (Месопотамия). Родители Мэмона, как сообщает “Libre Parole”, — кровные иудеи, долго жили в Йемене и занимались торговлей. Дипломатический публицист и предатель Айзик Мэмон оказался в конце концов сыном еврейского раввина Маймуна, бежавшего с семьёй из Испании в Египет, а оттуда в Сирию. Впитав в себя с молоком матери веру в грядущее величие еврейства, ребэ Мэмон стал сионистом и лелеял план создания собственного еврейского государства в Малой Азии.

Нужно признаться, сам Мэмон действовал в этом направлении неутомимо и с огромной настойчивостью. Прежде всего, он решил добиться от турецкого правительства железнодорожной концессии Хомс-Багдад. Этот железнодорожный проект казался “испанцу” наилучшим и прямым путём, чтобы соединить Средиземное море через Бейрут-Хомс-Пальмиру-Багдад с Персидским заливом.

Мэмон рассчитал, что длина такого пути будет равна 900 километрам, а стоимость достигнет 45 миллионов франков. Завязав тесные отношения с лондонскими и парижскими, еврейскими биржевыми и банкирскими кругами, он не преминул заручиться их согласием на финансирование затеянного им предприятия. План сооружения исподволь грядущего иудейского владычества в Месопотамии встретил радостный отклик среди лондонских и парижских евреев-банкиров.

Оставалось лишь добиться получения концессии на создание железной дороги Хомс-Багдад, которая бы прорезала будущее еврейское государство в Месопотамии. Заручившись всяческой поддержкой европейских евреев-банкиров, “испанец” стал добиваться получения концессии вместе с евреем Рехницером и полуевреем Бонэ.

Сначала ребэ Айзик стал, по словам “Frankfurter Zeitung”, подкупать турецкого принца Махмуд-Дамед-пашу и его жену принцессу Сени. Принцу и принцессе было поднесено золотое, усыпанное драгоценнейшими камнями, блюдо. Но ни принц, ни принцесса не могли помочь Мэмону, ибо султан Абдул-Гамид был непоколебим. Он ненавидел евреев и ни за что не соглашался разрешить создание в Месопотамии иудейского королевства, или хотя бы даже предоставить еврейской компании концессию на линию Хомс-Багдад.

Потерпев первую неудачу, Мэмон и Рехницер решили обратить внимание на султанский гарем, чтобы добиться получения желаемой концессии через посредство султанских красавиц-одалисок. Оба еврея-компаньона подкупили одного евнуха, обещавшего им покровительство в получении концессии путём воздействия на султана со стороны некой упоительной черкешенки. Но судьба расстроила и этот план. Вся комбинация была вскоре раскрыта. В итоге одалиска была казнена, а евнух отравился.

Шансы Мэмона и Рехницера на получение концессии не улучшились и после еврейско-турецкого переворота. “Младо-турки”, талмудисты, хотя свергли султана и за его нелюбовь к “избранному народу” увезли к себе в македонский Бердичев Салоники, где и заключили пожизненно в тюрьму, которую приготовили из дачи жида-банкира Мордуха Аллатини, тем не менее, в еврейском вопросе оказались на этот раз полными единомышленниками Абдул-Гамида.

Но Мэмон и Рехницер не теряли надежды. Ребэ Айзик прочно обосновался в Париже, где вскоре же завёл, как известно, отношения с сочувствовавшими идее еврейского государства дипломатами, масонами и евреями, питая твёрдую надежду, что раньше или позже, но его ждёт победа. А тем временем принялся за торговлю дипломатическими документами.

Мэмон имел, как оказывается, почти во всех крупных центрах целые букеты агентов.

Поэтому чуть ли не две недели спустя после огромного пожара в Костантинополе, истребившего здания нескольких министерств, во время которого неизвестными лицами было похищено множество документов из здания турецкого министерства иностранных дел, Мэмон продал двум лицам в Лондоне шестьдесят два тома различных турецких секретных актов.

Очутившись в Париже, Мэмон завязывал тесные связи исключительно с лицами, игравшими на бирже и дипломатами. Причём оказывал им разного рода услуги, требуя от них лишь того, чтобы они его постоянно держали в курсе внешней политики Франции. Многие дипломаты проявили в этом отношении удивительную сговорчивость, а Мэмон, в свою очередь, какими-то неизвестными путями давал им хорошо оплачиваемые места в различных частных коммерческих и банковских предприятиях.

Возможно ли среди таких данных сомневаться, что он действовал не один и не от себя только?… Где же ещё искать доказательства универсализма в деятельности “всемирного кагала”? Мыслимо ли, наконец, и при этих условиях оскорблять еврейство подозрением, будто оно всё таки не догадалось “помогать своему счастью”?!…

На допросе Мэмон и Руэ дали, разумеется, судебному следователю совершенно противоречивые показания.

Чиновник вице-консульской части Руэ утверждает, что он позволил Мэмону снять копии лишь с четырёх доверительных документов, относившихся к англо-французским секретным дипломатическим переговорам о железнодорожной концессии Хомс-Багдад. Кроме того, Руэ показал, что, очевидно, у Маймуна были и есть среди французской дипломатии другие сообщники.

Показания мэмона прямо противоположны, не имея возможности отречься и от Руэ, но и желая покарать его за “посрамление имени”, т. е. за то, что попался, Мэмон, с другой стороны, желает остаться верным иудейскому дару молчания, обеспечивающему самые невероятные проделки кагала и всегда необходимому в будущем, а потому не выдаёт сам никого более.

Согласно с этим Мэмон настаивает на том, что помимо Руэ у него нет ровно никаких сообщников, и что Руэ передал ему свыше ста документов, а в том числе пресловутую русскую ноту по персидским делам, содержание которой сто интересовало, ибо затрагивало вопрос о железнодорожном строительстве в Малой Азии.

В полуофициальной статье “Echo de Paris”, однако, говорит, что предатели-дипломаты передали Мэмону свыше ста самых секретных документов, а правительство имеет даже много данных полагать, что Мэмону удалось похитить секретный условный шифр французского министерства иностранных дел.

В общем, французская печать проявляет большую нервность и требует, чтобы поскорее были открыты сообщники Мэмона и Руэ.

“Petit Parisien”, в частности, к стыду французской тайной полиции, указывает, что шашни Мэмона с Руэ были открыты министром Греем, сказавшим однажды французскому послу в Лондоне Камбону: “А в вашем министерстве что-то неладно с хранением дипломатических тайн… Интересно бы расследовать это дело”.

О таких словах Грея Камбон сообщил Питону, и началось следствие, закончившееся арестом Мэмона, Руэ и Пелье.

Всему приведённому нечего удивляться. Цель оправдывает средства — таков девиз современной “свободы”. Цинизм и вероломство её неизменные спутники. Разлагая и взрывая вековые устои Франции, иудаизм в союзе с масонством не ограничивался дипломатией, а успел переманить на защиту Дрейфуса, если не весь рабочий класс целиком, то многие социалистические организации.

Двигаясь на штурм современного общества, эти последние видели в иудео-масонах своих естественных, незаменимых союзников. Презирая и ненавидя евреев, они с отвращением и стыдом считали, тем не менее, себя вынужденными брататься с сынами Иуды.

Так было, впрочем, не в одной Франции. Но всему, что в этой юдоли плача имело начало должен наступить конец. И, действительно, признаки его начинают сказываться в Германии, в Австрии, а особенно в Италии. Нарастают симптомы брожения и в самом Париже.

Новое, поднятое “царьком” синдикалистов Пато, среди своих единомышленников противоеврейское и противомасонское движение вождей масонства и главарей кагала.

Они решили “образумить” и “переубедить” Пато. С этой целью и вызвали его на улицу Cadet, где помещается в Париже главная ложа французского масонства. Увещевать непокорного Пато был отряжен “главный мастер” Великого Востока, масон Бульи, вкупе с иными видными членами “ордена”. Приняли масоны Пато чрезвычайно радушно. Его стали водить по самым тайным комнатам и показали все ритуальные приспособления, как-то: “убежище размышлений” (местечко, где ожидают ритуала обращаемые в масонство), кинжалы, которыми наносятся лёгкие удары обращаемым в масонство лицам, чтобы испытать их выносливость и т. д.

Затем масоны пригласили Пато в банкетный зал, расселись там и стали беседовать с “царьком” синдикалистов по душе.

Пато, будь не дурак, стал ставить вопросы ребром. “Для чего вы меня позвали? — сказал он. — Переубедить меня? Доказать, что масонам дороги интересы трудящегося люда? Извольте. Но сначала скажите, можете ли вы опровергнуть все оглашённые мною на противомасонском митинге синдикалистов документы, свидетельствующие о вреде, причинённом забастовке вмешательством в неё масонов?”

“Нет, не можем!” — ответил глава масонов Бульи…

“Ну, в таком случае нам не о чем разговаривать, — сказал Пато. — “Философиями мне с вами нечего заниматься, ибо здесь не университет. Я хотел лишь знать, выгодно ли для трудящегося люда поддерживать масонов или не выгодно? Теперь я вижу, что не только не выгодно, но даже опасно. Я не жалею, что был у вас с визитом. Уж больно хитрый вы народ. Посмотреть на вас не вредно. Ну, да меня вы не обманите и не проведёте!… Прощайте”. Тут Пато нахлобучил котелок и отправился восояси.

Пато, стало быть, относится к масонам довольно таки пренебрежительно. Повидимому, он ещё не вполне сознаёт, что это за преступная сила. А между тем, если масонам не удастся подкупить Пато либо иначе склонить его на свою сторону, то он, вероятно, будет убит или скоропостижно скончается…

По еврейскому обыкновению, младо-турецкий, например, комитет “Единение и Прогресс” истребляет, как известно, своих противников без церемоний, через наёмных и тайных убийц, как водится, т. е. предательски. Злодеяния этого рода для кагала неизбежны. Без них он удержаться не может. Порукой служат его страшные деяния наравне с беспредельными выгодами, им отовсюду приобретаемые.

Не ограничиваясь всем изложенным выше, мы, разумеется, могли бы продолжать обозрение этой возмутительной панорамы безгранично. Многое надо бы ещё отметить в сфере забастовок и трестов. Но для этого у нас нет ни времени, ни цели. Полагаем, однако, что и сказанным мысль наша иллюминируется в должной мере. Таким образом, для полноты исследования мы приведём лишь ещё две картины.

Укажем возможно короче, какова “идейная” сторона деятельности нынешних “друзей народа” и как отражается триумф современной революции на политической жизни страны.

Тяжёлые волнения, которые за последнее время всё чаще и чаще вызывают в Англии вожаки рабочих союзов и которые так гибельно отражаются на экономической жизни народа заставляют печать выяснить, кому нужны эти смуты?…

Газета “Standart” по этому поводу пишет:

Что же касается так называемых конституционных гарантий, то блестящие примеры их незыблемости даёт хотя бы новейшая, по самому свежему фасону сфабрикованная республика в Португалии.

Угнетение и тирания, господствующая в этой горемычной стране, а особенно в Лиссабоне, не имеют ничего сходного с произволом, который позволяла себе когда-либо монархия. За период в 60 лет конституционные гарантии ни разу не были приостанавливаемы в столице. Они оставались неприкосновенными даже после 28 января 1908 г., когда были зверски убиты король Дон-Карл ос и его наследник престола.

Республика, наоборот, приостанавливает все гарантии уже через пятнадцать месяцев после своего возникновения и притом как раз в Лиссабоне, т. е. в единственном городе, где республиканская партия располагает значительным числом сторонников. Учинив беспримерные насилия при временном правительстве на том де основании, что это был период революционный, республика стала продолжать их тайком и за время первых двух конституционных министерств, пока, наконец, кое-кто из её же собственных сторонников, равно как влиятельные члены иностранной колонии в Лиссабоне, оказались не в силах сдерживать своё негодование перед вопиющими злодеяниями столь “свободного” правления — без принципов и без чести.

Тогда всё теми же главарями республики решено было открыто уничтожить всяческие обеспечения свободы.

В октябре 1911 года, изменяя основным началам конституции, республиканский парламент учредил исключительный суд для заподозренных в монархизме. Когда же, утомившись совершать неправду, сам трибунал данного рода начал оправдывать невинных, этого оказалось достаточно, чтобы правительство, натравливаемое газетой “О Mundo”, органом торжествующей демагогии, создало особый, уже военно-полевой суд с безграничными полномочиями, которому и предаёт так называемых зачинщиков хотя бы и самой обыкновенной стачки…

Но дело и на сказанном не остановилось.

Португальские социалисты-правители, потеряв голову от народных волнений, охвативших всё государство, стали грызться между собой. Недавно арестованы видные деятели революции 1910 года: полковник Мачардо Сантос, бывший военный министр Пимента Кастро, и Луис Черейо. Стоящие теперь у власти лица нашли их опасными для себя и засадили в подземные темницы, где подвергли тягчайшему режиму, какой установлен названными “спасителями отечества” для людей, не изумляющихся перед их благодеяниями, иначе говоря, для “политических преступников”. Даже многие республиканцы, принимавшие участие в катастрофе 1910 года, страшно возмущены насилием над своими товарищами и грозят новым переворотом.

Относительно содержания десятков тысяч арестантов, чем-либо неугодивших правящим масонам, кореспондент газеты “Daily News” рассказывает настоящие ужасы.

Увы, вмешаться в анархию, созданную социалистами и масонами, следовало бы не дамам-дипломатам, а их мужьям. Но… главные, заинтересованные в Португалии, державы сами заражены масонством и поэтому не решаются положить предела кровавой вакханалии цареубийц…

XXV. Только ознакомившись с предыдущим, возможно перейти к оценке дела Дрейфуса. Для полноты же понимания бросим хотя бы самый беглый взгляд на грозные обстоятельства, логически связанные с ним в новейшей истории Франции.

Здесь во главу угла нельзя не поставить эльзасского еврея-банкира Бэра-Серф-Бэра, наравне с прочими единоплеменниками своими не имевшего права даже переночевать, например, в Страссбурге сегодня, а завтра, по доброте и близорукости Людовика XVI, оказавшегося чуть ли не тамошним же “предводителем дворянства” [76] и даже придворным кавалером, но не замедлившего, разумеется, стать предателем государя, своего благодетеля, и одним из ярых провозвестников бессмысленного революционного девиза: “fraternite, egalite, liberte”…

К своему горю, сами французы жестоко опростоволосились уже в ту пору, за что и каются теперь, не обратив внимания на протест более откровенных иудеев Бордо, положительно заявивших, что не желают “равноправия”. Действительно, оно им было совсем ни к чему не нужно, как это, впрочем, должно быть очевидно для всякого, понимающего дело. Ведь сила еврейства именно в его полной обособленности и единстве, а “эмансипация” могла только “рассиропливать” эти драгоценные для кагала свойства…

Тринадцать раз отказывалось Учредительное собрание признать равноправие евреев, а если 28 сентября 1791 г., наконец, согласилось, то под гнётом масонства, куда сыны Иуды успели проникнуть, равно как, без сомнения, вследствие подкупа (между прочим, продались кагалу главные вожаки Собрания — аббат Грегуар, граф Клермон-Тоннер, Дюпор, адвокат Годар, Робеспьер и Мирабо), частью же под влиянием еврейских “патриотических” демонстраций и уверений в том, что беспредельно благодарные иудеи ничего большего не желают, как стать французами и гордятся этим!

С провозглашением “равноправия” целые толпы сынов иуды сбежались во Францию из других стран, особенно на Рейн, и уж конечно не замедлили показать себя так, что и самого Наполеона приводили в отчаяние.

Да что Наполеона!… Вот как писал Конвенту Марк-Антоний Бо-до, представитель народа в армиях Рейна и Мозеля.

Дальнейшей же иллюстрацией вопроса могут служить выходцы из улицы “Красного щита” (Rohtschild) в иудейском гетто Франкфурта на Майне.

Не длинен и не нов рассказ.

Основатель династии Мейер-Амшель (без фамилии) Ротшильдом стал называться самовольно, заимствовав эту фамилию именно от красной вывески (roth Schild) в том переулке франкфуртского гетто, где проживал. С молоду он готовился быть раввином, т. е. усердно вникал в талмуд, а затем рассудил, что деньгами торговать выгоднее.

Означенное решение было, впрочем, не только естественным, но и не заключало противоречия с прежним, так как “святой” талмуд даёт деньги, а деньги едва ли удержаться без талмуда. В данном же случае общее положение подтверждается фактом, что вместо теоретической подготовки к торговле деньгами по талмуду, ребэ Амшелю Ротшильду удалось пристроиться к еврейскому банкирскому дому, т. е. изучить национальную премудроть практически.

С чего же он начал, когда открыл своё “заведение”?

Одной из чрезвычайно, можно сказать, исключительно доходных профессий “избранный народ” всегда признавал гешефты рабами. Родные братья продали Иосифа в рабство. Затем уже без всякого стыда на долгом пути веков, торгуя совестями, т. е. порабощая массы людей иноплеменных, еврейство извлекало свои выгоды, главным образом отсюда и на этом прежде всего строило своё могущество.

Любопытные страницы могла бы дать проникновенная история настоящей темы вплоть до тиранизирования биржевыми иудеями своих шаббесгоев, “сильных мира сего” хотя бы игрой по счёту “on call”.. He следует забывать при этом, что те же сыны Израиля, как талмудические преемники энциклопедистов XVIII века, равно угнетали в своём универсализме не одних богатых и счастливых, а и бедных, сирых и обездоленных.

В наше время коноводы социализма, иудеи, художественно ганделюют “сознательными пролетариями”, на правах рабовладельцев устраивая, инсценируя либо заказывая оптом и поштучно уже для собственной потехи на бирже забастовки, а то и целые рабочие бунты (вспомним о чудных “манифестациях” по поводу казни еврея-анархиста Ферреро) наряду, конечно, со свирепыми карами штрейкбрехерами…

По завету предков дебютировал торгом людьми и Мейер-Амшель при участии герцога Гессен-Кассельского, который продавал Англии своих верноподданных для отправки в С. Америку, на усмирение восстания колонистов. Когда же не хватало своих, герцог поставлял “для Америки” чужих верноподанных, скупая их по сходной цене то у того, то у другого из мелких владельцев Германии, которые и при раскатах Марсельезы всё еще не забывали обычаев “великолепного” Людовика XIV.

Само собой разумеется, что львиная доля барышей попадала в карман Мейера-Амшеля, который состоял комиссионером герцога и, сверх того, уже за свой личный счёт, по монопольному порядку кормил, одевал и доставлял “воинов” на берег моря, т. е., в сущности — на смерть, откуда отправлял их далее на английских кораблях. Затем понемногу он стал давать деньги не одним частным лицам, а и небольшим государствам, как задорная, не по силам воинствующая Дания, например.

Своих колонистов Англия не одолела. Образовались Северо-Американские Соединённые Штаты, и республиканцы-евреи впервые проникли в Америку, так как прежде ради безопасности молодой колонии Англия туда их не пускала. С другой стороны, начались войны монархических коалиций против Франции и походы Наполеона.

Здесь для Амшеля открылся уже богатейший, никогда раньше не виданный, золотой рудник операций по государственным займам на бездонные траты интендантов et tutti quanti… Смышлёный иудей вначале давал взаймы обоим воюющим сторонам, но вскоре же оказался, исключительно, банкиром коалиций.

Развивая и расширяя, таким образом, в лице новоявленной династии своей беспримерные дотоле гешефты, “избранный народ” богател, а, следовательно, размножался в то именно время, когда гои истреблялись взаимно и в страшных количествах. Подчас, как например, среди залитых кровью полей битвы у Маренго, на что горько жаловался сам Наполеон, целые полчища внезапно сбежавшихся отовсюду евреев грабили раненых и умирающих.

Впрочем, то же самое сыны Иуды проделывали и на наших глазах, не далее, как в 1870 г. Мудрено ли, что, потеряв самый цвет своего населения ещё при Наполеоне, эта великодушная, но легкомысленная страна изнывает теперь под игом всё более и более многочисленных поколений “равноправных” евреев?!

Этим “избранный народ” начал мстить Наполеону за то, что разочаровавшись в смехотворной надежде “приголубить” евреев, император был вынужден принимать строгие меры против эксплуатации ими сельского населения, главным образом, там, где и тогда уже еврейство чрезвычайно изобиловало, т. е. в злополучных Эльзасе и Лотарингии.

Но упомянутым месть не ограничилась. Ротшильды явились не только друзьями Англии (куда после совершенного изгнания в XIII столетии, они, как известно, вернулись при Кромвеле или Мардохее II), а и лютыми врагами Наполеона.

Сын Амшеля, “гениальный” Натан даже переселился в Англию, где уже в лице своего внука Натаниэля стал лордом (через премьера д'Израэли), тогда как другой его сын, “красавец” Ансельм, обосновался в Париже, а его потомство захватило в долгую аренду сперва Banque de Franc, т. е. грозную монополию выпуска кредитных билетов, затем отказывало Франции в кредите даже в 1870 году и, наконец, поработило её всецело.

Можно себе представить, какие симфонии, фуги и вариации шпионства разыгрывали братья Ротшильды при этих условиях, без сомнения, являясь агентами всего “избранного” народа. Здесь мы встречаем глубоко назидательный пример того, на что способно еврейство, как только оно перестаёт трепетать!…

Возобновив, как сказано, свою торговлю человеческим мясом и помогая задушить свободу в Америке, а затем и во Франции, сыны Иуды прежде всех, тем не менее, воспользовались успехом революции штатов Новой Англии и ещё в конце XVIII столетия через Исаака Лонга решили перенести сюда центральное управление масонством.

Приобретая достоинство французских граждан, те же евреи, особенно в лице Ротшильдов, снабжали деньгами монархические коалиции, преимущественно в их крайних усилиях задушить франзускую республику.

В частности, Натан Ротшильд через талантливейших евреев, конечно, доставлял Велиштону в Испанию и Португалию английское золото и такие сведения, которых тот никак не мог бы получить иначе. А в заключение спектакля под Ватерлоо Натан подкупил маршала Груши, который, вопреки приказу Наполеона, уже разбившего армию Блюхера, “сбился с дороги” и вовсе не прибыл на поле битвы, а Блюхера не тронул, чем и дал ему возможность решить бой в пользу Велингтона.

Этим же была несчастно и для России закончена величественная эпопея борьбы Наполеона с Англией, ибо вся дальнейшая коварная история великобританской политики, затем причинившей нам столько горя и стыда в случае победы Наполеона не существовала бы.

Само собой понятно, что Натан Ротшильд и себя не позабыл. Внезапно явившись из под Ватерлоо на фондовую биржу в Лондон, он произвёл там панику, распродавая по чём попало английские государственные процентные бумаги и даже, печальной внешностью своей делая вид, что сражение, где Британия, без сомнения, всё поставила на карту, проиграно. Когда же через сутки, истина открылась, все сожалели о Натане, а он, несчастный, между тем “заработал”, на разнице курсов, бешено полетевших вверх, около 10.000.000 р.

Из этого “опыта экспериментальной физики” и пошло знаменитое объяснение Ротшильдом своего нынешнего богатства, достигающего уже 10.000.000.000 франков. “Мы всегда дёшево продавали и дорого покупали”, — говорят цари Израиля. Это значит, что они так именно действовали ad usu populi, а в то же время через своих подручных предательски поступали наоборот.

Ведь и публика, и сами биржевики поддаются панике. В особенности, публика. Она неизменно покупает с повышением биржевых цен, а с падением их — продаёт. Таким образом, Ротшильды и К" ловят в мутной воде столько рыбы, сколько им понравится.

Что же касается их посредничества по обременению народов государственными займами, то здесь лишь с особой силой достигает очевидности афоризм: иудейский кредит также полезен всякому, как верёвка для повешенного!…

“С небольшим сто лет назад, — свидетельствует Дрюмон, — нищие и презираемые евреи пришли в нашу прекрасную и богатую страну. Сейчас одни евреи богаты в этой, уже презираемой ими и обнищалой стране”.

Да, за период только в сто лет, благодарный кагал отнял у французов всё.

Придя в лохмотьях, евреи занимают теперь как принадлежавшие некогда крестоносцам замки в стране, ими сурово подавленной, так и роскошные дворцы в Париже. У них же и королевские охоты, и чудеса искусства…

Что же они дали взамен? Что сделали полезного?

Всё их владычество резюмируется современным положением вещей. Благородный и трудолюбивый народ доведён до отчаяния, потому что все источники идеала и энтузиазма в нём иссякли. Анархия вверху порождает и анархию внизу. Иудейская зараза разъедает организм Франции. Отпечаток еврейства заклеймил себя позором и стал воистину зловещим.

Еврей нагло позабирал всё и вся, а взамен не принёс ничего, кроме опереток Оффенбаха, разумеется. Франция позабыла свои старые традиции, безкорыстие и великодушие для того, чтобы, отравившись еврейским взглядом на деньги, всё относить к деньгам же и из денег делать двигатель всего. Постепенно, но неуклонно Франция стремится воспринять и безжалостное еврейское сердце, то самое, что Виктор Гюго называл “ame sordide de juif” — гнусной душой еврея.

Рабочий вопрос есть проблема о превозможении капитала или, точнее, против превозможения капитала. Еврейский же вопрос — ничто иное, как именно такое превозможение в его чистейшем виде, отвлечённое от национальности и религии. Наоборот, коренная сущность еврейской национальности, и религии — капитал, и ничего больше.

Ротшильд и Маркс — два полюса одного явления, капиталистический космополитизм vis a vis рабочего космополитизма, с подразумеванием или явным отрицанием чужих национальностей и религий, но с обоюдным стремлением превратить иноплеменные государства в свои орудия.

“Еврей царствует и управляет во Франции, — говорил Туссенель [77] ещё пятьдесят лет тому назад, — и, несомненно, станет завоевателем в других странах”.

Увы, его не хотели слушать, пока, наконец, европейские нации не унизились до того, что в наши дни уже никто из их премьер-министров не осмеливался поднять голос на защиту своего народа от евреев, как ни один парламент не дерзает хотя бы затронуть эту ужасную проблему.

Когда в 1870 году, потеряв свои армии и выстрадав поражения под Сен-Прива, Страссбургом, Мецом и Седаном, Франция истекала уже не кровью, а сукровицей, какому вопросу придал наибольшую важность её первый министр, еврей Адольф Кремьё, основатель всемирного еврейского союза [78]? Равноправию евреев в Алжире.

Но арабы под Виссамбургом, Марс-ла-Туром, Гравелотом, Сен-Прива, Мецом и Парижем мужественно сражались за Францию и тысячами умирали за неё, в то время, как евреи на полях битвы грабили раненых и умирающих, обездоливали французские войска как поставщики или предавали собственную родину в качестве прусских шпионов.

“Не к лицу арабам стоять ниже жидов!” — вне себя от гнева воскликнул Ахмет-эль-Мохрани, храбро служивший Франции арабский вождь, и, сорвав с груди орден Почётного Легиона, объявил себя врагом постыдно ожидовлённых французов. Однако, даже при столь тяжёлых условиях, Ахмет-эль-Мохрани поступил много благороднее наших революционеров.

Восстание алжирских арабов началось не раньше, чем по окончании франко-прусской войны. Факт, удостоверяемый документально тем писменным вызовом, который был отправлен арабами президенту Тьеру после подписания франкфуртского договора.

Правда, из потоков арабской крови, пролитой французами при усмирении восстания, евреи вновь добыли несколько десятков миллионов франков, но и арабы дали им себя знать… Затем, быть может, не далеко время, когда иной, более грозный вождь напомнит о себе и, позволительно думать, с большим счастьем. Должны же, наконец, получить возмездие и труды кагального масонства на погибель Франции!…

Невольно коснувшись в лице Кремьё первого еврейского триумвиратора на пути современной истории Франции, мы должны были бы рассказать кое-что и об остальных двух триумвираторах — Гамбетте и Жюле Фавре.

Причём, первый, подстрекая в иудейском самомнении на заведомо безнадёжное продолжение войны, доставлял своим единоплеменникам колоссальные барыши на подрядах и поставках, равно как на предательстве и займах, а второй довёл свои заботы по министерству иностранных дел до такого момента, когда, наконец, сошлись ещё два других еврея — Альфонс Ротшильд со стороны Франции и его бывший приказчик Сруль-Мордка Блейхредер от Германии.

Они назвали такую цифру контрибуции (5.000.000.000 франков), которой, даже откладывая по франку в минуту, нельзя было бы, по замечанию Тьера, сосчитать и со времени Рождества Христова. Когда на обморок этого старика-патриота Бисмарк мог язвительно заметить: “Успокойтесь, г. Тъер. Я потому именно пригласил Блейхредера, что он считает от сотворения мира!..”

Нам следовало бы далее остановиться на “злодейских договорах”, через которые под предлогом якобы скорейшей уплаты своих огромных долгов французской государственной казне “большие железнодорожные компании” не только получили расширение и продление своих концессий даром, но рассчитались с той же казной за её собственный счёт, да ещё с невероятными, вдобавок, для неё же убытками… Не мешало бы привести на справку и последнюю, вероломно сокрушённую сынами Иуды попытку французов-патриотов через “Union General” свергнуть иго еврейского капитала (дуэль Ротшильдов с Бон-ту; см. роман Золя — “L'Argent”).

Надлежало бы для полноты картины привести пример бескорыстия парижского парламента на “Панаме” при благосклонном участии второго, иудейского же триумвирата состоявшего, как установлено, из доктора панамских наук Корнелия Герца, Артона (Аарона) и Жака Рейнаха, который при содействии Лу-бэ, как тогдашнего министра юстиции, успел отравиться, чем и спас цвет нынешних правителей Франции, но не преминул оставить ей в наследство своего племянника Иосифа Рейнаха, впоследствии начальника главного штаба Ротшильдов в инсценирования “Дрейфусиады”.

Наконец, нельзя было бы, строго говоря, умолчать о мужественной, гордой и пророческой деятельности министра внутренних дел при Мак-Магоне Марсера [79], который был очевидцем эпохи зарождения современного оффициального владычества евреев во Франции.

Он ясно понимал, куда это клонится, предупреждал энергически и вовремя, но поделать уже ничего не мог против Гамбетты, бывшего диктатора и “спасителя свободы”, низвергнувшего при соучастии пресловутых 353 последнее истинно французское правительство маршала, чем и было увенчано блистательное торжество “избранного народа”…

К сожалению, для разработки одного этого материала, хотя бы в самых общих чертах, понадобилась бы нарочитая книга.

Таким образом, поневоле приходится сжимать объём и без того непомерно разростающегося исследования. К тому же, сказанного достаточно, чтобы не удивляться тем выводам, к которым ход событий нас неумолимо приводит.

Согласно с этим, нет надобности объяснять, что путём изложенного мы старались иллюстрировать лишь некоторые, мельком набросанные результаты иудейского равноправия во Франции. Но если и не в столь поразительных размерах, то их нельзя было, разумеется, не предвидеть вообще.

Действительно, не было недостатка в предостережениях у самого Национального собрания и в 1791 году.

“Назвать еврев согражданами, — вразумлял аббат Мори, — всё равно, что уверять, будто не переставая быть англичанином или датчанином, можно стать французом. Со времён Карла Лысого, который предоставил евреям гражданские права и, однако, евреем же Седекией, своим врачём, был отравлен, сыны Иуды были у нас изгоняемы и вновь призываемы семь раз.

Справедливо заметил Вольтер, что корыстолюбие преследовало их, и оно же им покровительствовало. Восемнадцать столетий провели иудеи в Европе, отнюдь не смешиваясь с другими народами. Ничем иным не занимались они, кроме торговли деньгами. Угнетатели вообще, они в странах земледельческих являлись бичём трудящегося населения”. “От евреев народ приходит в ужас, — свидетельствовал нансийский епископ Ла-Фар, — а в Эльзасе они по собственной вине становятся и жертвами народных движений.

Тем не менее, они проникают повсюду и завладевают всеми. Стремясь обездолить тамошних крестьян, евреи за бесценок скупают рожь ещё на корню и доводят их до нищеты”. “Они так навострились захватывать всё и вся, что если бы нам пришлось, положим, лишиться вас, владыка, — заметил один из жителей этой несчастной страны, — то епископом нашим оказался бы, пожалуй, еврей”.

“Если мы и наследники революции 1789 года, — утверждает, в свою очередь, Эдуард Дрюмон, — то совершенно особого рода. Евреи поступили с нами хуже, чем хотя бы Иаков с Исавом. Они не только не дали нам чечевичной похлёбки, но отобрали и самое блюдо, предназначив его тоже себе для “казённого пирога”.

“Однако, свобода состоит не в том, чтобы властвовали одни евреи, когда, вдобавок, они бьют и плакать не велят. Равенство не заключается в том, чтобы на одного еврея, владеющего через обман и подлог тремя миллиардами, приходилось несколько миллионов честных труженников — не-евреев, умирающих с голода. А если это братство, то уж, несомненно, каиново!…”

В самой Франции истинный властелин дом Ротшильдов и никто иной. Две буквы “R. F.”, которые вы встречаете на зданиях, щитах и транспарантах или же на гирляндах газа в дни торжеств означают не “Republique Francaise”. Нет. Это просто вывеска торгового дома. Отнюдь не выражают они собой и государственного разума великого народа. Нет. Они указывают только на социальное значение большого еврейского банка. “R. F.” — значит “Rodschilds Freres”.

Изумляться нечему. В Сиаме есть лютый змий — гамадриада, из породы удавов. Он столь ядовит, что его укус через пять минут для слона смертелен. Туземцы боятся гамадриады больше, чем тигра или чёрной пантеры. Тем не менее, было бы смешно негодовать на змия. Естествоиспытатель должен изучать его, а не сердиться.

Так и поступал в своём мудром запросе ещё в 1895 году [80] доблестный депутат Дени, требуя ответа на тему: “что думает предпринять министерство в виду систематического ожидовления французского правительства?”

“Чему вы удивляетесь, против чего негодуете? — говорил Дени. — Еврей чем-нибудь, но неизменно торгует, что-нибудь да продаёт. Виноват ли Дрейфус, когда, в известную минуту, у него не случилось ничего иного для продажи, и он был вынужден продать свое отечество?”…

Обратившись к иудаизации правительства, Дени напомнил, как французские министры закатывались от смеха, слушая рассказ наивного депутата, будто в Англии пойманные на взяточничестве министры умерли от стыда… “Действительно, у нас не умирают от стыда, — заметил Дени, — а живут им!”…

В заключение, обращаясь к бешеной скачке курсов, даже во время инциндента с Фашодой, дени воскликнул:

“Следовало пойти на биржу именно в этот момент, чтобы сподобиться, к нашему ужасу, омерзительного зрелища, от которого душу воротит. Всякий раз, когда Франция в опасности, когда кровь заливает ей лицо, а слезы текут из глаз, тысячи хищных тварей кидаются на неё со всех сторон и своей гнусной алхимией спешат её кровь и слезы превратить в золото. Научите меня ради Бога, из каких вертепов, каких банков, каких острогов, каких незапертых, — по злоумышлению, гетто сбегаются эти презренные?!…”

XXVI. Установив предыдущее, не трудно уже провести магистральные линии “скандала скандалов”, известного под скромной, но многозначащей кличкой “L'Affaire” (“Дело”). На весь мир ошельмованный Дрейфус остаётся, тем не менее, “героем во Израиле” и беспримерным на пути веков монументом всемогущества кагала.

Никогда раньше ничто подобное не представлялось мыслимым. Только биржа и пресса способны были дать сынам Иуды да ещё после 1870 года и на почве государственной измены прежде невиданный, совершенно невероятный триумф, и не где-нибудь, а как раз в самой Франции — провозвестнице иудейского патриотизма, а следовательно, и “равноправия”…

Непостижим, безотраден и поразителен этот страшный урок истории…

Но если иудейская биржа давала деньги без счёта, то результат был достигнут “избранным народом” преимущественно через прессу.

Именно она привела сбитое с толку “культурное” человечество не только к тому, что для спасения “невинного страдальца” (точно не бывало других) пожертвования собирались в Японии и на Мысе Доброй Надежды, в Ванкувере и Сингапуре, в Марьиной Роще — под Москвой и на Вандименовой Земле; не только под гнётом общего неистовства военный следователь полковник Пати дю Клам оказался в том самом каземате, куда осмелился заключить изменника, а и сам предавший Дрейфуса суду, военный министр генерал Мерсье, лишь каким-то чудом спасся от каторжных работ в Новой Каледонии, т. е. от рабства у Ротшильдов же, арендующих там копи никеля и труд ссыльных, но и целая французская армия стала притчей во языцах, жертвой срама и отчаяния, не взирая на то, что среди крушения всего прочего она до процесса являлась излюбленным детищем всей Франции, её цветом, радостью и надеждой, и что при всей тяжести тамошних налогов, парламент ничего для своей армии не жалел.

Ассигновки же, открываемые без прений, достигли с 1871 года колоссальной суммы в 35.000.000.000 франков!…

Никто, быть может, лучше Дюринга (см. его “Еврейский вопрос”) не нарисовал по этому поводу картины необузданного террора иудейской свистопляски в наши дни.

Параллельно со взглядом Дюринга нельзя не упомянуть и о наделавшей столько шума брошюре Либкнехта. Оба автора — немцы, и оба категорически утверждают, что Дрейфус изменил Франции. Это очень важно по делу, где миллионы людей оказались шутами “всемирного кагала”…

Среди означенных условий вполне естественно, что на Западе уже появились “научные” руководства для фабрикации общественного мнения. Дело Дрейфуса — назидательное тому доказательство. Внимательно ознакомиться с ним — долг государственного человека. В России же необходимо как можно ярче просветить на этом пути и всенародное сознание [81].

Мы не предполагаем, разумеется, переходить к подробностям сказанного “Affaire”, а остановимся только на двух обстоятельствах.

Создавая новую Транс-африканскую империю от Каира до мыса Доброй Надежды и встретив поперёк своей дороги в Фашоде Францию, Англия стала грозить войной, хотя и не серьёзно, а в действительности, быстро произвела другой, но мастерской шахматный ход. Через масонов был поставлен на сцену пересмотр дела Дрейфуса.

Раздираемая усобицей, Франция не замедлила покинуть Фашоду. Но евреи и масоны не удовольствовались этим. Дважды осуждённый военными судами за государственную измену, еврей на глазах у всего мира разыграл, тем не менее, свою трагическую оперетку и дождался “дрейфусаровского” же министерства, а в апофеозе, по докладу единоплеменника своего Галифэ, как военного министра был помилован столь заслуженным панамистом, каким является адвокат Ротшильдов и по их же милости президент французской республики Лубэ-Позор (Loubet la Honte)…

Но лишённое стыда еврейство и мысли не допускало ограничиться этим в торжестве своём.

Оскорбив генералов, запятнав армию и унизив Францию, кагал не замедлил потребовать и полной реабилитации предателя. Однако, вопреки усилиям еврейства и соучастию властей, не удалось изобрести того нового обстоятельства, которое, за истечением всех сроков, только и могло хотя бы формально мотивировать вмешательство кассационного суда.

Дабы не оборваться на этом, состав суда был заранее подтасован, и, не взирая ни на что, дело внесено было на пересмотр. Требовалось, понятно, решить его здесь же всецело, так как опасность нового обвинительного приговора и в третьем военном суде представлялась очевидной. Между тем, кассировать производство, начиная с предания суду, нельзя было иначе, как удостоверив, что в деянии Дрейфуса нет состава преступления.

Факт же государственной измены и само документальное её доказательство в виде проклятого “бордеро” неоспоримо состояли налицо. Значит, ничего не оставалось, как прямо вопреки закону и, строго говоря, без всякого суда оправдать Дрейфуса, хотя и в яко бы кассационном порядке, но исключительно по существу.

Так именно, т. е. в явное нарушение текста и разума статьи 445 устава уголовного судопроизводства Франции 14, равно как через совершенное извращение улик, поступил кассационный суд, когда даже совсем без выслушивания представителя со стороны обвинения ибо прокурор, в свою очередь, лишь защищал подсудимого, отменил 12 июля 1906 года со всеми последствиями второй обвинительный приговор о Дрейфусе, постановленный вторым военным судом Ренне 9 сентября 1899 г.

Курсивом, слева, напечатаны те подлинные слова закона, которые справа в искажённом виде и в другом месте ложно приняты кассационным судом за основание его решения под видом истинного текста.

Вследствие такого преступления со стороны кассационного суда изобличённый да и сам сознавшийся, но уже при помиловании восстановленный в майорском чине, еврей-предатель Дрейфус приобрёл, как оправданный право действительно и нагло, срамить французскую армию своим нахождением в её рядах. И что всего печальнее, иудаизированный парламент не замедлил санкционировать столь оскорбительный для национального войска факт.

Это не мешает, впрочем, патриотической прессе называть Дрейфуса изменником, попрежнему, как не исключает и торжественного оправдания присяжными заседателями всякого, кто покусился бы на драгоценную жизнь “страдальца”, как это блистательно доказал вердикт, постановленный при всеобщем одобрении в Париже по отношению к негодующему Грэгори, выстрелившему в “мученика Чёртова острова” на пути не менее, чем оправдание Дрейфуса, возмутительного деяния, учинённого правительством, раболепствующим пред евреями, когда под защитой тех же войск от ярости народной оно переносило труп отъявленного порнографа и дрейфусовского апологета Золя в национальное святилище Пантеон.

Всесветная агитация евреев против двойного обвинительного приговора Дрейфусу его сослуживцев, офицеров многострадальной французской армии, — факт беспримерный в истории судебных учреждений. Агитация эта у всех на памяти, и достаточно говорит сама о себе. Поэтому, лишь ссылаясь в данный момент на неё, мы обращаемся её начальному периоду в 1895 году. Самовластие кагала и тогда уже ни для кого не составляло тайны.

Всякий возвышенный и ясновидящий ум сознаёт, какое важное место в жизни народов занимают религиозные идеи и чувства. Отсюда, с какой бы яростью не вырабатывалась в нём уверенность, что “политика во все времена лишь сохраняла злоупотребления, на которые жаловалось правосудие”, государственный человек не может не отдавать себе отчёта в том влиянии, которое оказывают причины нравственные.

По мере же того, как дряхлеет наш скептический век, всё становится осязательнее та доля участия религиозных проблем, которую приходится испытывать во всех вопросах жизни, равно как и та степень воздействия, которой эти проблемы отражаются в мировой политике.

Отсюда становится ясным, почему в своём стремлении поработить гоев, иудаизм признаёт основной своей задачей декомпозицию христианства. Но важность проблемы требует и безошибочности мероприятий кагала.

Таким образом, раньше, чем перейти к резолютивной цели, сынам Иуды надлежало обезоружить Францию, т. е. подорвать нравственное значение армии и дискредитировать достоинство её вождей, а в частности, разрушить те средства, которыми она могла бы защищать тайны своей организации от иностранного шпионства, уже причинившего французскому народу горестные испытания 1870—1 годов и ещё более опасного в будущем.

Точность и универсальность кагальных расчётов не замедлила подтвердиться чрез еврейско-японский шпионаж в 1904—1905 годах на маньчжурской сцене, как и вообще над судьбами России. Именно этом направлении следует приглядываться к замыслам “Дрейфусиады”. И здесь прежде всего надо искать ключ к их разгадке.

Понятно, что, ударив в самый центр иудейского предательства, Дэни должен был встретить бешенный отпор не только потому, что завёл речь об ожидовлении французского правительства, но и особенно в виду приурочения данного к процессу “страдальца” с Чёртова острова.

Против Дэни, как и следовало ожидать, выступили шаббесгой-социалист Руаннэ и генеральный штаб кагала в лице фанатического еврея Накэ.

Затем, чего и следовало, впрочем, ожидать, запрос не имел успеха. Впрочем, помимо гнева разоблачённых этим шаббесгоев и “самообороны” заседающих в парламенте евреев, причины неудачи Дэни заключались в его незнакомстве как с тем, что иудеи аргументируют софизмами формальной логики, так и в его неведении каббалистической тактики.

С другой стороны, когда сухой разум встречается с материалом, где данные переменны, а количество их неизвестно, то отказывается от математического решения. Тогда для постижения всего их объёма наш дух возвышается до особого состояния — наития, убеждения совести, провидения. Великие мысли идут от сердца, а не от ума.

Сердце — вещун. Этим, а не иным путём создаются вердикты присяжных заседателей и разрешаются важнейшие государственные проблемы. Gouverner s'est prevoir.

Сознавая это не хуже нас, сыны Иуды никогда не принимают, однако, вызова на указанной почве. Являясь оппонентом, член “избранного народа” прежде всего норовит переманить своего противника на формальную территорию и не допустить суждения по совокупности фактов, а затем при первом удобном случае переводит спор на иные рельсы либо на другую строну, скрадывая его существо и говоря лишь о том, что сюда вовсе не относится и о чём его не спрашивают.

Развлекаясь же погоней за увертывающимся евреем, неопытный противник оказывается в положении нелепом. С одной стороны, еврей вытаскивает у него аргумент за аргументом в виду яко бы недостаточности или непригодности каждого из них порознь, а с другой стороны, настигает его именно там, где подстерегал и уже здесь как раз, наносит ему coup de grece.

Дени попался Альфреду Накэ этим способом. А так как еврей, вдобавок, рассуждает единственно ad hominem, а не ad rem, иначе говоря, не спорит, стараясь оклеветать, то и Накэ, а за ним и весь кагал, запутав неосторожного Дэни, сделал вид, будто победа одержана по самой сущности проблемы.

Отсюда понятно, как трудна борьба по еврейскому вопросу. Мало изучить предмет и недостаточно верить в своё знамя, надо ещё уметь вовремя оберегать его от предательских нападений. На этом же последнем пути кроме теоретической подготовки необходима главным образом практика. Вот почему не всякий вправе браться за разоблачение евреев, в особенности на принципиальных диспутах с ними. Надо знать их самих и глядеть в оба, дабы не попадаться в ловушки и не уронить своего знамени, т. е. не обратить собственные святыни в посмешище, к чему евреи всемерно стремятся…

Увы, если таковы опасности на поединке Дэни с Накэ, difficile est satyram non scribere то они могут стать неимоверными и для целой страны при столкновении со всей кагальной прессой.

Испытания, выпавшие перед изумлёнными глазами целого мира на долю Франции тому бесподобный пример [82].

Можно признать даже, что одно лишь упоминание о триумфе кагала в “Дрейфусиаде” уже исключает необходимость рассуждений о могуществе, которого достигло теперь еврейство, захватив, по совету Мошки Блюмберга, как будет разъяснено далее, монополию газет.

XXVII. Резюмируя изложенное, трудно не заметить, что повествование о процессе Дрейфуса представляет доныне один, весьма существенный пробел. Как, в самом деле, высший суд республики мог решиться на столь явный фактический и юридический подлог, да ещё по обвинению в государственной измене, прогремевшему на обоих полушариях?

Откуда явилось такое пренебрежение к правде там, где, казалось бы, ей твёрдо гарантировано недосягаемое убежище? Чем объяснить, наконец, дерзость, с которой это было учинено, не взирая на мужественный и всенародный протест Кенэ де Борепэра, председателя гражданского департамента кассационного суда, вышедшего в отставку для того, чтобы своим участием в общем с уголовным департаментом собрании по отмене второго обвинительного о Дрейфусе приговора, не запятнать собственного доброго имени и не осрамить чести своей семьи?…

Причины указанного, нигде невиданного позора коренятся, без сомнения, в разных условиях современного ожидовелого режима и в заговоре против правосудия самого правительства Франции, но этим не исчерпываются. Требовалась уверенность в безнаказанности, иначе говоря, в тщательной подготовке через сокрытие следов преступления и устранение заранее всего, что способно изобличить продавшегося кагалу большинства “кассационных судей”.

В этой области, безусловно, неизбежным являлось уничтожение как документальных доказательств, так и свидетельских показаний. По отношению к первой части задачи хлопоты принял на себя служивший в секретном отделении главного штаба французской армии Пикар, впрочем, едва не оборвавшийся, потому что попал, было, к судебному следователю, а от него — в военную тюрьму.

Тем не менее, по воле еврейства, он не только не был предан суду, но успел завершить свою миссию и в какие-нибудь три года из подполковников стал дивизионным генералом, а в заключение, exusez du peu, — военным министром. Что же касается свидетелей, то, согласно обычаю иудео-масонства, они по мере надобности, исчезали, уходя один за другим в царство теней…

Для ясности мы назовём их, равно как обстоятельства их кончины, руководствуясь весьма поучительным исследованием Шарля Флёри, вышедшим года два тому назад в Париже под заглавием “La republique juive, ses trahisons, ses gaspillages, ses crimes”.

1. В первую очередь умер отравленным, когда отверг иудейские деньги, ревностный патриот, весьма способный и многое знавший начальник противошпионского бюро главного штаба полковник Сандгерр.

2. За ним вскоре погиб майор Аттель, начальник военной тюрьмы, присутствовавший в самый момент разжалования Дрейфуса и выслушавший от него лично признание вины. Это был неудобный свидетель. И вот, 1 октября 1895 г. совершенно здоровым он выехал с поездом из Триеля, а меньше часа спустя, на станции в Эрмане его нашли в купе вагона уже хрипящим и позеленевшим… Отрава била в глаза, но виновных не стали искать, как бы следовало…

3. От капитана Леброна Рено сейчас же вслед за его письменным докладом об этом военному министру генералу Мерсье Шолэн-Сервиньер, депутат, получил в свою очередь, сведения о признании Дрейфусом своей виновности, а в 1898 г. опубликовал в “Intransigeant” следующий текст оного: “Если я и передал документы Германии, то с целью получить у неё другие”.

Не прошло и нескольких недель, как 25 июля того же года близ Манса, куда ехал Шолэн-Сервиньер, он был найден раздавленным в куски на линии железной дороги. Его, несомненно, выбросили из купе, причём дверь оказалась снова закрытой, а единственный спутник поспешил, весьма кстати, скрыться.

Прекрасное же общественное положение убитого, его характер и осмотрительность исключали всякую мысль о случайности либо о самоубийстве. Злодеяние являлось очевидным, но его не нашли нужным разоблачать.

В декабре того же года, одна из газет “синдиката измены” поместила следующую заметку: —

Настоящая справка приводится, как показатель состояния духа и совести “блокаров” [85], также охотников до убийств из-за угла, подобно всем негодяям.

Существует ли, однако, нарочитое сообщество или же это только лукавая угроза?… Очень возможно, потому что кагал и “ложи” нередко сами совершают предательские убийства, отнюдь не прибегая к иной организации, на которую, во всяком случае, труднее полагаться, чем на свою собственную.

4. Смерть полковника Анри (Henry).

Мы не говорим, что дрейфусары убили его, так как вероятным представляется самоубийство, но мы утверждаем, что они его довели до лишения себя жизни, ибо в этом верх их искусства, а мы здесь видим нечто, ещё более отвратительное, нежели простое убийство.

Всё заставляет думать, что фальшивый друг, один из тех вкрадывающихся братьев, которых гетто и ложи рассылают во все слои общества, подстрекнул чудесного воина и пылкого патриота к совершению не подлога даже, а такого популярного воспроизведения документа, которое можно было бы показать вместо подлинника, несомненного, но пока долженствующего оставаться секретным.

Будучи опасно достойно сожаления, это деяние было, сверх того, весьма сомнительной полезности, так как в описываемый момент изменник уже давно был осуждён. С другой стороны, этот факт оказался известным дрейфусарам гораздо раньше, чем полковник Гине обратил на него внимание военного министра. Короче говоря, Анри был пригвождён к бесчестию и самоубийству. При чём ему “великодушно” дали время избрать эту последнюю участь.

5. Лоренсо, честный патриот, хотя республиканец и префект Северного департамента, первый указал на существование и проделки дрейфусовского заговора, переводившего из Брюсселя огромные суммы во Францию. Вызванный в Париж умеренным министром Дюпюи, он предоставил неопровержимые доказательства. Увы, не успел он вернуться в отель “Терминюс”, как внезапно скончался у себя в номере.

Он слишком был любопытен и его надо было “изъять”, тем более, что вдова Анри вызывала его же как свидетеля по своей жалобе на Рейнаха, начальника генерального штаба дрейфусиады и злобного врага Анри, в крови которого он, на радость сынам Иуды, отплясывал “маюфес”.

6. Федээ, бывший начальник бригад розыска, успел далеко проникнуть в замыслы дрейфусаровского комплота. Он видел те связи с золотом и кровью, которые объединяют иудейское племя с анархистами. Вдруг, и он умирает 4 марта 1899 г. — в один день в Лоренсо. Будучи вполне осведомлён через Федээ и Лоренсо, а значит, долженствуя знать всё досконально, но испугавшись указанных двух смертей, почтенный Дюпюи имел благоразумие заявлять в палате депутатов, как и в частном быту, что о самом существовании синдиката ровно ничего не ведает.

Смерть пощадила его. Но зато другое событие, которое он был, конечно, повинен оценить всецело и вследствие которого наравне со всей Францией не могло не ужасать, произошло в Лагубаране, не далее, как 5 марта. А, между тем, Прессансэ, гугенот и один из главарей дрейфусовского блока, писал 3 марта в своей газете так:

“Слишком поздно, г. Дюпюи!… Вы запутались в собственных тенётах. Глядите, я не пророк; но позвольте доложить вам, что бывают минуты, когда невольно ждёшь чего-то непредвиденного, когда предчувствуешь удар грома, который очистил бы атмосферу. Кто знает, в тот самый час, когда вы ещё держите свои краплёные карты и достаточно подтасовали игру, тот же рок, который привёл Феликса Фора к одру смерти накануне решений, быть может преступных и уже, наверное, непоправимых [86], не готовит ли ещё какого-нибудь трагического сюрприза, вслед за коим и вам не останется ничего, как передать очередь игроку более счастливому и более добросовестному…”

Каково признание в убийстве Фора! Сколь зловеща и цинична угроза тем, что без замедления должно было вновь произойти?

7. Действительно, уже 4 марта Дюпюи получил второй кагальный подарок известие об ужасающей кончине обоих своих собеседников, Лоренсо и Федэя, а 5 марта был настигнут громовым ударом катастрофы в Лагубране.

В глухую ночь, 84.000 килограммов пороха взорвались на казённом заводе, господствующем над Тулоном!…

Взрыв потряс всю округу и был слышан за 200 вёрст. Здания, как и всё, что было на данной территории, превратились в прах, усеянный клочьями сотен человеческих тел. Несколько далее, в окрестностях, были разбросаны ещё многие лаборатории бездымного пороха и мелинита, к счастью, не взорвавшиеся. Иначе, т. е. если бы и они рванули одновременно, как рассчитывали авторы злодеяния, Тулон, арсенал и флот могли бы исчезнуть, как от громоносного циклона.

Печалясь о неудовлетворительности результата, нанятые иудеями анархисты снова выслали 7 марта шестерых из своей среды попытаться взорвать и склады мелинита… Преследуемые же часовым, в которого пули их револьверов не попали, эти шаббесгои вынуждены были бежать, но успели заложить на месте покушения 16 динамитных патронов.

Не достигнув, таким образом, истребления французских эскадр сразу и оптом, еврейство не остановилось перед усилиями на протяжении десятка лет добиться того же в разброде, и не без результата. Нарочитые расследователи, как и все понимающие состояние морских сил, не могут удержаться от единодушного вопля: “Израсходовав одиннадцать с половиной миллиардов на свой военный флот, Франция его, в действительности, не имеет; он приведён в большую негодность, чем после злополучной морской войны…”

8. Менее предусмотрительный, чем Дюпюи, но столь же осведомлённый об интригах “Дела” (“Affaire”) министр Кранц доблестно засвидетельствовал перед палатой депутатов о своём убеждении в виновности “страдальца”… На следующий день 22 июня он, его жена и дети подверглись отравлению, а если их удалось вырвать из когтей смерти, то лишь путём крайних усилий и после жестоких страданий.

9. Агент сыскной полиции Генээ, глубоко знакомый с “Делом” и долго следивший за Дрейфусом по пятам во Франции и Бельгии, равно как в других местах, был вызван для дачи показаний на суд в Ренн. Тогда озаботились помешать ему в этом, своевременно “извлекая его из обращения”. Он умер внезапно 5-го июля 1899 года.

Представив вам всё указанное, мы преднамеренно оставили для более внимательного анализа два наиболее поразительных убийства: Феликса Фора — 16 февраля 1899 года и Сивэтона — 8 декабря 1904 года.

Президент Фор, без всякого сомнения, отравлен.

Совершенно очевидно, что в лагере заговорщиков никто на этот счёт не имел ни малейших сомнений. Справедливо привести к тому же и всех, стоящих за пределами названного лагеря.

Для того, кто желает исследовать обстоятельства и рассмотреть улики, это преступление является столь же бесспорным, как и всякий другой, незыблемо установленный, исторический факт. Например, убийство президента Карно перед театром в Лионе среди громадного народного стечения.

Постараемся же изложить без комментариев главные доказательства.

а) Показания самого Фора и бывшего министра финансов Флуранса. Незадолго до преступления Флуранс встретил полицейского чиновника, который просил его посоветовать президенту, чтобы он прежде всего остерегался своих приближённых, так как видимая опасность для его жизни грозит с этой стороны. Флуранс предупредил Фора, но услышал в ответ: “Думаете ли вы, что я не знаю, как ищут моей погибели?… Успокойтесь, мой друг, все меры предосторожности приняты”,

б) За месяц до убийства интеллигентная и правдивая свидетельница, все сообщения которой были признаны верными, госпожа Бас-тиан [87] слышала в парижском посольстве Германии следующие слова одного из собеседников: “Надо устранить Фора, и мы его заместим через Лубэ”.

в) Другие свидетельства с разных сторон позволяют утверждать, что известное количество лиц в иудейско-масонской среде было предупреждено о неминуемости убийства Фора, причём некоторые проговаривались за недели, другие за несколько дней, а третьи — даже за немного часов о предстоящем событии.

г) В частности, журнал “La Croix” получил с Дальнего Востока от одного достойного веры подписчика известие, что через болтовню проезжих масонов там знали о предстоящей “новости” уже за восемь дней до злодеяния.

д) Президент скончался 16 февраля только в 10 часов вечера. Тем не менее, в 4 часа пополудни, когда он ещё был вполне здоров и принимал в Елисейском дворце князя Монако, а затем кардинала Ришара, была получена с парижской биржи в Брюсселе и немедленно напечатана в местных газетах нижеследующая телеграмма:

“Отставка Феликса Фора неизбежна. Избрание Лубэ обеспечено”.

В тот же день из Ливерпуля пришли в Туркуан (Tourcoing) две депеши такого рода:

Наконец, ещё в тот же самый день между двумя и тремя часами пополудни Генрих Депрэ в Лилле (24, улица Инкермана) получил из Антверпена по телефону отказ от торговой сделки в виду смут, долженствующих последовать за выходом в отставку Фора (“La Croix”, 4 марта, и “Croix du Nord”, 10 марта 1899 года).

е) Какова важность этой смерти? Только патриотизм Фора являлся преградой еврейскому заговору и не давал потоку измены, прорвавшись, унести всё как в правительстве, так и в обеих палатах парламента и в прессе, а затем перевернуть вверх дном и армию, и страну. Видя себя обманываемым, прижимаемым, угрожаемым, президент подготовил суровую отповедь через “Воззвание к народу”, где он указывал на пропасть, разверзшуюся перед Францией, и этот обширный жидовский заговор как на постоянную угрозу для всех учреждений и самой безопасности страны.

Необходимо было, во что бы то ни стало, помешать изданию великого государственного акта. Ну… и помешали!

А как? Воспользовавшись приближенными Фора, как и предвидел тот высокий чин полиции, который предупреждал Флуранса.

Приём у президента продолжался до шести часов вечера, т. е. до момента, когда прибыла ещё одна особа [88], которая от времени до времени также являлась в Елисейский дворец.

Вот при этом свидании с глазу на глаз и совершилось злодеяние… На крики прибежали, но женщина была усажена в карету и отправлена домой в ту именно минуту, когда стали толпиться вокруг несчастного президента, уже находившегося в агонии…

ж) Характер мер и забот, которые были принимаемы врачами, в частности, профессором Ланнелонгом. Этому не противоречит выданное на другой день, чтобы успокоить общественное мнение, медицинское удостоверение о кончине Феликса Фора вследствие, будто бы, внезапного кровоизлияния в мозг. Во-первых, есть и яды, которыми может обусловливаться такое же кровоизлияние.

Во-вторых, правда ли, что смерть была столь внезапной? Наоборот, крепкий организм боролся долго и жестокая агония продолжалась не менее четырёх часов,… а врачи, со своей стороны, обращались именно к средствам, необходимым против отравы. Они применяли, например, искусственное дыхание, вытягивание языка и, вообще, то, что делают, когда хотят выиграть время и помочь яду выделится. Иначе говоря, они, без сомнения, поставили диагноз отравления и действовали сообразно с ним.

з) Но преступление устанавливается не одними действиями медиков, а, быть может, даже очевидное — отсутствием вскрытия. Разве в случаях насильственной или неожиданной кончины, да ещё выдающегося человека, не прибегают к вскрытию его праха для точнейшего определения причины смерти? Разве не вскрывали останки президента Карно и самой императрицы австрийской Елизаветы, хотя их раны были налицо, а смертельный исход был явно чужд какой-либо таинственности?…

и) Случается нередко, что предосторожности, рассчитываемые на замаскирование событий, неумолимо способствуют противоположному результату. Так было и здесь. Устраняя вскрытие, но и предвидя, что ядом будет вызвано быстрое разложение трупа, оказались в необходимости поспешить с бальзамированием раньше истечения всякого законного срока.

В восемь часов утра на другой же день, т. е. спустя лишь десять часов с момента кончины, бальзамирование было закончено. И опять, вопреки обыкновению, без составления протокола. А так как и эта поспешность не задержала разложения, то пришлось перенести тело в гроб и похоронить немедленно. Этакое, подумаешь, нетерпение, как можно скорее закопать своего недруга, точно из боязни, как бы он не ожил и не успел разоблачить злодеяния, требуя возмездия!…

к) Свидетельство семьи Феликса Фора. Почтенные друзья, близко знавшие эту семью, удостоверили, что, по её убеждению, смерть её главы есть результат преступления. Такие заявления повторялись всюду и везде печатались без единого возражения от имени кого-либо из семейства Фора. Столь решительное молчание служит доказательством истинности помянутых утверждений.

л) Дальнейшими, в свою очередь, немаловажными данными в том же направлении является факт, что не взирая на шум, снова поднятый вокруг трагедии Елисейского дворца драмой Штейнгель и вопреки настояниям прервать десятилетнюю давность и пожаловаться на убийц, семья Фора попрежнему сохранила трогательное молчание.

Единственным объяснением может быть только следующее: для нас злодеяние несомненно, но его авторы (евреи и правительство) столь могущественны, что мечтать о воздаянии им в этой юдоли плача бесплодно. Наоборот, противник так властен и столь бесцеремонен, что подобная жалоба могла бы, пожалуй, разразиться новым ударом над головой самых близких к усопшему…

м) Признания дрейфусаров. В этой области, мы не станем обращаться к их диким крикам радости либо к такому, например, материалу, как триумфальные восклицания в одном из бульварных ресторанов некоего клиента Корнелия Герца, а также большого друга Рейнаха и Дрейфуса: “Мы спасены! Не было у нас большего врага, чем Феликс Фор. Но Провидение на нашей стороне, так как он уже не встанет…”

Мы хотим указать на кое-что из того, что было напечатано.

За подписью “Республиканец”, под которой, однако скрылась довольно видная персона из наших правителей, в дрейфусаровском “Фигаро” было напечатано следующее:

Сказанное приобретает особую знаменательность, когда мы сблизим его со статьёй другого выдающегося дрейфусара, помещённой в еврейском листке на следующий день по кончине Фора. Вот что значится в ней, между прочим:

Обдумывая изложенное, позволительно спросить, что может означать этот сивиллин язык, если не то, что Феликс Фор остался бы в живых, когда бы годом раньше, подчинился Зола и восстановил Дрейфуса с мундиром майора во французской армии?

Чем, как не признанием факта преступления, должны быть почитаемы угрозы дрейфусара Прессансэ по адресу министра Дюпюи: “Предчувствую, что разразится гром и над вами. Остерегайтесь той же участи, которой судьба привела на смертельный одр Феликса Фора!…”

Какое, наконец, ещё надо признание, если не видеть его в образе действий парижской юстиции по делу оправданной за убийство еврейки Штейнгель, когда он дебютировал драмой (чрез “устранение” путём её двух стеснительных свидетелей преступления в Елисейском дворце), а засим в течение целого года играл комедию для забавы сынов Иуды над тем наивным младенцем, который называется французской публикой?

Едва успели похоронить Фора, как дело Дрейфуса пошло к пересмотру курьерским ходом. Засим в дьявольском калейдоскопе завертелись картины, превосходящие всякое вероятие.

Избрание на место Фора такого ставленника сынов Иуды, как Лубэ; образование нарочитого дрейфусаровского министерства с адвокатом Ротшильдов, шаббесгоем Вальдеком-Руссо, в качестве премьера, и с евреем Галифэ на должности военного министра; скоропостижное производство в бригадные, а вскоре и в дивизионные генералы Пикара, не взирая на военно-судный устав, по которому, наоборот, его следовало исключить из армии;

крайние усилия Галифэ подтасовать к оправданию Дрейфуса военный суд в Ренне наряду с письменным для него предписанием того же Галифэ принять решение о невиновности Дрейфуса, каковое предписание было передано правительственному комиссару при суде (прокурору) Каррьеру посланцем Вальдека-Руссо [89];

торжественная прокламация президента Лубэ, что “приговор в Ренне, без сомнения, откроет истину и что, каков бы он ни был, ему все обязаны подчиняться беспрекословно”;

скандальнейшие, однако, разоблачения и новый обвинительный же приговор о Дрейфусе, а засим гнев, проклятия, неистовство, эпилепсия, бешенство безумия во всём дрейфусаровском мире и… “помилование” Дрейфуса чрез Лубэ, по докладу Галифэ, равно как принятие этого помилования Дрейфусом и его же отказ поданной уже второй кассационной жалобы, т. е. двойное признание им своей вины вновь;

циническое торжество еврейства параллельно с захватом его членами лучших и важнейших правительственных функций, равно как всяческой иной благодати; переход к евреям должностей директоров канцелярий как в военном, так и в морском министерствах, а вслед за этим наглое определение военными министрами шаббесгоев Андрэ и Пикара;

систематическое гонение со стороны кагала посредством масонов и Андрэ на патриотов-офицеров армии путём учреждения целой системы шпионства и особых “кондуитных списков”, — так называемая “каторжная оперетка фишей (fiches) и, в апофеозе, пощёчина Сивэтона министру Андрэ в самом заседании палаты депутатов; далее — отравление Сивэтона, а для полного увенчания здания - розыски при участии правительства такого нового обстоятельства, которое вызвало бы “законное” вмешательство кассационного суда, уже вполне готового начисто обелить “страдальца”, за необнаружением же этого основания к “пересмотру”, дерзновеннейшее учинение названным судом подлога de facto и de jure…

Но “избранному народу” понравилось заставлять французский народ пить чашу унижения до дна. Посему в заключении явилась парламентская санкция полной реабилитации государственного изменника одновременно с амнистией Жозефу Рейнаху, главному дирижеру дрейфусовского оркестра и зятю панамского триумвиратора Жака Рейнаха, которому Лубэ, иудеями командированный в министры юстиции, дал, как известно, время отравиться, чем и спас всю шайку “чекаров” (депутатов, бравших взятки чеками), а себе подготовил место президента республики ради спасения Дрейфуса!

Процесс Сивэтона, за пощёчину министру Андрэ был назначен к слушанию 9 декабря 1904 года. В свою защиту и для раскрытию катального заговора против Франции обвиняемый вызвал свидетелей: полковника Гинэ и других офицеров, наравне с Гинэ осведомлённых в сатанинских хитросплетениях иудейства.

Таким образом, этот процесс являлся не только делом самого Сивэтона, сколько экзаменом Дрейфусу, Пикару и Андрэ, а в особенности, их подстрекателю и покровителю — “избранному народу”.

Мерзости, ими содеянные во Франции, должны были развернуться пред целым миром в своей наготе. Увы, Сивэтон позабыл, видимо, об участи Феликса Фора… Между тем, все, кто знал положение вещей и размышлял, удивлялись, каким образом наш гнусный жидовский режим, эта правящая нами шайка, эта злодейская Мафия, рассчитывает выпутаться отсюда?!… Необходимо либо уничтожить Сивэтона, либо “изъять” его свидетелей, так как подобное разбирательство не должно быть допущено и состояться, очевидно, не может. Оно и не состоялось.

8 декабря, т. е. накануне суда, депутат Сивэтон в своём рабочем кабинете был найден мёртвым…

Дескать, задремав, он прилёг и лицом как раз пришёлся против газового рожка в камине, который позабыл закрыть.

Но это была лишь жалкая симуляция самоубийства. Принимая во внимание степень умственного развития, характер и мужество этого доблестного борца за поруганное отечество, равно как всеобщее негодование чуждых “Дрейфусиаде” французов, обещавшее ему блистательный триумф, Сивэтону не было никакого смысла лишать себя жизни. И, наоборот, сынам Иуды его смерть представлялась спасительной наряду с другими, предшествовавшими убийствами и не являлась чем-либо особенным.

А когда Сивэтон скончался, тогда по иудейскому обычаю решено было осквернить его память. В расчёте сбить с толку невежественную толпу, пригласили желающих заливать его помоями…

Всё, что могла изобрести самая отвратительная истерия клеветы, и все нечистоты ада были изрыгаемы нанятыми кагалом тварями на голову несчастного героя.

Таков удел подвижников на пути истории. Не забудем же, что его смерть не отомщена, как не свершилось правосудие и за гибель Феликса Фора!…

Правда, “избранному народу” такой триумф обошёлся недёшево. До 200.000.000 фр. собрано было кагалом “на дело Дрейфуса” в обоих полушариях, а один только сентябрь 1899 года (второй процесс в Ренне) потребовал, говорят, у кагала около 54.000.000 франков.

Но не всё ещё продаётся даже в наш, позорный век. Не будем же терять надежды!…

Вечный жид, Агасфер, и три его главные воплощения: жид газетный, жид биржевой и жид политический

Как колоссальный спрут с огромными присосками, “вечный жид” распадается в наши дни на три разновидности: жид биржевой, жид газетный (der ewige Press-Jude) и жид политический.

“Мир управляется совсем иными людьми, чем воображают те, кто не бывал за кулисами” [90].

Восполняя друг друга, эти разновидности Агасфера связаны неразрывно — до невозможности определить, где начинается одна и оканчивается другая. В частности же, иудейская пресса подтасовывает общественное мнение и фальсифицирует свободу, а еврейские банки служат крепостями, под огнём которых всемирный кагал мобилизи-рует свои торжествующие батальоны, — “лучшие” шахматные фигуры в “игре” кагала с остальным человечеством.

Попытаемся в сжатой форме наметить сущность названных трёх присосков кагального спрута.

А. Жид газетный (Der ewige Press-Jude)

Печатать всё — значит, сделать страну необитаемой.

Рассуждая таким образом, Шеридан требовал свободы прессы во имя блага отечества, не подозревая, во что может превратиться пресса, и куда заведут эту свободу евреи.

Между тем, уже в сороковых годах прошлого столетия на совете раввинов некий Мошка Блюмберг, сделавшийся впоследствии сэром Мозесом Монтефиори, советовал “избранному народу”: “Смотрите на правительственные должности, как на ничто. Вздором считайте ордена, чины и почести. Махните пока рукой и на самые деньги. Прессу захватите, тогда всё остальное придёт к вам само собою!…”

И Блюмберг знал, что говорил. Не его вина, что, с позволения сказать, культурные народы отдали такому врагу, как всемирный кагал страшную, неодолимую силу печати, от яда которому нет противоядия. Удастся ли отвоевать её обратно, — большой, едва ли, не безнадёжный вопрос. Сейчас же, распологая прессой, еврейство не только властвует диктаторски, но и огнём своей всесокрушающей газетной артиллерии истребляет всякое сопротивление, в самом его зародыше.

“Четыре враждебные газеты опаснее 100.000 человек неприятельской армии в открытом поле”, — заметил ещё Наполеон. Но разве газеты того времени могут идти в какое-либо сравнение с жидовскими ежедневными изданиями, расходящимися ныне по грошовой цене за ряд страниц в сотнях тысяч, а то и в миллионах экземпляров?…

“Nulle force, il faut Г avouer, n'est capable de resister a un dissolvant aussi energique que la presse”, утверждает мудрый в этом деле судья Эдуард Дрюмон.

Не далее, как чрез одно столетие после идеалиста-арийца Шеридана в той же Англии главным образом чрез иудейские газеты, трубившие своему герою всесветные славу и хвалу, еврей д'Израэли не только сделался первым министром Великобритании, но и потребовал для своей, конечно, печати официального признания её всесокрушающей силы, равно как её господства de jure, исключительно, разумеется, во имя тирании “избранного народа”…

2. Со своей стороны, мы восторгам д'Израэли противопоставляем факты, им скрываемые. Корпуса иудейской прессы стоят наготове, чтобы, получив надлежащую плату, выступать за всякое дело и против всякого дела.

Независимо от еврейских талантов к всякого рода факторству и помимо тех ресурсов, которые лишь сынами Иуды могли быть открыты в газете — реклама и шантаж, ложь и невроз, равно как подлог общественного мнения либо обрабатывание его на еврейский лад, две причины в особенности способствовали захвату всемирной прессы кагалом:

а) в странах цензуры и административного усмотрения, нееврейский капитал избегал помещения в столь рискованное для честной редакции дело. Евреи же с их крайней пронырливостью и неразборчивостью в средствах коварно лавировали против цензоров и администрации, а с другой стороны, ухитрялись вести газету за счёт объявлений или же в неоплатный долг, т. е. на деньги, похищенные простой плутней либо наоборот, действовали сложным обманом, увлекая состоятельных, но одержимых самомнением гоев становиться издателями редактируемой еврейским “маэстро” газеты “во имя служения свободе”, а то и ради мнимой наживы — через объявления, которые прозорливо захвачены самим же кагалом, но при которых, собственно, и должна “содержаться” правоверная газета Израиля, и

б) толпа жаждет скандала и сплетен, а в настоящее время требует новостей уже со всех концов мира; удовлетворить этому может только вездесущее и всезнающее еврейство, которому, сверх того, удалось завладеть как большинством газет, так и почти всеми телеграфными агентствами. Однако, для больших органов прессы необходимы и деньги не малые.

Вот почему газета сделалась акционерным и анонимным предприятием, что еврейству также выгодно, ибо в одном направлении это маскирует участие сынов Иуды, а в другом — устраняет конкуренцию гоев, которым надо остерегаться проникновения тех же евреев и крайне трудно договором установить в таком сложном деле, всё необходимое.

Тогда как, наоборот, все евреи, при известных обстоятельствах думают одинаково и не смеют нарушать кагальной дисциплины. Провинившийся же еврей карается своим судом не за покушение на интерес соучастников предприятия и не в гражданском порядке, а за посягательство на единство Израиля, т. е. на самое основание величия иудейского, стало быть, как совершивший богохульство (ведь “Закон” избранности еврейского народа дан на горе Синае самим Иеговой), преследуется уголовным судом Израиля в качестве тяжкого государственного преступника, — понятно, что с ним уж не шутят!

Рассматривая себя, как призванного управлять всем, современное еврейство в своей гордыне не утоляется владычеством денег. Оно желает господствовать над умами и в их сознании оправдать как свою власть, так и несравненное превосходство своё в нравственном и в интеллектуальном отношениях.

Надевая намордник всякому супостату, кагал один желает говорить и этим, преимущественно, создавать собственную популярность, что в значительной мере уже достигнуто им, впрочем, главным образом, среди “либералов” в России, по исключительным, местным условиям.

Считая евреев своими “естественными и весьма полезными” союзниками, либералы или ребячески заблуждаются в тиранических замыслах сынов Иуды, или же, с не меньшей ограниченностью надеются “обскакать” иудеев в дороге к “призовому столбу”, хотя на это не рассчитывал даже Иезуитский орден, безусловно, не допускавший членов “избранного народа” в свою среду.

Иначе говоря, кагалу необходимо извратить человеческую мысль, а для этого надо завладеть как устным, так и печатным словом.

Стремясь повелевать умами, иудаизм с дьявольской бесцеремонностью избрал к осуществлению своих замыслов все три пути, сюда ведущее: адвокатуру, прессу и университетскую кафедру. Жаждая безграничной власти, он двигается к своей тирании через растление масс. Либералы помогают ему по склонности или симпатиям, а то и вследствие более “звонких” причин, консерваторов же он угнетает и терроризирует “спасительным страхом”.

В судах еврейские адвокаты по указке талмуда жонглируют законами; в университетах иудеи прежде всего, разумеется, продвигают своих либо на свой же лад фабрикуют остальное юношество, со временем призванное управлять страной, а назойливостью и цинизмом своей периодической печати они подделывают и деморализуют общественное мнение, развращают понятия, “маргаринят” идеи.

Говоря же о прессе, мы, как объяснено, рассматриваем хотя и важнейший, но лишь частный случай захвата евреями слова. Тем не менее, будет ли это трепетная речь оратора, лекция ли профессора модной кафедры, имеющая, например, в Германии столь своеобразное распространение или же более серьёзный, хотя и не столь видный труд политического либо религиозного автора, только в слабой разве степени достигающий утомлённого слуха толпы, — всё равно, дело сводится к тому ежедневному и барабанному эхо, которое придаёт им журналист, развивая или рекламируя каждый из прочих способов выражения мысли с целью погасить их блеск или же увенчать славой и осветить им дорогу “сверканием летящего метеора”.

В парламенте, на суде, в музыке или искусстве, на сцене или в научном ареопаге еврей через прессу раздаёт дипломы, украшает лаврами и гремит хвалу либо, наоборот, забрасывает всевозможной грязью, унижает и насмехается, шантажирует и развенчивает, а то и беспощадно гонит вон с общественного поприща в мрак неизвестности, стыда или бессильного отчаяния.

3. Весьма известно, что евреи — чистокровные либералы. Послушать их — окажется, что они даже монополисты либерализма.

Но не либерализм, а деспотизм господствующая черта иудейской природы. Да и как они могли стать либералами, руководствуясь тем главенствующим основным принципом, что весь мир принадлежит им одним, мы же — только их рабочий скот.

Что гою стать евреем невозможно; что мы даже не люди, так как происходим лишь от прелюбодеяния Адама с чертовкой Лилит; что малейшее общение с гоем, хотя бы в пище, уже оскверняет еврея и что для него признать “равноправие” гоя значило совершить караемое смертью, тягчайшее из богохульств, так как Иегова заключил союз с одним Израилем, идолопоклонников же, каковыми являемся мы, повелел истреблять, а не брататься с ними.

Чтобы посмотреть иначе, надо раньше отвергнуть “Завет”, т. е. перестать быть евреями. Но сие, равным образом, невозможно, да и бессмысленно, потому что величие Израиля очевидно ещё не достигло своей кульминации, а что же, спрашивается, гои могли бы дать евреям взамен?!…

Во всём этом для еврейства нет и не может быть вопроса, а потому нельзя не удивляться наивности, чтобы не сказать больше, когда мы всё ещё поддаёмся “либерализму” сынов Иуды. Мыслимы ли надежды на иное будущее, когда идёт речь об избранном народе, который смотрит на нас так же, как смотрел на египтян, вавилонян и римлян, и так же точно требует себе монополий даже у престола Всевышнего, Отца всех людей, в настоящее время, как он приурочивал её одному себе 4.000 лет тому назад?!…

О каких же социальных переменах и о какой свободе политической возможно было бы толковать с евреями, когда из тысячи четырёхсот лет своей государственной жизни они тысячу лет провели в рабстве, а в искусстве возбуждать ненависть не имели соперников или тогда, утратив собственную территорию и прожиная лишь “в меблированных комнатах истории”, они тем не менее, сохраняют свою кагальную организацию как отечество и святыню, незыблемым же основанием собственного быта признают тиранию “талмид-хахамов” или, что всё равно, аристократов-ростовщиков всевозможных наименований.

Беспросветный деспотизм талмудистов остаётся неизменным на протяжении веков. И если даже Александр Македонский в Тире оказался вынужденным распять 800 фарисееь (“талмид-хахамы” тождественны с ними) в один день, то и двадцать три века спустя Мардохей (он же Карл) Маркс, “творец” социал-демократии и, разумеется, интернационалки, был, в конце концов, изгнан своими же единомышленниками именно как надменный деспот.

На наших же собственных глазах многие евреи, в свою очередь, бегут сейчас от новоявленной, демократической тирании собственного “Бунда”, хотя и сознают великую важность услуг, оказанных им “равноправию” Израиля, т. е. разложению России…

Всё это не только наблюдается в иудейской среде, как логическая необходимость, но, без сомнения, не может не существовать.

Уже ради победы в той решительной борьбе, которую неустанно ведёт ненастное еврейство с гоями, суровая дисциплина неизбежна.

И действительно, у себя дома, т. е. внутри своих кагалов и прикагалков, иудаизм не терпит свободомыслия и “согнёт в дугу” любую индивидуальную независимость. Представляя смесь теократии и плутократии, талмид-хахамы и богачи свирепо охраняют свою безграничную власть, немилосердно карая всякого еврея, который дерзнёт ей противиться.

Парижский верховный кагал, “Alliance Israelite Universelle”, организованный из могущественных банкиров и коварнейших иезуитов-талмудистов Европы, Азии и Америки, объединяет всех евреев мира, железной рукой направляя их гордыню, силы и средства к порабощению других народов — ad majorera Israeli gloriam.

Вот почему “избранный народ” с таким упрямством выдаёт свою “Alliance” или “Хабура Коль Изроэль Хаберим” только за “благотворительное общество”, а на изменническую деятельность “Всемирного Еврейского Союза” взирает со злостным благоговением.

Непостижимо, во истину плачевно заблуждение иноплеменных “либералов”!…

Являясь пушечным мясом кагала, они же служат и пьедесталом ему.

Издевательство сынов Иуды над гоями при циническом гвалте “освободительной” прессы выразилось в наши дни и в совершенно нелепом результате. Захватывая одну за другой сферы наиболее лёгкой либо выгодной деятельности, поклонники талмуда не только отнимают у коренного населения средства пропитания, но и пресекают любую конкуренцию, пятная клеймом “черносотенства” малейшую попытку не восстания даже против жидовского ига, а хотя бы намерения приискать заработок там, где за счёт гоев же откармливается и плодится хищное еврейство!…

Еврей — либерал только в религии других и анархист лишь по отношению к социальному устройству гоев. Для себя он строгий консерватор и в религии, если так ещё можно называть учение талмуда, и в своих кагальных установлениях.

Пора нам знать это и не служить для талмуда посмешищем…

Услуги, которыми лицемерный иудаизм обязан прессе, рисуются, между прочим, и в тех дифирамбах, которыми, например, Archives Israelites официальный орган всемирного кагала, ласкают обрадованный слух Израиля. Эти слова достаточно ясны, чтобы каждый из нас мог уразуметь их смысл. То, что евреи называют нетерпимостью и предрассудками, фанатизмом и варварством, — это самые основы верований и цивилизации христианских.

Отрицают ли это сыны Иуды? Пробуют ли, по крайней мере, смягчить свою игру с огнём? Нет, они в настоящее время совсем не находят это нужным. Наоборот, “подхватывая налету”, они возвращают его, но уже с дерзким цинизмом.

“В минуту покаяния”, лейб-орган германского еврейства, — “Berliner Tageblat”, оповестил, что “намерен купить редакционные чётки”. Язвительным тоном высмеивая панамские, столь осквернённые участием евреев, скандалы во Франции. Ожидовелый “Times” о самом кагале помалкивал, но не мог на потеху детям Иуды не озаглавить этого позора — “gesta Die per Francos”!…

4. Впрочем, семитизм во все времена отличался искусством построения таких военных машин, которые более всего соответствуют обстоятельствам, а, будучи сооружаемы для разгрома и уничтожения, посевают вокруг лишь раболепие и тьму. Газета не только является одной из подобных машин, но и стоит во главе повсюду расставленных кагалом стадных ловушек, всего ближе гармонируя с иудейскими дарованиями.

Обоснованное на инстинкте, это средство чрезвычайно знаменательно. По своей природе, вкусам и расчётам сын Иуды только фактор и ничто иное, как фактор. Он олицетворяет собой анормальную картину целой расы, которая, не производя ничего, обогащается работой других.

Иудейская газета есть апофеоз талмудического фактора.

Подстрекать ненависть, пробуждать злопамятство, раздувать огонь неприязни, проводить коварные толкования и срамные инсинуации, преувеличивать действительность, извращая её подлогами и отравляя иронией, наконец, потаёнными кознями держать людей в состоянии недоверия и вражды, раздираемых подозрениями и взаимно удаляемых обидами; вообще, доводить их до готовности броситься друг на друга — такова “либеральная” стратегия еврейской либо жидовствующей печати.

И эта характеристика верна, всё равно — идёт ли у евреев речь о народах или о партиях, либо о частных лицах. Во всём, безусловно, -дух раздора, шипящее, упорное, хотя и прикрытое лицемерием, отрицание милосердия и любви господствует в названной прессе и руководит ею.

Для полноты впечатления следует помнить твёрдо, что, действуя предумышленно, лукаво и целенаправлено, сыны Иуды выбирают наиболее опасное место в кирасе врага и отравленным кинжалом наносят удары именно сюда. Таков, между прочим, захват милым еврейством изданий для “семейного” чтения.

Изобилуя порнографией, они, во всяком случае, являются органами кагальной агитации, ядовитым глумлением над всяким противодействием власти, сатанинской иллюстрацией к афоризму: dot veniam corvis, vexat censura columbasl… Не позабудем для примера хотя бы о торжестве Израиля по поводу открытия главной синагоги в Петербурге, причём этот зловещий для нас факт был прославляем журналом Нива (издатель Шлема Маркс) именно как начало новой эры в России, как благодеяние для русских людей…

Но этим дело не ограничивается. Рассчитанные на массовое распространение и между невежественными либо наивными слоями общества, ребячески доверяющимися печатному слову еврейской макулатуры “для семейного чтения”, тем с большим глумлением над благодушием простецов подрывают любовь к родине и святости домашнего очага, сеют политические и религиозные смуты [91].

Мы это видим, и все молчим!…

Даже еврей Лассаль проговорился однажды, заявив, до какой степени ничтожен интеллектуальный фонд тех, чьи понятия и убеждения фабрикуются газетами.

Еврей всё это понимает отлично. Он знает, что в его руках газета станет каббалистической силой, которая даст ему все средства влиять на общество, переделывать его по своему и низводить к такому состоянию, когда, не имея других понятий, мнений и чувств, кроме тех, которые ему диктуются, исповедуя лишь то, в чём его уверяют, преклоняясь только перед тем, чем хотят удивить его, и презирая всё, что в его глазах делают ненавистным, общество впадает в безучастие и автоматизм сомнамбулы перед её магнетизатором.

При аналогии — даже в размере контрибуции, уплаченной еврейству деньгами, то же, что и Франция в 1870—1 году, пережила, в сущности, за 1905—6 годы от иудейской прессы Россия, начиная с момента, когда банкиры кагала домогались у американского статс-секретаря Гея вмешательства в кишинёвский погром, где евреи были сами кругом виноваты [92] и куда, тем не менее, они собрали со всего света, по их же словам, более миллиона рублей, чего далеко не нужно было на помощь пострадавшим евреям (о пострадавших христиан и не подумали — по всему свету), но, несомненно, требовалось для подготовляемой уже с того времени (апрель 1903 года) “избранным народом” русской революции и вплоть до знаменательного ультиматума кагальных банкиров в Портсмуте о немедленном предоставлении сынам Иуды “равноправия”…

Столь беспримерное дерзновение рядом с коварным гвалтом сыновей Иуды на обоих полушариях и в параллель с фактом, что ещё весной 1903 г. всемирное еврейство знало о неизбежности для нас войны с Японией, не могут вновь не рассматриваться за доказательства того, что безобразия кагала по поводу событий в Кишинёве ничего, однако, экстраординарного не заключавших (бывали погромы вразумительнее), а также миллионный сбор, отсюда, тем не менее, проистекший, были устроены не только ради оплаты местных убытков иудейских, а с гораздо важной для Израиля целью — обеспечить предстоящее “освободительное движение” браунингами и бомбами, для забастовок, иллюминаций и экспроприации, вплоть до вооружённого бунта в Москве, равно как до образования евреями чуть ли не временного правительства, под видом “совета рабочих депутатов” в СПБ.

Когда “свободные” университеты окончательно перейдут во власть еврейства, и когда там будут открыты кафедры фабрикации общественного мнения, тогда, возможно, кишинёвский погром, его причины и результаты явятся образцом того, как в страшный, непоправимый вред стране, приютившей главные массы “избранного народа”, могут быть извращены либо злостно выдуманы в интересах кагала и международной клики пиратов-“освободителей” с предумышленной целью осквернить истину и возвеличит ложь, унизить Россию в глазах других народов и обратить поклонников талмуда в неповинных страдальцев…

Зная это не хуже нас, еврейство держит в своих руках прессу, явно торгует общественным мнением, везде и всячески затрудняет проникновение в печать чего бы то ни было себе враждебного. Конечной целью и блистательным идеалом такого чудного положения вещей явился момент “пяти свобод” в самой Москве, когда “по указу совета рабочих депутатов” решительно ничего не дозволялось печатать о евреях.

Понятно, что это пока лишь pium desiderium. С окончательным триумфом иудейского “равноправия” мы вправе ожидать и полного осуществления предначертанной программы. Дабы не сомневаться, довольно почитать любую “освободительную” газету хотя бы в течении недели. Ни слова о евреях, а особенно об их проделках, и, наоборот, всё, что хотите о всём прочем.

А уж какой-нибудь Григорий Распутин — драгоценнейший клад для “свободолюбивых” шаббесгоев, для кагально-кадетской “Речи” в особенности. Евреи не только ослабили, а в большинстве случаев уничтожили самую возможность разоблачений против себя и, одновременно, приобрели верное средство “начинять” умы гоев по собственному рецепту.

Мудрено ли, что дирижёрство Иуды в прессе растёт с каждым днём, а публика, узнавая из газет лишь то, что выгодно кагалу, привыкает всё громче повторять: “однако, какие талантливые и прекрасные люди евреи?!”

Результаты, достигнутые еврейством по организации вооружённого бунта, устроенного во славу Израиля не где-нибудь, а именно в Первопрестольной, отсюда, главным образом, проистекают.

Вместе с этим, так как самая низменная периодическая пресса располагает наибольшими массами читателей, то и во всех других отношениях владычество евреев расширяется не по дням, а по часам. А если кто-нибудь дерзнул бы восстать против столь позорного рабства, голос “бунтовщика” или не будет услышан вовсе или же заглохнет в общем хоре жидовствующих либералов, бутербродных клеветников, подзаборных литераторов и всякого иного лакейства в “заведениях” сынов Иуды…

Принимая на службу христопродавцев, сыны “избранного” народа нередко ожидовливают их в такой мере, что подчас выдают им даже дипломы на звание “почётного обрезанного”, но неизменно презирают и, по возможности, держат их в чёрном теле.

Даже немецкие писатели жалуются, что чем дальше, тем, увы, всё более и более приходится им чувствовать гнёт еврейства. Тогда как начинающему иудейскому автору лежит скатертью дорога, немец видит, что для него литературное поприще становится всё уже и тернистее.

Размножаясь неимоверно, еврейские редакторы, издатели и книготорговцы дают ход одним только своим соплеменникам, а немцев бьют и плакать не велят. Дерзновенный, осмелившийся пожаловаться или, что ещё ужаснее, неласково затронуть сам еврейский вопрос, подвергается херему, т. е. кагальному проклятию с тяжкими несчастиями, а то и с голодной смертью впереди. Та же участь грозит и всякому другому непокорному, будь это оперный певец, коммерсант или адвокат, одним словом, всякий, с кого еврейские факторство и газетный шантаж признают себя в праве требовать дани.

Не исключение и великие мира сего. Знаменитые люди и выдающиеся депутаты парламентов, министры и правители без замедления убеждаются, что чем выше поднимаются они по социальной лестнице, тем чаще и чаще перебегают им дорогу евреи. За примерами ходить не далеко.

Со своей стороны, мы припомним хотя бы столь раздутый еврейскими газетами юбилей Антона Рубинштейна и как-то незаметно промелькнувший юбилей Глинки. На открытие статуи Рубинштейна в петербургской консерватории было совершено, между прочим, целое паломничество из московской консерватории во главе с её директором Сафоновым во главе и, наоборот, как скромно и уныло прошло открытие памятника Глинки!…

Чего же вы хотите, когда сам Рубинштейн Глинки не понимал?!… Но дабы вполне уразуметь, каков авторитет “самого” разве не достаточно иметь, например, в виду, что оперой этого еврея клятва Демона “не постигается” в свою очередь, и что, вообще говоря, стихи Лермонтова без музыки Рубинштейна неизмеримо прекраснее, чем с этой музыкой.

Не даром в главном зале той же московской консерватории, где собираются тысячи людей, всякому предоставляется собственными глазами убедиться, какова сила евреев в столице России. На самом верху арки, перед главной концертной эстрадой, блещет в золотой оправе горельеф другого Рубинштейна — Николая, а наш Глинка опять помещён лишь сбоку, с Моцартом, Бетховеном, Чайковским и другими гениями музыки, представляющими как бы лишь свиту помянутого сейчас крещёного иудея, хотя он гораздо больше прославился любовными похождениями и картёжной игрой, чем своей довольно обыденной игрой на рояле.

Не худо спросить у евреев крещёных и некрещёных, дозволила бы иудейская пресса, скажем, в Иерусалиме, поставить Глинку на место Николая Рубинштейна?… А у нас, чего доброго, готовы превознести Надсона выше Пушкина и Лермонтова.

Сама судьба, повидимому, издевается над нами. Возьмите демонический облик мраморного Антона Рубинштейна, как его изобразил, сильно польстив этому, впрочем, действительно злому еврею, художник, и каким гостиннодворским лабазником выглядит на своём пьедестале глубокоскромный, но воистину великий русский человек Глинка!?…

Когда же в своём дерзком намерении повелевать всем иудейская пресса встречает мужественного противника, которого ни обойти, ни поработить не в силах, она заливает его помоями всяческой скверны, засыпает угрозами и зовёт проклятия не его голову. А если убедится, что и это не помогает, она берётся за наихудшее — замалчивает своего недруга, самую же полезную его деятельность окружает гробовым молчанием.

Кто не покорен еврейству, тот не смеет идти на какое бы то ни было общественное поприще, а тем паче — на государственное, если не хочет отравлять жизнь самому же себе.

Объективное исследование темы и разыскание истины ни в каком случае не входит в задачу кагальной печати. Вот почему она низводит всякий вопрос на почву личностей и не успокаивается до тех пор, пока “не согнёт” по наущению талмуда “израильского супостата в дугу”. “Дорого стоящий друг и неудобный враг” — таков её девиз.

5. Наряду с “либерализмом”, у еврейской прессы есть и другая приманка, это лесть национальным иллюзиям.

Пресса не только ласкает их, нет, она старается пробудить, вызывая их к жизни и раззадорить их. Подделываясь под голос патриотизма и затевая всеобщую суматоху, она изощряется в том, чтобы тот или иной, ещё дремлющий или едва только нарождающийся, национальный самообман возвести в непоколебимое верование всех и освободить от каких-либо возражений благоразумия.

Просматривая иудейские газеты, можно подумать, что в них-то и бьётся сердце народа, что лишь они одни являются знаменосцами его исторических задач, самых заветных его упований. Как и сам иудаизм, подчинённая ему пресса живёт замешательствами в обществах и анархизмом в идеях. Её прямая выгода поддерживать распри, волнения и беспорядок уже потому, что число подписчиков возрастает именно по мере развития социальных бедствий, а в особенности революций и войн.

Чужие слезы и кровь — благодать для еврейства.

Подбор “сотрудников”, как и другие технические подробности газетного дела не затрудняют иудея. Он сумеет вынимать деньги, пустив “заведение” в ход, разбарабанивать его в розницу, выжимать всевозможные выгоды; привлекать читателей, подзадоривать их любопытство; пропагандировать, одновременно презервативы и “правовой порядок”; раздувать свободу от совести, рекламу и шантаж; захватывать объявления, приобретать покровительство влиятельных лиц и срывать субсидии; утилизировать на пользу себе и соплеменникам общественные течения; подбрасывать пищу самым нездоровым капризам толпы, курить фимиам половым инстинктам…

В одно и то же время он “допускает покупать себя” и сохранять ореол независимости. Не чужды ему, наконец, и тайны такого вероломства, когда он способен кадить одной рукой и заливать помоями другой. Одним словом, его опасаются и ему платят…

Разве франкфуртский еврей Мендель Кох, превратившийся в американца “Кука”, не “открыл” Северного полюса и, к справедливому возмущению Пирри, не принимал опереточного поклонения авгуров науки в Копенгагене?!…

С особой яркостью эта брехня олицетворяется в еврейском газетчике, всё равно, будь он главным редактором, которому доступны кабинеты министров, либо самым “лапсердачным” репортёром. Оба принадлежат к одной фауне и связываются родственными нитями. Различия, их отделяющие, ничто иное, как стороны одного и того же характера, проявления той же самой природы.

Между олимпийской заносчивостью первого и лакейскими улыбками второго проходит двоякая, восходящая и нисходящая цепь. Удача, деньги и влияние быстро дадут грошовому репортёру надменную повадку, когда он “redacteur en chef”, и наоборот, при неудаче этот последний также скоропостижно вернётся к льстивым заискиваниям “лапспердачного” времени.

В своей же совокупности, евреи-публицисты являют собой винегрет талмудического пролазничества, самомнения и шарлатанства, рассчитанных единственно на кутерьму балагана и на тупоумие жадности.

До какой же степени они сами принимают себя всерьёз?

Увы, самый внимательный анализ не дал бы ответа. Суетное безумие и дух лжи сопряжены в них столь неразрывно, что подчас нельзя определить, где кончаются галлюцинация и где начинается плутня. Но, живя в атмосфере обмана, они стараются симулировать действительное знание. Им известна вся подноготная государственных людей мира. Они стоят начеку в любых движениях партий и среди всяких колебаний общественного мнения. Они посвящены в тайны всех кабинетов земного шара, да и ничто вообще не может укрыться от безошибочности их сведений и неподражаемого апломба.

Не пытайтесь возражать, они закидают вас именами и цифрами с ловкостью ярмарочного фокусника и с точностью готского альманаха. Но и поостерегитесь доверять им, потому что вам же будет стыдно за наивность, с которой вы поддались мистификатору, излагающему свои имена и цифры наобум.

6. Не смотря, однако, на всё изложенное, иудейские журналисты, каков бы ни был их ранг, обуреваются странной, безумной идеей: они якобы уполномочены повелевать всем.

Сопротивляться им или же не испрашивать у них инвеституры -такое оскорбление их верховного права, которое пощады не заслуживает. И никогда самая ужасная бомбардировка и смертоноснейшие залпы митральез не сравняются с яростью жидовских чернил. Все животные дьявольской мифологии, от дракона с огненным хвостом до скорпиона с отравленным жалом, здесь принимают участие.

Последовательности для еврея не требуется. Логика пригодна разве для арийцев, а они, семиты, — существа высшего порядка, свободно парят над столь явно вульгарными требованиями. Они меняют алтари с изумительной развязностью, а самый переход совершается быстро, без ложного стыда и вне излишних нюансов. Да и к чему эта комедия?… Разве нельзя, когда понадобится, выдать новое за старое, а старое за новое?!…

А, может быть, евреи не так уж виноваты. Не сравнивал ли Пушкин, так называемую, публицистику с чисткой отхожих мест?!…

В глазах иудейских литераторов, газета есть отрицание нравственного воспитания общества. Не дружбу и согласие, а раздор и ненависть посевает она. Демоны разложения и погибели, евреи прикрываются контрабандным флагом либерализма, но фальсифицируют всякую свободу либо идею, к которой прикоснутся.

Напрасно стали бы вы ожидать от иудейской прессы благородства мнений, беспристрастия в оценке событий, спокойствия выводов, она обращается лишь к злостным вымыслам и самым отвратительным побуждениям. А когда еврейская газета пытается скрадывать саму себя, подделывать всеумеряющий разум или разыгрывать роль мудрости-умиротворительницы, она запутывается в тенётах собственных хитросплетений и, вопреки всем изворотам, обнаруживает неизгладимые язвы разврата на своём лбу.

Приёмы её — пути обмана, а её искусство — свистопляска наглости. Она разлагает, разменивает на мелочь общественный разум; унижает беспристрастие, осмеивает справедливость; учит относиться презрительно к самым почтенным деятелям, разве они ей не по нутру; изгоняя у читателя здравую мысль и самосознание, она заменяет их наглым шутовством и маниакальным возбуждением, во всех сферах разливает беспокойство, нервирует, отравляет, сбивает с толку, сеет раздор и разврат.

Сам стиль еврея удивительно приноровлен к газете.

Надменное пренебрежение ко всему нееврейскому и при одном слове “чеснок” — лицемерные вопли о религиозном преследовании; напыщенность сарказмов и ядовитая горечь обид; преждевременность криков победы; заносчивые и нелепые утверждения; “открытия Америки” с ярмарочным треском и шумом; дерзость вымыслов, лакейская пошлость увёрток и ябедническое пройдошество; бешеное пристрастие к клевете, истерическое нахальство и шутовская дурь придают всему, что пишет еврей-журналист, какой-то осатанелый дух и вместе — опереточный блеск, нечто, надо сознаться, патологическое и заразительное.

Вообще же говоря, психология иудейской прессы может быть кратко выражена в трёх словах: ненависть, ложь и невроз.

7. Как же могло произойти, чтобы столь гордая и великая “шестая” держава продалась иудейству, попала в рабыни к кагалу?

Причина в том, что с одного конца Европы до другого неотразимо и во всеуслышание биржа и пресса обвиняются в сокровенной, но незаконной и вполне излишней близости, а если правда, что еврейство в своих сетях держит всё христианское общество, то, без сомнения, вина лежит в тех соблазнах, которыми иудейская рука “пускает зайчиков” перед глазами прессы, ставшей одним из неодолимейших агентов талмуда.

Степени падения, сознательно или бессознательно, здесь могут быть весьма различны, но в общем это не изменяет вопроса.

И если уже пятьдесят лет назад “Journal des Debats” был официальным представителем биржевого феодализма, изрекавшим номинальному правительству Франции волю еврейства, то что же сказать о настоящем “купоно-обрезывательном” времени?!…

Цинически посягая на другие религии и их священнослужителей, а в особенности не зная меры презрения к христианству, кагальная пресса никогда не заикается, однако, ни о воровских проделках “старейшин многострадальной синагоги”, ни о талмудической профессии раввинов. Параллельно с ним, напрягая весь яд своей “раздавленной желчи” против всякого непокорного еврейству, а также на гибель государственного строя и лиц, его оберегающих, жидовские газетчики почитают учреждением для себя священным исключительно биржу и упорно замалчивают самые вопиющие злоупотребления общественным доверием со стороны банкиров, как и совершаемые ими подчас денные грабежи.

Наряду с этим мелкая пресса Израиля живёт порнографией и рекламой, а газетные удавы промышляют шантажом, иной раз оплачиваемым в скандальных размерах, как это бывало спорадически по Панамскому делу, равно как при колоссальных плутнях учредительства в Германии за счёт французской контрибуции, на пути добывания концессий либо устранения выкупа железных дорог в казну и хронически при заключении государственных займов, да ещё отнюдь не одними только “экзотическими” странами.

Независимо от сего, и малые, и большие органы иудейской либо иудействующей печати служат, преимущественно, загонщиками “дичи” для биржевых “охотников”, по “звонким”, разумеется, мотивам, содействуя как при учредительстве новых предприятий и выпуске дополнительных акций для расширения старых, так равно для осуществления других гешефтов, а засим и в интересах биржевой игры вообще.

Обманы этого рода, воочию направленные на обездоление многих людей одновременно, к сожалению, за редкими исключениями остаются без наказания. Боязнь повредить бирже, ставшей чуть ли не высшим государственным установлением, наряду с трудностью уловить и доказать преступление, являются тому обыденными причинами.

Проистекающая отсюда деморализация, как результат потери уважения к честному труду и смешения понятий о правом и неправом, захватывая всё более широкие круги общества, выражается в безнадёжности и варварстве, на почве которых расцветают отчаянные учения нашего времени. Конечные же результаты должны быть, со временем, настолько грозными, что, невзирая на весь ужас переживаемых событий, едва ли могут быть теперь предопределены.

8. Дочь обмана и лести, реклама есть одна из первооснов еврейского могущества. Гений рекламы кажется ещё более присущ израильтянам, чем гений лести. Во всяком случае, они подняли её на степень совершенства. В том виде, как её применяют евреи, реклама есть искусство овладевать мыслью через глаза и уши, подавлять разум назойливостью и гвалтом, сбивая с толку сообразительность, вообще огорошивать неуловимыми сочетаниями в калейдоскопе лукавства.

Многошумная и увёртливая еврейская реклама подчиняется, однако, трём принципам. Надо, во первых, трезвонить во всю; затем надо бить ударом за удар, не переставая, и, наконец, необходимо колотить с разных сторон одновременно.

Что же касается методов и средств, то разнообразие исключает самую мысль о их перечислении. Как бы то ни было, финансист, купец, медик, изобретатель et tutti quanti обязаны ей каждый своими лучшими успехами и главной добычей золота, которое ухитрились собрать.

Впрочем, реклама — не последнее слово газетной премудрости.

За рекламой следует высший курс, именуемый шантажом.

Трусы, низкие интриганы, вообще те, кто ещё плавает мелко, те действительно живут рекламой. Нахалы же, вполне освободившиеся от стыда, отважные евреи кормятся шантажом.

“Один издатель большой газеты, — рассказывает Дрюмон, — из почётной фамилии, блестящий собеседник и умница радушно принимаемый в салонах, любил иногда в кругу приятелей поболтать о своём житье-бытье. Есть две системы, — говорил он, — реклама и шантаж. С своей стороны, я считаю унизительным и постыдным злоупотреблять доверием публики посредством лживых реклам и разорять отца семьи, полагающегося на то, что я пишу. Что же касается шантажа, то он совсем не внушает мне такого отвращения. Я нахожу вполне естественным заставлять пиратов делиться со мной их призами”.

И наш герой поступает, как говорит. Это именно он (редактор “Temps” — Гебрар) оборудовал дельце, ставшее притчей во языцех. Он сорвал с “Панамы” 160.000 франков, так сказать, одним махом…

“Евреи, — продолжает Дрюмон, — завели у нас нравы бедуинов, и если вы хотите уразуметь положение нынешней прессы, то необходимо вообразить себе ряд сцен, которые могли бы составить изрядную пантомиму для театра “Chat Noir”.

Благодаря лживой рекламе, вовлекшей ротозеев в западню, биржевик, учиняя баранту, “перехватил у своих ближних малую толику барашков”. И вот он идёт в путь-дорогу со своей добычей, однако же, не без оглядки, так как ему предстоит ещё миновать теснины Атласа, то бишь, линию блестящих бульваров (где, главным образом, помещаются в Париже редакции газет, в большинстве, разумеется, еврейских). Здесь он и даёт выкуп…

И так реклама предшествует, а шантаж следует за счастливым финансистом.

Но и сами банкиры не дремлют. Особая, прирученная, биржевая пресса трубит им хвалу, заранее провозглашая победу. Другие газеты, “псковичи”, сгоняют на бойню дичь, наконец третьи, друзья Haute Banque, “подмадеривают” предприятие и рекомендуют своим клиентам не прозевать подписки…

А он — дирижёр трагикомедии, капельмейстер спектакля что делает, где пребывает?! Поспевая всюду, он управляет манёврами; с решимостью главнокомандующего, обнимает весь ход операций и поспевает всюду, обо всём заботится, один словом, его деятельность затмевает на время всё вокруг…

9. Картина пустозвонства и всезнайства, во всяком случае, изменяется, когда речь заходит о наживе сынов Иуды за счёт легковерия гоев.

Здесь мы уже встречаемся с художественным творчеством кагала. Здесь раскрывается в особенности тот факт, что когда правоверный талмудист мошенничает “не за страх, а за совесть”, он тратит столько же любви, как и птица, вьющая гнездо. Здесь наблюдается воочию трогательное единство всех трёх разновидностей “вечного жида”.

Что же касается существа “операций”, то, будучи рассчитываемы на ограблении масс и, тем не менее, являясь для уголовного суда недосягаемыми, они служат образами ненаказуемого мошенничества точно так же, как безнаказанной остаётся направляемая к деморализации тех же масс чрез отраву их духа, кагальная либо шаббесгойская печать, пособничество которой на указанной территории необходимо.

Наряду с неизменностью существа пребывают, в свою очередь, тождественными способы и приёмы, разве слегка интонируемые по отношению к обыденной публике, с одной стороны, и народам либо правительствам, с другой.

Пример Франции ясно показывает, что чрезмерная задолженность государства влечёт его под власть евреев, а в частности, больших банкиров Израиля (Haute Banque), владык денежного рынка. Правители и политические лидеры вынуждены считаться с ними. Государственный долг стал в наши дни одним из важнейших факторов политики, а биржевая знать считает себя вправе говорить на равной ноге с каким бы то ни было правительством.

Если владыки биржи ещё не диктуют своих законов стране, то они тем паче не принимают велений от неё. Малейшая же размолвка сделала бы их опасными. В несколько дней, например, понижение ренты предупредило бы правительство о необходимости вернуться к “исполнению долга”. И едва ли потребовался бы второй урок, так как и сама публика не замедлила бы пристать к банкирам.

Успех бывает тем более блестящим, чем шире иудейские финансисты двигают в дело свои международные ресурсы. Много воды утечёт, пока люди поймут, что в Гобартстоуне (на Вандименовой земле) и в Архангельске, на островах Тристан д'Акунья и в Москве, в Берлине и в порте Елизабет (Бердичев на юге Африки) кричит через газеты, хотя и на разных языках, но один и тот же еврей, как и вообще говоря, нет двух либо нескольких или многих евреев, а существует именно и только один еврей, но лишь отпечатанный в миллионах экземпляров.

Вот почему теперь так удачно, без промаха охотятся биржевые удавы и акулы во многих странах попеременно. Большая, рассчитанная на сенсацию, передовая статья венской газеты и такая сокрушительная телеграмма из Лондона, которая сводит с ума биржу в Париже находятся в столь же неразрывной связи, как и всевозможные другие иудейские проделки, неизменно концентрируемые в одну точку, под гнётом которых обманутый и задавленный общественный разум уже не в силах противиться, и сам сдаётся в плен. Правда, банкир-победоносец, как “добрый хозяин”, сам окажет “милость” и выпустит пленника на свободу, но, конечно, взыскав свои “убытки”.

Никак ведь отрицать нельзя, что где на первом плане евреи, там и наибольшая испорченность. Это основной факт всякой истории и любой географии. Разумеется, можно было бы спросить себя, каким же образом и в духовной и в материальной жизни всё это может так долго продолжаться, а нередко и торжествовать?

Но среди лжи и предательства, как учит и область естественной истории, в борьбе за существование почти всегда одерживают верх более крупные, злостные и дерзновенные плутни. Да и на земном шаре дело неизменно обстояло так, словно сам дьявол сеял негодные, ядовитые травы. Причём, если их не пропалывать вовремя, они повсюду распространяются быстрее полезных…

“В награду за равноправность, дарованную нами еврейству, — в свою очередь, заметил при всеобщем одобрении с парламентской трибуны известный депутат Рейхеншпергер, — мы, германцы, встретили лютую вражду и преследование со стороны тех же евреев. Иудейская печать во всех сферах превзошла всякую меру оскорблений, нанося их нам с адским цинизмом и преднамеренно сосредоточивая против наших священнейших чувств и интересов”.

Но дело обстоит так, без сомнения, не в одной Германии.

Параллельно с изложенным, кампания немецко-иудейской печати на погибель Франции в ужасающий год (1870), “annee terrible” — второй бесподобный пример.

Какой ураган презрения, диких сплетен и всякой скверны был изрыгаем кагалом по заказу Германии?… Кто нарисует картину горя, издевательств и оскорблений, нанесённых пресмыкающейся гадиной? Кто опишет весь смрад биржевой клеветы?!…

11. Действительно, величайшей, быть может, неправдой на памяти истории представляется монополия в обработке еврейством прессы. Открыв колоссальные фабрики по производству общественного мнения, сыны Иуды нагло перевернули понятия людей вверх дном. Истину они выдают за ложь и провозглашают ложь истиной. Принуждая своих противников стать немыми, они либо гробовым молчанием окружают опаснейших из своих супостатов, либо свирепо и бесчестно затравливают их.

Завладев телеграфными агентствами и конторами объявлений, евреи повелевают круговоротом как нравственных, так и материальных ценностей и в самом корне подрывают существование враждебных себе газет.

Наряду с этим, еврейство само стало “делать историю”. Во всех центрах Старого и Нового Света: в Петербурге, Берлине, Вене, Париже, Лондоне, Риме, Токио, Нью-Йорке и т. д., международный газетный кагал образовал свои отделения, именуемые “союзами иностранных корреспондентов”. Они заполняются и управляются сынами Иуды.

Функции этих подотделов всемирного кагала заключаются в том, чтобы скрывать события и течения, вредные для иудейской политики, и в то же время создавать фикцию повсеместного торжества антигосударственных, антихристианских и антимонархических идей. Для иллюстрации возьмём хотя бы такой факт. Проект так называемого “Dreikaiserbund” или “Союза трёх Императоров”, о котором еврейская пресса говорит пока лишь под сурдинку. Тем не менее, он является настоящим пугалом, нарушающим сон и покой иудео-масонского мира.

Никогда ещё подозрительность и ненависть международно-кагальной печати к будущему союзу не достигала таких размеров, как в настоящий момент. Боязнь, чтобы нынешний союз, за выходом из него радикально-социалистически настроенной Италии, действительно не превратился в столь опасный еврейству Союз трёх Императоров, могущий положить предел анархо-коллективизму и реставрировать монархический принцип в Европе, заставила интернационально-жидовскую печать мобилизовать все свои силы с целью дискредитирования и предотвращения роковой для сыновей Иуды комбинации.

Сама внешность, придаваемая политическим событиям иудейской прессой, чрезвычайно своеобразна. Впадая под еврейским пером в состояние какого-то нервного маразма, политика кажется управляемой как бы лихорадочными ударами бича. Эпилептическая, точно одержимая конвульсиями, израильская печать будто едва успокаивается от одного действительного или выдуманного ею же кризиса до другого единственно для того, чтобы собраться с силами для новой суматохи.

И какие всё кризисы! Какой азарт! Сколько зловещих туч на горизонте!…

Подумаешь, вот-вот грозный вулкан разверзнется и в невиданном крушении исчезнет целый мир…

Но вот наступает утро, и всё миновало… Сияя от радости, те же самые жиды-газетчики трубят, что никогда ещё мир не был так обеспечен, а стада читателей, которых не далее, как вчера еврейские вопли ужаса приводили в беспамятство с наслаждением взирают, как горизонт светлеет, тучи рассеиваются и буря уходит прочь…

Таким образом, в балагане человеческого легковерия, кагальная пресса играет роль колдуньи, изменяющей течение времён по своему произволу, вызывающей громы и молнии, когда ей понравиться, или приказывающей им умолкнуть, когда она пожелает.

В роковые же моменты истории, например, в дни войн и революций, свистопляска её преобразуется уже в настоящий шабаш ведьм. Тогда целые потоки лавы изливаются за пределы кратера, все преграды рушатся, и волны океана смывают всё живое!…

12. Оперируя с художественной законченностью, еврейство по мышляет уже не о тирании исключительно экономической, а о всесто ронней и безграничной, но при этих условиях оно не может не созна вать того, что если подобное владычество и мыслимо, то разве через захват социальной сферы в полном объёме, от одного её полюса до дру гого наряду с монополией господства умственного и политического.

Лишь материально повелевая богатыми и бедными одновременно и рас полагая как источниками питания общественной мысли, так и теми средствами обуздания, которые даются властью, иудейство в состоянии рассчитывать на действительность и безопасность своего деспотизма. Таким образом, биржа, пресса и политика, переплетаясь взаимно, долж ны все вместе принадлежать Израилю.

Отсутствие между ними размежевания, черезсполосность и даже превращение одной в другую — неизбежные элементы иудейского триумфа.

Изложенное очевидно, а потому не требует дальнейшего анализа.

Позволительно, однако, сделать ещё некоторые замечания.

Как нами уже замечено выше, корпуса еврейской прессы стоят наготове, чтобы за надлежащую плату выступить за всякое дело и против всякого дела. Иноплеменники вправе знать единственно то, что дозволяется кагалом. Истина есть всё, что выгодно евреям и только пока выгодно; остальное ложь.

Иудейская пресса непогрешима, а потому непререкаема.

Нет власти, которая требовала бы более беспрекословного повиновения. Наряду с кагальными политиками, иудейские газетчики почитают себя недосягаемыми избранниками. Приурочивая своим талантам государственное провидение высшего порядка, они являются и существами необыкновенными. С их точки зрения, они лишь диктуют свою волю миру, а оба полушария обязаны им повиноваться. Па своём троне гордыни сам Сатана едва ли окружает себя большим величием и, пожалуй, взирает на вселенную с меньшим пренебрежением.

13. Размышляя об иудейской прессе, Евгений Дюринг приходит к следующим выводам.

14. Таково общее положение вещей. Сознавая, что проблема о еврейской и шабесгойской печати изложенным только намечена и при том единственно в общих чертах, мы, тем не менее, вынуждены оставить её и перейти к дальнейшим предметам исследования согласно плану работы, задача которой исключает более продолжительные остановки на темах для нашей цели второстепенных.

Как бы, однако, ни было, мы, не рискуя сделать ошибку, можем сделать, по крайней мере, два существенных вывода в экономической и политической областях неразрывно связанных в наши дни.

И в прессе, и в политике евреи обнаружили только одно искусство — направлять массы гоев для подчинения их маневрам крупных монополистов в Израиле, акул и удавов биржи… Отсюда понятно, что и сам песнопевец тайны Азии (Asian mistery) д'Израэли в конечном счёте, отдавал предпочтение такому государственному строю, где роль парламента, а стало быть и его власть, перешли бы к прессе, еврейской, само собой разумеется…

Б. Жид биржевой

1. Переходя от всего указанного к той разновидности Агасфера, которая ныне известна как еврей биржевой [93], мы должны без колебаний признать, что она представляет собой самое яркое выражение, так сказать, квинтэссенцию иудаизма.

Очевидная сама по себе, мысль эта подтверждается такими авторитетами, как Лессинг и д'Израэли. Взяв чуть ли не всеведущего и безупречного человека, дав ему, однако, в руки лишь “главную книгу” (Grossbuch) и ключ от банкирской кассы, а затем украсив изрядным лапсердаком, оба помянутые автора говорят: “Вот истинный еврей!… — Натан Мудрый Лессинга и пресловутый хранитель Азиатской тайны” (Asian mistery), банкир Сидония, — герой романов Биконсфильда, изготовлены по указанному рецепту.

А что взгляд этого рода совпадает с иудейским, тому доказательством служит как чистокровность еврейства в Вениамине д'Израэли, так равно, если не еврейское же происхождение, как утверждает Дюринг, то не малая задолженность Лессинга у детей Израиля…

Талмуд же, в свою очередь, повествует, каким образом, не занимаясь ни торговлей, ни комиссионерством, успел, однако, нажить крупное состояние величайший из пророков Израиля. Разрезывая бриллиантовые доски, на которых Иегова пальцем начертал десять заповедей, Моисей ловко прятал осколки, а затем выручил огромные деньги от их распродажи…

Не бесполезно сверх того напомнить, что для еврейства проценты являются лишь естественным благоуханием капитала.

Правда, уже Бисмарк полагал, что из невозможности для еврея стать чиновником ещё не следует, что он должен быть ростовщиком, но сыны Иуды столь же вправе думать, что, в обеспечении кагального господства ничто не мешает им требовать обоих этих званий совместно, когда это угодно старейшинам “многострадальной” синагоги.

С другой стороны, ещё в древности справедливо указывали на полное отсутствие у иудеев того, что составляло нравственное величие и неодолимую силу духа в Риме. Источником и основанием его владычества над миром представлялась verecundia созидателей римского государства.

Под данным термином разумелось всё, что есть беззаветного, мужественного, самоотверженного в сердце человека. Но именно этих качеств и нет у сынов Иуды. Как нами было отмечено выше, рыцарское благородство и сердечная простота — такие понятия, которые для евреев непостижимы и не встречаются в их среде.

Раса, кровь, текущая в их жилах противятся всему, что мы, арийцы, называем долгом чести и великодушия. Как насыщаемый морской солью береговой песок, с каждым приливом, поглощает всё новые и новые дозы соли, так и отравляемая талмудом еврейская душа с каждым поколением пересыщается идеями талмуда всё с большей силой.

Столь сродный арийскому духу идеализм, безусловно, чужд еврею и он ненавидит его у других. Он насмехается над всяческими идеалами, или, по меньшей мере, норовит выставить их в шутовском виде. Цинизм издевательства над самой возвышенной деятельностью гоев — лучшее для него торжество. Вообще же говоря, “Quint-Essenz der Shelmerei” у евреев такова, что решительно не знаешь, каким её образцам следовало бы отдать предпочтение?…

Возьмём, тем не менее, к примеру, хотя бы кое-что из фактов, раскрываемых на наших глазах.

Приняв католицизм, прусский еврей и агент Бисмарка, Бауэр, успел не только стать духовником императрицы Евгении, но и главным священником французской армии; устроив игрой на самомнении Евгении такой дивертисмент, как франко-прусская война 1870—1871 гг., оказался в Брюсселе антрепренёром оперетки, и, наконец, женившись в Австрии на богатой еврейке, всенародно заявил через лейб-орган кагала “Neue Freie Presse”, что отрекается от христианства навсегда.

Корреспондент “Times” Бловиц на вопрос королевы румынской о его национальности отвечал, что, “родившись в Богемии от израильских родителей, он пишет из Парижа на английском языке pour le roi de Prusse.” Мещанин из крещёных евреев Михаил Семёнов проник в С.-Петербургскую духовную академию и даже в сан архимандрита, затем, уже с этим званием, перешёл в коноводы иудейской революции.

Будучи расстрижен, он обратился в старообрядчество, где с бесподобным пронырством стал епископом но, вместо Канады оказался в Саратове, а здесь, подписываясь титулом епископа, профанирует и этот новый сан как автор разухабистых статей в “освободительной прессе” местного еврейства. Об известном в Петербурге старообрядческом священнике Волощуке, вторично перешедшем из католичества в православие, а ныне выступающим снова от имени старообрядцев в Ватикане, в Москве рассказывают, по сведениям “Нового Времени”, следующие забавные подробности.

По происхождению Волощук — еврей. Служа в полиции, он в Волынской губернии обратил на себя внимание архиепископа Антония, который посвятил его в диаконы. Не дождавшись места священника, он обратился в раскол и успел попасть на фабрику А. И. Морозова в Богородске Московской губернии, а там на средства Морозова же занялся изданием старообрядческих духовных учебников.

Операция этого рода стоила, однако, Морозову слишком много денег и скоро вызвала к Волощуку такое недоверие, что ему пришлось удалиться. Тем не менее, он вслед за этим вынырнул в Громовской общине, где, т. е. уже в самом Петербурге, опять натворил немало дел.

Тогда Волощук перебрался в католицизм и настолько подластился к епископу Цепляку, что получил он него антиминс и облачение. Затем, обманув, разумеется, и католиков, Волощук ещё раз вернулся в лоно православия и при торжественной обстановке даже произнёс покаянную речь. Не получив, к своему негодованию, вновь и диаконского сана, он решил бросить духовный мир и стал заниматься коммерцией, а когда и тут не повезло, паки объявился католиком.

В заключение, он, на радость кагалу, рассудил соединить принадлежность к клиру и гешефтмахерство, а потому ещё раз перебежал к раскольникам… Казалось бы, Волощук побил все иудейские рекорды. Но “угнетённый” кагал смеётся над столь наивными предположениями.

Означенный выше и под именем Бернарда Мэмона столь прославившийся сын раввина из Месопотамии [94] Айзик Маймун занимался в Берлине порнографией и помаленьку приторговывал и революцией. Вместе с другим евреем, Срулем Герстманом, он издавал мемуары своих единоплеменников — “русских эмигрантов”, равно как печатал для сознательных пролетариев в России руководства по изготовлению бомб.

Соблазнившись, видно, триумфом очаковского раввина, который при благословенном участии одного из парижских Ротшильдов сбыл Луврскому музею за 400.000 франков фальшивую тиару скифского царя Сайтеферна, Маймун для “чистоты отделки” подлогов также принялся за “археологические раскопки” в Малой Азии.

Нажив этими, уже оптовыми плутнями, через “троянцев” деньги, Маймун избрал для разнообразия своим поприщем кражи секретных дипломатических документов и политическое шпионство de la haute volee. Напал же он на эту мысль, поставляя француженок Абдул-Гамиду, который хотя не любил евреев и от них же удостоился ссылки в Салоники, однако “живым” их товаром весьма не гнушался. Но вот “случился” пожар в Константинополе, да ещё, как на грех, в министерстве иностранных Дел.

Пропали важные, незаменимые акты, и он оказался в Лондоне, у английского правительства, которому их, по случаю же, продал Маймун. Этот удачный гешефт внушил ему мысль “помогать своему счастью” и дальше. Не даром говорят, что аппетит приходит во время еды. Сообразно с этим, Айзик Маймун среди увеселительной поездки своей по чужим карманам превратился, что нам уже известно, в Бернарда Мэмона, но в апофеозе странствований из земли Халдейской к богатствам нового Ханаана, Франции, учинился виновным в “посрамлении Имени”, так как попреки трогательным симпатиям единоплеменников, был пойман на покупке чиновника министерства иностранных дел в Париже, где, очевидно, по заказу нового “Карфагена” избрал специальное оптовое, в свою очередь, расхищение важных государственных тайн, преимущественно касающихся постройки Багдадской железной дороги и Потсдамского свидания…

Впрочем, и оказавшись в остроге, названный талмид-хахам никак не должен сокрушаться, если заслуги его перед Израилем достаточны. Ведь объявлен же невинным страдальцем Дрейфус, а изобличённый в мошенничестве почти на миллион франков другой Барцелонский мученик Ицка Ферреро не даёт покоя Испании и после своей казни.

Напрасно отверг тамошний парламент домогательство шаббесгоев о пересмотре дела Феррера. Революционная агитация продолжается сугубо, по соседству, иудео-масоны уже открыто грабят Португалию. Да и в самой Франции разве палата депутатов не пыталась равным образом безуспешно затушить дрейфусаровский пожар прежде, чем он успел разгореться на весь мир?!… Значит, Берке Маймуну горевать нечего. Разве не соплеменник он великому революционеру Маймониду?…

А между тем, “свет Запада” и “слава Востока”, “второй Моисей”, “Орёл” среди первоучителей еврейства знаменитый и недосягаемый авторитет священной синагоги, гаон и рабби Моше бен Маймонид сам в течении полутора лет, исповедывал магометанство, так как, будучи придворным врачом султана Саладина в Египте, не мог устраивать своих ганделей иначе… Да и не сказано ли в “святом” талмуде (трактат Бетца, 25 а):

Мы, со своей стороны, заметим, что сыны Иуды различают два рода обращения в христианство: “мумер легакхиз” именуются крестившиеся из злобы к еврейству и преследуются им с крайним ожесточением, без всякой пощады; напротив, “мумер летиэвун” называются те, которые приняли христианство по “увлечению”, т. е. из корыстных или иных личных видов либо даже в интересах и по приказу самого же кагала.

Эти признаются излюбленными соглядатаями Израиля в лагере гоев, не переставая, конечно, быть доподлинными евреями.

Если хочешь иметь врага, заведи себе друга, он уже будет знать, когда и как тебя ударить… Крещёные иудеи — лучший образец подобной дружбы.

Оппонируя непочтительному к сынам Иуды Рихарду Вагнеру (см. его “Das Judenthum in der Musik”), один из них, некий Эттингер [95], покаялся:

“Если бы законы дозволяли кражу серебренных ложек, уверяю тебя, я никогда бы не крестился”… Писал в свою очередь Гейне Фуне Мозеру.

“Le clericalisme, voila Gennetti”, — проповедовал “народный трибун”, еврей гамбетта, умалчивая, разумеется, о том, что у всего христианского клира, денег меньше, чем у одного Блейхредера либо Ротшильда… И сыны Иуды на обоих полушариях не замедлили подхватить этот кличь.

С другой стороны, в эпоху смешно затеянного и Каноссою законченного Culturkamf, Бисмарк не придумал ничего умнее, как назначить министром народного просвещения еврея Фалька. Отчего же было кагалу не позабавиться и над “железным канцлером”, когда он сам пожелал стать шутом “избранного” народа?!…

И вот Фальк принялся науськивать лютеран на католиков, по жидовски, конечно, т. е. издеваясь над обеими сторонами. Период Culturkamf в Германии, как и эпопея удаления христианских эмблем из народных училищ либо изгнания сестёр милосердия из больниц во Франции, доказали воочию, что если травля религии христиан — весёленькая забава для еврейской прессы, то осмеивание в картинках и эстампах, в скульптуре и комедии духовенства гоев — самый восхитительный для сынов Иуды гешефт.

“Да и самому папе римскому, — уверяет всемирный кагал, — приятнее доверяющие ему (т. е. открывающие кредит), чем в его святость верующие!…”

Дело дошло, наконец, до такой прелести, что еврейская “серьёзная” печать стала упрекать жидовские карикатурные листки “Ulk” в Вене и “Wespen” в Берлине уже за то, что они осмеивают не только священное, а и не священное. Лейб-орган кагала Berliner Tageblatt “в минуту раскаяния” решился даже приобрести редакционные чётки…

Наряду с ним, имея от Бисмарка поручение терзать католиков, еврейство не замедлило истолковать задачу “распространительно”. Выходящая под редакцией еврея Ульштейна “Berliner Zeitung”, ради потехи над евангелическо-протестантским синодом требовала, чтобы “непременно дезинфицировали место его собраний от распространяемого попами запаха святости…”

Впрочем, для глумления над христианством, евреям не нужно и Culturkamf. Вся талмудическая литература тому порукой.

При удобном случае еврейское издевательство достигает “художества” во истину гомерического, как показывает, например, дело Ясногорского (Ченстоховского) монастыря, где Дамазий Мацох и К° расцвели столь пышно при талмудическом покровительстве приора из жидов Хацкеля Реймана…

В изложенном нет, однако, ничего удивительного. Не на счастье же иноплеменников выработали раввины своё исходное положение: “Гуфо муфар кол шехен мамома!” т. е. “жизнь (чужеродца) в твоих руках (о, иудей!), — колъми же паче его собственность?!…” [96]

“Мы — природные иудеи, natu, потому что мы рождены иудеями”, — поясняет такой “Правительственный Вестник” всемирного кагала, как “Archires Jsraelites”.

Вполне согласно с таким положением вопроса свидетельствует и Шопенгауэр:

В гармонии с отзывом Шопенгауэра, спрашивает и Гёте:

Параллельно со всем сказанным поучает, в свою очередь, и Рихард Вагнер:

— “Иудейская армия, — равным образом, повествует Эдуард Дрюмон см. 'La France juive', — распадается на три корпуса:

а) настоящие евреи, т. е. явные сыны Израиля, как их называют «Archives Israelites”; эти евреи открыто почитают Авраама, Исаака и Иакова идовольствуются возможностью устраивать своё благополучие, оставаясь верным своему Иегове;

б) евреи, перерядившиеся в свободных мыслителей (по типу Гамбетты Дрейфуса или Рейналя) — которые прячут своё жидовство в кармане, а затем преследуют христиан уже во имя пресловутых идей «терпимости» и священных прав свободы, и, наконец,

Иудейские биржевики и политики соединены между собой как бы телеграфными нитями, ибо во всякий данный момент у них на языке те одни и те же вопросы и одинаковые слова. Говорить и действовать заставляет всех их единообразное “внушение”, неведомое, но тождественное кагальное “потрясение”. Или, ещё ближе их можно сравнить со взаимнозависимыми нервными центрами, по которым впечатление пролетает, как рефлекс, мгновенно. Им не надо ни видеть друг друга ни совещаться, чтобы знать, как быть и куда лезть. Таинственный, мистический голос диктует им свои веления, а они повинуются с удивительной гармонией.

Затем, если в еврейском мире существует такая проблема, которая состовляет “идеальную” цель и над которой действительно ломают себе голову дети Израиля, то это, конечно, жажда быстрого обогащения, невероятного, огромного барыша и притом схваченного, так сказать одним махом! Но это, без сомнения, не исключает и такого жестокосердия когда, чтобы подстеречь и сожрать добычу, разумеющий своё достоинство талмид-хахам (вернее, талмид-хохим) выжидать готов целые годы.

Самый богатый и, повидимому, образованный еврей — всё тот же шинкарь Янкель, дрожащий над каждой копейкой. И чем более сведущ еврей, чем сильнее он в экономическом или политическом смысле, тем строже, обдуманнее и целесообразнее проводит он иудейские замыслы в жизни, тем ярче и пагубней для чужеродцев его расовые особенности, тем язвительней его приёмы, тем дерзновеннее, вероломней и опаснее он становится…

Приглядитесь внимательно, и вы должны будете признать, что наследственности не вытравишь у евреев ни акциями, ни чинами, ни дипломами. Этого мало. Иудей в лапсердаке много безвреднее иудея в мундире либо во фраке. Первый — ничтожное кремневое ружьё, второй — ружьё многозарядное и центрального боя…

Что же касается тактики еврейства, то достаточно почитать анналы истории, чтобы убедится в неизлечимо-предательской его повадке нападать с тыла. Другой излюбленный кагалом приём — найти где-нибудь щель, либо отверстие в кирассе врага и всадить кинжал как раз в это место.

Располагая запасом энергии, накопившимся в течение долгих веков рабства, Израиль представляет собой армию, задуманную образцово и построенную в боевом порядке. У этой армии есть строжайшая дисциплина и своя непререкаемая иерархия — командиры, солдаты, музыканты и разведчики. Приказы в ней передаются с быстротой электричества, или, что ещё вернее, каждый по внутреннему наитию сам знает, что именно от него требуется.

Да и стоит потрудиться. В туманном ореоле будущего кагалу рисуется уже мировое владычество…

При таком созвучии авторитетов нет, пожалуй, надобности в дальнейших удостоверениях, хотя их не трудно, разумеется, привести в любом количестве. Укажем лишь, в дополнение к Шопенгауэру, что согласно с опытом Карла Великого и Фридриха Великого, равно как с убеждением многих других предшествовавших и последовавших государственных людей, Фридрих II Гогенштауфен, император германский, хотя и покровительствовал еврейским учёным, тем не менее, на государственную службу сынов Иуды ни одного не принимал.

Действительно, пред всеми правителями должен непоколебимо стоять вывод, к которому пришёл император: “как только еврею дана власть, так он ею нагло злоупотребляет!”

2. “Мы обладаем, — говорят сами о себе евреи, — мудростью змия, хитростью лисицы, взглядом сокола, памятью собаки и общежителъством бобра”. Если не существо, то принцип исключительности еврейства, здесь отмеченный, является, без сомнения, знаменательным.

“Природа, — утверждает Аристотель, — не даёт ничего более совершенного, чем то, что ею создано для определённой цели”.

Еврей получил это высокое отличие. Сделав его законченным торгашом, природа наделила его проницательностью, чутьём, вероломством, пронырливостью, быстротой в захвате добычи и жестокостью, чтобы мучить, пожирая её, — вообще всеми теми свойствами, которые необходимы для жизни на счёт других.

Как лаборатория лжи и обманов, голова еврея находится в непрерывном брожении; его вкрадчивый язык умеет говорить обаятельно и ябедническими мелодиями потрясать струны сердца, застигнутого врасплох; нежность и преданность так и текут, если надо, из его уст, и никогда античная Сирена с большей силой не увлекала своих жертв чарами восторга и упоением лести…

Во всякие гешефты, как и в любую из своих денежных спекуляций, еврей вносит искусство и чутьё виртуоза. Он найдёт место, где следует стать и время, когда надо действовать; своему “воздушному” банкирскому “заведению”, как и выставке своих товаров он сумеет придать и треск, и блеск; знает он язык, которым надо говорить, и тот гвалт, который выгодно затеять; понимает, как расставить сети доверчивым страстям и какую бросить приманку расточительным капризам; не ошибается в выборе посредников и не промахнётся, преследуя конкурентов то деланным небрежением, то клеветническим наушничеством.

Потеряв доверие, он не теряет надежды вкрасться ещё раз и обманывать вновь. Не забывает вовлекать в свои затеи сильных мира сего, а преуспевая, становится заносчивым и бесцеремонным. Будучи же разоблачаем, никогда не прочь через интриги и подкуп достигнуть молчания и безопасности.

Тем не менее, прежде всего и больше всего изощряется в энергии его скользкая и эластичная воля. Не отступая ни перед каким риском и приноравливаясь ко всяким комбинациям, еврей одинаково способен довести до благополучного конца плутню, рассчитанную на десять лет, как сообразить и завершить обман с быстротой молнии.

Будучи результатом хода вещей и влияния тех публицистов-философов, которые с середины XVIII столетия пустили в ход все рычаги для ниспровержения религии и христианского общества, тирания золота превратила освобождение евреев, т. е. равенство их государственных и гражданских прав с христианами, в жизненный вопрос европейской политики.

И нельзя не сознаться, что именно еврей (Серфбээр, “Les Juifs”) был первым, кто уже в то время раскрывал народам глаза на деспотизм, способный поразить ужасом людей, как только взоры их обращаются к тому, что ещё предстоит впереди.

Изобретательные, хищные и пронырливые от рождения, одержимые инстинктом господства и ровно ничего не стесняющиеся, евреи заняли на наших глазах все дороги, ведущие к богатству, почестям и власти. Самый дух жидовства проник в современную цивилизацию. Они заправляют биржей, прессой, театром, литературой, администрацией, главными путями сообщения на суше и на море, а, вообще говоря, через власть денег и национальных дарований особого сорта, держат в руках всё нынешнее поколение.

Путём наблюдения событий нельзя, кажется, устранить сомнения и в том, что, будь это возможно, евреи захватили бы самый воздух, которым мы дышим, и стали бы торговать им…

Но ничто не ново под луной. Если не в столь унизительной мере, как теперь, то срам подобного рода всё же не является чем-либо небывалым. Во времена Людовика Благочестивого, например, владычица его сердца, императрица из евреек — Юдифь так усердно “искала добра своему народу и говорила во благо своего племени”, что самим французам вовсе не стало житья, а придворные кавалеры и дамы вынуждены были испрашивать у сынов Иуды “благословения и молитв”.

Нашёлся, однако, мужественный человек, епископ лионский Агобард, который возвысил голос на защиту коренных жителей страны и оставил нам рассуждение “De insolentia Judaeorum” (“О наглости жидов”). “Перевести его с латинского на французский, — говорил Дрюмон, — и вы не узнаете, когда оно написано, — до такой степени неизменен характер евреев!…”

Блистательным доказательством этому является в наше время хотя бы факт, что, завладев и такой газетой, как “Times”, расходящейся по обоим полушариям, еврейство не только не устыдилось своего второго панамского триумвирата, но самые повествования свои о “Панаме” вело, как уже замечено нами раньше, под рубрикой “Gesta Dei per Francos!”

Чтобы оценить по достоинству всю ядовитость этого заглавия, необходимо принять во внимание следующее. Оно значит: “Деяния Господни через Франков”. Под таким заглавием в 1611 г. было издано в Париже собрание исследований нескольких историков об участии Франции в Крестовых походах. Невероятных жертв и многих потоков крови потребовало от крестоносцев, увлекаемых пламенной верой, завоевание Гроба Господня. Немало нажили денег от тех же крестоносцев евреи. И вот, наследники этих самых евреев издеваются над потомками собственных жертв…

Не очевидно ли, что уже дерзновение кагала в этом роде показывает, до какой степени разрослось в наши дни могущество иудеев, а неразумие их безнаказанности убеждает, что в своём порабощении арийцы, наконец, унизились до потери способности защищаться. Отсюда естественным представляется переход к такому стыду, когда вместо защиты мы начинаем стремиться к оправданию хода событий, устранение которого почитаем выше своих сил.

Действительно, в известные эпохи, чувствуя, что иудаизм становится ему поперёк горла, арийское общество начинает мечтать о примирении. Оно укоряет себя в несправедливости и варварстве по отношению к еврею, говорит, что истинный сын Израиля совсем не тот, которого оно преследовало, что злодеяния некоторых оно приняло за пороки всех, или же, что, унижая еврея, оно само сделало его преступным, и что, наконец, в обоюдных интересах следует положить предел ненависти и, вернувшись к юношеским понятиям, пригласить освобождённое еврейство на помощь его же собственному обновлению.

Тогда наступает, быть может, опаснейший из стадных психозов, результаты которого не медлят обыкновенно и самых наивных мечтателей привести в содрогание.

Мысль Тэна как нельзя больше иллюстрируется поклонением еврейству, с позволения сказать, интеллигенции. Особенно в России, да ещё после ужасов 1905 года…

В свою очередь, поучаемый историческим опытом, еврей издалека предчувствует веяния данного психоза и злорадно следит за его развитием. Он знает, что эти веяния будут обобщены и даже возведены в закон, что долгие цепи еврейства падут и что сынам Иуды будет дано разрешение хлынуть на сцену мира со всем избытком злобы, выработанной целыми веками гнёта, и под науськивание неутолимой жажды мщения.

Сам, далее, заражаясь психическим недугом, который известен под именем “maladie de croissance” — “болезнью возрастания”, еврей предвидит, что ему станет, наконец, благоприятствовать все. Он был презираем, как пария и окажется существом высшего порядка; его обижали, будет оскорблять и он; его изнуряли, подавляли налогами, и вот целое человечество предаст он всепожирающей ка-гальной эксплуатации.

Великие и малые станут равно ничтожными перед ним. Он поселится в замках аристократии, а бриллианты самой могущественной из корон пойдут на украшение его жены или любовницы. Некогда на него смотрели, как на существо международное, а его собственный, чёрствый, ревнивый и упорный жидовский патриотизм исключал, повидимому, какой-либо иной; сейчас он признаётся патриотом в квадрате, и никто уже не думает спрашивать, где он родился?

Галлюцинация достигает того, что чем больше еврей пребывает евреем, тем безумнее начинают любить его гои и тем раболепнее ему дивятся. Правительство, дипломатия, армия, администрация, суд, — всё кажется созданным для него одного, и наилучшие места повсюду принадлежат только ему.

В его же собственных видениях содрогаются владыки земные и горе тем трепещущим, кто не отправит своего посла на похороны “беднейшего” из сынов Израиля, либо на свадьбу “последней” из его дочерей!…

Впрочем, как это нахальство “игры в жмурки”, так и забавное бешенство перед разоблачениями достаточно показывают, насколько велик у сынов Иуды страх грядущего возмездия…

Между тем, у арийцев разочарование возникает лишь медленно. Требуется много условий, чтобы под гармонией лести и нежностью заигрываний арийское общество услышало скрежет ненависти, подметило свистопляску цинизма, стало анализировать жидовский смех и предательство.

Но, и независимо от нас, еврей хорошо понимает, что всё окружающее его великолепие не может остаться бесповоротным. Провидение указало ему предел и бодрствующий в своём покое, но страшный в долготерпении своём Промысел Божий остановить его в роковую минуту…

Надо ни разу не наблюдать еврея, чтобы не заметить в глубине его души суровых, мрачных предзнаменований. За наглыми проблесками болтливого высокомерия следуют почти без перехода молчание и унижение. Надменные, дикие порывы владычества внезапно сменяются странным беспокойством… Можно сказать, это средневековые заклинатели, в самый разгар наслаждений ночного шабаша с ужасом взирающие на приближение дня.

Вот эта, например, голова, заносящаяся превыше облака ходячего, не держит ли себя так, как будто она никогда не лобызала праха земного?!…

Но пока что, а настоящий период истории принадлежит еврею. Труба свободы и победы властно звучит в его ушах. Горькие предсказания, которые несколько позже приведут его в трепет, теперь ещё мало дают о себе знать. У него есть время поработить землю, а, поспешив, он, быть может, успел наложить заклятие и на самую участь свою…

И вот, мы видим с какой адской быстротой на бирже, в прессе и политике еврейство срывает, хватает, обездоливает, стремясь разлить свою тиранию, как можно шире, глубже и неодолимее. Но деспот сам испытывает тот страх, который внушает другим, и наоборот, ужас подстрекает тиранию. Попав в этот заколдованный круг, деспот увлекается неудержимо к собственной погибели.

“La peur fait la terreur!…” — верно заметил Мишелэ, и в этом источнике иудейского деспотизма. Безумие евреев готовит им катастрофу, как воздаяние за хищнические издевательства над самоотверженным психозом арийцев…

3. Заключая, так сказать, лишь увертюру к проблеме о еврее биржевом, всё изложенное для уразумения последующего и ради правильности в оценке требует, сколько бы это ни казалось странным, хотя бы немногих данных ещё из области музыки.

В самом деле, коренное противоречие между равно приписываемыми еврейству биржевыми и музыкальными дарованиями оказывалось бы непостижимым, если и те и другие могли существовать совместно. Наоборот, являясь, безусловно, чуждыми друг другу, эти сферы исключаются взаимно.

Значит, раньше, чем обратиться к талантам сынов Иуды на бирже, где они действительно должны быть признаны монополистами, так как одинаково наделены коварством, чтобы подстеречь жертву, и жестокосердием, чтобы растерзать её, мы попытаемся выяснить, о какой собственно иудейской музыке идёт в данном случае речь? Не смешивают ли поклонники евреев божественный язык души с политиканствующей и вымученной техникой комбинирования звуков?…

На этом пути нельзя уже в исходном моменте не заметить, что если ум необходим для всего, то и ни для чего не может быть почитаем достаточным. Будучи непререкаемым вообще, это положение бесспорно даже на бирже, очевидно на сцене истории и в политике, но блистательнее всего раскрывается в музыке.

Действительно, чего же ожидать здесь от “избранного народа”, когда и собственную религию он превратил в своекорыстный схоластицизм талмуда, а жизнь человечества и, что всего поразительнее, его будущее представлялось себе не иначе, как с материалистической точки зрения?!…

Отсылая любознательных читателей к вдохновенному рассуждению о данном глубоком вопросе великого маэстро Рихарда Вагнера, мы считаем нелишним привести некоторые мысли и на основании других источников.

Потаённые, эгоистические, вероломные побуждения масонства и еврейства не способны обеспечить за ними какую-либо власть потому, что противоречат требованиям общежития, которое не может существовать ненавистью и бомбами. Являясь причиной деморализации и озверения, материализм влечёт за собой анархию, разложение и смерть.

Среди злоупотреблений разного рода спорами и всяческих нелепостей мании быстроты (велосипеды, автомобили, аэропланы и т. п.), крайности материализма увлекают людей в неврозы и сумасшествие. Благоприятствуя алкоголизму и свободе заражения сифилисом, отсутствие духовных интересов влечёт за собой физическое и духовное вырождение.

Пропаганда свирепых и кровавых инстинктов; разрушение семьи; духовное и телесное переутомление в добывании средств к жизни под гнётом алчной обстановки, которая, иудаизируясь с каждым днём, становится всё безжалостнее; возрастание числа самоубийств и молодых преступников, — всё это является смертельным приговором оскотинивающему учению социализма.

Если, безумствуя в поисках лучшего будущего, человечество разбивает свои вековые идеалы, то, без сомнения, не для того, чтобы создать себе кумир из варварского деспотизма “безработных”, подстрекаемых, вдобавок, талмид-хохимами для обоснования собственной, беспросветной, но, увы, и безнадёжной тирании…

Независимо от сего, как анархисты в философии, адепты материализма дают теорию, которая не только отнимает у людей страх пред сверхъестественной оценкой их действий, но и стремится к уничтожению веры в закон, карающий обиды и злодеяния. Приписывая человеческие действия влиянию обстоятельств, а не личной воле, так называемый “детерминизм” имеет своим естественным результатом безнаказанность преступлений. И, что всего ужаснее, эта теория в кругу наших еврействующих интеллигентов делает поразительные успехи.

Но всякий, кто способен рассуждать даже среди масонов, начинает беспокоиться пред крайне опасными симптомами текущих событий и пугаться той будущности, которую готовят нынешние “учёные” прожектёры счастья человеческого.

Между тем, яко бы разумное, т. е. реальное, материалистическое учение ниспровергается самой наукой.

Открытие Виллиамом Круксом четвёртого — лучистого состояния материи, явления икс-лучей и радиоактивности вещества убеждает в том, что предполагавшаяся доселе неразрушимой, материя, напротив, исчезает от наблюдения, хотя и медленно, но постоянно через рассеивание атомов, её составляющих.

Продукты дематериализации атомов, образуют промежуточные по их свойствам субстанции, занимающие середину между весомыми телами и невесомым эфиром, стало быть, те промежутки двух миров, которые всегда считались непереходимо разъединёнными.

Признававшаяся до сих пор инертной, т. е. способной лишь восстанавливать ту энергию, какая была ей сообщена посторонней силой, материя оказывается, наоборот, колоссальным резервуаром собственной, междуатомной энергии, которую она и может расходовать, ничего не заимствуя извне. Именно из этой, проявляемой через рассеивание, междуатомной энергии проистекает большинство сил природы, например, электричество и солнечная теплота.

Вообще же говоря, новейшие открытия направляются, повидимому, к доказательству того, что нам суждено быть свидетелями вселенная образована исключительно из энергии, и что лишь её проявлений…

Но, что всего изумительнее, указанная теория относится к глубокой древности, а до нынешнего дня она только не могла быть удостоверена научными опытами.

Таким образом, чем дальше человек идёт вперёд и разрабатывает среду, где и сам совершенствуются, тем с большею силой он раскрывает вокруг себя Непостижимое, т. е. Божественное… Лишь через сознание бесконечного, укрепляемое и расширяемое с каждым днём, откровение Божие достигает нашего сердца.

Истинная наука — пионер религиозного чувства.

Никогда человек не мог обходиться в своём младенчестве без ласк матери, а впоследствии — без забот отечества и твёрдых нравственных правил, т. е. без религии. Лишь озаряемый её светом, он может направлять свой путь среди непроглядных туманностей жизни.

Прогрессируя в знаниях, народы не только продолжали верить, а укрепляли и уясняли веру в своей смятенной душе.

История показывает, что сильные народы были верующими.

“На рубеже точных знаний, — с чарующим полётом мысли, рассуждает Александр Гумбольд, — как с высоты гористого берега, наш взор любит обращаться к странам далёким и неведомым… Образы, воскресающие тогда перед ним, могут быть простыми видениями, но как и обманчивые картины, которые, повидимому, гораздо раньше Колумба являлись взорам жителей Канарских или Азорских островов, точно также и эти видения могут повлечь за собой открытие нового мира…”

“Душой чист и любит море!” — вдохновенно говорил Лазарев о Нахимове.

“Больше всего старайтесь развивать в детях, — советовал Белинский, — чувство бесконечного. Научите любить Бога, который является им и в ясной лазури, и в ослепительном блеске солнца, и в торжественном великолепии дня, и в грустном величии наступающей ночи, и в реве бури, и в раскате грома, и в цветах радуги, и в зелени цветов, во всём, что есть в природе живого, так безмолвно и столь красноречиво говорящего душе юной и свежей, и, наконец, во всяком движении их младенческого сердца”.

“Ты был один в минуту рождения, ты будешь один в минуту смерти… Ты один должен отвечать перед неумолимым Судьёй!” — учит мудрость наших праотцов-индусов.

Но всё это не имеет общего с талмудизмом, масонством и социал-демократией, построенными единственно на животной стороне человека. О сынах Иуды и говорить нечего.

Являясь “сообществом взаимного продвижения” (societe d'avancement mutuel), масонство ради своего материального преуспевания предписывает, наравне, впрочем, с иудаизмом: “сокрушайте всякого, кого не успеете покорить!…”

Совместно с евреями завладев социализмом, масоны пользуются этим страшным орудием, как средством невиданной деспотии именно к окостенению человечества, и, вероятно, к людоедству… Иудаизировав “свободных каменщиков”, еврейство привило им свою основную черту — отрицание бессмертия души. Таким образом, стал неизбежным тот страшный факт, что на Западе душа убывает…

— “On dit que les Juifs sont devenus Francais, et moi, je dis, que ce sont les Francais qui sont devenus Juifs”, — справедливо отметил арабский вождь Магомет эль Мохрани.

Можно ли при данных условиях удивляться тому, что Антон Рубинштейн не понимал русского гения Глинки?

А чему наставляет “социальных пролетариев” Мардохей (он же Карл) Маркс?… Чему, в частности, поучают наших революционеров разные иные евреи?…

Ведь сама по себе мягкая, чистая, славянская душа не способна проникнуться дьявольской злобой талмуда. В 1905 году вспоённые его отравой “иллюминаторы” принялись обучать нас, но ожидовить не могли. Никогда иудейская революция не имела корней в русском народе. Что бы ни рассказывал еврей, у русского своё на уме: “моя правда голубиная, а твоя змеиная!…”

С особой, чрезвычайной яркостью это разоблачается в музыке. Стремясь обездолить всё окружающее, иудейство подменяет реальные ценности фальшивыми. Таков общий и повсеместный факт. Но, дабы не оставалось сомнений, мы не можем игнорировать ещё одной стороны, предшествовавшим почти не затронутой, хотя и далеко не маловажной.

В самом деле, наряду с биржевыми талантами, разве не приписываются евреям и музыкальные дарования высшего порядка? Правда, межу биржей и музыкой нет ничего общего, если не считать, разумеется, что и для верной игры на бирже необходим тонкий слух.

Однако, по закону контрастов многие в наше время готовы за “избранным” народом признавать и в музыке такую же гегемонию, какая за ним установилась на бирже. Взгляд этого сорта даже столь распространён, что приходится, пожалуй, удивляться, как ещё до сих пор не возводят храмов для совместного поклонения Талмуду, Меркурию и Полигимнии…

Не разделяя восторгов означенной категории, мы в удостоверение противного и ради полноты картины раньше, чем перейти к ближайшему анализу биржевых гешефтов Израиля, полагаем уместным коснуться и жидовства в музыке.

Отметим прежде всего, что собственно иудейской музыки не существует, кроме той, которая сводится к особому роду кагальных произведений, исчерпываемых немецкой поговоркой: Wenn die Christen mi-teinander raufen, machen die Juden die Musik dazul… [97]

Никакой иной музыки у сынов Иуды нет и быть не может.

Помимо всего изложенного, это явствует из следующего.

Души людей подобны факелам и зажигаются одна о другую. Благороднейшие порывы идут из сердца, а не от ума. Высокое и прекрасное увлекает человеческий дух не на биржевые спекуляции, а к героическим подвигам и беспримерным деяниям.

“Когда, среди грома оружия, искусства молчать наравне с законами, красноречие не умолкает никогда и в стране воинов именно внимается с наибольшей жадностью!” [98] — говорит Тацит, а приказы Суворова и Наполеона являются ближайшей порукой. Но с неменьшим обаянием расцветает на полях битв и ораторское торжество музыки…

С другой стороны, на позор тому ожидовелому рабству, которое, по указу Мардохея Маркса и К", должно составлять удел человечества, ещё недавно в Невштателе (Швейцария) появилось переводом с греческого знаменитое в древности рассуждение Лонгина “О высоком”, где ряд блестящих страниц посвящён обаянию музыкальных произведений.

Вообще же говоря, чем ужаснее развивается пропаганда оскотинивания, тем неодолимее возрастает за свои права бессмертный дух человечества… Конец XVIII столетия был в Англии эпопеей величайших её ораторов: Борка, Фокса и Шеридана, золотым веком британского красноречия. Самый могучий из этих триумфатор, Эдмунд Борк, оставил нам священный трепет своего сердца в чудном рассуждении “О высоком и прекрасном”, где с удивительным мастерством начертал влияние музыки в истории. Изданное в XVIII, а затем трижды в XIX веках, произведение Борка переиздаётся снова и быстро расходится как раз в наши дни.

Таково могущество доблести и красоты.

Музыка не даёт новых фактов и познаний, быть может, не служит источником новых идей либо веяний, но из таинственных глубин нашего сердца она вызывает то бестелесное, идеальное, неземное, что залегло там неведомыми для нас путями, вероятно, через наследственность.

Музыка и только музыка служить спутником и выразителем мечтаний, чаяний и молений исстрадавшегося сердца. Ей одной без слов и доказательств вверено красноречие утешения, ей свыше дана тайна духовного врачевания. Музыка — не сон, но, убаюкивающая слушателей, она зовёт их на путь великого и божественного, раскрывает чарующую область вне мира сего.

Вдохновение, истинная музыка — пение души, которые небесными звуками вливается в другие души, завоёвывает и просвещает их.

Музыка не заменима и потому, что власть её начинается, главным образом, там, где роль слова заканчивается. Требуя внешнего импульса для-своего проявления и ароматом музыки призываясь, непроизвольная, но и беззаветная, свободная, беспредельная жизнь духа воскресает из трогательных музыкальных впечатлений.

Облагораживающее, чудодейственное, хотя и непостижимое влияние музыки не подчиняется технике и формальным указаниям. Тайна обаяния над окружающими, дар чаровать сердца заключаются не в книгах или словах, а в мистицизме гармонии.

Даже сама игра может быть мастерской, но бессильной, ибо не в этом суть, так как механическое пианино либо паровой оркестрион способны в техническом отношении превзойти любого Рубинштейна.

Помимо виртуозности, душа должна слышать, как звуки не просто льются из под пальцев, а ими поёт человеческое сердце, которому доступны радость и отчаяние, скорбь и упование…

В области религии и нравственности ведёт всё, что возвышает наш дух, а этим откровением, прежде всего, обладает музыка.

Зайдите хотя бы на Рейне в древний готический собор с его чудесными сводами и уходящими в небеса мечтательными башнями — свидетелями минувших веков, благодатных радостей, умиротворяющей, кроткой, светоносной веры. Так как это — страна глубоко религиозная и люди бывают у церковных служб ежедневно, исполняя молитвы сообща, то в праздники под торжественные аккорды могучего органа стройность и сила гармонии, в которой сливаются тысячи голосов, невольно трогает сердце, создаёт трепет в душе, производит неотразимое просветление.

Чуждый этому миру, неведомо откуда явившийся иностранец ни слова не понимает в тексте хорала, даже не успел осмотреться, а идеальное, святое умиление уже повеяло на него, охватило чувства и помыслы и вызвало слезы счастья на глазах. В эти мгновения перед его духовными очами раскрывается, что Бог, объяснённый людьми, бесконечно непостижимее Бога, никем не объяснённого, что музыка — истинная молитва смятенной души, а религия — стремление нашего конечного духа к Духу Бесконечному…

Велением Божиим вменяется человеку в обязанность почитание отца и матери, следовательно, любовь к родине, т. е. и её защита не за страх, а за совесть.

Для всего живого родина священна, и сама французская революция олицетворилась в Марсельезе. Но если при звуках этого гимна мести и страдания сердце разгорается злобой, то гениальным произведениям Глинки или Шопена дарована неизмеримо большая власть -обаяние кроткости и милосердия. Возьмите всё, что хотите, но оставьте Глинку и Шопена, и никакие испытания судьбы не отнимут у русских и поляков любви к отечеству, потому что эта музыка — сокровищница их души…

Что же общего между всем, сейчас изложенным, и тем мертвенным космополитизмом, который представляет собой ключ к еврейской “музыке”? Что в божественный мир гармонии способна внести действующая по контракту со своим Иеговой “ame sordide de juif” — гнусная душа еврея, как аттестовал её Виктор Гюго?…

На эти вопросы даёт прежде всего ответ рассуждение гениального композитора и гордого своей родиной германца Рихарда Вагнера, “Жидовство в музыке” (Das Judenthum in der Musik). Пришлось бы выписывать целые страницы, чтобы в собственном виде передать идеи Вагнера о “жидовстве” этого рода. Посему читатель благоволит сам обратиться к подлиннику.

Мы укажем лишь, что, впрочем, и само собой подразумевается, на бесчестность иудаизма даже в музыке. И эту, столь, казалось бы, чуждую политическим страстях, область сыны Иуды пытаются эксплуатировать не только для собственного прославления, но и для посрамления гоев.

Не понапрасну в своём “Роберте Дьяволе” заставляет иудей Мейербер танцевать монахинь, а в “Гугенотах” натравливает католиков на протестантов. Под еврейскую музыку христиане здесь режут друг другу горло…

С ядовитым лукавством осмеивая в театральных процессиях и аксессуарах обряды католической религии, оперы Мейербера, а особенно “Гугеноты”, снова пробудили и значительно усилили среди полуобразованных масс презрение и ненависть к христианству на радость Израилю.

Ещё еврей Галеви своей “Жидовкой” преследовал ту же тенденцию — внушить Европе отвращение к христианству и любовь к евреям. Как омерзителен у него кардинал и как прелестна еврейка!… Другая опера Галеви, “Агасфер”, имеет ту же цель — представить христианина скверным, а еврея увлекательным.

И что всего хуже, эти замашки характеризовали сынов Иуды далеко не только в наши дни. Отнюдь не являясь отражением современного рационализма, так как нелепостям и бесстыдству талмуда евреи и сейчас поклоняются попрежнему, они проистекают из совершенно другого источника.

Мало того, что сыны Иуды отвергли христианство, они для искоренения его предпринимали всё, что могли. Действовали же они так именно потому, что не признавая человеческого достоинства ни в ком, кроме самого себя, и будучи решительно чуждым религии самопожертвования, возвещённой Иисусом Христом, “избранный” народ не видел в ней ничего, кроме отрицания присвоенной им себе монополии на эксплуатацию мира.

Талмуд преисполнен лютой ненависти к Божественному Основателю христианства. Дабы не сомневаться в этом, достаточно, помимо других источников, обратиться к труду столь авторитетного учреждения при берлинском университете, как Institutum Judaicum, — “Jesus Christus in Talmud”.

История страданий христиан на арене древних цирков, как и жестокие на них гонения при Нероне и Диоклетиане, происходили главным образом по подстрекательству евреев. С другой стороны, лишь иудейское зверство могло дойти до “светочей Нерона”, с которым у сынов Израиля была весьма подозрительная близость…

В Средние века талмудическая злоба отразилась снова в целом ряде отравленных неистовой скверной книг, каковы: “Ницзахон” (“Победа” — произведение трёх раввинов: Шмерки Маттатии, Липма-на из Мюльгаузена и Иосифа Кимхи); “Хизук Эмуна” (“Укрепление веры”) раввина Сруля-Исаака из Трок, в глухой Литве; “Маазе Фа-луи (“История повешенного”), равно как “Фоледоф Иешу” (“Происхождение Иисуса”) и т. п.

То же самое продолжается, хотя и в разных иных формах, по сей день. Не оскорбляя читателей воспоминаниями о злодеяниях еврейства на этом пути, укажем хотя бы на подвиг перед Израилем газеты “Речь”, высмеивающей православных епископов, и посоветуем твёрдо памятовать о бешенстве, с которым ожидовлённая пресса стремилась погубить многострадального Иллиодора, этого нового Петра Пустынника, внезапно явившегося бичевать позор нашего отчаянного времени.

Что же касается еврейской музыки в буквальном смысле слова, то Мейербер и Галеви продолжают служить посрамлению христианства, в свою очередь, невозбранно доныне.

А, между тем, пронизывая гнусными оскорблениями самых скромных и малых людей, сколько эта жидовская музыка принесла “славы” и денег целым шайкам опаснейших еврейских плутов — биржевых удавов и акул, с невероятной быстротой поставляемых сынами-Иуды всё вновь и вновь?!

Изложенного, казалось бы, достаточно хотя бы и для “музыки” кагала. Но еврейство отличается законченностью в универсализме. На смену энциклопедистам XVIII века пришли их наследники, евреи-энциклопедисты. Иудаизм же не покидает ни жертвы, ни темы, пока не выжмет всего, что они могут дать.

За пределами религии стоит “музыка” в политике, и художество исполнения было направлено “угнетённым” племенем сюда.

Вместе с Оффенбахом другой Галеви дал “Прекрасную Елену”, “Орфея в аду”, а затем и “Герцогиню Герольдштейнскую”. Политическая сатира достигла своей кульминации. Над богами и царями Эллады захохотали оба полушария. Отрава этого рода была много ядовитее “Капитала” и даже пресловутой “Интернационалки” Маркса.

В сопровождении зазвонистой, эротической музыки политическая оперетка кагала задавалась целью в корне подорвать у арийцев религию и монархию, презрительно вышучивал их обеих. Воистину непостижима близорукость, с которой, измываясь над собственным достоинством и участью своих детей, сами же коронованные владетели отплясывали под эту сатанинскую музыку…

Среди подобной трагикомедии непорочным агнцем является Мейербер со своими “танцами монахинь” по сравнению с замыслами и результатами жидовских опереток Оффенбаха-Галеви.

И если для своего грозного аккомпанемента “Марсельеза” не требует ничего, кроме барабана, то кагальная потеха над Зевсом и Ме-нелаем не могла, без сомнения, повлечь к какому-либо иному аккомпанементу “освободительного” движения, чем профессорские “иллюминации” и браунинги, бундистские газеты и бомбы…

Мудрено ли, что в “триумфе социальной революции” эту именно музыку оркестровали сыны Иуды как новый гимн “свободе”, увы, наивными, чтобы не сказать более, арийцами вполне заслуженными?!

4. Установив, таким образом, в некоторых чертах издевательство евреев над иноплеменниками даже в сферах религии и музыки, мыслимо ли ожидать чего-либо иного там, где израильтяне рассматривают себя уже как непререкаемые хозяева, т. е. в области имущества гоев?

Ответ не может, конечно, представлять сомнений. В удостоверение этого надлежит обратиться хотя бы к самим евреям.

Вот что свидетельствует Мардохей Маркс:

Другой, немало вопиявший против антисемитизма еврей Бернал Лазар; однако же, сам повествует:

Таковы отзывы еврейские.

Недаром, стало быть, в самом талмуде значится: “для того и существуют большие воры, чтобы вешать маленьких!…”

Кто раскроет чудеса биржевых уток, фокусы игры на повышение и понижение, тайны операций выпуска “дивидендных” бумаг или же по захвату ценностей в одни руки?!…

Лихорадочная подвижность, неожиданность выходок, ухищрения в сфере лжи и путём шатания из стороны в сторону, страсть к немедленным результатам, будто дело всей жизни сводится к тому, чтобы ограбить и сейчас же бежать [99], всё это так и сыплется из замыслов кагала, как из рога изобилия. Ненависть и корысть, маниакальное шарлатанство, необузданность самомнения, стремление провести и одурачить, — таковы инстинкты и “забавы”, которые наблюдаются здесь, на сцене и за кулисами, действуя с невероятным напряжением и с тем могуществом, которое накоплялось веками…

Какова внезапность в изобретении обманов? Как бесподобно лукавство в расстановке сетей? И каково умение притворяться, скрывая когти под чарующей мягкостью компромиссов и обольстительной нежностью дружбы?!…

Эволюция плутовства следует у евреев по определённым законам. Она слагается из тысячи стратегий, которые, будучи применяемы к обстоятельствам, сочетаются взаимно и в своём разнообразии координируются по началам биржевого генерала-баса. У эволюции этого рода есть собственные слова, специальные восклицания и нарочитые особенности, до такой степени неизменные, что, подметив их однажды, уже незачем останавливаться вновь.

Рядом с этим, надменно выставлять своё могущество на показ -основная повадка евреев во все времена. Обращаясь к этой стороне проблемы, необходимо прежде всего отвергнуть два весьма распространённых заблуждения. Говорят нередко, во-первых, что евреи приобретают шаббесгоев только за деньги либо за иные выгоды и, во-вторых, что на пути своих кочевьев “избранный народ” угнетает коренное население собственными капиталами.

И то и другое неверно по крайней мере, в значительной степени. Предписывая не одно лишь обездоление гоев, а и превращение их в шутов Израиля, цинизм талмуда, с другой стороны, требует, чтобы сынам Иуды это ничего не стоило, а вместе с тем указывает, что среди благоприятных условий способен действовать всякий.

Выйти же победителем из обстоятельств враждебных, даже, повидимому, безысходных, может только еврей. Если, далее, по талмуду имущество гоя принадлежит первому еврею, который его захватит, и если, вообще говоря, мир есть собственность “избранного народа”, как, впрочем, и сама жизнь гоев, то было бы возмутительным противоречием и нелепым до крайности унижением для сынов Иуды, когда они вздумали бы подкупать гоев за свой, а не за их же счёт.

Отсюда следует, что уже ради величия своего имени евреи обязаны изыскивать другие приёмы. И мы видим, что если, например, уже осенью 1905 года в Москве убийство городового расценивалось кагалом не свыше трёх рублей, да и то лишь по невежеству “сознательных пролетариев”, которые оскорбляли дело свободы домогательством мзды, то истинные подвижники во славу Израиля растерзывали его супостатов бомбами “во имя идеи”, т. е. уже совсем безвозмездно.

Правда, кагальная пресса трубила им хоралы, возводила на пьедестал героев, чуть не обожествляла их, но она имела, понятно, не это целью, а лишь во славу премудрого талмуда подготовляла таким путём новых и даровых шаббесгоев на ту же самую дорогу.

Стремясь к дальнейшему развитию, это явление само собой переходило в эпидемию стадного психоза. С точки же зрения большинства “русской интеллигенции”, сыны Иуды оказывались ещё страстотерпцами, равноправие которых представляется эмблемой великого будущего России, и сверх того — недосягаемыми талантами, которым довлеют всякие честь и поклонение.

Искореняя всё противное кагалу, а в частности, уничтожая появление разумных книг и сколько-нибудь терпимой литературы, монополия кагальной прессы достигла, таким образом, апогея в издевательстве над русским народом среди роковых, даже беспримерных испытаний, ему ниспосланных на Дальнем Востоке…

Если конкуренция — война, то монополия — избиение пленных. А так как наряду с этим основной принцип евреев — “ни стыда, ни жалости!…”, то ход событий не замедлил превратиться в такую тиранию, одним из результатов которой должна была явиться популярность “избранного народа” и в рабочих массах. Популярность сия тем более очевидна, что непререкаема.

Посягать на неё, значит обрекать себя же самого на погибель нравственную, экономическую, а если мало, то и физическую. Дерзновение этого рода бессмысленно уже в виду того, что нигде не найдёт убежища. Ему суждено даже оставаться неведомым и в отчаянии бессилия проклинать лишь собственное неразумие.

А еврейство среди подобных обстоятельств имеет право торжествовать уже потому, что столь блистательный гешефт ему ничего не стоит. Этого мало. Покрывая расходы, например, по изданию еврейских и жидовствующих газет, осмеиваемые и обездоливаемые ими же гои спешат паки обогатить кагал, равно как его ставленников, безграничными доходами с объявлений и необъятным расширением иудейских замыслов вообще, рассчитанных именно на ослепление и порабощение гоев через эту же кагальную либо шаббесгойскую прессу…

С другой стороны, мероприятия евреев сводят государственную и международную политику арийских народов, во-первых, к рублю, а во-вторых, к монопольному, за их же счёт, новому обогащению Израиля другими путями.

5. Не одна, конечно, пресса служит этому, а и капиталы, но опять таки нееврейские. Анонимные общества, а в особенности Банки, питаются деньгами и кредитом, равным образом самих же гоев…

Если, далее, торговые и промышленные стачки всякого рода параллельно с размежеванием их внутри кагала, представляют одну из главенствующих тем в талмуде, как синтез эксплуатации иноплеменников, то захват сынами Иуды кредита проистекает отсюда логически, как верховный синтез. “Художественность” исполнения состоит в том, что пресловутый “nervus rerum gerendarum” добывается еврейством через подчинение ему государственного кредита страны, т. е. ещё раз за её счёт с ничтожной либо даже нулевой затратой кагальных средств.

Потребление без производства, иначе говоря, проживание на чужой счёт, есть паразитизм. Будучи же возведённым в систему и осуществляясь путём присвоения кагалом самих знаков обмена гоями своих богатств, он обращается в иудаизм.

Между сложными причинами, которыми обусловливается переживаемый Европой кризис, есть одна главнейшая, новоизобретённая, явная. Она заключается в том, что течение капиталов, предназначенное для питания всего социального организма, отводится по грязным каналам талмуда в пользу немногих вампиров — израильтян.

Живительный сок, необходимый для жизни ветвей, отпрысков и листьев, высасывается прямо из ствола дерева чужеядными паразитами. Несомненно, что положение этого рода в разных странах может представлять своеобразные ступени развития. Там твёрдое и прозорливое правительство, здесь энергичная аристократия, ещё дальше — строгая привычка к порядку и коммерческий дух народа встречают натиск еврейства спасительным сопротивлением, или, по крайней мере, ограничивают его сносными пределами.

Наоборот, к сожалению, в других государствах недостатки национального характера и колебания в политике, смуты и революции, химерические предприятия и растление в идеях, непригодность общественных деятелей и безнравственность партий комбинируются разом, дабы ускорить и распространить иудейское нашествие.

Прав был Берне, когда сказал, что “всякая страна имеет таких жидов, каких заслуживает…”

Действительно, среди союзников еврейского господства, основанного на тайных обществах, типом которого является собственная организация кагала, как не назвать золота?… Не его ли упрекало язычество в одичании и разврате нравов, а христианство проклинало за расслабление духа и очерствление сердца? Не золото ли искуситель всякой совести. В самом же безмолвии своём не оно ли красноречивейший из ораторов? Не оно ли безграничный владыка человеческих стад?…

Простой, повидимому, металл, и, тем не менее, всё, что может быть куплено, продаётся либо отдаётся ему.

“Продажный город, как ещё не нашлось желающего купить тебя!…”, — с бешенством, воскликнул гордый Югурта, переступая заставу города Рима, — этой надменной республики, где, привыкнув к грабежу провинций, сенаторы и полководцы столь часто унижались перед золотом, которое протягивал им грозный враг Рима, тот же Югурта.

В наши дни покупатель есть на всё и притом повсюду. Верховный хозяин и повелитель золота, никогда не испытавший его тирании на себе самом, еврей, является обладателем и несокрушимой земной власти.

Золото — важнейший рычаг еврейского могущества.

Иудейские Банки возвышаются в этом мире, как гордыня цитадели, а сильные еврейские банкиры являются настоящими властелинами. И странное дело! Чем выше поднимаемся мы по социальной лестнице, тем это верховенство оказывается более могучим и тягостным. Человек простой, трудолюбивый рабочий видит проносящуюся мимо карету иудейского банкира, не ослепляясь: он даже отворачивается с невольным презрением. Наоборот, человек среднего сословия, разжившийся кулак, замотавшийся фабрикант или купец взирают на эту карету жадными глазами.

Прогорающий аристократ ещё более откровенен и с изысканной любезностью кланяется своему кредитору, ставшему его “приятелем”. Наконец, какой-нибудь владелец собственности раскланивается с “великим” банкиром уже как равный с равным. Действительно, банкир поклонился ещё как раб, но это не помешало владетельной особе, обернувшись к своему адъютанту, с печальной иронией заметить: “Вот наши господа!…”

Могущество золота имеет сходство с владычеством ума в том отношении, что наравне с ним мечтает о всемирном господстве и парит выше отдельных национальностей. Всё должно быть подчинено ему, а оно ни от кого не должно зависеть. Все сферы жизни, а в особенности, её болезненные уклонения, равно как и всякий вообще беспорядок, подлежат его эксплуатации, должны быть данниками усовершенствованного им ростовщичества.

Вообще говоря, двигатель мира и войны, любой службы государственной или общественной, всякого предприятия либо замысла, всяческой власти либо наслаждения, — главная сила в мире, где религиозность угасает, а нравственность осмеивается, конечно, — золото. Ничто иное, увы, не заменяет его, и заменить не может.

Золотом коварно заказывается и пускается в ход идея; золото же куёт и оплачивает железо, меч или механизм, предназначенные осуществить её. Царствуя, как повелитель и выражаясь, как тиран, золото повергает к ногам того, кем оно раздаётся, королей и знать, министров и поданных, философов и женщин, старцев и юношей, искусства и науки, законы и понятия, нравы и склонности…

Каждый истекший день придаёт сказанному всё более зловещий блеск, в конечном же выводе убеждает, что золото — это еврей.

Режим иудейских финансистов, если не уничтожает вполне возвышенных стремлений человечества, то сверху до низу потрясает их. На горизонте восходят новые светила, пред которыми бледнеют идеи нравственности. Иные становятся более или менее туманными, а некоторые и совсем невидимыми. Вместо них безумие подражания евреям овладевает умами и производит легко объяснимое понижение общественного уровня.

Раз деньги явились главным центром тяготения и обратились в верховную цель бытия, это роковым образом проникает до отдалённейших глубин социального организма. В такой среде наклонности и призвания размениваются на мелочь, государственный человек становится похожим на биржевого дельца, наука живёт рекламой, искусство впадает в продажность, либеральная профессии вырождаются в эксплуатацию сомнительной честности и с весёлым цинизмом отвергаются старые традиции, а люди, которых они поставляют на общественное поприще, ведут себя, как интриганы, стремящиеся только к наживе.

Если сыны Иуды были царями финансистов во все времена, то никогда в том же размере, как ныне финансы не являлись основанием войны и мира, душой политики и промышленности, равно как всех вообще человеческих отношений; счастьем и покровом семьи; обстановкой всякого положения, отличия или достоинства, всевозможных связей и почестей; увенчиванием любой славы и родовитости.

Сверх того, отнюдь никогда раньше это владычество, домашним очагом и цитаделью которого служит железная касса еврея, не сосредотачивалось в кагале столь вероломно, как в наши дни.

По объёму настоящего исследования трудно, к сожалению, войти в подробности проблемы. Предстоит ограничиться тем, что неизбежно для раскрытия беспредельности и глубины деспотизма, которым еврей обязан своему металлу, равно как неподражаемому искусству вызывать его просачивание к себе и, наконец, природному инстинкту, таланту, если хотите, гению, с которым еврейство превозносит оказываемый им кредит над всяким иным величием и уравновешивает так, что поколебать либо низвергнуть этот кредит — значило бы перевернуть мир вверх дном.

Не упало ли современное общество до такого цинизма, что допустило биржу сделаться безапелляционным судьёй народных движений и правительственных мер?!…

Да, — золото владеет миром, а еврей — золотом!…

Если вообще согласен с истиной афоризм habes habeberis, то еврейство как хищническая и неумолимо организованная орда подтверждает его ежедневно. Вовне оно, как губка впитывает золото из сферы, где вращается; внутри себя оно становится всё крепче и внушительнее, потому что ничего почти не расходует за своими пределами.

Еврей больной идёт к врачу-еврею; участвуя в судебном процессе, еврей обращается к адвокату-еврею же; еврей-грамотей подписывается на еврейскую газету, подчас и на жаргоне; еврей-покупатель старается иметь дело с продавцом-евреем; еврей-директор консерватории наполняет её, а затем и оперную сцену евреями; еврей-врач окружает себя еврейскими же ассистентами; еврей-профессор подтасовывает шаббесгоев и заполняет университетские кафедры опять-таки евреями и т. д.

А мы, христиане, не хотим ни понимать этого, ни оценивать по достоинству. Мы даже поклоняемся евреям и несём к ним сбережения, сделанные для наших детей. Но ведь у немцев существует даже поговорка: “wer sein Geld zumjuden tragt, sich mit eignen Fausten schlagt!…” [100]

Между тем, всякий, кто хочет видеть, может легко убедиться, с какой быстротой разрастаются иудейские капиталы, как нагло сосредоточиваются они в больших компаниях, неуклонно захватывающих все отрасли народного хозяйства, тираннизирующих и деморализующих всё вокруг. Сами же “акционеры” — евреи, “как врачи граяхутъ, трупии себе деляче”!…

Всемирный кагал уже достиг такого положения, что может командировать своих членов в состав того или иного правительства. Он это и делает.

Но, и независимо от сего, проникновение еврейских финансистов в правительство навострилось происходить более точным и ближайшим путём. Рядом с фабрикацией общественного мнения сыны Иуды подделывают как народных представителей порознь, так и целые партии “негодной свободы” либо “народной невзгоды”. Для таких манекенов кагала управлять через евреев и для евреев — основной пункт программы. По взятии же власти эти шаббесгои передают еврейству всё — от финансов до дипломатии страны…

Действительно, представим себе, что ad hoc сфабрикованные Haute Banqu лицо или партия вступили во власть. Поддерживавшие их деньгами банкиры, очевидно, не могут удовлетворяться воздействием на политику издали. В той либо другой форме, а потребуют они раздела власти и непосредственного участия в управлении страной.

Тогда наступает захват высших должностей креатурами биржи, а затем и иудаизация министерских постов. Банкиры, в свою очередь, станут толкать их во всякие антрепризы, подмалёванные блистательными красками, но неизменно являющиеся ареной для спекуляций и всегда разорительные для государства. Чрезвычайное развитие государственных сооружений тому характерный пример.

Ближайшим же и, кажется, не дурным образцом, в связи с нашим бланком на китайском векселе в 100 миллионов рублей для уплаты контрибуции, на которую Япония изготовила затем флот, устроивший нам же Цусиму, является занятие нами Порт-Артура, вызвавшее сооружение отнятой вскоре японцами маньчжурской железной дороги на сотни миллионов рублей, заимствованные Россией у Франции под учёт дружественного распевания нами Марсельезы…

Новые и новые займы, необыкновенное размножение акционерных обществ, усердное возделывание взяточничества через изобильные выпуски “промессов” параллельно с целыми тучами экономической саранчи — акций и облигаций, невероятные субсидии и повсеместная кутерьма хищений, увы, чего только с еврейской ловкостью нельзя извлечь из строительного умопомрачения под иерихонские трубы либеральной прессы, овладев наивным или восторженным народом.

А уж если кто способен содрать с одного вола две шкуры, то, без сомнения, дети “избранного” народа, банкиры же его — в особенности. Между тем, пока безрассудные, скажем, “маньчжурские” строительные мероприятия доведут государственные финансы до истощения, Израиль где-нибудь в другом месте успеет, конечно, своих тощих коров заменить тучными…

6. Нарисовать полную картину банкирских махинаций кагала мог бы разве энциклопедический ум. Как Афины и Рим, так и Иерусалим — город единственный во вселенной. Подобно тому, как афинские мудрецы положили основание философскому умозрению, а римские армии развернули все доблести и осуществили чудеса войны, так и завоеватель — Иерусалим воздвиг искусство обогащения на недосягаемую высоту.

У него есть свои гениальные люди и смиренные рядовые, неудержимые храбрецы и благоразумные кунктаторы; он умеет вести одну и ту же линию на протяжении веков и в несколько месяцев совершить дело целого столетия. Как и Рим, он владеет собственными правилами тактики и руководящими началами стратегии, особой дисциплиной и нарочитым героизмом.

В нём даже больше гордыни, чем в Риме, так что он и сам отнюдь не прочь бросить вызов. Лишь в тот роковой день, когда оскорблённый Рим наносит ему coup de grace и повергает ниц, Иерусалим познаёт, наконец, кто истинный владыка мира!…

На пути эволюции и завоеваний Израиля, его банкиры играют роль главнокомандующих армиям. Деятельность их мозга, знание территории, талант маневрирования, чутьё великих случайностей, спокойная, господствующая над бурями воля и такая выдержка, которая привлекает победу, всё в них, вплоть до высокомерия победоносного генерала, оправдывает такое наименование.

История европейских бирж распадается на два периода: первый, юношеский, открывший “забаву” игры ценами товаров на срок идёт с XVI до начала XIX века; второй, зрелый, изобретя новую игру бумагами, жонглирует, фикциями, торгует мнимыми ценностями, но прежде всего потешается устройством государственных займов и государственных же банкротств, о чём минувшие века и понятия не имели.

Как раньше предсказывали страшный суд, так евреи пророчат теперь какой-нибудь великий крах, универсальное, мировое банкротство с достоверной, однако, надеждой, что им самим испытать его не придётся.

Здесь, впрочем, ещё раз замечается параллель между надменным Альбионом и Всемирным кагалом. Оба они — кредиторы вселенной, а уж никак не её должники. Тем не менее, если англичанин способен чему-нибудь удивляться, то в особенности тому, что шотландец ещё лукавее его самого! И мы знаем, что холодная Шотландия — родина пуритан, таинственная же и неразрывная связь между пуританством и капитализмом — явление бесспорное как в Великобритании, так и в Швейцарии (где им соответствуют последователи Кальвина — и Цвигли), так главным образом в Северной Америке.

Отсюда естественно, что если на земном шаре существует страна, где “угнетённое племя” до жалости беспомощно, то ею должна быть, повидимому, признана именно Шотландия. “Jts hard for a Jew to take the breeks off a Highlander!” [101], — говорят сами англичане о её коренном населении, что вполне справедливо не только по свойству его костюма, а и по национальному характеру.

Иное, конечно, замечается в тех странах, где от их имени выдаются даже “гусарские” векселя…

Положение задолженного евреям государства очень просто, хотя и весьма унизительно. Имея внутри себя кагального повелителя, оно вынуждено остерегаться неугодить ему. Положим, биржевой владыка обыкновенно пользуется своей властью с предусмотрительностью и “действует” лишь, когда этого требуют “его выгоды”, но он всегда начеку и зорко следит за любыми совещаниями министров, точно он сам там присутствует либо соединён телефоном.

Но что он знает особенно хорошо, так это то, что на таких совещаниях о нём говорят не иначе, как с почтительным страхом. Да и в самом деле, если ещё возможно гордиться званием всемирного кредитора, то нет уж ровно ничего завидного в звании всемирного должника.

С другой стороны, указанный повелитель отнюдь не желает замежевать себя в стенах биржи.

Забавная вещь! Вопреки узкоторгашеским своим инстинктам, еврей охотно допускает в себе необыкновенные таланты и для политической карьеры. Между тем дух толкучки кладёт неизгладимую печать на иудейскую политику. Не только на сцене, а и за самыми её кулисами гешефты всякого рода неизменно присутствуют и размножаются, или, лучше сказать, этот дух никогда не бывает более деятельным, чем в тот презренный момент, когда, расширяя поле своих операций, политика позволяет ему проникнуть в самое сердце государственной жизни.

Тогда, будучи властителем правительственных тайн уже ни мало не опасаясь боязливой юстиции, еврейство может спекулировать с безграничной свободой.

Обетованная земля в его руках, остаётся лишь собирать жатву!

А чтобы не ходить далеко за примерами, заметим, что ещё несколько десятков лет назад, в одном из австрийских юмористических кагальных листков наряду с другими ядовитыми афоризмами был дан и такой: “если бы и существовали общества страхования государств, то и тогда, разумеется, ни одно из них не согласилось бы принять жизнь Австрии на страх”…

Вдумываясь же во всё изложенное мы не можем отрешиться и от следующих указаний.

Из зловещих талантов иудейского банкира нет ни одного, за которым государственные люди должны бы так смотреть в оба, как за искусством развращения. Там, где есть какой-нибудь его зародыш, как бы он ни был сокровенен, еврей сумеет откопать его и дать расцвесть. Повсюду, где растление нравов стало хроническим, там под усердным жидовским воздействием оно принимает чрезвычайные размеры. Брожение, которое при этом совершается в известных странах, нельзя ни с чем сравнить лучше, как с пышным развитием скромной былинки под влиянием жаркого и влажного климата.

А вдруг узнают?… Но и в этом направлении еврейский банкир располагает страшным оружием — молчанием. Непроницаемость тьмы, которой должно быть прикрыто дело подлога, “девичья” скромность, делающая его невидимым, художество сноровки для уничтожения малейших следов, — таков священный залог, предлагаемый евреем, и небезызвестно, что он останется верен своему обещанию.

Да, это коварнейшее существо умеет не изменять другому, чтобы не выдавать и самого себя. Политический разврат, нужно сознаться, отличается высоким достоинство в том смысле, что умеет молчать. Как только преступление совершилось, он, как змея скрывается в глубокую нору, откуда его невозможно достать.

Сказанного мало. Дабы вернее застраховать от нападений и себя, и шаббесгоев, кагал переходит в атаку. Изощряясь в травле непокорных, он с невероятным бесстыдством навязывает им именно те гнусности, в которых сам же повинен. Шантажируя и глумясь, он в своей лжи бывает тем реальнее, чем с большей подлостью успел применить собственные таланты на практике.

Правда, шаббесгоям от этого не легче. Договор с еврейством напоминает сделку о продаже души дьяволу, его нельзя нарушить.

А если какой-нибудь еврейский “трибун” вдруг засверкает более или менее осязательной честностью, пусть этим никто не обманывается: его соплеменники тем блистательнее спекулируют вокруг него, а состояние мозговой зависимости от них вменяет ему в обязанность отдавать всё своё влияние на службу их интересам [102].

Кто, например, не знает, что сыны Иуды, даже не ведущие никакой торговли, приходят, однако, в “священное” негодование перед любыми таможенными пошлинами, как учреждением омерзительным для иудейского космополитизма и преследуемым со стороны кагала вечной ненавистью?!..

Что касается гражданской ответственности иудейских банкиров, то их иммунитет обеспечен здесь в той же мере, как и в области суда уголовного. Действительно, отдавать назад вещь отвратительная для еврея, и тот, кто его принуждает к этому, — последнее из чудовищ! Вот почему он грызётся с осатанелым упорством.

Тогда разражаются целые потоки брани, ураганы оскорблений, язвы клеветы, идут открытые подстрекательства на самые крайние меры и на государственные злодеяния [103]. Подобно вулкану в период извержения еврейская пресса изрыгает огонь и серу, отплёвывает грязь, камни и пепел. Иной раз невольно вообразишь себя на шабаше ехидн, одержимых всеми ужасами демонического помешательства…

Где уж при таких условиях пострадавшим думать о вознаграждении за убытки! Им подстать разве скрыться, куда глаза глядят от диких проклятий, которыми “угнетённое” еврейство преследует своих жертв.

Закидывая “счастливую тоню”, еврейский банкир приспособляет и свои гешефтмахерские ресурсы, и биржевую оркестрировку. Весьма нередко задача сводится не к действительному осуществлению предприятия сплош и рядом заведомо дутого, а лишь к увлекательному замыслу, рассчитанному на осмеяние и ограбление гоев.

Каково изобилие стратегических ресурсов, да и само проворство в захвате обманом раньше, чем появиться свет? Каков гений орудования рекламой? Какова сноровка “раздвигать” само время скоропостижностью операций? Какова обдуманность подготовки набега через разврат и шпионство и каков навык разрушения? Как обильно текут серебро и золото в победоносные руки? Какие удивления, печаль и страх царят среди всего окружающего?!…

Увы, спуск вниз и “выпуск газа” из шара последуют ещё быстрее!…

7. Являясь строго организованными компаниями охотников за гоями, еврейские сообщества разработаны в талмуде принципиально и систематически. Коренным их началом служит правило, что еврей не смеет обманывать еврея, отвечая в противном случае перед иудейским судом, как государственный преступник, а это звание не обещает виновному ничего хорошего.

Скрыться от евреев некуда. Они разыщут кого надо и на другом полушарии, а затем накажут его через силы и средства тамошней иудейской общины. Если же, с другой стороны, принять во внимание, что по отношению к гоям любому еврею дозволено всё, то нельзя не уразуметь, каковы бывают результаты охоты.

Общества, учреждаемые иудейскими банкирами напоминают знаменитый эпизод римской истории — битву при Тразименском озере (217 г. до Р.Х.). Консул Фламиний не понимал Ганнибала. Ему, как видно, и в голову не приходила характеристика этого образцового семита, данная впоследствии Титом Левием: “perfidia plusquam punica, nihil veri, nihil sancti!” Возможно ли удивляться, что римская армия, увлечённая Ганнибалом, попала в западню — ущелье, выходы из которого лукавый карфагенянин закрыл, а затем вырезал несчастных солдат республики поголовно…

Евреи — ближайшие родственники и преемники карфагенян, выходцев из Финикии, проделывают по сути то же самое, когда горемычных акционеров заманивают в ущелья биржи, сулят горы золота и чудеса в решете, не прочь даже уверить, что и уплаты денег не потребуется… Увы, “резня” не заставляет себя ожидать. И если не новый Ганнибал, то конкурсное управление либо “администрация” из адвокатов-шаббесгоев, а то в большинстве и из самих же евреев явится палачом!

Таким образом, идёт ли речь об армиях и военных предприятиях или об иудейских капиталах и спекуляциях, проделки семитизма всегда одни и те же. Над потоком столетий грандиозная эпопея второй пунической войны (“bellum maxime memorabile”, — называет её Тит Ливии) протягивает руку современным грабительствам.

Консорциумы, синдикаты, картели и тресты новы лишь по нынешним названиям. В действительности же они известны сынам Иуды давным-давно. С научной тщательностью разработаны в талмуде хазака или хазука и мааруфия. Первая — монополия имущественная, вторая, — так сказать, политическая. Мааруфия даже идёт дальше того, что заключают указанные современные термины.

Это слово халдейское и выражает отношение кошки к мышке. Монополия заигрываний, мааруфия (наравне с хазукой), приобретается в кагале и даёт купившему её право плясать с данным представителем власти гривуазный кэк уокк [104] на славу и веселие Израилю.

Такое положение вещей является прообразом для всякой страны, которая позволит еврейству захватить власть и укорениться. В том или ином виде мы уже и наблюдаем это по всюду.

Налагая руку на грозное могущество денег, евреи оставались доныне терпимыми хотя и крайне опасными гостями народов. Шаг за шагом они успели обездолить своих благодетелей, стать на их место, присвоить себе их вольности и обосноваться везде, где есть нажива или влияние. На развалинах древней аристократии, которая, по крайней мере, была национальной они создали бродячий феодализм железной кассы.

Но аристократия этого последнего рода, не имея за собой, как прежняя, ни блеска и заслуг, ни пролитой за отечество крови, отметила себя лишь финансовым пиратством, “набегами конкурсов” и художественными плутнями биржи…

Видоизменения иудейских мероприятий по форме либо размеру не влияют на существо. Так или иначе применяется талмуд, для жертвы безразлично, потому что в итоге наступает рабство либо самая погибель гоев…

Теряет ли человек силы на жизненной борьбе, в это же мгновение близь него оказывается жид подобно тому, как в равнинах южной Америки невидимый дотоле кондор внезапно бросается на раненого коня прежде, чем он испустит последний вздох… Закутит ли маменькин сынок — еврейские ростовщики, сводники и бриллиантщики тотчас же сбегутся со всех концов, чтобы помочу ему разориться, как можно скорее.

С каким соревнованием и с какой “любовью” к юноше поведут они свой предумышленный, кагальный гандель, делая вид, будто друг о друге понятия не имеют?!…

Надо ли устроить застрахование — “со своим поджогом” или потопить корабль в открытом море, дабы воспользоваться страховой премией за товары, которых на нём никогда не было, сыны Иуды оборудуют и эти гешефты. При “благоприятном” ветре через пропойцу-шаббесгоя, страховой же агент-еврей пустит красного петуха с соседней, нигде не застрахованной усадьбы…

От таможенных чиновников в Бразилии либо в Мексике “талантливые” израильтяне добудут подложные грузовые документы, всё устроят так гладко, исчезновение корабля, пожалуй, со всем экипажем произойдёт столь естественно, что страховому обществу ничего не останется, как уплатить за все убытки, в том числе и за те слитки золота, которые остались… в волнах океана.

Ястребиным взором наметив “дельце”, которое можно пустить в ход, еврей быстро организует комбинацию и завершает выбор союзников. Из этих последних одни являются прямыми “доверенными”, другие же — только влиятельные люди, но для “операции” нужны их имя и поддержка. С первыми толковать нечего, известная часть добычи определяется в их “законную” пользу без дальних слов.

Наоборот, по отношению ко вторым необходима сноровка и дипломатия. Как, например, заручиться герцогом X., генералом Y., либо крупным взяточником Z?… Но талмид-хохим знать не хочет препятствий. Справки из под руки уже доставили ему кое-какие сведения, так что в самом омуте житейских невзгод своего “простофили”, он твёрдо рассчитывает найти преданного соучастника.

Однако, это только начало. Зайдёт ли вопрос о том, чтобы ослепить или усыпить, обольстить или совратить — извивы змеи ему одинаково присущи. Он сумеет и заманить и увлечь. Преодолевая опасения как самой жертвы, так и предостережения её близких, он способен достигать такого господства над человеком, когда обманываемый видит и слышит глазами и ушами только своего “псковича”.

Да, иудейский банкир знает, как проделывать и это дельце. Поэтический жар речей, симуляция дружбы, энтузиазм высшего гешефтмахерства, воззвания глубокими переливами голоса к самым жгучим страстям, немедленные посулы денег, все эти средства вводит он с невероятным цинизмом и превосходством.

На пути развития данного явления приходится наблюдать, что целый круг лиц испытывает потребность пасть ниц перед могущественным представителем “Haute Banque”. Встречая его, так сказать, в состоянии концентрации, когда он сверкает уверенностью и невиданным полётом замыслов, кидает своим поклонникам и врагам обиды с такой же ловкостью, как профессор фехтования наносит удары шпагой, обязательно импровизирует ложь, плутует и увлекает, издевается и мистифицирует, одним словом, воссоздаёт знаменитый тип халдея былых времён, общество, а то и целая страна принимает его за существо необыкновенное, чуть не за полубога.

Едва ли когда-нибудь удастся нарисовать эти сцены финансового гипнотизма во всём их драматическом колорите. Калиостро, тоже еврей, не мог лучше проделывать вызов чьей-либо прославленной тени, чем иудейский же “заклинатель” — банкир набрасывает “зайчиками” видения ослепительной роскоши. “Бессмертный” чародей должен трепетать от радости и, вне всяких сомнений, мог бы сказать себе, что его гений не умер вместе с ним…

Так или иначе, но кагальная mise en scene не идёт прахом. Околдованная жертва более не сопротивляется, стоит лишь покончить с ней. Приглашенная в кабинет, а затем, пожалуй, и в чудные гостиные банкира, эта щука, возмечтавшая стать котом, поражается неслыханным великолепием, сокровищами всемирной культуры, произведениями искусства всех времён. Сияние и блеск кружат ей голову, а опьянение золотом до такой степени овладевает ею, что она уже не принадлежит себе.

Щука согласна на всё. Она будет “фарширована” на первых же строках объявления о задачах и средствах нового предприятия; в учредительных собраниях она явиться одним из корифеев, по крайней мере, немых и декоративных. Затем она не преминет, конечно, удостоить своим присутствием совет нового “благодеяния” отечественной промышленности, а в заключение незапятнанным ещё именем либо внушительным положением своим не замедлит прикрывать жидовские затеи. “Учредитель” же банкир, со своей стороны, не позабудет извлечь из этой щуки всё, на что она ещё пригодна, манипулируя ею perinde ас cadaver.

Как правильно заметил Эдгар Кинэ, папы успели поработить епископов, т. е. аристократию католической церкви, через монашеские ордена, т. е. демократию клира, а орден — путём учреждения и организации преторианской гвардии sui generis, каковой явилось “Общество Иисуса”. Увы, папы вели расчёт без всемирного кагала. Сынам же Иуды несколько более опытным удалось не только биржевыми спекуляциями запятнать и погубить самих иезуитов, как уже, впрочем, за несколько веков раньше было проделано с орденом тамплиеров, но своим талмудическим кредитом надеть мёртвую петлю и на “непогрешимое” папство.

На пути эволюции и завоеваний Израиля его видные банкиры играют роль главнокомандующих армиями. Деятельность их мозга, близкое знание территории, редкий талант маневрирования, чутьё великих случайностей, смелость решений, забота о мельчайших деталях, ясная, спокойная, господствующая над бурями воля и такая выдержка, которая привлекает победу, всё в них, вплоть до высокомерия победоносного генерала, оправдывает такое наименование.

И пусть это поймут хорошенько! Всякая борьба против еврейства, которая в свою первооснову не положит глубокого изучения его свойств, сил, специальных познаний и сноровки, будет на первых же своих шагах осуждена ни бессилие и послужить, разве, к тому, чтобы дать ему вид ещё большей непобедимости.

Иудейский банкир — прежде всего, испытанный чародей. Идёт ли вопрос о том, чтобы двинуть слабое правительство на заключение нового займа? Красноречиво и убедительно, с поражающей логистикой раскроет он государственные затруднения и ту лёгкость, с которой путём “необходимой” меры следует придти на помощь безотлагательно и упростить всё.

Как тонко поспешит он улыбнуться в ответ на колебание министра финансов и с импонирующей иронией устранить его возражения?! Как в особенности хитро вносит он в переговоры своё биржевое величие, как умеет кстати показать свою мощь, всемирные связи, целые синдикаты, уже готовые образоваться под его управлением, такой финансовый рынок, все нити которого находятся в его распоряжении! На этой откровенной выставке его власти царствуют, однако, условная и таинственная безопасность и лишь его же неограниченный авторитет.

Ничего нельзя сделать помимо него, и самое доверие к финансам государства в его руках; по своему произволу, ровняет он и поднимает ренту; всякая же попытка выпустить заём без его участия или посредничества и не на предложенных им условиях — сущая химера; “толстые карманы”, как и “шерстяные чулки”, давно разучились двигаться без его указки, а если и явятся в государственное казначейство, то не иначе, как под его руководством!…

Как всякий порок, так и ненужный заём имеет свои соблазны и мимолётные чары, свои софизмы и теории. Да и еврейский банкир видит, что через немного времени к нему же опять постучатся в дверь. Превращаясь в болезнь хроническую, т. е. неизлечимую, бесшабашность этого рода влечёт за собой нищету и позор. Грабительство и рабство следуют за ней безотступно, а цепи, наложенные банкиром, становятся всё более тяжкими, пока не настанет день, когда уже целый народ воскликнет: “Вот наш Владыка!”

К такому именно результату и стремится всемирный кагал. Могущество Израиля, равно как и сама еврейская нация, представителями которых являются банкиры, желают покорять и господствовать не иначе, как на правах признанных повелителей…

8. Располагая достаточными средствами для производства рекогносцировок, иудаизм с уверенностью “помогает своему счастью”. При учреждении плутовского акционерного предприятия, еврей явится если не инициатором, то, по крайней мере, организатором; он выработает задачи нового общества, проведёт устав, подтасует членов правления, погонит на бойню стадо акционеров, изобретёт и осуществит всё к лучшему в этом лучшем из миров; станет говорить и действовать больше, чем кто бы то ни было, и, тем не менее, сумеет перенести ответственность на других, оставив за собой лишь самые крупные барыши.

На собраниях акционеров и по языку и по авторитету он прямо не досягаем. У него даже есть нечто импонирующее, и какое-то веяние светоносного величия украшает его чело, а то выражение могущества, с которым он держит в руках устав или доклад, невольно заставляет мечтать о пророке, возвещающем новое откровение…

Нет ни противоречий, ни рассуждений; резолюции вотируются единогласно. Жалкое и робкое возражение само же себя подняло бы на смех в таком собрании. Не удивляйтесь, однако, тому, что он мгновенно ускользнёт с проворством заправского фокусника. Дело идёт, например, о принятии решительного, но компрометирующего постановления. Он признаёт таковое необходимым и даже сам подсказывает. И вот “акционерное” собрание открыто… Но в известный момент, “будучи вызван по неотложному делу”, он вдруг исчезает.

Что же делать? Пусть проведут операцию без него; нельзя терять ни минуты! И всё так хорошо настроенное скользит, как по маслу, а “заведённые” автоматы продолжают действовать неуклонно и в его отсутствии… Лишь когда пробьёт час суда, тогда только поймут, зачем он скрылся. Но он будет вправе сказать “меня там не было!…” По французской поговорке, это называется “tirer le diable par la queue”.

На болезненной почве предприятий недоношенных и худосочных либо самим же кагалом изувеченных, расцветает и еврейское “учредительство”, нередко рассчитанное уже на дела, явно обманные, а то и вовсе несуществующие, причём необходимым соучастником и важнейшим пособником, без сомнения, является “освободительная” пресса.

Во имя кагальной свободы еврейство в первую очередь и повсюду истребляет супостатов, да ещё так, чтобы они впредь показываться не осмеливались. Иудейские бюро объявлений — прямой к тому путь. И мы видим, что тогда как еврейские газеты богатеют и размножаются, независимые издания, лишаясь объявлений, гибнут одно за другим. Этого мало.

Прославляя гешефты и таланты “избранного” народа и предавая ему всё материально ценное, жидовская печать забавляется над гоями в двух направлениях. С одной стороны, кагальные газетчики отравляют всякие идеалы, утешая читателей азартом, порнографией, сводничеством и панацеей “606”, а с другой, под флагом любви к народу и к величию демократии торгуют социальной революцией, как заведомо смертельным ядом для всех учреждений, ещё способных противостоять “угнетённому” племени.

Для самих же евреев есть книга “Сефер-Гаюшор”. Она претендует на очень древнее происхождение и на такую важность, что её чтением можно заменять обязательные и срочные занятия Торой (Пятикнижием) для торговцев и путешественников из евреев, не располагающих временем, чтобы изучать Тору.

На странице 100-й этой книги (см. издание 1874 г, в Варшаве) в назидание правоверным израильтянам повествуется, что один из сыновей патриарха Иакова, Иосиф, проданный братьями в Египет, стал там первым при фараоне лицом и, воспользовавшись семилетним голодом, привёл коренное население “за его же счёт” в такое состояние, что не только оно лишилось всей своей движимости и недвижимости, но и самого же себя закабалило в рабство.

Вместе с этим, отца его и братьев Иосиф поселил в самой лучшей части страны, а из отобранного у египтян золота и серебра семьдесят два кикара (кикар около 3.000 руб.), равно как множество драгоценных камней, разделил на четыре доли и припрятал на будущие времена, т. е. для грядущих поколений “избранного народа”, у Чёрного моря, на берегу Евфрата, в дальних пределах Индии и Персии.

Всем остальным золотом Иосиф наделил своих братьев, невесток и их домочадцев, так что в сокровищницу фараона поступило всего двадцать кикаров. Таков государственный идеал сынов иуды, на утешение гоям…

Увы, мы никогда бы не кончили, если бы решились продолжать. Особым же “любителям” еврейства и его дарований мы рекомендуем недавно появившееся в Германии чрезвычайно вразумительное исследование профессора Зомбарта “Die Juden und das Wirtschaftsleben”. От этой мудрой книги трудно оторваться, но и нельзя не придти в ужас…

Тем не менее, растворив Францию в Иерусалим, кагал принялся и за другие страны!

9. Рассуждая на изучаемой почве далее, необходимо признать, что центром тяжести иудейского “творчества” является превращение действительных, реальных ценностей в сомнительные или мнимые и наоборот. Как в самом деле понимать иначе параллели биржевой игры закладными листами и облигациями земельных банков и городских кредитных обществ рядом с “оркестровкой” вспучивания курсов на бумаги трансатлантического треста и гондурасского займа либо на “промессы” Панамы?!..

Только приурочив публику к ценностям “воздушным”, эфемерным, акулы и удавы биржи, в огромном большинстве евреи, могут закидывать “счастливые” тони главным образом на “учредительстве” либо на расширении дутых, а то и прямо мошеннических операций через выпуск новых либо привилегированных акций, дополнительных облигаций и т. п. Между тем, именно эта область приносит Израилю такие “урожаи”, о которых не снилось и в земле Ханаанской.

Наряду с этим, повелитель биржи — тайный союз главенствующих банкиров распределяет между своими членами в исключительную для каждого эксплуатацию не только сферы, территории и категории кредита, торговли и промышленности, но и целые страны, хотя бы, скажем, по организации государственных займов и… банкротств.

Химера греческой мифологии была козой с хвостом дракона. Гешефты детей Израиля с их внутренними судорогами и прыжками, равно как с внешними опустошениями, не в этой ли химере должны найти свою эмблему?!..

Сталкиваясь с еврейством, арийское общество заражается и его недугами. Гои, в свою очередь, начинают, завидуя кагалу, мечтать о преумножении своего состояния счастливыми комбинациями. Горестная популярность счётов “on call” уже сама по себе служит тому порукой. Но, одно дело определить пороки чужой расы и совершенно другое - усвоить её способности.

Пытаясь спекулировать, доверчивый и несведущий ариец является для биржевого охотника предпочтительной дичью. Здесь мы до некоторой степени наблюдаем повторение того факта из жизни хищников, что раз отведав человеческого мяса, они уже навсегда становятся людоедами. А еврею именно присуще то дьявольское проворство, которое необходимо для возбуждения алчности к наживе — лучшего средства снять с жертвы последнюю сорочку.

Естественно, что, застряв на бирже, ариец становится лёгкой добычей иудейского ажиотажа. Этого мало. В самой заразительности своих дьявольских инстинктов еврей находит как неиссякаемый источник обогащения, так и необъятность другого сорта “побед”.

Разврат в семье и школе, хищения и подлоги в должностных областях, шарлатанство в политике, сокрушающее иго государственного долга, нашествие иностранцев, скандалы всякого рода, отчаянные бедствия, все виды позора настигают и разъедают алчную страну. В истощении же её материального благосостояния и крушении идеалов обнаруживаются симптомы смерти.

Кагалу ничего большего не требуется. Он разрастается и живёт на останках своих жертв.

Самым же, быть может, плодовитым иудейским ганделем в политико-биржевой сфере является инструментовка Haute Banqu бурь испуга и смятения. Нет более совершенного средства реализировать на бирже “гениальные” барыши. Успех бывает тем поразительнее, чем еврейские финансисты шире двигают в дело свои международные ресурсы.

Симфонии бурь поручаются мудрейшим талмид-хохимам и разыгрываются с неподражаемым мастерством. Сперва состоящие на содержании у банкиров газеты распускают лишь тревожные слухи. Затем выступают на сцену уже вполне точные факты передвижения войск, дипломатические осложнения, угрожающие ноты… Иудейская пресса гремит воинственными предсказаниями, трубит в атаку.

Уже под влиянием этих комбинированных ловушек биржа начинает волноваться, курсы падают, публика теряет голову… Вдруг, страшная телеграмма, и всё погибло!… Грозное понижение ниспровергает все ценности… И какая превосходная жатва! Сама Земля Обетованная не давала ничего прекраснейшего!…

Правда, через несколько дней заговорят о гнусных проделках и о подложных депешах; осмелятся даже взывать к закону для пресечения подобных плутней. Закон?… Какая нелепость! Да разве возможно представить себе в парламентской стране такого наивного хранителя печати (министра юстиции), который решился бы начать уголовное преследование? Он был бы разбит, как осколок стекла и на собственных невзгодах выучился бы размышлять о хитросплетениях кагального паука и о биржевых гамадриадах.

10. Консерватизм и единообразие явлений в иудейской среде обусловливают тождество результатов. Так, по поводу надменности “главного редактора” еврейской газеты и подхалимства её ничтожного репортёра нами были сделаны замечания вполне уместные и относительно других разновидностей “вечного жида”.

Различия, их отделяющие — ничто иное, как стороны одного и того же индивидуума, проявления единой природы. Между олимпийской гордыней первого и лакейскими улыбками второго идёт восходящая и нисходящая цепь. Удача, деньги и влияние быстро присвоят грошовому репортёру наглую повадку главного, и, наоборот, этот последний также скоропостижно вернётся к льстивым заискиваниям “лапсердачного” времени.

Буквально такую же картину дают нам еврейские интонации на бирже и в политике. Нет различия по существу между зайцем и удавом биржи, разумеется, кроме самого масштаба операций, как его не усматривается между политическим сыщиком из евреев и лордом Биконсфильдом…

Наряду с изложенным, в иудейских операциях замечается и следующее. Нуждаясь чрез расширение горизонтов в безграничном увеличении средств, между прочим, на содержание всё возрастающего количества рабов, и согласно с этим координируя свои затеи рационально, еврейство логически вынуждается и к размножению своих соглядатаев. Контингентом рядовых иудейской армии в этом направлении являются странствующие приказчики, затем её офицерский корпус образует адвокатура, а к генеральному штабу относятся сильные мира сего, так либо иначе прирученные кагалом.

Разъезжая по стране, коммивояжёры выясняют, куда и сколько может прибыть для охоты за гоями новых транспортов израильтян, равно как намечают, кто из местных торговцев либо промышленников может быть искоренён немедленно через закрытие кредита и подтасовку конкуренции в лице шаббесгоев, а кого предстоит уничтожить измором, путём обратного метода, т. е. облегчением кредита и даже обещанием утроить через артистов, кагальных же адвокатов, “несчастное” банкротство. Впоследствии, где надо открывается комиссионерство или отделение еврейского банка и, наконец, воздвигается синагога как увенчание торжества Израиля.

Ожидовление адвокатского сословия — увертюра и суррогат иудаизации суда. Кагал стремится властвовать обманом и разграблением, но безнаказанно. Для этого надлежит нейтрализовать, а вслед затем и подчинить суд.

“Гениальным” этому иллюстрированием служит мало, к несчастью, понимаемый гоями доныне процесс Дрейфуса.

Еврей от природы — фактор. Отсюда вполне естественно, что он не забывает о факторстве и как адвокат. Комиссионная и “наблюдательная” деятельность иудейской адвокатуры не только общеизвестна, но и заразительна, а другие евреи тому же всемерно содействуют. В виду этого подобно зайцам на бирже, промышляющим наряду с маклерами, мы наблюдаем и вольнопрактикующих шаббесгоев-коммиссионеров на разных ступенях до области сильных мира сего включительно. Без таких соучастников кагал не мог бы, конечно, и мечтать о том, чего достиг в наши дни.

Тема, сюда относящаяся, расцветает главным образом в сфере концессий и на парламентской ниве, но, к сожалению, может быть здесь только намечена, хотя и достойна проницательного анализа, так как именно в ней лежит центр тяжести опаснейших замыслов еврейства.

Что же касается адвокатуры, то крайнее ожидовление её, например, в России открыло сынам Иуды возможность лишать защиты на суде даже обвиняемых в “погроме”, т. е. тех внезапно настигнутых кагалом русских людей, которые среди разгара еврейского бунта 1905 г. втайне, заранее, предательски подготовленного, снабжённого браунингами и бомбами и кинувшегося на растерзание нашей родины, восстали беспомощные и безоружные для её спасения. Евреи же не только принимали всяческие меры к преданию “погромщиков” уголовному суду без защиты, но и, объявляя себя пострадавшими, посылали обвинять их целые десятки ядовитейших представителей своей жидовской и шаббесгойской адвокатуры.

Прикрываясь сочувствием к “угнетённому” племени и отождествляя его победу с расцветом русской свободы, такие шаббесгои в действительности руководствовались другими, более звонкими мотивами. Торговля и промышленность, железные дороги и кредит, биржа и пресса, общественная и политическая деятельность завладевают Израилем неотвратимо и беспредельно.

Свобода “без чеснока” становится немыслимой. Ясно, что преуспеть в карьере и даже существовать в адвокатуре нельзя иначе, как питая нежную склонность к жидам. И вот наблюдение ясно показывает, что русская адвокатура, как и сама национальная печать, приговаривается кагалом к смерти. Уже в настоящее время адвокатская практика повсюду сильно зависит от “избранного” народа.

Некоторые же её категории, например, risum tene-atis, бракоразводные дела, а в особенности, конкурсы и администрация, почти всецело захвачены евреями. Представляя наилучшую, пожалуй, территорию для иерихонского соглядатайства, а затем и для радикального истребления русского купечества, равно как для пожирания русских фабрикантов, конкурсы и администрация распространяются эпидемически.

Но тогда как, имея по иудейскому замыслу, задачей превращать подлинных кредиторов в подставных и наоборот, конкурс требует хотя бы грошового удовлетворения для своих клиентов. “Администрация” есть учреждение для той же цели, но высшего порядка. Еврейский идеал заключается в том, чтобы, формально действуя от имени подлинных кредиторов, на самом деле оставлять их через “администрацию” вовсе не при чём наравне, конечно, с самим хозяином предприятия, для восстановления операций которого администрация будто бы учреждается.

Злоупотребляя именно этим и откладывая удовлетворение кредиторов в какой-либо доле на неопределённое время, “администрация” открывается подчас на основании фальшиво преувеличенного актива и преуменьшенного пассива баланса, а по открытии немедленно переставляет регистр, извращая актив и пассив в обратных отношениях.

Сверх того, под видом пользы делу администраторы, скупая под рукой претензии и подтасовывая собрания кредиторов, так сказать, сами же себя нередко уполномочивают закладывать и продавать имущество администрации, равно как для неё и от её будто бы имени кредитоваться вновь, а затем сами же на фальшивых собраниях одобряют и утверждают вредные для кредиторов результаты.

Опасаясь не получить в конце концов ничего, настоящие кредиторы оказываются в необходимости уступать свои претензии по чем бы то ни было или хозяину предприятия или в большинстве случаев администраторам, каковые сплошь и рядом бывают представителями “избранного” народа в оркестре с его же адвокатами.

Не мешает заметить, что многие адвокаты евреи специализировались на администрациях ещё и в качестве юрисконсультов точно так же, как и при торговых фирмах вообще, которые, изумляясь перед иудейскими талантами, предпочитают евреев русским, сами же евреи-коммерсанты. русских адвокатов и подавно знать не хотят.

Такова одна сторона вопроса, другая, политическая, была, как известно, освещена в столь же печальных красках перед русскими законодательными учреждениями. Тем не менее, вопрос ещё далеко не исчерпан.

Проникая во все слои населения и располагая, — как организованная умственная сила, большим влиянием, адвокатура не должна оставаться вне надзора власти, а потому иудаизация адвокатуры, как факт грозный, требует глубокого и всестороннего исследования. Если надо пресечь иудейскую деятельность в прессе и на кафедре, то едва ли менее настоятельно обуздание кагальной адвокатуры.

Будучи сплочённой и распространяясь на любые классы общества, адвокатура эта деморализует всё вокруг, а потому должна быть поставлена в не менее суровые условия, чем иудейская пресса. Ещё римляне поняли, что право толковать законы мало уступает праву издавать их вновь. Памятуя же о талмудической подготовке евреев, равно как и о том, что извращение буквы и разума чужих законов с точки зрения кагала исполнению не подлежащих, оказывается излюбленной специальностью “угнетённого племени” и рассматривается им, как обязанность, подвиг и тождество. Нельзя не видеть, что запрещение иудеям доступа в адвокатуру — вопрос не только национального достоинства, а и безопасности России.

Мероприятия по этому предмету настоятельны, особенно, когда мы видим, что в Москве, пожалуй, более половины, а в Петербурге около трёх четвертей адвокатуры уже состоят из евреев либо шаббес-гоев, чего ни в какой стране более нет. Когда, сверх того, адвокаты-иудеи в большинстве стремятся не к одному только обездолению русских конкурентов, а и к злостным талмудическим стеснениям самого их рекрутирования.

Таким образом, промедление угрожает явной опасностью захвата кагалом всей адвокатуры в своё исключительное владение. Но это равносильно монополии еврейства на отправление правосудия. А так как без справедливого суда никакое государство существовать не может, то и неизлечимое заражение судебного ведомства иудейской отравой было бы нравственной, а затем и политической гибелью нашего многострадального отечества.

Изложенное, уже само по себе, знаменательно и непререкаемо. Однако, тяжкие опасности, из сего проистекающие, при условии, что “правовой порядок” требует, как уверяют сыны Иуды, выделения не только в делах прессы, а и во всех явлениях социальной жизни, главенствующей роли суду, — достигают наивысшей грозности вследствие ещё одной, далеко немаловажной, особенности в лютом характере еврейства.

Забава его “мероприятий” направляется прежде всего к тому, чтобы они были учиняемы “на точном основании существующих узаконений”. Здесь, соревнуясь друг с другом, члены “избранного” народа раскрывают подчас ни с чем не сравнимые дарования.

Талмудическое искусство извращать закон так, чтобы придавать ему обратный смысл и по содержанию его же текста доказывать запрещение дозволенного либо разрешение воспрещённого, достигает бесподобного расцвета, принося “премудрому” кагалу изысканнейшие плоды биржевых оранжерей…

Арийские же народы остаются беззащитными. Не только нет законов, карающих иудейское творчество, когда оно изощряется в обездолении многих людей и даже целых государств, но ни один парламент не дерзает хотя бы коснуться деяний этого рода.

Что же относится до самых методов гешефтмахерства и его безнаказанности, то кагальный разврат не ограничивается каким-либо обыденным, а нередко требует, в наши дна, уже махрового триумфа.

Давно замечено, что чем выше станете вы подниматься по социальной лестнице, тем всё чаще сыны Иуды будут перебегать дорогу. Здесь, между прочим, коренятся источники такой системы мероприятий финансового ведомства, когда под замысловатым предлогом “воспособления отечественной торговле и промышленности” коммерческие фирмы делятся в стране на овнов и козлищ.

Забавные, даже невероятные легенды цитирует автор этюда “С. Ю. Витте и падение русского государственного кредита”. Но если гонимым акционерам остаются в этих случаях лишь глаза для слез, то не очень завидна и роль большинства акционеров покровительствуемых. Правда, излюбленные финансовым ведомством предприятия субсидируются казёнными заказами, а то и просто миллионами.

Но и это не ведёт к добру. Разоряя конкурентов, благодетельствуемые фирмы деморализуются и расхищаются собственными заправилами. Желая спасти прежние субсидии, но будучи приводимо к необходимости продолжать их, министерство берёт такие фирмы под свою опеку, т. е. за свой счёт.

Увы, командируемые в состав правления чиновники оказываются неспособными к ведению крупных, да ещё и запутавшихся предприятий. А если, сверх того, в деле участвуют (что почти неизбежно) сыны “угнетённого” племени, то ход событий превращается уже в оффенбаховскую трагикомедию.

Явившись только с правом veto, чиновник, подстрекаемый евреями, фактически становится директором-распорядителем. Заблуждаясь в способах достижения предуказанного результата, чиновник оказывается в невозможности раскрыть истину перед акционерами и, однако, гипнотизируемый еврейством, сам настаивает на дальнейших субсидиях.

А когда станет уже немыслимым определить, что в данном положении было унаследовано от прежней дирекции и что проистекает из распоряжений казённого чиновника, тогда сыны Иуды успевают всю ответственность перенести на главнокомандующего, т. е. на министерство финансов, себя же превратив в его непорочные жертвы.

Среди таких условий отнюдь не гешефтмахеры — евреи, а само министерство становится, наконец, вынужденным подыскивать меры, чтобы, как говорят китайцы, “спасти лицо”. Отсюда в апофеозе - смешение иудейских деяний с мероприятиями финансового ведомства, бесплодные попытки выйти из беды через переименование старых учреждений в новые, якобы им чуждые, и кормление казной целых иудейских полчищ либо министерских агентов, а в заключение, ликвидация кагальной потехи с огромными убытками для страны, равно как с новым обогащением из её кассы членов “избранного” народа. Что и требовалось доказать!

11. Случается, впрочем, что эта кагальная симфония варьируется как бы для того, чтобы показать всю безграничность нашего… великодушия. Торгуя мнимыми, “воздушными”, дутыми ценностями, еврейство прежде всего забавляется устройством государственных займов и государственных банкротств, о чём минувшие века понятия не имели.

С другой стороны, как раньше предсказывали страшный суд, так евреи пророчат теперь какой-нибудь великий крах, универсальное мировое банкротство с достоверной надеждой, что им самим испытать его не придётся. В новейшее время художественность кагальных мероприятий наряду с эксплуатацией государственного банка, кое-где и с его арендой (напр, во Франции, отчасти в Австрии и даже в Германии), равно как параллельно с монополизированием кредита страны через государственные займы, а также ипотечные банки достигла, наконец, и вновь изобретённого усовершенствования, именуемого репортом [105].

По талмуду первоисходный долг “избранного” народа — оперировать так, чтобы это ему ничего не стоило. Репорт блестящее воплащение данной идеи. Дело в том, что при ликвидации урожая, особенно в странах земледельческих, как Россия, частные банки нуждаются в капиталах, которыми не располагает и государственный банк без временного выпуска новых кредитных билетов, что, как известно, требует дополнительного обеспечения золотом.

Отсюда — необходимость временных займов, хотя бы в замаскированной форме и лишь на бумаге. Среди таких условий за известный процент и “приличное” комиссионное вознаграждение, иностранные банкиры кредитуют государственный банк золотом на период означенной ликвидации. Банк же через специальные ad hoc выпуски кредитных билетов подкрепляет кассы частных кредитных учреждений путём переучёта векселей, ими для сего учтённых.

Теоретически предполагается ликвидировать всё это по окончании хлебной компании. Но для России в особенности такая теория непригодна, ибо сроки, назначаемые иностранными банкирами, короче периодов “развязки” у нас с хлебами, да и государственному банку нельзя без потрясения рынка внезапно извлекать из народного обращения сотню-другую миллионов рублей. Посему требуются отсрочки, и за границей, очевидно, небезвозмездные.

Всё это обходится государственному банку тем дороже, чем искуснее удавы и акулы биржи играют русским кредитом. Результатами же пользуются преимущественно евреи — содержатели частных коммерческих банков внутри страны.

А если, бесстыдно “помогая своему счастью”, какой-нибудь из этих банков потеряет хотя бы и весь свой акционерный капитал через хищничество собственных заправил и противозаконность операций уже далеко не с одним хлебом, то и тогда ему не следует терять надежды. Казна опять придёт с “воспособлением”…

Всё сказанное раскрывает, впрочем, только одну сторону вопроса, а есть и другая. Не касаясь чуждых нашей задаче, многосложных проблем о бумажно-денежном обращении, равно как о моно— и биметаллизме, мы обязаны указать, однако, на логическую зависимость репорта от золотой валюты. Ею обусловливается как обеспечение дополнительных выпусков кредитных билетов, так и платежи золотом же по государственным займам.

Между тем, при неискусном ведении финансового хозяйства и превосходной осведомлённости близких к финансовому ведомству иностранных банкиров их тирания истощает всякое терпение. В мире кредита нет большей ошибки, как сделать врагом того, кому сперва официально поручали представительство своих интересов.

Подчиняясь естественным законам, народное хозяйство испытывает на себе последствия их нарушения. Важнейшим же из таковых является потрясение кредита страны, которая бывает вынуждена исполнять par raison de force то, о чём не позаботилась вовремя, per force de raison. Располагая колоссальными связями в мире финансов и в дипломатических сферах, владыки биржи создают для больного народного хозяйства la pluie et le beau temps и, незаметно даже для министра финансов, могут, когда захотят, привести его к конкуренции с самим же собою.

Значит, нечего удивляться факту, что еврейскими банкирами специально для утешения нашего отечества придумана “репортная” операция sui generis. Благодаря ей иностранное золото передаётся частным банкам — заёмщикам не прямо, а через государственный банк. Но так как у него есть и особые счёты по государственным займам, хищные заграничные банкиры, не долго церемонясь с нами, оставляют “репортное” золото у себя для оплаты обязательств России по государственному кредиту.

Таким образом, репорт совершается лишь на бумаге. Иными словами, являясь бланконадписателем за частные, в большинстве иудейские банки, на всём пространстве России, кредитуя их для эксплуатации её же целыми полчищами других сынов Иуды, неся значительные расходы по этой крупной операции и уплачивая иностранным банкирам, в свою очередь евреям, конечно, миллионы рублей за проценты и комиссию по репорту, русский государственный банк получает обыкновенно из-за границы вместо золота одни лишь талмуд-гусарские счета…

Этого мало. По логике вещей, тем крупнейшая часть нашего золота должна оставаться заграницей, чем большее развитие получает операция репорта. Такова “воздушная” система, единогласно отвергнутая в марте 1899 г. советом государственного банка, причём его постановление было утверждено С. Ю. Витте, как министром финансов, и, тем не менее, введённая не далее, как в 1900 году по личному усмотрению того же С. Ю. Витее без нового обсуждения советом.

Однако, и всем указанным значение репорта не исчерпывается. Усиливая кассы иудейских, по преимуществу коммерческих банков, т. е. облегчая кредит сынам Иуды, репорт, тем самым способствует быстрейшему захвату “избранным” народом и самой хлебной торговли. На этом факте мы наблюдаем, впрочем, лишь частный случай еврейской гегемонии в торговле и промышленности через монополию кредита вообще и притом не столько за счёт собственных средств кагала, сколько именно через переучёт его банками еврейских, главным образом, векселей в государственном банке страны.

Параллельно с завладением верховенства над её коммерческим и фабрично-заводским рынками, равно как хлебной торговлей, кагальные банки стремятся забрать в свои руки непосредственно и все наиболее выгодные отрасли торгово-промышленных предприятий, где, располагая широким переучётом в государственном банке, уничтожают сперва конкуренцию, а затем предписывают порабощённым гоям уже свою волю без апелляции. Но если на долю коренных жителей остаются, значит, лишь кагальные отбросы, то, неуклонно проводя свой универсализм, сыны Иуды и этим не довольствуются.

Установив изложенное, мы поймём и всю тяжесть последствий завладения иудейскими банками операций не только по государственному, а и по частному кредиту. Особенно же вразумительны гешефты евреев по ипотечным ссудам, раздаваемым за счёт русского народа и под его гарантией, но уже, разумеется, не в его пользу из Земельных Банков, почти сплошь иудаизированных.

В этой области, торгуя на правах монополистов не своим, а исключительно государственным кредитом, сыны Иуды взимают, тем не менее, только для одних себя изобильную “провизию” со всей территории страны. Это гораздо выгоднее для кагала, чем скупка домов и земель. Не говоря о неизбежности в этом случае подъёма цен, одно управление приобретённым влекло бы за собой огромные убытки.

Много, значит, умнее держать управляющих под видом собственников. Вынуждаемые тянуться из последнего, они приносят кагалу и доходы с заложенной вотчины, и своё жалованье, и женино приданое, и наследство своих детей… А когда всё это, наконец, иссекает, их нетрудно выгонять по кагальному произволу, заменяя новыми “мотыльками”, увы, неизменно готовыми лететь на ауто-да-фэ в новоявленных лампах “избранного” народа.

Сверх того, ясно, какой источник влияния, связей и политического господства открывается здесь для детей Израиля. Печальная и глубокая тема! Ей следовало бы посвятить особое, крайнее, даже чрезвычайное внимание, потому что вопрос об экспроприации Земельных Банков в государственную собственность, особенно в такой, прежде всего, земледельческой стране, как наша родина, без сомнения, не может быть отсрочиваем во имя её внутренней и внешней безопасности.

Даже не сомневаясь в этом, отнюдь не мешало бы издать на память потомству хотя бы географическую карту нового “удельно-вечевого” периода.

Тогда россияне увидели бы следующее:

а) губернии средней России с её первопрестольной столицей Москвой — территория Московского Земельного Банка, другими словами, Лазаря Полякова;

б) северовосточная полоса, с выдачей ссуд и на Урале, а до японской войны и в Порт-Артуре — Ярославско-Костромской Земельный Банк, владение Розалии Поляковой;

в) среднее течение Волги — Нижегородско-Самарский Земельный Банк, где, сколько известно, принимали благосклонное участие Гинцбург и тот же Лазарь Поляков;

г) Ростовский на Дону Земельный Банк состоял в обладании Якова Полякова;

д) Харьковский Земельный Банк командовался евреем Алчевским, который, не успев возвыситься до Поляковых, положил голову на рельсы;

е) Полтавский Земельный Банк наравне с Харьковским в течение долгого времени состоял под эгидой своего главного комиссионера еврея Рубинштейна;

ж) Киевский Земельный Банк имеет своим феодальным бароном Бродского;

з) Виленский Земельный Банк многие годы был подчинён еврею Блиоху;

и) Варшавское Общество Поземельного Кредита обитает под главенством еврея Кроненберга;

к) Бессарабско-Таврический Земельный Банк — удел евреев Рафаловичей;

л) бывший Золотой, а ныне Особый Отдел Дворянского Земельного Банка находится, если я не ошибаюсь, и теперь в договорных отношениях с домом Ротшильдов; и, наконец,

м) Херсонский Земский Банк; являясь взаимным, он не мог установить официальной связи с кем-либо из князей Израиля, и вот, как бы в виде утешения на закладных листах этого Банка имеется надпись по-еврейски, своего рода: “мене, мене, текель, упарсин!” Sapienti sat!…

Что же касается кредита торгово-промышленного, то совершенно очевидны как его необходимость, так и господство тех, кем этот кредит оказывается. Посему уже само отсутствие кредита грозит тяжёлыми невзгодами народному хозяйству. Но они ничтожны в сравнении с теми, которые проистекают из экспроприации упомянутого кредита евреями.

Впрочем, и это ещё полбеды перед рабством, постигающим страну с момента захвата иудеями капиталов её государственного банка через монопольную аренду оного, как во Франции (Banque de France) либо через учёт и переучёт кагальных векселей как отдельными евреями, так и целыми их сообществами под видом частных банков разных лживых наименований.

Для полноты картины запомним, что нет еврею ничего отвратительнее, как отдавать назад, и что история едва ли в состоянии указать случай, когда бы кагал сполна возвратил награбленное. Завладев чем либо, еврей, умудрённый опытом, заботится прежде всего окружить себя соучастниками, действительными или мнимыми — безразлично. Основная задача в том, чтобы главным образом запятнать их. Il s'agit de prendre sans etre pris!…

Поэтому сыны Иуды оркестрируют свой лакействующий аккомпанемент так, чтобы при наступлении беды гои хлопотали уже не за страх, а за совесть, спасая даже неевреев, а самих себя. Действуя по этому рецепту, таланты “угнетённого племени” становятся не только безнаказанными, а и, почти всегда, неуязвимыми.

Образцом такого иудейского иммунитета являются хотя бы интендантские процессы. Здесь, как известно, остались вне преследования не только подстрекатели-евреи, но и все вообще их сподвижники, кто расхищал многие миллионы, обогащаясь на счёт разутого и голодающего русского солдата, безропотно умиравшего на полях Маньчжурии, когда иудейство браунингами и бомбами обучало нас “освободительному” движению в самой России…

Но примеры этого рода бывают не в одной интендантской, аив банковской среде, где кроме Струзберга известны другие имена оправданных князей в Израиле. Зато железнодорожные евреи, повидимому, как агнцы беспорочны. Идеалом же данного сочетания представляется “Панама”, где, не взирая на расхищение многих сотен миллионов франков и оптовый, так сказать, подкуп парламента, были оправданы уже все подсудимые евреи и неевреи, так как, quod erat probandum, ни у кого из них в бесподобную славу талмуда не оказалось “состава преступления”…

Руководствуясь изложенным, нельзя не заключить, что как ни опасна тирания кагала, оперирующего государственным кредитом и при содействии государственного банка, тем не менее, излечение этой болезни, да ещё при её современной, тяжкой и хронической форме, едва ли возможно, по крайней мере, на глазах нынешнего поколения…

12. Для полноты картины и в виде иллюстрации всего сказанного новейшими данными мы признаём неизлишним привести по сведениям “Московских Ведомостей”, “Русского Слова” и “Нового Времени” пять следующих очерков:

I. Из процесса “Волго-Бугульминская Панама” (январь 1912, СПБ.)

Сегодняшнее заседание палаты по Волго-Бугулъминскому делу оказалось банковским. Оно было целиком посвящено показаниям двух свидетелей: Лилиенштерна и Рубинштейна [106]. Первый из них — международный банковский делец. Второй, — повидимому, также обладает слухом для игры… на бирже.

В этих показаниях, с достаточной яркостью отразились и банковская техника по реализации железнодорожных займов и даже банковская этика. Характер признаний, сделанных Лилиенштерном в самом начале своего показания, чрезвычайно интересен. По смыслу его заявления выходит, что Россия, которую он давно знает, является по части взяточничества безобидным ягнёнком в сравнении с французскими хищниками.

Свидетель, бывший комиссионер Волго-Бугулъминского общества по реализации его капиталов, а теперь сам парижский банкир, Лилиенштерн, подробно рассказывает, на какие специальности делятся французские банки, но, по словам свидетеля, у них есть одно общее свойство: ни в одном нельзя сделать никакого дела без крупных взяток.

“Уверяю вас, гг. судьи, — настаивал Лилиенштерн, — что во Франции взяточничество развито гораздо сильнее и приняло там более страшные формы, чем в России. Я по опыту знаю, что там не может пройти ни один заём, если в осуществлении его материально не заинтересованы банковские директора и французская пресса. На подкуп уходят сотни тысяч, а иногда и миллионы франков”.

При посредстве Лилиенштерна же Дмитрием Нератовым был заключён в Париже договор о реализации 13-миллионного облигационного займа Волго-Бугулъминского общества. По этому делу свидетель был командирован в Париж, обусловив комиссионное вознаграждение в свою пользу — 3% с номинальной суммы займа, т. е. около 400.000 руб. и 1.000 руб. еженедельно на расходы.

Лилиенштерн осуществил комбинацию по известному курсу через парижский банкирский дом Гиршлера [107]. Через несколько дней этот банкирский дом переуступил реализацию облигационного займа Лион-Марселъскому банку, но уже по курсу 78, а последний разместил облигации под 87%, т. е. с выгодой для себя на сумму около 1200.000 руб.

Лилиенштерн в это время не знал, что русским министром финансов минимальный курс по реализации был категорически определён в 80%, а из вырученной по этому курсу суммы ни комиссионерам, ни другим посредникам нельзя было уделить никакого вознаграждения. В результате сделки, заключённой Нератовым в Париже по реализации облигационного займа, как исчисляет обвинение, бугульминское общество на 13.000.000 руб. номинальных потеряло по курсовой разнице и на вознаграждение комиссионеров и парижского банка свыше 4.000.000 рублей.

Любопытно, далее, признание свидетелей, что из своего 400-тысячного гонорара он добровольно сделал скидку — приблизительно в 270.000 руб., оставив в свою пользу из 3% лишь 1%.

“В чью пользу уступленные вами 2%” — интересуется прокурор.

“Конечно, в пользу правления!” — удивлённо отвечает свидетель.

Крупное вознаграждение получили различные директора парижских банков, участвовавших в синдикате, и не только директора, но и их друзья. Личные расчёты свидетеля на вознаграждение от этой операции оправдались не вполне: за устройство займа он получил всего 136 тыс. руб.

Другой свидетель, бывший член правления частного коммерческого банка, Рубинштейн развил вопрос о правильной акции Волго-Бугулъминской дороги, находя, что правление, главным образом в лице его директора-распорядителя Голубева, допустило только одну “небольшую оплошность” — оно не провело своих операций по книгам банка. Впрочем, свидетель весьма невысокого мнения о способностях т. е. Голубева, как финансиста, и Д. Нератова, как железнодорожного деятеля…

За своё посредничество в делах Волго-Бугулъминской дороги банк получил 60 тыс. руб.

Между прочим, свидетель разъясняет суду, почему банк вступил в переговоры с французским банком через посредника Лилиенштерна, а не непосредственно. Оказывается, что прямые переговоры отнюдь не позволяет вести банковская этика. Переговоры могли окончиться отказом, а это было бы неудобно, и потому специальным комиссионерам поручается предварительное зондирование почвы. За это зондирование комиссионеры, по словам свидетеля, получают вознаграждение большее, чем то, которое причитается на долю самих банкиров.

Когда возникает вопрос о действительной осведомлённости самого Рубинштейна, последний с пафосом восклицает:

“Я профессиональный банкир с детства!…”

В дальнейшем оказывается, что при реализации бугулъминских бумаг в Париже Рубинштейн, образовав компанию, подписался на 1 мили, рублей по курсу 78%. Когда же он потребовал от Демэ либо курсовую разницу на эту сумму, либо выдачи записанных бумаг, Демэ отказал, но вызванный Нератов согласился уплатить компаньонам Рубинштейна 20.000 рублей.

“А вы располагали миллионом для приобретения облигаций?” - спрашивает прокурор.

Оказывается, для этой операции было достаточно внести только 20.000 рублей (“Русское Слово”)

II. Банки и народные средства

Накопление средств населением в последние два года приняло у нас особенно значительные размеры.

Попутно с оживлением производительных сил, с развитием промышленности и торговли происходило и накопление денежных ресурсов.

Верным показателем этого может служить работа наших кредитных учреждений, стягивающих к себе свободные капиталы и распределяющие их в торгово-промышленный оборот. Начиная с 1895 года, когда вклады во все акционерные банки краткосрочного кредита достигли 308 милл. рублей, размеры сбережений постепенно увеличивались, составляя средний годовой прирост около 60 милл. руб. В 1909 году они уже достигли крупной цифры в 1.212 милл. руб., а в истекшем году, благодаря исключительным обстоятельствам, поднялись до 1.675 милл. рублей.

Казалось бы, этому росту должен был соответствовать и отлив средств на развитие производительных сил. Однако, это необходимое условие нормальной экономической жизни у нас не имело места.

Торгово-Промышленная Газета, откуда нами взяты некоторые цифровые данные, вполне правильно определяет указанный момент, говоря, что накопление банками энергии в виде золота не находится в должном соответствии с производительностью, которая должна бы была её использовать. И, действительно, если мы обратимся к двум показателям распределения денежных запасов — к учётным банковским операциям и к развитию промышленных предприятий, то не увидим необходимого соответствия.

Рост учёта у нас с 1895 года определился в 647,9 милл. руб., акционерные же капиталы с 2.068 милл. руб. в 1901 году поднялись до 2.594 милл. руб. (+526 милл. руб.) в 1907 году. Следовательно, их годовой прирост за этот период не превысил 75 милл. рублей.

1909 и 1910 годы весьма мало уклонились от этой нормы. Первый дал 82 новые компании, обратившие в свои основные капиталы 74.611 тыс. руб., а второй год -91 компанию с общим капиталом в 95.078 тыс. руб.

И это тогда, когда вклады в 33-х акционерных банках коммерческого кредита возросли за год на 412,8 милл. рублей, а учёт поднялся только на 246,5 милл. рублей. При этом не надо забывать ещё и значительного участия в организации акционерных предприятий иностранного капитала. Только за один прошлый год (по данным Торг.-Промыш. Газеты) иностранных компаний у нас открылось 9 (из 17-ти разрешённых) с капиталом в 24 милл. рублей.

Куда же девались остальные свободные средства, бывшие в распоряжении банков? Некоторый ответ на это даёт развитие нашими частными банками онкольных операций, сделавших за последние два года резкое движение вверх. С 1895 г. по 1909 г. ежегодный их прирост был в среднем равен 24 милл. рублей, а в одном 1909 году — уже 375,7 милл. рублей.

Можно вполне согласиться с Торгово-Промышленной Газетой, что онкольные операции, заняв первое место, заслонили остальные активные операции банков и опередили даже основную — учётную.

Об увлечении публики биржевой игрой и о всей несостоятельности этого увлечения говорилось немало, и повторять истину, что выигрывает единственно тот, кто не играет, не приходится. Да и суть дел не в этом, а в том, что пособничество банков приняло слишком широкие размеры, что излишки средств расходуются ими на поддержку биржевого ажиотажа, а не предприимчивости в области индустрии. Если эту ошибку в погоне за быстрой наживой делает публика, захваченная азартом биржевой игры, то это ещё понятно. Но если в биржевой вакханалии повинны банки, направляющие средства не на развитие производительных сил, а на спекуляцию игровыми бумагами, то это, без сомнения, убеждает лишь в необходимости для них известных сдерживающих начал.

Выше мы привели показателем нашего экономического роста число открывающихся акционерных предприятий. Однако, необходимо оговориться, что незначительность этих цифр становится ещё более красноречивой, если мы вспомним, что сюда входит и некоторое число старых, захудалых, ослабевших предприятий, теперь, в момент всеобщего подъёма, потребовавших средств и себе.

С каждым днём открываются у нас новые промышленные перспективы, жизнь ставит производительности новые и высокие требования. И в это время капитал, избалованный всевозможными гарантиями и обеспечениями, старается себе найти при благосклонном участии банковского синдиката выгодное помещение в биржевой спекуляции.

Но есть и ещё не менее вредное следствие такой политики частных банков. Это их фаворитизм излюбленным ценностям во вред интересу к государственным бумагам.

Как-то странно после этого слышать сетования на нашу финансовую политику, направляющую часть государственных средств на поддержку курса своих капитальных бумаг. Наоборот, нам кажется достойной упрёков указанная деятельность банков, направленная отнюдь не в сторону государственных интересов, вследствие чего регулятор для этой деятельности становится положительно необходимым. (“Моков-ские Ведомости”, статья В. Крупенина).

III. Английская дружба

На Мурмане, как, впрочем, и везде на окраинах, мы так “ретиво” оберегаем наши интересы, что хищнические успехи англичан принимают размеры совершенно невероятные. “Новое Время” приводит поучительную таблицу улова рыбы англичанами в наших полярных владениях:

В 1906 году — 141.027 пудов.

В 1907 году — 283.854 пуда.

В 1908 году — 440.960 пудов.

В 1909 году — 1.049.707 пудов.

В 1910 году — 1.574.560 пудов.

В 1911 году — 2.361.840 пудов.

Не правда ли, как выгодно “дружить” с Россией. Стоило только Англии втянуть нас в “соглашение”, и хищничество её сразу удесятерилось… А мы всё улыбаемся…

IV. Мировая торговля хлебом и евреи

“Относительно захвата некоторых отраслей промышленности (железоделательной, угольной, хлебной и пр.) мне уже приходилось писать. В связи с законопроектом М. Д. Челышева коснусь ещё раз основной народной промышленности — хлебной. Она почти целиком в руках того пронырливого племени, которое не в шутку вытесняет у нас национальное правительство. У читателя, может быть, мелькнёт соображение: да что же тут такого худого, если настоящая сила вытесняет призрачную? Обрезанное правительство или необрезанное, в конце концов не всё ли равно! Что ни поп, то батька…

Нет, достолюбезный читатель, отвечу я, — не всё равно. Правительство (национальное) может иногда быть очень плохим, но всё же оно, за редкими исключениями, существо честное и сознательное, выжимать из населения весь пот и кровь не станет. Частные же биржевые синдикаты (хотя бы и христианские) делают это вполне сознательно, очень часто забывая, что курица, несущая золотые яйца, не бессмертна.

Не только у нас, а даже в Америке практика хлебных промышленников, особенно еврейских, принимает преступный характер. Вот что пишет проф. Руланд в сочинении, обошедшем все европейские страны: “Участие спекулятивного капитала в образовании цен на хлеб превратилось в пагубное явление”. Благодаря сроковым биржам цены на хлеб колеблются так же сильно и неожиданно, как на спекулятивные бумаги. Есть в Америке частное бюро Брэдстрата, сообщающее статистику с 1.000 хлебных рынков.

Североамериканский синдикат элеваторов, по словам проф. Руланда, пользуется этой статистикой “для фальсификации рыночных сведений в целях своих особых спекуляций”. Вот вам и хвалёная американская статистика! Прирождённые фальсификаторы, евреи, захватившие хлебную торговлю, дурачат весь мир вымышленными цифрами, заявляют об урожае в странах, где его нет или, наоборот, создают хлебную панику либо преувеличенные надежды и сообразно с этим играют на повышение цен или понижение их.

В результате не только отдельные олухи из зерновладетелей, но и огромные страны со слабым правительством попадают в ужасный просак. Одурманенная заграничными хлебными бюллетенями, Россия вывезла в 1897—98 г. почти половину всей своей пшеницы (из 473 мил. пудов - 214 мил. пудов), между тем как в следующем году при значительно лучшем урожае (673 мил. пуд.) вывезла только 17% (114 мил. пуд.).

Тоже сделала и Индия, и обе великие кормилицы народов, не имеющие счастья обладать хорошим мозгом, были жестоко наказаны, пережив в этом же году сильный голод…, “так как, — прибавляет Руланд, — они вывезли слишком много хлеба — за короткий период времени”.

Знаете ли, во что обходятся мошенничества в хлебной торговле и биржевой хлебный ажиотаж? “Размеры денежных выдач по игре на разнице только на крупных хлебных сроковых биржах С. Америки достигают 700—900 мил. рублей”. Вот куда проваливаются трудовые копейки нашего землероба, не выработанные, а выстраданные за сохой! Чудовищный факт, не замечаемый, очевидно, правительством.

“Мы, по словам г.Челышева, сбываем за границу почти за бесценок в урожайные и даже в голодные годы не избыток своего хлеба, а, хотя и существующий по нашей же вине, недостаток. Душевое потребление всех хлебов у нас в России дошло до 14 пудов, что составляет уже недоедание, тогда как на Западе размер душевого потребления не опускается ниже 22—25 пудов”.

Вот что составляет истинный ужас, который многие сановники наши упорно не желают заметить! О недоедании народом, я помню, мне приходилось много писать больше 20 лет назад, но и официально признанное явление это так и не дождалось правительственной борьбы с ним. Между тем, недоедающий народ есть народ гибнущий. Начните недокармливать самую лучшую породу скота.

Поглядите, как быстро она станет мельчать и вырождаться, принимать карликовые формы. Буквально то же происходит и с великим русским племенем, опять только потому, что головной мозг страны, правящее сословие, не прогрессирует, не поспевает за её физическим развитием…” (“Новое Время”, статья М. О. Меньшикова).

V. Гинцбургиада на Лене

I. Изумительна, непостижима в наше время даже не система воздействия, доныне отсутствующая, а хотя бы оценка самых тяжких событий, происходящих при благосклонном участии еврейства. Так, например, убийство П. А. Столыпина отразилось не на судьбе злоупотребляющих русским гостеприимством сынов Иуды, а на усиленной охране их же в Киеве от погрома.

Равно как, с другой стороны, нарочитое расследование условий злодеяния обратилось главным образом к выяснению виновности должностных лиц, а не степени соучастия кагала… Точно также, за редкими и поверхностными изъятиями, всё, совершившееся на далёких берегах Бодайбо за период Пасхи 1912 г., не обусловило и в периодической печати, и в государственной думе пока решительно ничего, что здраво соответствовало бы действительному содержанию явлений во имя государственных интересов, которыми англо-еврейская золотопромышленная компания причиняет нам столь важный ущерб.

Но если пресса, в большинстве иудаизированная, заслуживает здесь не упрёков, а иных мероприятий, то нельзя не заметить о государственной думе, что ни в одном из трёх её запросов не только ни слова нет об иудеях, столь прикосновенных к делу, а само имя директора-распорядителя Гинцбурга оказалось ни разу не упомянутым…

Между тем, если бы и возможно было закрывать глаза пред той кровью, которой, вследствие созданных компанией ужасов, забрызгано достоинство России, то и тогда во имя государственной прозорливости надлежало остановиться по пути вопроса, до каких пор английские и наши евреи со своими шаббесгоями будут издеваться над русским народом? Куда это ведёт нас? Чем грозит закончиться? Увы, на эту, единственно подобающую почву, никто в государственной думе не становился.

Сама система защиты от врагов родины, коварно именующих себя её представителями, велась только в отрицательном направлении, а какого-либо, само собой напрашивавшегося требования отнюдь не заключала. Строго говоря, во всём составе этой нижней палаты “парламента”, как многие, особенно “либеральнейшие” из её мудрых членов, не прочь величать её, не обнаружилось и в проблеме столь поразительной важности ни одного воистину государственного ума.

Обвинения против агентов правительства, да ещё в том содержании, как они были заявляемы, будучи, во всяком случае, лишь второстепенными, ни в какой степени даже не приближались к той сущности дела, о которой следовало внести запрос.

Если наступающая вновь избирательная борьба вызвала по трафарету “левых” необходимость атаки на представителей власти, то, без сомнения, она не могла казаться ни заманчивой в смысле популярности, ни целесообразной хотя бы в пределах дискредитирования режима, так как массы избирателей успели значительно развиться политически, а и наилучший режим сам по себе, т. е. без всенародной поддержки, не может рассчитывать на победу в бою с интернациональным, потаённым, жестоким и бесчестным заговором против любого правительства и всякого государственного устройства.

Наоборот, разоблачение его замыслов и указание приёмов не менее оригинальных, чем нов и во всём прошлом беспримерен сам факт такого заговора, являлось заслугой перед человечеством. Рассматриваемое на мировой сцене, оно мыслит не отвлечёнными идеями либо теоретическими выводами, а образами и картинами, убеждается не умозрительными методами, а тем более не туманными обещаниями или предсказаниями, а неоспоримыми данными, реальными событиями. Отсюда естественны жажда народных масс к разумным и беспристрастным указаниям на суть происшедшего и полное безучастие ко всякой мелодраме либо к трагическому, своекорыстному лицемерию.

Значит, и по отношению ко всему, что происходило во владениях ленского товарищества, жалкими и бесплодными останутся крокодиловы слезы над участью порабощенных им тружеников, столь вероломно проливавшиеся в государственной думе параллельно с возгласами из mou же среды “при чём здесь евреи?…” Нет, не этой дорогой придут к русскому сердцу его истинные друзья!…

II. Вникая в смысл явлений, трудно прежде всего не заметить беспросветных жестокостей на Лене рядом с уверенностью их авторов в безнаказанности. Помимо трусливых евреев, самим просвещённым мореплавателям, только что пережившим опаснейшую каменно-угольную забастовку и не дерзнувшим, однако, прибегнуть к военной силе, к своей власти, метод обращения с рабочими, применяемый ими в России должен был внушить сознание крайних опасностей, из него же логически проистекающих. Тем не менее, мы видим, что ни евреи, ни англичане об этом не задумывались. Спрашивается, — почему?…

Ответ может быть предложен в следующем. 1905 год слишком свеж на памяти. Нельзя, а в особенности так скоро, допустить возобновление того, что происходило тогда при участии рабочих. Нельзя, стало быть, терпеть никакого проявления их самодеятельности. Напротив, при малейшей отсюда искре необходимо гасить её всеми средствами.

Заключение, этим определяемое, достигает неумолимости при совпадении вероятия внутренних беспорядков с дипломатическими осложнениями, а тем паче — с нарушением английских интересов, Великобританией не дозволяемым. Насколько абстрактные посылки означенной категории могли бы оправдаться в действительности, мы пророчествовать не берёмся.

Достаточно признать, что они могли иметь место. Но если отрицать сие бесполезно, то неизбежный вывод является таким. Призвав себе на службу в 1905 году “сознательных пролетариев” и причинив нам столько горя, а затем не переставая играть призраками “свободы” поныне, всемирный кагал, между прочим, рассудил, что власти в России окажутся на его стороне при всяком движении 6.000 рабочих на ленских приисках и, следовательно, остановят таковое при любых обстоятельствах.

Иными словами, подстрекнув своих “пролетариев” хотя бы на “иллюминации” и даже из одного этого приобретя многие миллионы, членам ли “избранного” народа подобало засим стесняться в добывании золота какими угодно путями?… Они и стали вести себя по этой программе. А когда довелось покрыть содеянное кровью нескольких сот рабочих, то же еврейство через своих же ставленников в государственной думе попыталось обратить всю ответственность на русские власти, устранившие насилие, себя же ещё раз выдвинуло, как палладина тружеников и мстителя за принесённые ими для кагала кровавые жертвы…

Это, разумеется, не исключает и впредь нового превращения сынов Иуды в ревностнейших охранителей “порядка” на своих приисках через ту же власть, распинать которую они собираются среди оркестрируемых кагалом “народных” протестов даже в С.-Петербурге, равно как на пути избирательной в IV государственную думу трагикомедии вообще… Duobus litigantibus, tetrius gaudet!

Таково политическое “художество” евреев в данном случае.

Но мы уже. знаем, что иудейская политика неразрывно связана с таковыми же прессой и биржей. О кагалъной печати в “Гинцбургиаде” мы пока лишь упомянули, ниже постараемся добавить и ещё кое-что. С другой стороны, мы не оставим, конечно, без внимания и биржевых талантов “избранного” народа, насколько через эту “музыку” они заявили о себе в захвате под свою тираннию огромной площади русской земли с богатейшими россыпями золота…

Сейчас, начиная, так сказать, увертюрой, мы, по горьким сведениям “Нового Времени” (8 апреля 1912 года, №12956) сперва лишь в общих чертах коснёмся “освободительной” деятельности Гинцбурга и К", определяемой девизом “Зарвавшиеся монополисты”:

“На глазей: министерства торговли и промышленности за несколько последних лет в монопольное владение ленского товарищества попал обширный золотоносный Витимский район. Постепенно более мелкие предприниматели сдали свои позиции, и где работало до 20 фирм, там безраздельно воцарилось товарищество, оперирующее на английские капиталы и щедро кредитуемое из средств Государственного Банка [108].

Правительственные агенты всячески содействовали успехам названного товарищества в деле закабаления края. Только местный горный инженер Тулъчинский пытался ограничить произвол товарищества в отношении населения и рабочих. Но его заботы систематически тормозились как Иркутским горным управлением, так и горным департаментом. В результате неравной борьбы создалось решительное подчинение как рабочих масс, так и местного населения всесильному товариществу. Атмосфера беспросветного недовольства сгущалась до крайних пределов.

Товарищество прежде всего приняло все меры к тому, чтобы уменьшить количество подъёмного золота.

Пока существовала конкуренция среди предпринимателей, рабочие на приисках широко пользовались правом выбирать самородки из породы и сдавать их владельцу прииска по установленной цене.

Ленское товарищество, очутившись в положении монополиста, почти уничтожило возможность рабочим пользоваться подъёмным золотом. До чего выгодно выбирать самородки, можно судить хотя бы по тому факту, что за впуск ночью в шахты сторожа брали по пятисот рублей с человека. Теперь товарищество строго оградило свои права собственника. Однако, по заявлению главного управляющего прииска г. Белозерова, подъёмного золота поступает всего на 800 т. р., тогда как прежде одни рабочие на этом золоте зарабатывали около 2.000.000 р.

Отсюда понятно и требование рабочих о компенсации в виде увеличения заработной платы на 30%. Платят за такое золото по 3 руб. 60 коп. с золотника вместо 4 руб. 44 коп. Золото, поднятое в виде самородков, сдаётся в опечатанные кружки, и стоимость его уплачивается артели. Таким образом, у рабочих порознь отнята надежда на внезапное обогащение. Между тем, эта-то надежда и позволяла рабочим массам мириться с крайне тягостными условиями работы и самой жизни на приисках, заброшенных в глухую, холодную тайгу.

Наряду с этим, ревниво оберегая свои прерогативы, как собственника каждой крупицы золота, а в другом направлении пользуясь своим положением монополиста, ленское товарищество лишило рабочие массы фактической возможности защищать свои права, выработанные, однако, местными обычаями на протяжении почти целого столетия.

Труд, правда, оплачивается сравнительно высоко. Годовой заработок рабочего колеблется между 500 и 600 руб., но почти не стало слышно, как раньше, о рабочих, уносящих тысячи рублей и десятки тысяч. Главная приманка, своего рода лотерея, исчезла. Всё урегулировано, и масса уже этим самым фактом чувствует себя обиженной.

Прежде “фарт” (выручка от самородков) делился между предпринимателем и рабочим. Теперь “фартовый” заработок всецело выпадает на долю счастливого владельца акций ленского товарищества. Рабочая масса видит, как непропорционально затрачиваемому капиталу обогащается владелец предприятия. Она слышит, что управляющий на сверхсметной добыче золота наживает сотни тысяч рублей. Но все эти блага идут мимо работающих. Создаётся опасное настроение против алчных монополистов, не желающих делится дарами природы с теми, кто их открыл и добыл.

На приисках к тому присоединяется тягостное чувство порабощения всех и каждого деспотическому товариществу. Почти все жители города Бодайбо находятся в подчинении “хозяину”, все являются лишь подрядчиками у него. В виду этого, раз администрация товарищества признаёт чьё-либо пребывание вредным, то опальный рабочий, не поладивший на приисках, не может выступить хотя бы в роли старателя, т. е. самостоятельного, мелкого предпринимателя-рабочего.

Стоит администрации под рукой объявить кому-нибудь отлучение, и такой рабочий не получит нигде кредита. В буквальном смысле слова, он окажется лишённым крова и пищи. Вот почему общая зависимость от товарищества создаёт враждебную ему атмосферу.

Она сгущается и тем, что более мелкие служащие далеко не всегда остаются на высоте положения. Власть, сознание могучей силы хозяина опьяняет исполнителей среднего и мелкого калибра. Поэтому очень часты случаи нетактичного отношения мелкой администрации к отдельным рабочим. Обиженный встречает, конечно, огромное сочувствие в сотрудниках, понимающих, что каждый из них не застрахован от подобной участи. Фактическое бесправие массы вызывает ощущение неуверенности в завтрашнем дне.

Между тем, эта неуверенность не имеет противовесом прежней надежды на возможность быстрого обеспечения. Сама высшая администрация прекрасно сознаёт необходимость выдержанного отношения к запросам и интересам массы. Тем не менее, на каждом шагу исполнители велений начальства выступают в роли насильников.

Создаётся такое положение, при котором фактически упраздняются все юридические и правовые нормы. Казалось бы, что право иска по нарушенному договору является неотъемлемым у каждого лица. Между тем, среди требований, выставленных рабочими, фигурирует именно признание за ними “права предъявлять иски товариществу о нарушении договора”. Несомненно, что никто юридически не в состоянии лишить рабочих права на иск. Но, в действительности, рабочему даже проживать негде после расчёта, чтобы вести процесс с товариществом по нарушению им контракта. Всякая же юридическая помощь на месте отсутствует.

Тот факт, что рабочим по иску, ими предъявляемому, пришлось обратиться к иркутским адвокатам, красноречивее всяких слов свидетельствует о совершенной беззащитности рабочих в золотоносном районе. Крепостническая зависимость рабочих от администрации приисков вызывает то, что на деле не может быть осуществлено право каждого назначить плату за сверхурочные работы по соглашению.

Засим, как видно из требований рабочих, они фактически лишены возможности привлекать лиц из приисковой администрации к ответственности за оскорбление, настаивать на регулярной уплате денег за дни, пропущенные по болезни и увечью, приключившемуся по вине товарищества и т. д. Не обеспечены правильность расчёта, выдача на руки расчетных книжек да и самая оплата труда деньгами, а не талонами.

Об обстановке, в которой живут рабочие ленских приисков и совместной жизни семейных с холостыми говорить не приходится… Ужасы казарменной жизни рабочих были описываемы на страницах “Нового Времени”. Очевидно, что создание полного и беспредельного порабощения товариществу толкнуло, наконец, рабочих, решительно не склонных поддаваться агитации, на мысль о необходимости объединённому образу действий товарищества противопоставить объединённое же выступление рабочих масс.

Не надо забывать, с другой стороны, что нравственную поддержку рабочие встречают во всех слоях местного населения. Против товарищества настроены мелкие золотопромышленники, выбитые из колеи непосильной конкуренцией, против него же и многочисленные поставщики, работающие на ленцев, но всегда сожалеющие, что те диктуют им цены, какие угодно.

Круговая кабала в районе объединяет всех на чувстве недовольства вообще, а в частности, и на глубине ненависти к отдельным лицам, из состава его администрации. Слишком очевидна для всех общая подчинённость, заставляющая 25-тысячное население покорно уступать львиную долю извлекаемых богатств в руки пришлых иностранцев и евреев.

Неимение выхода, отсутствие других предприятий, куда могли бы передвигаться элементы, возмущённые действиями товарищества, всё делает обстановку подобной той, которая создалась бы в котле, лишённом предохранительных клапанов…

Заправилы ленского товарищества настолько привыкли к атмосфере беспрекословного подчинения всех и каждого, что уже сама попытка рабочих восстановить свои попранные права вывела “хозяев” из равновесия.

Ленцы неотступно требовали от представителей власти крутых мер. Непокорных протестантов предполагалось выселять зимой, т. е. обрекать на все невзгоды странствий в дикой тайге, по морозу и пешком. Между тем, один выход из тайги в заселённую местность обошёлся бы бедному рабочему при этих условиях в 80—100 руб.

Колебания местной администрации в деле немедленного выселения вызвали жалобы ленцев на агентов правительства. Не довольствуясь сказанным, товарищество первым делом потребовало отправки войска. Это обстоятельство ещё более возбудило рабочих, в начале даже склонных охранять шахты от затопления водой. Арест стачечного комитета без повода к тому с его стороны, а затем и коварное стремление ленской администрации придать стачке присущий ей политический характер, запутали все отношения.

Губернские власти, естественно, потеряли голову, и в результате -пролитая кровь!…

Как всегда, собственные важные недочёты пробуют теперь прикрыть вероломными криками о политическом выступлении. Свою бесцеремонность в обращении с правами населения и рабочих масс маскируют возгласами о подрыве основ!… Между тем, единственным коренным выходом из создавшегося положения является уничтожение монополий ленцев, закабаливших весь край, благодаря бездорожью и трудности проникновения в район, нередко и совсем отрезываемый от мира.

Приходится пожалеть, что, благодаря проискам города Иркутска, вопрос о соединении судоходной части р. Лены железной дорогой с Сибирской магистралью отложен до осени. Каждый год промедления отдаёт край в безраздельное господство монополистов, очевидно потерявших меру в своих притязаниях и не останавливающихся, для защиты своих привилегий перед пролитием крови рабочих, в жесточайшей, каторжной обстановке создающих им колоссальные богатства…”

III. Установив путём изложенного магистральные линии вопроса, нельзя не перейти к его анализу, разумеется, сжатому. Материалом служат данные, опубликованные в печати и прения в государственной думе.

На первом плане необходимо ознакомиться, по крайней мере, с главными из действующих лиц и прежде всего остановиться на фамилии Гинцбургов.

Основателем её, увы, зловещего для России благоденствия является Иевзель Гинцбург, занимавшийся винными откупами, равно как казёнными подрядками и поставками, особенно же снабжением войск по наставлениям талмуда в Крымскую войну. Но, сколь бы они ни были вразумительны, гешефты Иевзеля Гинцбурга в кровавую эпопею Севастополя, строго говоря, выходят за пределы нашей задачи.

В виду этого, ограничиваясь ссылкой на данный факт и пологая, что он достаточно говорит сам за себя, мы отметим лишь, что плодам своих благодеяний, оказанных русской армии, Гинцбург не давал, конечно, оставаться втуне. Нет, он для них нашёл блистательное помещение как в денежном, так и в политическом смысле.

Превратившись в барона и открыв банкирский дом в самом Петербурге, он не замедлил принять участие, без сомнения, иудейское, и в освобождении крестьян… Грандиозность финансовой операции правительства по выпуску 5% билетов Государственного Банка в уплату помещикам за наделяемые крестьянам земли, была немедленно учтена международным еврейством, представителем которого в С.-Петербурге оказался тот же Гинцбург.

Сперва совместно с сыном, Гиршем, переименовавшим себя в Горация, а после своей смерти уже в лице его одного, основатель фирмы начал скупать 5% билеты у крупнейших рабовладельцев. В этом направлении были одновременно достигаемы две цели. Через еврейскую стачку цена 5% билетов была понижена в среднем процентов на 20 против номинала [109].

Когда же Гинцбург выезжал на гастроли в Ниццу, Ментону, Канн либо Монте-Карло для “воспособления” неунывающей российской аристократии, то эта цена низводилась им, по мере нужды “клиентов”, даже на 30, а временами и на 40 процентов. Ясно, какие отсюда проистекали барыши…

Но Гораций Гинцбург этим не довольствовался. “Помогая своему счастью”, он во славу Израиля умножал знакомства и завязывал связи сильных мира сего, пока не сделался в петербургских сферах persona gra-tissima, используя своё положение как посол всемирного кагала. Между прочим, ему удалось с чрезвычайным торжеством и в присутствии высших должностных лиц русской администрации открыть вновь сооружённую кагалом синагогу в Петербурге, причём иудеи встречали его, как нового Моисея, нисходящего с горы Синая, а издатель журнала для семейного чтения, еврей Маркс, на страницах своей “Нивы”, возвестил об этом событии, даже как о неизречённой благодати и о залоге новой эры в России…

И стал Гораций Гинцбург, как некогда Мадрохей, “великим у сынов Иуды и любимым у множества братьев своих, ибо искал добра народу своему и говорил во благо племени своего”. Чрез него на горе нашему отечеству проводились всякого рода еврейские дела, под его покровительством быстро размножались и усиливались иудеи в Петербурге, при его же содействии проникали они в высшие правительственные учреждения и ему, наконец, мы больше всего обязаны кадетскими, а то и прямо еврейскими депутатами в государственной думе от первенствующей русской столицы…

Гинцбург был действительным главнокомандующим русского еврейства и, концентрируя его силы против нас, являлся в течение долгих лет для собратий своих незаменимой опорой. А для того, чтобы составить себе решительное понятие о степени нашей близорукости, укажем, в заключение, на столь поразительный факт, как принадлежность того же еврея Горация Гинцбурга к “Священной Дружине”, организованной важнейшими русскими сановниками для охраны Государя Императора Александра III, после злодеяния 1 марта 1881 года [110].

Расширяя кагальное господство, Гораций Гинцбург направил свою деятельность в сторону драгоценнейших металлов — платины и золота. Месторождения платины на земном шаре редки. Посему Урал, как её важнейший источник, должен был оказаться в отношении платины монополией одного из сыновей Горация Гинцбурга — Александра.

Из 450 пудов ежегодной добычи этого незаменимого в электротехнике металла больше половины захватывается именно на Урале анонимной компанией, во главе которой стоит барон Александр. Скупая, в частности, всю вообще платину у графов Шуваловых, князей Сан-Донато и других известных промышленников, еврей Александр Гинцбург держит в своих руках не только платиновое дело всей России, а и целого света.

Разбогатев за счёт русского народа и у нас же безмерно обогащаясь вновь, барон Александр, тем не менее, как еврей и ставленник иностранных сынов Иуды, ведёт, конечно, на Урале непримиримую борьбу с русской частью предпринимателей, средних и мелких геройски отбивающихся от окончательного закабаления иностранцами и еврейством.

Увы, они едва ли могут питать какую-либо надежду… После трёхлетних усилий, совету съезда представителей уральских золотопромышленников удалось, наконец, добиться внесения в государственную думу законопроекта об урегулировании платинового вопроса в Империи.

И что же?… Александр Гинцбург выступил в совете съезда представителей промышленности и торговли с докладом о вреде этого законопроекта. С другой стороны, были найдены ходы в одну из комиссий государственной думы, и та согласилась с мнением барона…

Наряду со сказанным, не излишне, пожалуй, указать и на следующее. Русская золотопромышленность имеет в Петербурге свой орган, именуемый постоянной совещательной конторой. В его работах принимают участие и представители местных съездов.

Однако, по странной иронии судьбы большинство членов конторы евреи. Председатель — Грауман, члены — Оссяндовский, Захер, Литауэр и т. п. Сверх того, эти евреи являются, повидимому, лишь ставленниками иудейской же затеи, “Лензото”, иначе говоря, “ленского золотопромышленного товарищества”.

“Оно родилось на свет 29 марта 1896 года, — говорит Марков 2-й в государственной думе, — ну, разумеется, преемником его был никто иной, как министр финансов Сергеи Юльевич Витте, а в столь полезной деятельности ему содействовал и тогдашний министр земледелия г. Ермолов. Громадные золотоносные владения отдавались новым учредителям, каковыми объявлялись барон Гораций Иевзелев Гинцбург и торговый дом “Мейер и К'”, т. е. махровый жид и коллективный жид.

Далее, хотя в Сибири жиды не имеют права и проживать, особым законом того же 1896 года двум названным жидам, коллективному и единоличному, были отданы громадные сибирские земли с разными иными недвижимостями и, сверх того, предоставлено приобретать столько земель, сколько заблагорассудится. И они своим правом воспользовались…

Теперь даже ораторы из кадетской партии, правда — сибиряки, на собственной шкуре испытывающие эту прелесть, заявляют, что чуть ли не вся Лена с Вилюем и Витимом принадлежат тем же жидам без остатка. В параллель со сказанным трудно не напомнить, что русское благородное дворянство и до сих пор не может настоять на исполнении священной воли Императора Александра III, повелевшего отводить в Сибири необходимые угодья дворянам, нуждающимся в земле…”

Надо ли прибавлять, что в защиту русских рабочих от еврейской эксплуатации, а также и вообще о рабочем законодательстве в горнозаводской промышленности С. Ю. Витте отнюдь не заботился, ни будучи всесильным министром финансов, ни в качестве премьера даже в 1905 году…

С этой точки зрения, следует привести жалобы в государственной думе сибирского депутата Чиликина.

“В прениях о ленских событиях осталась не освещённой одна сторона. Дело в том, что в самой основе событий лежит отсутствие рабочего законодательства по отношению к рабочим, занятым в горных промыслах. Такое отсутствие попечения государства о жизни, здоровье и положении рабочих, занятых золотопромышленностью, и явилось главным побудителем к тому, что ленские рабочие взялись за столь бедственное орудие в борьбе с предпринимателями, как стачка.

Между тем, уже 7 лет назад правительство признало невозможным охранять существующий порядок во взаимных отношениях рабочих с золотопромышленниками, а в 1908 г. министерством торговли и промышленности был разработан целый ряд проектов о рабочих на горных промыслах. Но эти проекты так и остались не внесёнными в думу, не смотря на то, что съезд золотопромышленников проектировал даже создание особых промысловых судов из рабочих и предпринимателей, и примирительных камер.

Когда же депутат Волков сам внёс предложение о распространении закона о страховании на Сибирь, государственная дума по настоянию Литвинова-Фалинского отклонила его предложение, хотя съезд золотопромышленников ещё в 1907 г. признал возможным распространить этот закон на Сибирь. Ныне от имени сибирских депутатов я предлагаю думе принять следующую формулу перехода:

“Принимая запрос, государственная дума считает необходимым внесение правительством проекта, устанавливающего правила о найме рабочих на золотые и платиновые прииски, нормирующего рабочее время и жилищные условия на этих приисках, а также распространение на приисковые районы в Сибири законов о страховании от несчастных случаев, болезней, инвалидностей и т. д.”.

Директором-распорядителем в “Лензото” состоит, разумеется, другой сын Горация Гинцбурга — Альфред. Что он мало способен к делам вообще, а к этому в частности, и что он больше занимается прожиганием жизни, нежели чем-либо иным, это вовсе не мешает ему быть владыкой 6.000 рабочих, порабощённых ленским товариществом.

Барону Альфреду достаточно носить фамилию Гинцбурга для того, чтобы повелевать неограниченно. Da schweigt alles!… Само собою разумеется, что как и барон Гораций, Альфред и Александр Гинцбурги являются, прежде всего великими во Израиле и в этом качестве состоят членами духовного правления Петербургской синагоги…

Впрочем, черезполосность кагальной власти с правлением ленского товарищества, неизбежная, так сказать, теоретически, раскрывается и соучастием в обоих учреждениях кроме самих Гинцбургов ещё таких “золотоносных” иудеев, как Мейер, Мориц и другие. Столь же логическим результатом является как назначение высшим представителем товарищества на месте приисков иностранца Теппана, так и переход в товарищество со службы Правительству окружного инженера Амурэ.

Не взирая на страшное впечатление кровавых событий 4 апреля по всей России, слуги Гинцбурга Амурэ и Теппан, стали вновь требовать у власти энергического воздействия на рабочих, а инженер Теппан даже заявил публично в присутствии окружного инженера Александрова, что нечего останавливаться на полумерах при защите интересов такого крупного, мирового дела как ленское предприятие… Возможно ли сомневаться, при этих условиях, что среди упомянутых вселенских забот чужеродцам аккомпанируют и доподлинные евреи?

Действительно, подготовляя выступление на данную сцену англичан или, выражаясь проще, английских евреев, подкреплённых несколькими шаббесго-ями-лордами, занимался оборудованием драгоценнейшего Феодосиевского прииска еврей же, инженер Гассовер, а главным инженером товарищества и доныне оказывается Гирш Дувидов Гершберг, самое имя, отчество и фамилия которого лучше свидетельствуют, чем любое жизнеописание!…

Тем не менее, всё это — сравнительная мелочь. Главными поддужными Альфреда Гинцбурга являются два особых, русских шаббесгоя — Белозеров и Тимирязев.

Глубоко прозорливым являлся старый русский закон, которым бывшему крепостному, хотя бы и достигшему дворянства, запрещалось владеть своими бывшими односельцами, как и крепостными людьми.

Такой закон необходим и по отношению к бывшим рабочим, сколь бы они ни были воспеваемы биржей. “Трясётся земля и не может носить раба, когда он сделается царём!” (Притчи Сол., XXX, 21 и 22). Члену правления синагоги Альфреду Гинцбургу этот текст не может быть неизвестным. Ясно, что, назначая вершителем судеб приискового населения одного из бывших “старателей”, Белозерова, барон Альфред понимал, что делал.

И мы видим, что непомерное возвышение размера “уроков”, наряду с принудительным понижением заработной платы и ухудшением всех условий жизни тружеников на приисках, отказы даже в медицинской помощи, удаление всякого из служащих, как только он дерзнёт выразить симпатию к рабочим, вообще крайняя жестокость их эксплуатации, выработанная его собственным опытом, как рабочего, проистекали от Белозерова.

Увеличивая, стало быть, барыши товарищества, он не только приобретал репутацию “дельца” и непререкаемый авторитет на собраниях акционеров, но и, получая жалованья до 150.000 руб. в год, находил возможным переноситься с печальных, слезами и кровью залитых берегов Бодайбо, на Cote (L'Azur и целыми месяцами наслаждаться в Ницце, либо Монте-Карло.

Англо-еврейская кампания, добывавшая груды золота из промёрзших ленских песков, ставила труд рабочих в крайне тяжёлые условия. На это указывали и правительственные обследования. Министерство торговли, к которому обращались руководители золотого дела во главе с Гинцбургом, советовало, к сожалению бесплодно, улучшить положение рабочих, пойти на встречу их материальной нужде…

Между тем, цены на ленские акции росли с головокружительной быстротой; на покупке и продаже этих бумаг наживались в короткое время миллионные состояния.

На бирже “Лена” оказалась сказочным талисманом, позволяющим извлекать золото шутя, играя в жмурки. Мри этих чудесных превращениях все, конечно, забывали о песках Бодайбо, мёрзлой пустыне, в которой создавались сказочные богатства. Тяжкий грех г. Гинцбурга и прочих заправил компании лежал в пренебрежении к тому фундаменту, на котором они возводили своё колоссальное золотое сооружение. Всё их внимание было обращено на лицевую сторону здания, а то, что совершалось в его отдалённых углах, они скрывали, пользуясь недоступностью края.

Для полноты же картины остаётся, разве, привести следующую выдержку из “Земщины”, обоснованную на сведениях “Нового Времени”.

“Непосредственное распоряжение всеми делами приисков возложено на некоего Белозерова, который является настоящим “царём тайги”. Хотя сам он вышел из простых рабочих, но их интересами не занимается, а хищнически эксплуатирует силы рабочих и всех причастных к делу.

Такие встречи и проводы, какие делаются Белозерову при его приездах и отъездах с приисков, устраиваются в России только членам Царской семьи. Флаги, триумфальные арки, венки, транспаранты, гирлянды зелени и сотни электрических ламп пестрят и сверкают на пути полновластного распорядителя судеб целых тысяч людей. Чиновники пред ним молчат, его служащие благоговеют. Умный, хитрый, прекрасно знающий местные условия, а главное характер местных людей, сибиряков, до мозга костей — в смысле эгоизма и настойчивости, он властной рукой ведёт ленское т-во, заставляя всех подчиняться своей воле.

Тройка из такого Колупаева, Гинцбурга и “просвещенного” Тимирязева дружно “работала”, но и не менее дружно вела рабочих к взрыву… Кулак, жид и ка-дэк — компания восхитительная!

Мудрено ли, что и деяния их кровавые…”

Но, поручив такое амплуа Белозерову, “директор-распорядитель”, равным образом, не мог не сознавать надобности и в “заслуженном” агентстве среди петербургских сфер. Стремясь по иудейскому обыкновению к тирании и безнаказанности, барон Альфред должен был охранять как надлежащие условия положения в ленской тайге, так и гарантии их незыблемости. А что там проделывалось, тому показателем служит хотя бы следующее: [111]

“Здесь, только что, один из сибирских депутатов читал выдержку из газет о том, каково положение товарищества, положение совершенно исключительное, облеченное всеми атрибутами власти, которые должны быть только у правительства. Моё внимание остановила и перепечатка из “Сибирской Жизни”, воспроизведённая “Речью” в №95, от 8 апреля. Да, действительно, там сказано всё то, что нам здесь читали:

Ленское товарищество доставляет средства на содержание мировых судебных установлений, горно-полицейской стражи, личного состава почтово -телеграфных учреждений, горных исправников и их канцелярий, квартирного довольствия чинов горного надзора; на оборудование Бодайбинской тюрьмы, на квартирное довольство чинов местного тюремного управления и надзора. Вся эта масса правительственных чиновников, за получением жалования, вынуждена обращаться в кассу ленского товарищества.

Возмутительное положение! Но ведь, господа, оно создалось не со вчерашнего дня. Ведь это — положение, установленное законом. Почему же до сих пор молчали гг. сибирские депутаты? Почему они ждали расстрела, чтобы заговорить об этих безобразиях”.

Наряду с такой картиной, знаменателен и дальнейший вызов “Земщины”.

Корреспондент “Нового Времени” также рисует порядки, воцарившиеся на ленских приисках. Указав на громадное государственное значение приисков, являющихся важнейшим колонизационным пунктом Сибири, он говорит, что вся власть над экономической жизнью его была сосредоточена в руках товарищества.

Правительственные учреждения города Бодайбо завалены исключительно делами, касающимися так или иначе ленского товарищества.

Все должностные лица, имеющие по закону право на получение определённых пособий от съездов золотопромышленников, получаю! таковые от товарищества, так как оно одно фактически представляет собой весь съезд. Даже местная, бодайбинская воинская команда, и та не избежала влияния всесильных ленцев.

Часть этой команды отдельно проживает на Надеждинском прииске, при главной промысловой конторе, будучи занята охраной запасов ленского золота и сопровождением его, при перевозках с приисков в гор. Бодайбо, для сплава. Привлечение воинской команды к несению обязанностей охраны золота началось в период экспроприации, но продолжается и до нынешнего дня… [112]

Вполне очевидно, что столь безжалостная и, как об этом ныне кричат уже воробьи на крышах, опасная для спокойствия не только на приисках, а и по всей России, эксплуатация трудящегося населения иудейством обусловливала необходимость призвать на стражу его мероприятий в Петербурге, по крайней мере, бывшего министра. Честь этого рода выпала на долю В. И. Тимирязева, наперсника и креатуры Витте. Чтобы составить себе о нём понятие, необходимо прежде всего, остановиться на его письме в “Новое Время”, где министр ci-devant, между прочим, говорит:

Таким образом, мы с утешением должны видеть, что г. Тимирязев — не более, как стрелочник в грандиозной ленской катастрофе. Но ведь и любой стрелочник способен причинить крушение неправильным переводом стрелки… С другой стороны, пословица “моя хата с краю, — я ничего не знаю”, не уместна, в данном случае, хотя бы потому, что сказки на эту банальную тему утратили даже свою новизну.

Правда, наивная элементарность приёмов доброго старого времени отошла в вечность. Лихоимственность изворотов и ябедническое коварство стали в нынешние дни анахронизмами. Теперь в “священных”, глубоко таинственных областях Haute-Banque всё, как всякому известно, совершается “на точном основании существующих узаконений”, т. е. по внешности - неуязвимо.

Чтобы не ходить далеко за примерами, укажем хотя бы на маскарад с переодеваниями анонимных электрических сообществ, оперирующих в самом Петербурге, или на бухгалтерские опыты высшей магии датско-шведско-русского телефонного предприятия в Москве, у которого, как сейчас только обнаруживается, есть богатейшие монопольные права, но нет никаких обязанностей, потому что никакого имущества не имеется, вся же многомиллионная видимость ему не принадлежит, так как формально является собственностью других, в свою очередь, безымянных же заведений, либо в Швеции, либо в Дании.

Умывая руки в гибели нескольких сот человек на приисках ленского товарищества, г. Тимирязев, несомненно, забывает, что 75%, т. е. три четверти акций, а значит, и барышей сего последнего, принадлежат той же самой компании “Лена-Гольдфильдс”, лондонское правление которого содержит, однако, его же, Тимирязева, своим председателем именно в Петербурге… Готовый, повидимому, расплакаться над залпами 4 апреля, Тимирязев повествует о ходе событий так, как будто он только что упал с Луны.

Что же касается кредита, которым англичане по протекции бедного “стрелочника” благодетельствуют Россию, то и в этом направлении, поперёк дороги г. Тимирязева становится, как объяснено ниже, не одна операция с выпуском “малой Лены” — именно 14 апреля текущего же года, т. е. всего десяток дней после ужасов на р. Бодайбо, а и та же биржевая свистопляска, которой акции “большой Лены” были взмываемы раньше до десяти — и даже до одиннадцатикратной стоимости их номинала.

С другой стороны, не совсем приличествует девичья скромность и самому председателю лондонского правления, когда, вопреки русскому закону, доставшиеся “англичанам” 75% акций “большой Лены” оказались, по крайней мере, на значительные суммы, для вовлечения в игру и мелкого люда в России, разбитыми на “шэры” — по одному фунту стерлингов, то есть, лишь по десяти рублей номинальных, причём их биржевая цена доходила до 50 руб., да и сейчас стоит не ниже 40 руб. за штуку.

Игнорировать появление шэров г. Тимирязев не мог, а умалчивать о них теперь невправе, особенно в виду своих же ламентаций на тему, что “ни одно доброе дело безнаказанным не остаётся…”

По отношению к роли Государственного Банка, “воспособлявшего” ленскую игру, г. Тимирязев, равным образом, не может быть менее сведущ, чем М. О. Меньшиков из “Нового Времени”. А между тем, вот что повествует мужественный публицист:

Но, и помимо всего уже изложенного, “лондонская” экстерриториальность новоявленного стрелочника мало гармонирует с его петербургским антуражем. Разве не председательствует тот же Тимирязев в Русском банке для внешней торговли, где директорами состоят два Рафаловича, Гаммель, Гротек, Поммер, Банг, Пинхус, Таубвурцель и Юргенсон? Разве не сидит ещё раз тот же Тимирязев председателем в “Саламандре”, где директорами Каплан, Мориц, Мейер из ленского товарищества, и Гротек из Русского банка для внешней торговли?…

Правда, ка-дэки Некрасов, Скороходов, Аджемов etc. преисполнены негодованием. Но разве вся прогрессивная компания, заседающая в ленском золотопромышленном деле, не связана прочно и крепко с целым рядом столь же “культурных” и “прогрессивных” предприятий? Разве капельмейстером не является бывший министр Тимирязев, о пламенно-освободительных взглядах которого знают и грудные младенцы? Разве, наконец, не в бытность его же, Тимирязева, русским министром торговли и промышленности проводился и преуспел новый устав ленского товарищества именно в виду его слияния, говоря просто, с “Леной-Гольдфильдс”?!…

Sapient sat!

Посему только ради апофеоза мы по одной из московских газет возобновляем следующий вопрос, разрешению которого до сих пор, очевидно, помешала лишь неизречённая скромность доблестного “стрелочника”.

IV. Не напрасно акулы и удавы “Большой Лены” именуют своё дело мировым. Действительно, если бы с количеством добываемого здесь золота могли покушаться на сравнение прииски в Северной Америке либо в Трансваале, то не иначе, как отметив, что тамошние добычи требуют соучастия целых синдикатов, между тем как нет нигде компании, кроме ленской, которая самостоятельно промывала бы 1.000 пудов золота ежегодно.

Её владения — крупное государство, а одно наименование её приисков вызывает напряжение памяти. Таковы: Андреевский, Утёсистый, Александровский, Прокофьевский, Васильевский, Личаевский, Покровский, Ильинский, Надеждинский, Феодосьевский… и т. д. Et ubi solitudinem fecerunt — pacem appelant. Внутри никто пикнуть не смеет, кругом безграничная, ледяная тайга. До ближайшего уездного городка Киренска 300 верст, до Иркутска — почти 2.000 верст, до Петербурга — 8.000 верст.

Временами же, например, при разливе рек, это государство отрезается от всего мира. Владычество иезуитов некогда в Перу — ничто перед самовластием евреев на Лене. Единичных жалоб нет и быть не может под страхом изгнания на голодную смерть. Местные власти зависят от товарищества. Белозеров знает, кого и как среди рабочих согнуть в бараний рог. В Петербурге, бывший министр оплачивается товариществом же десятками тысяч рублей жалованья…

Помещения для рабочих грязны, недостаточны по объёму, сыры, даже неосвещенны. О соглашении между рабочими и хозяином говорить смешно. Потеря рабочего времени на переходах между приисками не считается вовсе. Задание “уроков” и самый заработок преданы на произвол администрации товарищества. Труд рабочих опасный, каторжный — либо в мёрзлой от века земле, либо в воде по колена. Медицинская помощь мнимая, ибо нельзя же считать двух врачей там, где и шестерым не управиться, ведь рабочих несколько тысяч человек.

Болезнь, увечье, инвалидность рабочего влекут за собой изгнание. Пища неимоверно дорога, а подчас и отвратительна. Мука с отрубями, непросеянная. Мясо часто несвежее, а то и гнилое. Деньгами товарищество не платит, а выдаёт талоны [113] на свои же склады, помимо которых деваться некуда, если не считать винных лавок того же товарищества, где рабочим предоставляется пропивать остатки заработка, какие не были отняты раньше грабительскими ценами за провизию.

Ростовщичество достигает пышного расцвета тем безжалостнее, чем дерзновеннее удерживаются товариществом их платы рабочим триста и даже четыреста тысяч в год. Чтобы выслать денег для уплаты податей на хлеб семье, рабочему надо продать талон, гиены же и шакалы во образе местных иудеев — “благодетелей” отнимают в свою пользу 50, а то и 75 процентов номинальной цены талона…

От всесильного же товарищества в этом царстве еврейского золота зависят чины всех ведомств, начиная с мировых судей или горного надзора и до почтальона либо урядника включительно. Разве это не государство в государстве? Разве мыслимо было мириться со столь безобразным положением вещей?…

Какова при обыденных условиях могла быть защита рабочих у приисковых властей, можно сообразить по тому, что учинялось ими, когда терпение униженных и оскобленных, наконец, истощилось и, когда осмотрительность повелевалась сугубо. Мировой судья Хитуп постановлял выселять рабочих в тайгу под предлогом нарушения договора даже вопреки иркутскому горнозаводскому управлению, которое, согласно с истиной, признавало, наоборот, что договор нарушен товариществом.

Только благоразумием губернатора исполнение таких решений, а значит, и сопряженных с ним беспорядков было предотвращено. В пояснение же сего, правительственный инженер Тульчинский 17 апреля телеграфировал горному управлению, что расследованием установлены пока в общих чертах такие противозаконные действия ленской компании.

Нарушение в договоре пункта одиннадцатого, расплатой вместо денег товарами из, магазина даже и не по таксе; пункта девятого — несоблюдением дней отдыхов; нарушение правил 8 декабря 1897 г. о продолжительности рабочего времени, равно как обязательных постановлений 12 июня 1908 г. и 18 марта 1910 г., а также выдачей талонов на магазин для получения товаров в счёт заработка наряду с отпуском плохого мяса и непросеянного хлеба.

С другой стороны, отсутствие политических тенденций в среде рабочих и вынужденность забастовки экономической тиранией ленских заправил наряду с мирным характером течения забастовки удостоверяются: а) фактом, что, имея возможность одним лишь пассивным бездействием затопить шахты, то есть нанести товариществу огромные убытки, рабочие до принятия крутых мер им во вред продолжали откачивать воду, б) отзывами иркутских губернатора Бантыша и генерал-губернатора Князева.

Тем не менее, вопреки государственной прозорливости, судебный следователь заключил под стражу до 70 выборных рабочего населения на приисках по обвинению в деянии, предусмотренном 125 ст. Угол. Улож., хотя закон этот едва ли относится к делу. Результаты же отсюда не трудно было предвидеть на всём пространстве России.

Возможно, конечно, что сосланные по уголовным приговорам и оказавшиеся risum teneatis среди выборных евреи (участник латышской революции Думке и член “бунда” Индрик Розенберг) старались использовать замученную их же соплеменниками рабочую массу, однако, судебная власть повинна была не спешить, в особенности, когда на удовлетворение большинства заявленных рабочими требований товариществом было изъявлено согласие и дело стало налаживаться к миру.

1905 год должен был кое-чему научить. Нельзя было не предусматривать, особенно в настоящую — предвыборную эпоху, что в связи с ленскими, беспорядки возникнут и в других местах, как бывало раньше. Ведь уже Аристотель заметил, что человек есть животное стадное, а для кого же в настоящее время это ещё может быть тайной?!…

Действительность не замедлила сказаться вслед за событиями 4 апреля 1912 г. близь Феодосийского прииска.

Рутиной отличаются и стачки рабочих. Один за другим забастовывают в том же апреле сперва маленькие, а затем и более крупные заводы за несколько тысяч вёрст, в самом Петербурге. Общее же число бастующих поднимается до многих десятков тысяч. Забастовали заводы Розенкранца и Эриксона, Крейтона, Нобеля, Пинша, Круга, Шове, Чешера, Леснера, Коппеля, Кирхнера, Кана.

По обилию таких, чисто-русских, фамилий приходишь к гипотезе, не лишенной вероятия: одни ли рабочие бастуют и нет ли в этом отношении “директив” со стороны инородческой администрации петербургских заводов? Полиция, как и Плеве, делает своё дело, т. е. опять арестовывает уличных агитаторов, производит обыски, отбирает “нелегальную литературу” и “шапирографы” (аппарат для прокламаций, изобретенный Срулем Шапирой)…

Рутинерам правится, что и нынешние беспорядки идут по установившемуся шаблону. Рутинеры из рабочих и учащейся молодёжи страшно гордятся своими репетициями буква в букву того самого, что проделывали “товарищи” эпохи Сипягина и Плеве… Они выкрикивают те же самые лозунги, поют те же давно составленные песни: “Мы жертвою пали…”, “Вставай, подымайся” и т. п.

Одним словом, как всегда, когда жизнь принимает толповой характер, исчезает творчество и устанавливается своего рода староверие…

Не мешало, далее, властям на Лене памятовать, что в своей дьявольской ма'аруфии [114] сыны Иуды постараются все ими же содеянное направлять во вред правительству, а себя стушевать. Так и случилось. Единомышленные с евреями революционные партии в гос. думе — и разумеется, кадеты обрушились как раз в эту сторону, а связанные с банками и биржей октябристы не осмелились даже назвать Гинцбурга.

Этого мало. Как бы случайно, но именно в Киеве, оставшееся безнаказанным за смерть П. А. Столыпина, еврейство поспешило выдвинуть ряд кагальных агитаторов, а иудейская пресса не упустила момента на свой лад позабавиться над ним, как явствует хотя бы из следующей заметки в “Земщине”:

Издающийся же в Вильне иудеем Адамовичем “Северо-Западный Телеграф” передаёт эту телеграмму так: “Киев. Задержаны 17 агитаторов-подстрекателей к забастовкам. Большинство из них социал-революционеры. При обыске найдены прокламации”!

Со своей стороны, Альфред Гинцбург в беседе с корреспондентом “Нового Времени” не затруднился уверять, что характер забастовки политический, а руководит де ею член первой думы. В свою очередь Меньшиков раскрыл еврейские карты, правда в форме вопроса, но достаточно вразумительно:

Неужели это похоже на правду?

Впрочем, пока что, а трусливый еврейский барон столь растерялся, что начал городить несомненный и уже совсем наглый вздор.

Этим, вероятно, обусловливается и заметка в “Биржевых Ведомостях” на тему “своя своих не познаша”.

V. Выстрелы, раздавшиеся 4 апреля на берегах Бодайбо, являлись неизбежными, если бы даже, надвигаясь на военный отряд только в НО штыков, толпа рабочих в несколько тысяч человек не имела в руках, как говорит Тульчинский, ни камней, ни поленьев. Вез стрельбы, требуемой в данном случае законом (ст. 30 прилож. к ст. 316 Общ. Учр. Губ.) незначительный военный отряд был бы смят толпой, а она, обезумев, натворила бы таких бед, пожалуй, и себе же самой, что и количество жертв превысило бы нынешнее.

По сему вопрос заключается не в действии охранявшей порядок военной силы, а имеет совершенно иной центр тяжести. Посему, далее, не взирая на ярые припадки политической ненависти, разыгравшейся в гос. думе, равно как па содержание её запросов, личный её состав обязан понимать, что в этом деле он действует не в защиту русского народа, а на тяжкий ему вред, играя на руку предательскому кагалу и создавая для нашей родины новые опасности.

Между тем, у думы была другая, несравненно благороднейшая задача. Как это ни странно, а именно кадету Маклакову пришла в голову верная мысль. Он напомнил, что расследование по убиению царевича Дмитрия надлежало производить не в Угличе… Точно также, не приведет к цели и следствие на месте событий 4 апреля, ибо не там их источники.

Доказательством служит местное производство по убийству П. Л. Столыпина. Серьёзность факта и те результаты, которые из него добыты еврейством, достаточно показывают, что изыскания не должны были ограничиваться действиями чинов охраны. Всемирный кагал заслуживает большей проницательности следователей и высшего государственного кругозора.

Сообразно с этим, вопрос о мероприятиях ленского товарищества необходимо рассмотреть во всей его глубине. Ключ же событий, как правильно и заявил лорд Гарри-сон, находится даже не в Лондоне, а в Петербурге. Необходимо, во всяком случае, отметить, что здесь ещё в начале 1911 года было известно о трёх требованиях рабочих, причём два из них были правительством признаны справедливыми, и по настоянию ленским товариществом удовлетворены.

Тогда и надлежало произвести расследование на месте. Если этого не сделали вовремя, то уже никак нельзя было медлить в конце февраля, а особенно в начале марта текущего года, когда из самого содержания телеграммы рабочих явствовало, что дело принимает суровый оборот.

Примеры Франции и Англии убеждают, что без участия правительства и даже без личной энергии премьер-министра подготовляемые и обострившиеся отношения между хозяевами и рабочими не могут быть ликвидированы благополучно. Заразительность социальных движений категорически требует нейтрализовать их как можно ближе к началу.

Эти общие указания современной истории подтверждались в данную минуту тем, что опьяненно безнаказанностью своей тирании, ленское товарищество не шло ни на какие улучшения быта рабочих, а домогалось лишь строгих распоряжений властей и прежде всего — отправки на свои прииски военной силы. Рота пехоты и была прислана из Киренска, но не следовало этим ограничиваться.

Беспомощность приисковых рабочих в случае изгнания являлась незаменимым вспомогательным фактором, особенно при наличности войска. Возник, значит, момент, когда доброжелательное посредничество органов государственного управления должно было повести к успокоению. Нельзя поэтому не пожалеть, что на это не было обращено внимания и что, наоборот, центральная администрация товарищества продолжала пользоваться доверием. А между тем, она не сумела этого оцепить. Страсти же разгорались. Кризис наступал и не мог не разразиться печально…

Две следующие телеграммы “Нового Времени” рисуют происшедшее с достаточной полнотой. Обосновываясь на фактах, они раскрывают твёрдую почву для суждений. Всё дальнейшее лишь иллюстрирует и разъясняет, ничего, в сущности, не добавляя.

Таким образом и во избежание бесцельных подробностей, мы этими телеграммами свой материал исчерпываем.

Ubi facta loduuntur, non opus est verbis!…

Вглядываясь в события с точки зрения государственной, мы на их пути старались лишь разъяснить внутренний смысл явлений. И ныне, завершая повествование, мы не хотим сгущать красок. Согласно с сим не входит в нашу задачу ни описание потрясающих картин скорби при погребении жертв катастрофы, ни тех страшных условий, какими окружены рабочие теперь.

Не станем мы задаваться и предсказаниями о результатах народного волнения пред итогом мероприятий ленского товарищества. С надеждой на будущее мы ожидаем выводов расследования. Но мы невправе умолчать о биржевой стороне проблемы.

VI. При учреждении ленского предприятия его акции были выпущены по 450 руб. за штуку номинальных. Затем последовал второй выпуск, но уже только по 300 рублей, а всего оба выпуска на 6.000.000 рублей.

Средняя добыча золота не превышала двух или трёх золотников на сто пудов породы. Местами же, особенно в направлении к Гачинскому ручью, впадающему в Бодайбо, возрастала, а ближе к устью ручья, там, где теперь разрабатывается прииск Феодосеевский, стала обещать и нечто изумительное. С открытием этого последнего прииска оказалось, что из ста пудов породы промывается до двух фунтов золота. Общая же добыча товарищества, как уже сказано, переходит за тысячу пудов в год.

Ясно, как развивалась при этих условиях биржевая игра, особенно под дирижёрством такого виртуоза, как Захарий Жданов, должно быть, из бывших евреев. Взмыливая цену акций временами до 6.000 руб., Жданов заблагорассудил на всякий случай сбыть их в среднем около 5.400 руб. за штуку синдикату из еврейских банков при благосклонном участии нескольких лордов и английских же евреев, которым досталась львиная доля в три четверти акций.

Наряду с этим усердие, достойное лучшей участи, проявил здесь, как мы уже знаем, и министр Тимирязев. Тем не менее, акции упали рублей, примерно, на 500 в штуке. Тогда решено было выпустить “малую Лену”, т. е. новые акции — лишь по 75 руб. Мотивами указывались: желательность расширения добычи приисков и приобщения таким образом большего числа русских людей к пользованию дарами природы, а с другой стороны, несоизмеримость двух прежних выпусков, акции которых ценой в 450 и в 300 рублей, не имеют кратного соотношения. Новый выпуск был разрешён, однако, в размере 150 руб. номинальных за акцию. Самая же операция выпуска была предназначена заправилами на 14 апреля.

Если среди таких обстоятельств допустить, что, как разъяснено выше, Гинцбурги, распродав свои акции по высоким ценам, нажили к началу февраля 1912 года до 10.000.000 рублей, то дальнейшая программа действий определялась для них логически из необходимости вернуть возможно большее количество акций и притом как можно дешевле, дабы, во-первых, удержать за собой верховенство в деле, приносящем более 50% ежегодного барыша, а во-вторых, установить для себя же право на захват хорошей порции новых акций, распределяемых между владельцами старых.

Но если программа данного рода представлялась естественной, то ничто не мешало членам “избранного народа” помогать своему счастью. И мы действительно видим, что уже к концу февраля “топор рабочих батальонов” с берегов Бодайбо стал доноситься в Петербурге. Не начинался ли иудейский концерт, и в биржевом рояле не происходило ли нажатия педалей?…

Об этом мы узнаем из расследования. Тем не менее, и теперь ясно, что, будучи само кругом виноватым, ленское товарищество действовало наперекор всему, что требовалось человеколюбием и, без сомнения, благоразумием. Отвергая справедливейшие пожелания рабочих, товарищество цинично взывало к отказу им в самом праве жаловаться на свою горькую судьбу.

Стихийный процесс забастовки отягчался, акции же товарищества всё падали и падали. Еврейство не думало, конечно, поднимать их, хотя и подхватывало на лету. Наконец, 4 апреля разразилась стрельба пачками, акции же вновь полетели вниз, да ещё на 600 рублей сразу!…

Предоставляя пожару разгораться, иудейская пресса сперва делала вид, что не придаёт ему особого значения, а затем, вдруг, переставила регистр и, наоборот, впала в “мрачную меланхолию”, а засим даже во всекагальную печаль о “варварстве репрессий”, не видя уже какой-либо надежды на успокоение. Ожидовленные телеграммы в свою очередь стали напевать похоронный марш известиями о студенческих и рабочих массовках, промышленных и фабричных стачках и забастовках…

Шторм испуга и смятения проносился по биржевым бюллетеням неудержимо, пока не наступило 14 апреля, день вожделенного выпуска “малой Лены”. Тогда внезапно буря стихла, и банкирское солнце взошло в ослепительной красоте беспримерных барышей. Невиданным ореолом были окружены во Израиле гениальные концертмейстеры, равно как, без сомнения, и сами авторы этой hors de concours талмудической симфонии.

Увы, наш голос слишком слаб. Призываем на помощь ту из московских газет, которая, страха ради иудейска, хотя и не обмолвилась о евреях ни одним словом, однако написала финал к событиям на берегах Бодайбо, кажется, довольно удачно…

“Вчера “финансистами” ленского товарищества, во главе которых, как известно, стоит г. Тимирязев, произведена “операция”. Тоже с кровопусканием. На этот раз у публики. Вчера между “ленцами” были расписаны по 281 рублю за штуку новые акции, которые вчера же котировались на бирже от 759 до 785 рублей. Новые акции, выпущенные для вовлечения в игру состоятельных клиентов, представляют собой каждая одну треть “большой Лены”, бумаги слишком дорогой для карманов доверчивой публики. Рекомендуем внимательно прочитать нижеследующие цифры для того, дабы убедиться воочию, сколь колоссальна проделанная афера…

Выпуск состоялся на 5.520.000 рублей нарицательных, по нарицательной же цене 150 рублей за акцию. Всего выпущено 36.800 акций. Из них семьдесят пять процентов, 27.600 штук, достались ленцам-англичанам. На долю русских ленцев осталось 9.200 акций. Новые акции ленцам, как мы уже сказали, пришлись по 281 рублю. На бирже они вчера же котировались от 759 до 785 рублей за штуку. Да и не могли котироваться ниже, ведь новая акция представляет, как сказано, целую треть “большой Лены”.

Возьмём наименьшую вчерашнюю цену — 759 рублей.

759 руб. — 281 руб. = 478 рублям. Итого ленцы вчера же “выиграли” на только что выпущенные акции по 478 рублей на штуку. По 478 рублей на 281 рубль. Нажили почти 200 процентов!

Английские же ленцы с таким выпуском акций вчера же выиграли:

По 478 рублей на 27.600 акций — 13.192.800 рублей. Российские ленцы на доставшиеся им 9.200 акций “выиграли” 4.397.600 рублей. Деньги эти заплатит публика. Такова восхитительная и грандиозная афера. Являющаяся апофеозом “ленской истории”.

Какую роль в этой афере играла стрельба?…

Мы пока никаких обвинений не формулируем.

Но трудно не вспомнить правила:

“Fecit, сиг prodest…” “Сделал тот, кому выгодно”.

А ленская трагедия была выгодна аферистам.

Даже необходима.

Надо было перед выпуском новых акций выбить “большую Лену” из рук публики. И взять её, конечно, по дешёвой цене. Ведь каждые две “большие Лены” давали право на три новых акции. И вот тут “ленский залп” перед подпиской на новые акции сыграл свою роль. От этого залпа “большая Лена” повалилась. Ленские аферисты в понедельник купили у публики “большую Лену” по 3.100 рублей. И вчера же нажили на каждую купленную за дёшево у публики “большую Лену” на разницу в цене 145 рублей, да сверх того 717 рублей с полуторы приходящихся на каждую “большую Лену” новых акций. Итого на каждую акцию — 862 рубля! Финансовая операция блестящая. Если только это “финансовая” операция. В Брянских лесах это иначе называется”.

Картина говорит многое. Но она была бы не полна без резюмирующего её факта, засвидетельствованного “Новым Временем”.

Кому, в самом деле, неизвестно, что такое счёт “on call”, либо, как взыскиваются убытки с клиентов банкирами? Стало быть, необходимы исключительные обстоятельства, чтобы стремительное падение курса игровой бумаги не повлекло за собой “экзекуции”. Мало уверенности, что она поднимается, так как, применив “экзекуцию”, банкиры и сами сумели положить завидную разницу в карман.

Кроме уверенности необходимо sui generis биржевое творчество и во всяком случае единство командования, т. е. обдуманность, а стало быть и предумышление. Но, спрашивается, во имя чего? Ответ прост: ради безопасности биржевых удавов и акул, иначе говоря, дабы расширить им свободу наверняка.

И вот мы видим, что, не взирая ни на что, “большая Лена” никакой “экзекуции” не подвергалась!…

Где же искать лучших доказательств иудейского деспотизма на международной сцене? Что может поделать с такими замыслами государственная власть в любой стране? Какой ещё нужен цинизм, когда по этому же делу именно в русской государственной думе раздавались возгласы — “при чём тут евреи?!…”

Итак, вот что удостоверяет “Новое Время”:

“Трагедия на р. Бодайбо страшно уронила ленские акции. Почти на 30 проц. Кто знает биржевые операции и условия счёта on call, тому очевидно, что это — разорение для всех “держателей” акции. Онкольный счёт редко обеспечен 30 проц., часто 10 либо 15 и, если бумага падает на 30 проц., нужно неминуемо вносить дополнительные деньги (их нет), пополнить счёт, иначе бумаги принудительно продаются, а вас “экзекутируют”, как говорят на бирже. “Экзекутирование” — самое страшное биржевое слово.

Но экзекутируют только за бумаги “португальские” (и русские), а ленские акции и “шэры” — бумага английская. Этих не трогают. Русские банки и банкирские дома, точно по рыбьему слову, решили ничьих ленских акций не продавать, хотя бы падение курса далеко превысило обеспечение, и “экзекуций” не производится. Насколько бы “Лена” ни упала, никого не “экзекутируют”. Так говорят на бирже.

Ещё бы экзекутировать, когда большинство акций у англичан да у баронов Гинцбургов…

Странно не то, что банки и банкирские дома сейчас не разоряют своих клиентов, это даже очень хорошо, но странно то, что, будь здесь какая-либо иная, просто русская бумага, давно бы потребовали доплатить или “экзекутировали” бы…

Если печать “седьмая великая держава”, то биржа, несомненно, — “восьмая”, и у той державы законы свои… Основной из них “право сильнейшего”.

“Honny soit qui mal y pense!…”

Но здесь законы свои далеко не только для “экзекуции”. Соображая всё, приведённое выше о “Гинзбургиаде на Лене”, дозволительно было бы, по меньшей мере, ожидать, что еврейство попытается на время стушеваться или хотя бы не станет спешить в дальнейшем над нами издевательстве. Увы, дело обстоит как раз наоборот!…

Ссылаясь на ближайшие к 4 апреля номера “Вечернего Времени” и “Земщины”, мы в завершение глубоко поучительной “ленской” эпопеи признаём долгом указать на следующее:

Это значит, каждому своё или кому что нравиться, соответственно его вкусам и наклонностям натуры. Для иной публики “артисты” устраивают головоломные трюки, палят из пушек, звонят в колокола либо изобретают сентиментальные, “сердцещипательные” мелодрамы. Ну а жидов мелодрамой не проймёшь, не нужно им ни пушек ни колоколов. Им виселицу подай, да ещё и повесь на ней иноплеменника к услаждению веселящегося жидовства…

Это не мешает иметь ввиду, как полезный комментарий к ламентациям гг. Короленок и Милюковых et tutti quanti.

Вот как превозносимая ими “культурная” нация “содрогается при одной мысли о виселице!…” Нот как “избранный народ” сострадает русской скорби пред жертвами пятидесятипроцентных барышей англоеврейского товарищества на русской земле!… Нот каков смысл подстрекательства сынов Иуды среди наших юношей и рабочих в памяти о той русской же крови, которая пролита ради кагального золота!…

Ограничивая изложенным наше повествование о жиде биржевом, мы должны припомнить в заключение, что сам талмуд советует евреям оказывать иногда милосердие гоям, дабы те говорили: “а евреи, всё-таки, порядочные люди!”

Руководствуясь такой консультацией, “избранный народ” не отказывает себе ни в удовольствии разыграть оперетку на тему “Сентиментальная акула или крокодил-филантроп”, ни в прекрасном случае позабавиться над “идолопоклонниками”, что, в свою очередь, рекомендуется тем же талмудом.

Без такой забавы еврею никакая месть не сладка… Зная это, мы поймём смысл иудейской, разумеется, через гоев же выдвинутой, но скандально провалившейся затеи кагала поставить в Париже монумент Альфонсу Ротшильду как “отцу бедных”.

Вдохновенными строками запятнав эту бесчестную попытку, Кловис Гюг (Clovis Hugues) завершил свою поэму такими негодующими аккордами:

В. Жид политический

I. Относительно политической истории еврейства не худо, кажется, послушать прежде всего такого знатока, как Вениамин д'Израэли. Ещё в 1844 году на страницах романа “Coningsby”, его герой, банкир Сидония, говорил так:

Дерзкий цинизм гордыни и ничем не маскируемое презрение к иноплеменникам наряду с бесцеремонностью обобщения нескольких данных в расчёте подтасовать из них мировой закон, истощают терпение читателя при самовосхвалениях д'Израэли. Но путём романа, т. е. через наиболее доступную невежественным массам литературную форму, он провозглашал лишь то, что для всякого еврея служит непреложной истиной и о чём любой из сынов Иуды готов кричать до потери сознания…

Мы, разумеется, не станем входить с ним в полемику на этой почве, тем более, что и сами не отрицаем многого весьма зловещего, но мы признаём уместным обратить здесь внимание главным образом на отзыв д'Израэли, как на яркий образчик той ненависти, какую иудаизм питает к России, а также в удостоверение нашего основного тезиса, что еврей никогда не перестаёт быть евреем и только евреем.

II. По отношению же к бесподобности кагального величия не следует забывать, что премьерство д'Израэли в Британии, как и диктатура Гамбетты во Франции, обусловливались не столько исключительностью их дарований, сколько организацией и вероломством потаённой силы, которая будто бы во имя благоденствия той или иной страны пытается теперь захватить власть над миром.

Для разоблачения сего надлежит во всяком случае рассматривать их биографии не порознь, а совместно. Специальное исследование Дрюмона “Gambetta et sa cour” не скажет того, что разъяснит простое сопоставление отказа Франции по настоянию Лейбы Гамбетты присоединиться к английской экспидиции в Египте яко бы для усмирения бунта Араби-паши с одновременностью захвата Англией через Ротшильдов у разорившегося вице-короля акций того именно Суэцкого канала, против сооружения которого, как угрозы её владычеству в Индии, Великобритания поднимала всю преисподнюю.

Утратив, таким образом, только что приобретённое гением Лессеспа свое обаяние в Египте, французский народ совершил по наущению евреев если не самоубийство, то опасное самоизувечение, так как беда не приходит одна, а с детками… Владея обширнейшими территориями в Африке, Франция была, однако, вынуждена отступить вслед затем в Фашоде, отказаться от плодоносной Уганды и молча взирать на завоевание “просвещёнными мореплавателями” Трансваля.

Без её протеста и перед изумлёнными взорами обоих полушарий Англия не замедлила обосновать новую Трансафриканскую империю, а Франции, уже как своему вассалу, “подарила”, вдобавок значительно позже, чужое Марокко, которое пришлось вдобавок, да ещё ценой почти всего Конго, выкупать у Германии для того, чтобы на первых же шагах своего протектората приниматься за усмирение в том же Марокко еврейского погрома…

Арабы поняли, кто их истинные “друзья”!…

Что ничтожные причины порождают иногда важные последствия, тому примером служит запрет Карлом I всякой эмиграции из Англии. И что же? Сюда, наоборот, иммигрировали и здесь основали масонство евреи после того, как в XIII столетии они же были частью истреблены, частью изгнаны совершенно.

“Уповайте на Бога и держите ваш порох сухим!” — отдавал приказ по войскам Кромвелль, когда шёл сокрушать монархию. А когда после казни короля Долгий парламент стал осыпать лорда-протектора “английской республики” королевскими же почестями, хотя протектор не стеснялся говорить, что “парламент у него в кармане” и не раз его разгонял, народ, как всегда обманываемый видениями свободы, встречал своего “благодетеля” с энтузиазмом, надменный Оливер Кромвель, будучи на вершине могущества и славы, не затруднился бросить “республиканцам” в глаза такую аттестацию: “этой челяди собралось бы ещё гораздо больше, если бы меня стали тащить на виселицу…”

Скептик подобного рода не мог, стало быть, не сознавать, что делать, когда для сокрушения монархических устоев и ликвидации католицизма призвал на помощь сынов Иуды. Конечные же результаты этого сказываются лишь теперь в сокрушении авторитета палаты лордов и в торжестве демагоги, вызывая жизнеопасные для страны раздоров, равно как железнодорожные либо угольные забастовки.

Потоки золота, через открытие Америки хлынувшие в Европу, эпоха Возрождения и Реформации и, наконец, упадок Нидерландов перед колониальными успехами Великобритании через её военный флот, созданный, увы, португальцем Себастианом Каботом, — таковы были данные, окрылившие еврейство и подготовившие его тайный союз с “просвещёнными мореплавателями” в интересах “избранного народа”, разумеется…

Едва только во время Кромвеля Бэкон Веруламский успел написать “Новую Атлантиду” при благосклонном участии еврея Элиаса Ашмолля, как уже в 1717 году масонство получило в Англии полную кагальную организацию, распространённую затем на обе Америки и на английские колонии вообще, а также через англичан и евреев по всей Европе.

Глубокого внимания достойна история подвигов масонства ради мировой политики британцев. Не имея возможности останавливаться на этом вновь, хотя здесь лежит центр тяжести и современных явлений, равно как не задаваясь ни толками и ритуалами, ни генезисом и замыслами масонства, ни фабрикацией им революции, ни даже суммарными данными о положении его в России, ибо это увлекло бы нас слишком далеко, мы вынуждены ограничиться некоторыми резолютивными сведениями для выяснения политической роли евреев ныне.

III. Как безжалостная мачеха, французская революция ниспровергла все христианские корпорации и бросила их на произвол самого страшного из тайных сообществ — кагала, о котором, вдобавок, понятия не имела. Обреченные на жертву судьбе, рабочие предались своему опаснейшему врагу — той противохристианской шайке, которая соорудила для них, или, лучше сказать, для себя через них, ассоциацию “Интернационала”.

В настоящее время, фанатизированные подпольными силами, которые питаются их же горькой долей, рабочие идут на приступ социального строя. Они проливают свою кровь ради целей иудео-масонской клики, самого существования которой, однако, не подозревают в свою очередь, с достаточной определенностью.

Впрочем, эта организация даже не таится, как в простоте говорят иные, потому что ей де скрывать нечего. Такое мнение пригодно разве для наблюдателей крайне поверхностных. Наивно, в самом деле, предполагать, что может быть жизнеспособным политический заговор, который стало бы отрицать собственное бытие.

Малейшая случайность, и он был бы открыт, а разоблачение явилось бы уже доказательством злонамеренности самой тайны. Тем паче не годился бы план этого сорта для масонства, как учреждения, задающегося неизмеримыми операциями среди обширного круга лиц и на международной сцене. Гораздо рациональней такая система, когда, существуя явно, сокровенное в действительности общество маскировало бы только свою цель. Посему этим принципом и вдохновляются подлинные заговорщики, проникновенные организаторы, если хотят создать нечто воистину тайное.

Они руководствуются соображением, что вести своих адептов следует дорогами извилистыми и чреватыми случайностей, подобно тому, как и путешественнику при подъёме на гору случается обращаться спиной к вершине, которой, тем не менее, ему предстоит достигнуть. Опыт и размышление равно показывают, что лишь этим способом можно обезопасить себя от невзгод болтливости.

Отказывая своим сторонникам в знании цели, куда общество действительно стремится, главари исключают таким путём возможность обнаруживать её. А если, сверх того, будет умело подсказана другая цель и сами адепты поверят, что всё направлено к её реализации, то заговор станет ещё безопаснее, так как чем больше “посвящённые” захотят говорить, тем успешнее станет расти заблуждение и тем недоступнее окажется сокрытое.

Построенный по данной схеме заговор становится ограждённым как против легкомыслия и нескромности, так и от самой неловкости своих приверженцев. Параллельно с этим, тайна будет застрахована и от умысла повредить ей со стороны таких членов сообщества, которые задумали бы его покинуть. Наконец, заговорщики могут быть спокойны и за проникновение шпионов, которых полиция той либо иной страны могла бы провести в их среду с намерением поразведать, что у них собственно делается.

Превосходство указанной организации явствует само по себе. Отсюда нетрудно понять, что обществами действительно потаёнными, иначе говоря, единственными, у которых ещё может быть надежда скрыть свои замыслы, а следовательно и наиболее опасными, являются только те, которые устроены по начертаннному сейчас образцу.

Сообразно с изложенным необходимо и в массонстве различать двойственность или, так сказать, два наслоения: одно — маска для толпы, а другое — подлинное существо ордена. Открыто и всенародно, масонство является учреждением просветительным и благодеятельным. Втайне и сокровенно оно представляет коварную и деспотическую ассоциацию для сокрушения тронов и алтарей с целью замены их собственной тиранией.

В первом направлении ещё раз усматриваются, если можно так выразится, два этажа. Нижний — это пушечное мясо ордена, воспитываемое на мистических аллегориях и волшебстве ритуала, запечатленных иудейством только извне. Верхний этаж — начальство и аристократия сообщества, никакой власти, впрочем, не имеющая, но увлекаемая блеском церемониала и напыщенностью титулов, равно как хранением пустопорожних тайн и бутафорской иллюзией величия.

Здесь видимое возносится над невидимым.

Во втором направлении, как бы эфемерном и легендарном, а потому недосягаемом и неведомом, но совершенно реальном и главенствующем лежит центр тяжести масонства. Отбросив буффонаду и мишуру, действительные и безграничные его повелители диктуют свою волю народам и правительствам. Организация и личный состав этого святилища ордена хранятся, в глубочайшей тайне настолько, что и самое его существование отвергается в большинстве случаев даже искренно самими масонами.

По обычаю сокровенных корпораций, расчитанных на ореол и безнаказанность, а потому анонимных, никто из людей, стоящих на виду, будь то шведский или английский король, как гроссмейстер ордена, либо как Натан, имеющий это звание в “Великом Востоке”, ныне же состоящий и городским головой в Риме для потехи над папой, не может быть почитаем членом верховного совета масонов. Надлежит твёрдо памятовать, что не только принцесса Ламбаль, но сама Мария-Антуанетта и даже Филипп Орлеанский хотя и занимали по внешности высокие ранги в масонтве, но это не помешало им подвергнуться смертной казни по его же приговору.

Посему на указанных путях заслуживает внимания и наставление, данное неким масонским коноводом, евреем Тигренком (Piccolo Tigr), в его письме 18 января 1822 года членам одной из первоклассных масонских групп, так называемой “Высокой Просеки” (Haute Vente). “Тигренок” говорит в нем:

IV. Руководствуясь изложенным, мы поймём и неизбежность соучастия евреев с масонами. Владея испытанной международной, глубоко скрытой организацией, еврейство представляет для масонского ордена драгоценное приобретение, но и само немало выигрывает, заключив союз с тайным сообществом, никем не подозреваемые члены которого могут проникать и туда, где прямой доступ кагалу закрыт.

С другой стороны, иудаизм через масонство вступил в секретную конвенцию с Великобританией, согласно которой действует, приурочивая её интересы к своим, хотя и сам обязывался служить ей на мировой сцене, но под условием гарантии собственных замыслов всем гнётом британкого могущества.

Результаты известны.

Владычество Британии на морях исключает существование конкурирующих морских сил. Отсюда — истребление через революцию XVII века флота в Голландии, а в конце XVIII столетия и особенно под Трафальгаром, — флота Франции, равно как потопление русских эскадр в Севастополе, Порт-Артуре и, наконец, под Цусимой, представлялись неизбежными математически.

“L'histoire des anglais est celle des requins, — toujours a l'affut des naufrages, et qui ne sont jamais mieux pourvus qu'apres les tempetes”, справедливо заметил один из наполеоновских генералов — Ламберт.

С другой стороны, казнь Людовика XVI и неоднократные разгромы австрийской империи Наполеоном, начиная с битвы под Риволи, где план, выработанный австрийским генеральным штабом стал через масонов известен Бонапарту ещё накануне сражения, должны были равным образом совершиться с неотвратимостью велений судьбы.

“Кошка, хлебнувшая уксусу”, как называл его Вольтер, невзрачный и ничтожный адвокат из Арраса, Робеспьер был жалкой пешкой, проведённой масонами в короли революции, и если погиб на гильотине, то не за свои злодеяния, а потому, что дерзнул зазнаться перед собственными повелителями. То же самое произошло впоследствии и с Гамбеттой, который был смертельно ранен в мочевой пузырь собственной любовницей, оказавшейся “рыцарем-кадошем”, т. е. масонским шпионом и палачём одновременно. Остров же Св. Елены научил Наполеона, что верховная власть в этом мире принадлежит Великобритании либо Всемирному Кагалу.

Наполеон погиб, а его масонский соглядатай Талейран остался. Причём многократно изменническая карьера этого последнего представлялась бы немыслемой, если бы он не был ставленником всесильных “детей Вдовы”.

Не располагая достаточными сухопутными силами, Англия издавна и с дьявольской прозорливостью готовила противовес России в Германии. Повидимому, роль Пруссии сперва готовилась Брауншвейгу, великий герцог которого и был возведён в гроссмейстеры немецких масонов. Но он оказался малоспособным, и звание гроссмейстера перешло к прусскому королю, за которым оно оставалось преемственно до современного нам Вильгельма II, рискнувшего (пока ещё благополучно, хотя и не совсем, как показали некоторые факты) свергнуть масонское иго.

Линкольн и Карно были убиты, когда стали поперёк дороги Великобритании. Первый не допустил распадения С.А.С. Штатов на два, заранее осуждённых враждовать между собой, государства, чего так жаждала Англия. Второй хотел завладеть Фалиодой, т. е. разрезать надвое созданную вскоре англичанами трансафриканскую империю — от Каира до Капштадта. В апофеозе, как известно, был иудеомасонам принесён в жертву и Феликс Фор, когда задумал обратиться к французскому народу с посланием против второго пересмотра дела Дрейфуса.

Итальянский король Гумберт являлся для масонства необходимым лишь как отрицание светской власти папы, но, подобно герцогу Беррийскому, в свою очередь оказался убитым, когда стал слишком популярен, возвышая, стало быть, монархический принцип, чего масоны не терпят.

Таким образом, масонство следует рассматривать, как талмудизм, приспособленный для гоев. Сравнительно с кровным иудейством, оно, конечно, играет второстепенную роль. Но не так легко определять взаимоотношение Великобритании и всемирного кагала. Кто здесь кого эксплуатирует и кто кого в итоге обманет, покажет будущее.

Можно думать, однако, что представляясь лишь одной из картин калейдоскопа, которые проходят перед глазами Израиля на протяжении тысячелетий, и сам надменный Альбион окажется жертвой кагала. Тогда, наконец, муза Клио продемонстрирует новое издание гибели Карфагена воочию… Ведь поднялась же из векового сна Япония…

А пока работа идёт совместно. Не возвращаясь к эпохе 1789 г. либо к генезису династии Ротшильдов, заметим, что в гармонии с этими данными, Прудон после революции 1848 г. был вправе воскликнуть: “мы только жидов переменили!..” В страшную же годину 1870—1871 гг., когда Франция истекала не кровью, а сукровицей, мы во главе её правительства видим триумвират из сынов Иуды: Адольфа Кремьё, он же гроссмейстер “Великого Востока” (Grand Orient) и основатель “Всемирного Еврейского Союза”, Жюля Фавра и Леона Гамбетты.

Именно сей последний заложил фундамент официальному господству своих единоплеменников во Франции. Засим, в то время, как его ближайшим наперсником и преемником его “диктатуры” явился Иосиф Рейнак, злобный запевала Дрейфусиады, родной дядя этого бесподобного еврея, Иаков Рейнак, входил в состав второго, панамского, триумвирата с доктором панамских же наук Корнелием Герцем и чемпионом резвости в бегах Артоном.

Соображая всё это, нельзя не признать, что рядом с диктатором Франции из виртембергских евреев Гамбеттой, может стоять разве такой же, как и он, выходец чрез своих предков из Испании Веньямин д'Израэли, неизменный враг Гладстона и ядовитый порицатель его реформ. ОЖоннель справедливо заклеймил д'Израэли званием “прямого наследника того злодея, который и на кресте не захотел принести покаяния”.

Происходя, как сказано, от сефардимов, т. е. потаённых евреев, крестившихся в Испании после изгнания Фердинандом и Изабеллой всех остальных членов “избранного народа”, д'Израэли вновь крестился лично, в Англии. Тем не менее, он провёл некрещённого соплеменника Лионеля Ротшильда, а за ним и других, в английский парламент, как говорил “во имя христианского милосердия”, и, в заключение, уже будучи лордом Биконсфильдом, возвратился перед смертью в иудейство.

Память его была почтена особо торжественными молениями в синагогах обоих полушарий. Припоминая же роль д'Израэли на Берлинском конгрессе, мы уразумеем и ту степень ненависти, какую питают жиды к России. Она способна идти в уровень только с неистовыми проклятиями сынов Иуды по адресу “царства Эдемского”, как в талмуде именуется древний Рим. Такова, впрочем, неизменная повадка евреев приходить в бешенство от обаяния силы, перед которой они рабски трепещут…

Нет надобности осложнять наш текст кагальной номенклатурой далее. Но по поводу Израиля нельзя не упомянуть хотя бы о блистательности выбора в “русские законодатели” обеими нашими столицами столь возлюбивших Россию евреев, как Герценштейн и Винавер. Затем трудно позабыть и о таких иудейских же потомках и в свою очередь наших “друзьях”, как германский канцлер Бетман Гольверг либо как австрийский премьер Эренталь.

Для дивертисмента назовём в качестве членов новоявленного кагального триумвиата, Ферреро Натана и первого министра Италии Луццати и отметим, что ещё недавно по инициативе последнего итальянский парламент обменялся масонским приветом с палатой общин той самой Великобритании, о которой даже еврей Гейне не мог не сказать, что “океан давно проглотил бы этот отвратительный остров, если бы не боялся, что его стошнит!…”

Посему настольной книгой государственного человека должна быть “История третьей республики” Марсера, министра внутренних дел при Мак-Магоне. Оставаясь в живых доныне, Марсер даёт здесь в результате 30-летних наблюдений панораму как провозвестников и путевых соратников, так и нынешних рабов кагального режима во Франции. Редкое сочетание условий открыло этому доблестному патриоту возможность видеть, шаг за шагом, гибель родины и разоблачить весь цикл её ожидовления. Но что всего знаменательнее, Марсер, наблюдая за Гамбеттой, провидел в его лице нынешние результаты замыслов кагала поработить Францию и доказывает это.

V. Таковы логические выводы истории в награду французскому народу за дарование евреям равноправия. А между тем, уже знаменитый юрист и главный автор Наполеонова кодекса Порталис рассуждал по еврейскому вопросу так:

Рената никто, конечно, не заподозрит в юдофобстве. Между тем, вот как поучает он в своей книге “Антихрист”.

Артур Шопенгауер в своём исследовании “О праве и политике” думает так:

Дополняя Шопенгауэра, известный философ и юрист Клюбер [118] излагает следующее:

Основываясь на историческом опыте, С. М. Соловьёв в своих лекциях, читанных в Московском университете (семидесятые годы минувшего столетия), говорит:

В Японии совсем нет евреев. А почему их нет и как к ним относятся, видно из следующих пояснений одного из членов “генро” (верховного совета при микадо), графа Окумы:

Не евреи-ли, добавим мы, повинны и в разжигании той ненависти, которая учитывается заранее, как новый источник колосальных гешефтов, если между Германией и Англией вспыхнет ими же подстроенная война?!… И не то ли же еврейство напрягает далее все усилия, чтобы одновременно поставить на другом полушарии ещё невиданную, быть может, трагедию кровопролития, когда столкнутся Япония и Америка, а всемирному кагалу удастся совершенно по-жидовски отблагодарить таким образом С.А.С. Штаты за всё зло, по иудейскому же подстрекательству учинённое ими России?…

Обращаясь к нашему многострадальному отечеству, мы исповедуем, что священная кровь, пролитая на него русской армией, и жгучие слезы его народа над тяжким, едва переносимым, увы, пока безнадёжным горем, освобождают нас от напоминания о том, что в эпоху войны на Дальнем Востоке и на пути осатаневшей в измене, кагальной революции, проделывали у нас евреи.

Австрия — гнездо еврейства, глубоко поработившего христианскую страну. Это едва ли не единственное государство, в котором евреи пользуются равноправием не de jure только, но и de facto. Но и там воочию развивается грозное движение против еврейского равноправия. Два года тому назад в 1908 году уже обсуждался в австрийском парламенте законопроект об ограничении приёма евреев в средние и высшие учебные заведения четырёх-процентной нормой, соответственно процентному отношению иудейского населения в стране.

Картина, нарисованная и объёмистой записке к законопроекту, прямо ужасна.

Евреев в Австрии всего 1.300.000, но в их руках уже сосредоточена половина австрийского капитала. Им принадлежат оба австрийских Земельных Банка — “Lander — Bank” и “Bodenkredit — Anstalt”, в которых заложены три четверти частновладельческих земель Австрии. Почти все австрийские синдикаты и частные железные дороги принадлежат еврейским компаниям с венским ротшильдом во главе.

Есть области (как Галиция), в которых уже две трети земельной площади принадлежат евреям на правах собственности. Наконец, еврейская интеллигенция буквально заполнила все сферы приложения интеллектуального труда. На 100 врачей в Австрии приходится: евреев 54 и христиан 46; на 100 адвокатов: евреев 63 и христиан 38. В Буковине, на 100 адвокатов приходится — евреев 78, а в Черновицком университете евреи составляют 50% числа студентов, хотя в составе населения этого края евреев только 21/4 процента.

В виду этого, естественен и знаменателен ответ, данный крупным венгерским учёным Бэла Викором финляндцам, обратившимся за советом, пускать ли евреев в Финляндию?

Гармонируя со всем предыдущим, известный берлинский проф. Теодор Шиман в своей книге “Deutschland und die grosse Politik”, где целый отдел отведён нашим событиям последних лет, удостоверяет, что “русскую революцию можно с одинаковым правом назвать и еврейской”.

Развивая эту мысль, профессор говорит:

Согласно с этим, евреи не только не возражали против прилагания к революции 1905 г. термина “еврейская”, но как бы даже, особенно в первое время, кичились этим, а то и сами кричали во всеуслышание, что эта революция — “произведение великого духа еврейской нации”, что “мы вам дали Бога, — дадим и царя!…”

Подтверждая изложенное в свою очередь депутат от г. Екатеринослава Способный докладывал в государственной думе:

Таковы позорные деяния “избранного народа” только в одном 1905 г.

VI. Если теперь, достигнув неимоверных результатов “освободительной” деятельности через свое распространение по всему лицу нашей земли и беспримерный захват её богатств, равно как через воистину страшное обездоление и порабощение новых масс её коренного населения, сыны Иуды не прибегают к браунингам, маузерам и бомбам, по крайней мере столь же “свободно”, как раньше, то это вовсе не значит, что они изменились.

Ближайшим тому доказательством служит отношение иудейской прессы к П. А. Столыпину по поводу сохранения им поста во главе правительства после кризиса в марте 1911 года. Мало знает история государственных людей, которым выпали бы на долю задачи столь же опасные, как П. А. Столыпину.

Ещё меньше сохраняют летописи имена, достойные идти в уровень с тем, кто, пережив все ужасы предумышленного к его личной погибели злодеяния на аптекарском острове, остался на страже успокоения России и внушил страх её врагам в самую, быть может, тяжёлую для неё годину. Но вот наступил кризис, и предатели нашей родины, евреи, возвеселились “в надежде на перемену курса”. Оказалось, вопреки их расчёту, что катальным мечтам пока не суждено сбыться. Чем же ответили сыны Иуды?

Для полноты впечатления мы приведём сперва отзыв серьёзной, хотя отнюдь не русофильской газеты “Temps”, а затем и новый образец еврейской предерзости.

“Temps” посвящает передовую статью оценке русского премьер-министра в связи с известием о возможности его отставки. По мнению парижской газеты,

А вот и “братская” характеристика по рецепту талмуда.

Если весть об отставке П. А. Столыпина была встречена известной еврейской экспансивностью, то в кагальных же органах, не скрывающихся под псевдонимом, звучала и безграничная наглость.

В “Еврейском Мире” писали, например, так:

Уж не почуяли ли гг. евреи возвращение 1905 года? Не думалось ли им, что близка возможность отпраздновать вновь революционный шабаш?!…

Тогда бесполезно было бы загадывать вперёд. “И погромче нас были витии, да не сделали пользы пером!…” А тем временем Митя Богров “ради блага своего народа” убил П. А. Столыпина…

VII. Для совершенного же вразумления по вопросу, что такое “жид политический” в России и каковы замыслы сынов Иуды против нас, без сомнения, в связи с общими планами еврейства, равно как для разоблачения тех ужасов, которыми грозит нам “избранный народ”, переполняя чашу русского терпения своими беспримерными даже у евреев злодеяниями, надлежит обратиться к речи, произнесённой Н. Е. Марковым 1 марта 1911 года в государственной думе.

Эта достопамятная речь — заслуженный иудеями приговор, роковые же последствия его неотвратимы.

А если еврейство по общему для деспотов правилу само испытывает страх, который старается внушать другим, то этим доказывается лишь, что есть справедливость и в сей юдоли палача. Речь Н. Е. Маркова такова:

IX. От столь позорных злодеяний и перед ужасами такого вероломства не может не содрогаться благородная душа. На горестной судьбе России всякое человеческое общество, как и любой политический строй, должны видеть воочию, что презрение и ненависть, которые всегда и повсюду были возбуждаемы против себя еврейством, заслужены им.

Явной неправдой пятнают себя евреи, когда нравственную проказу свою пытаются мотивировать исключительностью русского отношения к ним.

Заведомо лживая, предательская попытка иудеев либо их шаббесгоев объяснить революцию 1905 года будто бы невыносимым положением “угнетённого племени” в России ниспровергается данными истории всех времён и народов.

Что внушает американцам брезгливость, даже прямое отвращение к евреям? Что заставляет Америку отгораживаться от них?

Откуда эта строгость запрета вступать на территорию С.-А. Союза обладателям паршей или трахомы, как не из трепетной надежды сделать запрет неуязвимым для иудейской наглости и сократить иммиграцию в страну сынов Иуды?… Какой ещё мотив возможно подыскать хотя бы для недавно изданного в С. Америке закона, которым объявлены уголовно наказуемыми не только подстрекательство, а и какое-либо пособничество переселению в великую заатлантическую республику “нежелательных иностранцев”?!…

На это отвечает рапорт начальника нью-йоркской полиции Бингкэма, помещённый в журнал “North American Rewiew” (1908 г., август).

Констатируя на основании оффициальных Данных, что не менее 50% преступлений в американских городах совершаются сынами Иуды, Бингкэм говорит:

Дополнением к свидетельству Бингкэма может служить и проповедь пастора Линча в одной из нью-йоркских церквей:

Но разве таковы результаты еврейской деятельности в одной Америке?… Всякий, знакомый с вопросом наблюдатель, без сомнения признает, что не местное, а всеобщее положение должно быть резюмировано девизом “cherchel, le juif”. Повторяем уже сказанное однажды для памяти.

Cherchez le juif! — вырывается невольно, как только общественное внимание возмущено какой-либо, ещё неслыханной, плутней. Cherchez le juif! — решает судебный следователь, когда запутанное и безнравственное преступление, наглое и предательское злодеяние является особенно загадочным. Cherchez le juif! — говорит землевладелец, не постигая колебаний цены на хлеб или сокровенной причины своего разорения.

Cherchez le juif! — догадывается финансист, задумываясь над крушением христианского банка или внезапным падением курсов, переворачивающим рынок вверх дном. Cherchez le juif! — приказывает главнокомандующий, замечая, что лучшие из его планов перестаю! быть тайной для врага. Cherchez le juif! — восклицает государственный человек, когда национальные мероприятия отравляются сатанической ложью в яко бы либеральной и будто бы нееврейской печати, а с другой стороны, извращаются какой-то лицемерной, подпольной силой.

Cherchez le juif! — твердит себе дипломат, видя, что его шахматные ходы кем-то спутываются и направляются ему же во вред. Cherchez le juif! — вправе, наконец, воскликнуть мыслитель, когда вечные законы разума и сама идея справедливости осмеиваются и замирают в том биржевом хаосе, который на наших глазах охватывает жизненные силы и важнейшие центры социальных организмов…

Надеемся, что всем изложенным в настоящем труде справедливость сказанного знаменуется вполне достаточно. Но в “Земщине” появилась на днях статья Н. А. Бутми, к которой нельзя, в свою очередь, не отнестись с исключительным вниманием. Под заглавием “Иудо-масонский Бнай-Берит” статья имеет такое содержание:

В этих немногих словах заключается нечто ужасное и грозное не только для христианских государств, но и для всего неиудейского мира.

Трое американских жидов-миллионеров ворочают судьбами мира! Они разрушают существовавший в течение тысячилетий строй одного из древнейших государств — Китая, как какой-нибудь карточный домик. По их приказу совершаются государственные перевороты, расторгаются договоры между великими державами, льётся кровь, ведутся междоусобные, братоубийственные войны, разрушаются и гибнут целые государства!…

Что такое этот “Бнай-Берит”, вожди которого, американские жиды Штраус, Шиф и Зелигман, полновластно распоряжаются мировой политикой?

Мы писали о нём уже несколько лет тому назад. “Бнай-Берит” (по-иудейски “Сын Союза”) есть верховное иудейско-масонское тайное общество, основанное в Нью-Йорке в 1843 году, в которое допускаются исключительно иудеи. В 1874 году между всемирным масонством и “Бнай-Берит” был заключён союз или конкордат, подписанный верховным патриархом всемирного масонства Альбертом Пайком и представителем “Бнай-Берит”, жидом Арманом Леви. В подтверждение этого конкордата Альберт Пайк издал торжественный указ следующего содержания:

Таким образом, “Бнай-Берит”, в действительности учреждённый в 1843 г., был торжественно признан масонством в 1874 г. Всё это является, разумеется, чистейшей комедией, цель которой состоит в том, чтобы ввести в заблуждение масонов из неиудеев и показать им, что “Бнай-Берит” находится якобы в зависимости от масонской организации. Согласно же истине, дело здесь обстоит как раз наоборот: “Бнай-Берит”, как чисто — иудейская организация, в которую никто кроме иудеев не допускается, управляет и руководит всемирным масонством, а через него и мировой политикой.

Жид Штраус, один из вождей “Бнай-Берита”, потонул в Атлантическом океане, но на его место найдутся другие и ужасная злодейская работа “Тёмной Силы” будет продолжаться. Велико мировое могущество иудейства, но оно неполно и непрочно пока ещё существую! сильные государства. Против них теперь направлены удары “Тёмной Силы”. Под этими ударами уже начинают колебаться и сильнейшие…

Русские и французские антисемиты и антимасоны уже много лет выбиваются из сил, чтобы выяснить опасность, грозящую всему неиудейскому миру от всё возрастающего иудейско-масонского засилия. Но давно ли ещё на эти спасительные предостережения смотрели, как на бред сумасшедших, как на игру больного воображения?

Однако, жизнь сама показывает, на чьей стороне правда. То, что ещё недавно считалось бредом сумасшедших, становится ужасающей реальностью.

Читая в “Новом Времени”, что иудейско-масонский союз “Бнай-Берит” разрушает на наших глазах большие и сильные государства и руководит мировой политикой, мы не можем не радоваться и не говорить: слава Богу, начинают прозревать и в России. Но этого мало. Недостаточно признать, что другие гибнут, надо оглянуться и на самих себя и признать, что и у нас далеко неблагополучно, и неблагополучно по тем же самым причинам. Пусть же судьба погибающих на наших глазах государств послужит предостерегающим уроком, пока мы ещё имеем силы бороться.

X. Соображая все упомянутые данные, мы вправе перейти, наконец, и к Евно Азефу — этому исправленному и дополненному, второму изданию Гапона. Только неискренность либо жалкое неведение могли оставить за ним роль, навязанную тем самым Бурцевым, в котором кагал, очевидно, не нуждается, если не выдвигает его с целью вновь посмеяться над нами.

Азеф в русском департаменте полиции, это масонство в любой стране. Взмыливая дело Азефа и разражаясь против него “священным” негодованием, сыны Иуды, без сомнения, успели доставить своему махровому коварству немало весёлых дивно-опереточных минут… Достигнув невероятного, а именно созыва “всероссийского конгресса сионистов” в Минске уже в августе 1903 года, еврейство приобрело, стало быть, возможность подготовиться к 1905 году. Оно могло, значит, (чему имеются доказательства), предвидеть неизбежность японской войны и учесть на её пути многое заранее.

Как понять выдачу разрешения на “конгресс” столь, казалось бы, прозорливым и непоколебимым министром внутренних дел, как В. К. Плеве?… Чем бы он мог даже не оправдать, а хотя бы мотивировать подобное, явно недопустимое разрешение, да ещё в такое опасное время? Намерением произвести смотр вражеским силам?… Но для этого у министра некого было послать, Да и, сверх того, мы видим, что евреи проделали на “конгрессе” всё, им необходимое, и вдобавок безпрепятственно…

Рассчётом ускорить открытый бунт, чтобы сокрушить неуловимую, скрывающуюся гидру анархии, с которой тайными мероприятиями становилось не под силу бороться? Но помимо рискованности такого манёвра, ни откуда не видно, какими средствами предполагалось обеспечить власти победу, особенно в виду надвигавшейся уже японской трагедии…

Тем не менее, скажут: В. К. Плеве действовал искренно. А не был ли сам обманут?… И это отнюдь не являлось у нас невозможным. Не переоценил ли В. К. свои силы, как случилось и с Гамбеттой. Если же Плеве собственной кровью запечатлел служение отечеству, то не надо забывать, что и Гамбетта был убит масонами, хотя служил только евреям, но, правда, зазнался перед Ротшильдами…

С другой стороны, всё последовавшее исключает возможность сомневаться как в сказанном, так и в обработке кагалом своей революции систематически. Было бы безумным, однако, да и несоответственным положению евреев в России, предполагать, будто ими же созданы и самые элементы революции. Для сынов Иуды она могла являться лишь средством, совсем не целью.

Да и были произведены ими только подтасовка и шулерское “крапление” требований “народа”, равно как учинено снабжение “освободителей” деньгами, прокламациями, браунингами и бомбами, причём сими последними, благодаря столь изобильному урожаю кагальных фармацевтов, что продуктов их “творчества” хватает и на “химическую обструкцию” в высших учебных заведениях, а не на одно учёное изготовление бомб. Наконец, кагалом было избрано время для всероссийских забастовок по иудейскому рецепту, т. е. с митингами и убийствами, что среди “особо благоприятных” условий в Москве и разразилось для талмудического ди-версимента логически, вооружённым восстанием.

Революция 1905 года принесла колоссальные выгоды исключительно евреям, ещё раз доказав, как дьявольски вышучивает “избранный народ” гоев и вновь показывает, что не будет никаким гоям житья, когда иудаизм восторжествует окончательно, если уже теперь таковы плоды его побед. Затеяв столь грандиозную биржевую спекуляцию, еврейство желало, разумеется, придать ей и невиданную по “художественности” форму.

Не говоря об издержках предприятия, без сомнения, ассигнованных иудейскими банкирами лишь авансом и, конечно, за наш же счёт, требовалось организовать постановку трагикомедии на огромном пространстве. Многих, без сомнения, забот и расходов стоило кагалу само “исполнение”, но ведь и “угнетённое племя” приобрело кое-что.

Не ради одного же, в самом деле, “спорта” бомбы, например в Одессе, оказывались и у еврейских богачей… Съезд социалистов-революционеров при благосклонном участии Азефа и Милюкова в Париже и организация печатания для маньчжурской армии прокламаций в Японии;

инсценирование “9 января” в Петербурге, равно как убийство затем Гапона евреем же Рутенбергом и стравливание армян с татарами на Кавказе параллельно с поставкой туда оружия через Финляндию из Швейцарии;

помимо ординарных везде чрезвычайные “освободительные” митинги в Томске и Твери на один лад и с теми кровавыми результатами;

военные и морские бунты во Владивостоке и Кронштадте, в Свеаборге и Севастополе;

“одесские и туккумские дни”; всеобщие железнодорожные, телеграфные и почтовые забастовки на необъятной территории России;

злодеяния над эмблемами святынь русского народа по всему же лицу его земли; преднамеренные убийства и разрывы бомбами самых доблестных палладинов нашей родины;

“герценштейновские” иллюминации и вопиющие к небесам потоки крови коренного населения страны;

предательская подтасовка выборов в Государственную Думу, куда “угнетённые” евреи проведены были даже от Костромы, Петербурга, Киева и Москвы и в виде кагальной премии захват у нас “избранным народом” главных отраслей жизненной деятельности, — всё это, вне всяких сомнений, не могло быть случайным…

Отсюда явствует, что план был обдуман, разработан и проведен сокровенной и беспощадной, несокрушимой центральной властью.

Между тем, не только для “премудрого” кагала, а и для всякого человека не могло не быть очевидным, что поднять революцию в целой России и устроить от её имени вооружённое восстание в Москве представлялось не мыслемым при жизни В. К. Плеве как министра внутренних дел и Великого Князя Сергея Александровича как московского генерал-губернатора.

Отсюда, увы, следовало, что дни их сочтены…

Кому же, однако, было поручить задачу столь решающей важности как не заслуженному, испытанному агенту департамента полиции и властному среди самых озверелых революционеров, свирепому злодею Азефу!?…

Но если такова положительная сторона вопроса, то к тому же, несомненно, выводу приводит и проникновение в его отрицательную сторону. Здесь нам предстоит обратиться к методу, обыкновенно применяемому в науке. Когда перед наблюдателем факты, причина которых ещё неизвестна, то он допускает предположение.

Если гипотеза верна, то она будет оправдываться тем ярче, т. е. объяснять явления тем рациональнее, чем глубже станет развиваться исследование. Наоборот, если гипотеза ложна, то она не только не раскрывает ничего, а встречая всё большие затруднения и отрицания, разражается в нелепости. Именно к reductio ad absurdum, а не к чему либо иному, увлекла бы нас младенческая гипотеза, будто Азеф предавал даже своих единоплеменников департаменту полиции, а всемирному кагалу не повиновался.

Дабы проверить это, обратимся к анализу вопроса.

Проворовавшись ещё в средней школе и шпионствуя за товарищами в высшей, куда определился по подложному аттестату, Азеф не такой субъект, чтобы работать на опасном политическом розыске во имя идеи. Значит, он шёл сюда из-за денег. Но любой “князь во Израиле” советом и даже авансом — ad majorem Jsraeli gloriam мог доставить ему такой выигрыш на бирже в один день, какого не покрыло бы жалованье из департамента и за целый год.

Допустим, тем не менее, что Азеф охотился за анархистами, как спортсмен, жаждя, так сказать, особого сыскного чемпионата. Предположение это уже не годится потому, что, будучи евреем, Азеф не мог не знать о шпионах кагала, как не мог, с другой стороны, рассчитывать и на скромность других, еврейских же, агентов самого департамента полиции.

Надо быть ребёнком, чтобы утешать себя обманом, будто в течение полутора десятка лет сыны Иуды не успели осведомиться о департаментской агентуре Азефа. Независимо от сказанного, если уже говорить о спорте и чемпионате, то предательство в отношении государственной полиции и превращение её средств в орудие кагала должны были в глазах еврея казаться несравненно заманчивее, а потому неизмеримо достойнее любого талмид-хахима. Если же заподозрить, что при данных, совершенно исключительных обстоятельствах, Азеф стремился и к деятельности необыкновенной, которая за верную службу принесла бы ему особый почёт, то и эта версия несостоятельна.

Помимо условий времени, категорически исключавших её, функции тайного агента, хотя бы и политического, не могли бы, разумеется, идти в уровень с подвигами еврейского патриотизма ради мирового господства “избранного народа”, если бы даже забавляясь над своей яко бы показной ролью социал-революционера, Азеф пренебрёг сопряжёнными с сим опасностями, как верный сын Израиля. Ещё далее, с большей, чем кто-либо из чинов департамента, ясностью Азеф в качестве еврея обязан был сознавать, что другие сыны Иуды, потаённые соглядатаи кагала, не дадут ему хода, сколько бы он ни лукавил.

Иначе говоря, всякие ухищрения с его стороны будут “выворочены наизнанку” ещё большим коварством “совета предателей”. Этого мало. Тогда как и личная безопасность и обеспеченность будущего представлялись бы за действия в интересах революции гарантированными со стороны всемирного еврейства, обратные мероприятия влекли Азефу заведомо смертную казнь по неотвратимому приговору иудейского суда.

Стало быть преданность Азефа департаменту полиции исключалась всеми обстоятельствами дела. Она не только противоречила естественному взгляду еврея на ход событий, но являлась бесцветной вообще, а для него самого гибельной.

Резолютивным подтверждением этого служат даже личный состав и сама процедура суда над Азефом. По талмуду гой, как животное, не способен участвовать в еврейском суде, хотя бы и в качестве свидетеля. Отсюда явно нелепым оказывается предположение, будто над евреем можно было поставить гоя судьей. Между тем известно, что именно судьями над Азефом были два гоя Кропоткин и Лопатин.

Участие же и еврейки Фигнер отнюдь не изменяло положения Еврейка — не еврей. Она не только не изучает талмуда, но, за исключением одного лишь трактата “Мегилла” (эпизод Мардохея и Есфири) сам доступ к талмуду ей воспрещён. С другой стороны, в отношении процедуры нельзя не заметить, что не так уж просты евреи, как хотел бы уверить нас, очевидно, неграмотный в еврействе либо и вовсе неумный Бурцев.

Не только целой ночи на размышления, а то и на бегство не дали бы сыны Иуды Азефу во время суда, но произвели бы “суд”, а затем и казнь без промаха и уж, конечно, без нашего ведома, если бы он действительно являлся предателем Израиля. Убийство Гапона — недалёкий пример… Азеф же имел возможность скрыться и остаётся в живых доныне, да и останется, насколько это зависит, понятно, от центрального кагала социалистов-революционеров.

В виду сего, нет возможности не придти к убеждению в том, что эксплуатируя своё звание заслуженного агента департамента полиции и не останавливаясь перед сообщением ему шутовских сведений, и большинстве подтасовываемых, вероятно, ad hoc, равно как принося фальшивые жертвы и в лице членов “избранного народа”, Евно Азеф, тем не менее, стремился к цели, предначертанной “старейшинами многострадальной синагоги”, неуклонно и, наконец, достиг её — ad majorem Jsraeli gloriam!… Страшные кончины Плеве и Великого Князя Сергея Александровича — дело жида-изувера Азефа.

Взгляните хотя бы только на его портит и вас уже никто не обманет…

XI. Таковы картины современной действительности. Правда, они нередко превосходят всякое вероятие и в этом отношении разнствует даже от того, что было учиняемо избранным народом в минувшие века. Сверх того, надлежит памятовать, что не сегодня явилось изречение «если бы небеса обратились в бумагу, а океаны в чернила, то и тогда едва ли хватило бы материала, чтобы описать злодеяния евреев против человечества»

Во всяком случае, и того, что мы уже знаем, довольно, чтобы не ошибаться в выводах.

Многое из мудрости времён указано на страницах этого исследования. Для суждения есть основания.

Просвещающие нас в этом направлении цитаты можно было бы приводить ещё и далее по желанию в произвольных количествах. Для этого не требуется обращаться, например, к таким новейшим знатокам еврейства, каковы Бональд и Туссенель, Прудон и Ширак, Капефиг и Жанне, Гартман и Штилле, Делагэ и Дэни, Вармунд и Дюринг, Фритч и Андрэ, фон-Ланген и Глагау, Либерман фон Зонненберг и Штеккер, Тридон и Пикар, Вергани и Лихтенштейн, Пранаитис и Роллинг, Врунер и Шлейхер, Дженкинс и Шонерер, Источчи и Люгер, Морес и Дрюмон.

Древние и новые историки и поэты, философы и ораторы, государственные деятели и полководцы, духовные и светские патриоты одинаково и неустанно предостерегали от евреев. Среди них:

Аристофан и Плутарх, Набу-Куддур-Уссур и Антиох Епифан, Катон и Тацит, Гомер и Ювенал, Персии и Диодор Сицилийский, Марциал и Тит Ливии, Цицерон и Аппион, Полибий и Аммиан Марцеллин, Сенека и Рутилий Нумантийский, Помпеи и Веспассиан, Тит и Луций Квиета, иероним и Дион Кассий, Сципион и Адриан, Магомет и Ричард Львиное Сердце, Лютер и Вольтер, Эйзенменгер и Леман, Гердер и Трейчке, Дройзен и Вагнер, Д'Агессо и Наполеон, Гужено де-Муссо и Иогап Шсрр, Тьер и Мишлэ, Гиббон и Эдгар Кинэ, Шекспир и Шопенгауэр, Хозе Амадор де-Лос-Риос и Ренан, Кант и Фихте, Шампаньи и Литтре, Франц Лист и Виктор Гюго, Чацкий и Мацеевский, Державин и Достоевский, Костомаров, гр. Мордвинов, Иловайский и Гоголь, Аксаков и Грановский, Бисмарк и Мольтке, ОЖоннел и Кар-лейль, Роберт Пиль и Гладстон.

Все они по фактам свидетельствовали об опасностях, которыми грозят сыны Иуды остальным народам, религиям и государствам… Не станем же забывать этого.

XII. Обобщая данные на пути проблемы о жиде политическом, мы видим следующее.

Где только сыны Иуды ни появляются, всюду тотчас же возникает и еврейский вопрос. Причём вопрос этот с успехами просвещения всё яснее и правильнее входит в сознание народов. “Антисемитизм” — термин не верный, так как евреев презирают и среди семитов. Араб в частности, считает своё ружьё опозоренным, если оно даже случайно выстрелит в еврея. Поэтому надо говорить не об “антисемитизме”, а об “антигебраизме”.

На всех перекрёстках евреи галдят, уверяя, что они становятся богаче, вследствие большого трудолюбия и строжайшей бережливости. Но ведь эта сказка рассчитана на невылазность иудейской проблемы, равно как на презираемое “угнетённым племенем” наше добродушие, а уж, разумеется, не построена на желании “избранного народа” раскрыть “человекообразным животным”, каковыми по святому талмуду являются гои, тайны охоты кагала на них же. Хищническое, ничем не стесняющееся стремление к присвоению наряду, конечно, с безнаказанностью, вот что даёт иудеям возможность с таким успехом высасывать деньги из всех каналов человечества.

Хозяйственная свобода наравне со всякой иной — просто средство в глазах евреев, чтобы создать себе род фактической монополии и с ничем уже не обуздываемой наглостью заниматься грабежом. К либеральным хозяйственным учениям “избранный народ” отнёсся совершенно так же, как и к идеям революции. Во-первых, он добыл отсюда все выгоды, какие только извлеч было мыслимо; во-вторых, он всё исказил и, наконец, в-третьих, оставляя, так сказать, в живых ту часть свободы, какая ему особенно приятна, он, если это выгодно, изменяет и ей.

В сущности, ему хочется из общей свободы сделать свободу для евреев, иначе говоря, захватить в свою пользу монополию бесстыдства.

В своей обширной истории евреев (“Geschichte der Juden”, Leipzig, 1870, т. XI, 368) иудей же, несомненно, Грэц сам утверждает следующее:

“Иудеи, — говорит Дюринг, — были изобретателями рабской формы религии и ярыми приверженцами теократического построения государства. Если не исключительно одни евреи, то зато всего более именно они содействовали рабскому отпечатку в религии и они же распространили это в области античной испорченности. Если еврейство и доныне готово разыгрывать комедию любви к ближнему или даже к врагам, чтобы чем-нибудь прикрыться, а лучшие национальности удержать во имя христианства от всяких критических поползновений, то комедия этого рода является только характерным примером всего, что когда-либо порождалось на свет иудейским лицемерием.

Le chef doeuvre de Г Enfer est de se faire nier lui-meme!…

Боги суть копии людей и зеркало народов.

В Иегове отражается “избранный” им народ, с которым ему угодно вступить в пререкания и подчинять еврейству весь мир, а за это слышать от евреев же хвалу себе. Бог иудеев отличается такой же нетерпимостью, как и его народ. Он должен пользоваться исключительной монополией и рядом с ним не могут существовать никакие иные Боги.

Иудеи — избранный народ, а Иегова — единый Бог. Иудеи -его рабы, и за это они уполномочены обладать вселенной. Отсюда явствует, что теократия на лицо и в полном объёме. Иегова есть воплощение замыслов иудейства. Еврейское представление о Единосущии — не что иное, как деспотизм эгоизма. Однако, господство, с которым неразрывно связано рабское подчинение, вовсе не знает свободного человека.

Все — креатура и раб. Народ же, сплошь состоявший из креатур и лишённый чувства свободы не мог, без сомнения, не обнаружить этого и в судьбах своей истории. Где всё создаёт такая религия, там она должна быть религией рабов. Понятие сынов Иуды о единосущии Бога вытекало, как из своего зародыша, из их стремлений к монополии, равно как из домогательств, жаждавших всё преклонить под свою пяту.

Иудей знает только рабов и рабов над рабами. Стоять по лестнице рабства на самой высшей ступени — единственное честолюбие, ему понятное. Подчиняясь власти Иеговы, самому угнетать ниже стоящих, т. е. разыгрывать роль обер-раба, вполне отвечает врождённому настроению еврея. Его религия — самое полновесное свидетельство такого образа мыслей.

В еврейском служении Иегове заключается расчёт, что своим рабам он поможет осилить все прочие народы и даст владычество над ними. На культе господства и силы евреи всегда были первыми. Они повсюду ластились к властелинам и выделялись пресмыкательством, конечно, если это клонилось к приумножению их влияния и содействовало приобретению положения обер-рабов.

Специфическая идея евреев о Мессии другой цели не имеет. Из их среды должен появиться один, который и вручит им власть над миром. Себя же самих они, неизменно, считали избраннейшим народом на земле, а потому были и остаются бесстыднейшим в оклеветании других людей, даже собственного Иеговы. Религия евреев — самая исключительная и самая нетерпимая из всех. В сущности, она не признаёт ничего, кроме голого иудейского себялюбия и его целей. Вся иудейская законность есть исконное и принципиальное беззаконие по отношению к остальным народам.

И они же, сыны Иуды, тем не менее, не только сами дерзают посягать, но и целыми полчищами “шаббесгоев” хиротонисуются на звание “освободителей”! У кагала в знак этого есть даже, как известно, целая партия “народной свободы”.

С другой стороны, своими религиозными союзами иудеи пользуются для житейских дел и даже пристёгивают сюда свои интернациональные бунды, повсюду вмешиваясь в политику, а в настоящее время норовят и монополизировать её. Притязания, выдаваемые за требования иудейской религии, на самом деле означают домогательства иудейской расы в политическом и социальном отношениях.

Тогда как право союзов у других народов более или менее находится в летаргии, иудеи, сплочённые своей религией, владеют преимуществом с энергией, им одним свойственной, поддерживать между собой даже всеобъемлющий интернациональный союз для оркестрировки своих интересов против остального человечества.

Как в раннюю эпоху их истории, так и ныне религия евреев служит средством для их существования и распространения, а с другой стороны обеспечивает таковые. В виду этого, ни один иудей по крови, выдавай он себя за атеиста либо материалиста, всё равно не относится к иудейской религии безразлично.

Ведь именно она гарантирует ему то господство или, лучше сказать, то положение обер-раба, которого во все времена только и домогался народ Израиля. Вероломный эгоизм, дерзкое превознесение себя над всеми другими народами, непримиримо враждебное к ним отношение, наглое попрание их прав, — вот то, что имеет здесь опору и продолжает действовать тысячелетиями.

Повествуя о своих злодеяниях при Мардохее, сыны Иуды ссылались на то, что им грозило поголовное избиение. Но то же самое они говорили всегда, чтобы выводить своё право травли, практикуемой евреями неукоснительно, как только сила оказывается на их стороне Интриги и оскорбления, которые через свою прессу они направляют против всего независимого, что в противность иудейскому нахальству, не отрекается от самого себя, равно как изветы и заговоры к разрушению устоев народного духа и уничтожение его представителей у гоев, это, по словам евреев, их самозащита, а не травля. И наоборот, малейшее порицание их собственного бахвальства, они уже называют преследованием их за веру.

Наряду с этим нет отвратительных гнусностей и презреннейшею цинизма, чем всё, на чём изощряется “бесправное” еврейство для посрамления нравов, понятий и верований остального человечества. С неподражаемым пафосом говорят талмуд-гусары (Talmud-Husaren) о “божественных” винах либо о не менее “божественной” танцовщице, но никогда не прилагают этого термина к христианству.

И наоборот, раз где-либо слышится упрёк расовым свойствам иудаизма, ожидовелая пресса всем хором под аккомпанимент литературы кагала и шаббесгоев как один человек, замалчивая разоблачения иудаизма, бросается на всякого, кто осмелится усомниться в голубиной беспорочности Израиля, и готова расправиться с ним, как с Гаманом…

А между тем, иудаин, если можно так его назвать, есть не только спутник и даже возбудитель всякой революции, но для других народов — смертельный яд. Вследствие отравы им разве не колеблются на вековых устоях даже такие колоссы, как Германия и Англия? Разве не ищет от него спасения народ С. Америки? Что же касается России, то разве здесь каждый, в свою очередь, начиная с рабочего и кончая сановником, не испытывает лукавого воздействия, а то и гнёта иудейского?

Ужасное ленское дело не является ли наглядным тому доказательством и сегодня? А между тем, давно ли “избранный народ” поучал нас свободе? Как же не признать истинности афоризма: “l'experience des revolutions nous degoute de tout en nous habituant a tous!…”

XIII. Когда среди леших мхов и бездонных болот, непроглядных лесов и жестоких морозов, без света и знания, отбиваясь от лютых врагов и не видя ниоткуда помощи, доблестные русские люди с одним топором сооружали такую избушку, как Россия, где тогда были евреи?!…

Тем не менее, всего лишь через сто лет, как мы их допустили в Великороссию, те же евреи уже осмелились посягнуть не только на основные заветы жизни русского народа, но и на самую его независимость.

Но что в особенности поучительно, это статистические данные Министерства Юстиции о процентном соотношении “угнетённого племени” на почве бунта и террора с остальными национальностями в России, равно как о параллели в этой сфере между иудеями внутри “черты оседлости” и за её пределами.

Не свыше, чем лишь двойной преступностью в революционном отношении отличаются евреи только одного Варшавского округа. Более, нежели четырежды преступны они в Виленском, Одесском и Киевском округах. Зато по эту сторону оседлости их преступность сразу увеличивается. В Петербургском округе они почти в 111/2 раз преступнее нормы, в Харьковском — в 13 раз, в Саратовском — в 15 раз, в Московском — в 19 раз, в Иркутском — в 26 раз, в Казанском — в 47 раз!

Над этим стоит призадуматься!

И особенно следует поразмыслить тем русским идиотам, которые верят жидовской басне, будто еврейская революция есть результат стеснения “избранного народа” в черте иудейской оседлости. Если бы это была правда, если бы отмена черты оседлости погашала у евреев революционный дух, то статистика сложилась бы совершенно обратно.

Казалось бы, чего бунтовать евреям, которые уже пропущены в центральную Россию и пользуются там почти полным равноправием? В отношении их лично черта оседлости ведь снята. Но именно они-то и являются самыми ярыми революционерами, они-то и выделяют 10—15—20—30— и 47-кратное против нормального для них количество бунтарей.

Как это ни неожиданно для русских ротозеев, наименее враждебными к России оказываются евреи за чертой оседлости, а наиболее воспалёнными ненавистниками — как раз те, которых мы имели роковую ошибку пропустить к себе.

Это психологически понятно. Пока еврей оперирует в Царстве Польском и в Западной России, он чувствует себя более или менее на родине, на месте 500-летнего пастбища своего племени. Тут даже этому вечному номаду свойственен некоторый консерватизм; притом полное экономическое порабощение славянских масс не располагает ниспровергать достигнутый порядок отношений, для евреев столь выгодный.

Не то в коренной России, куда евреи проникли пока ещё в небольшом проценте общего населения. Здесь с ними происходит то же самое, что с кочевником, увидавшим новое пастбище. Скот обыкновенно с жадностью бросается на новый корм и готов сожрать его сразу. Для евреев по ту сторону черты Россия представляет Ханаан, куда они ещё не вступили, для евреев же по эту сторону Россия-Ханаан, уже достигнутый, который они, как в эпоху Иисуса Навина, готовы залить кровью коренных жителей, лишь бы овладеть им.

L'appetit vient en mangeant! Чем ближе добыча, тем острее страсть к захвату, вот почему все эти казанские, иркутские, саратовские, московские жиды в эпоху революции казались осатаневшими в попытках разрушить Россию. Единственно, что спасло нас тогда — это крайняя обширность России и сравнительная всё-таки ничтожность заразного начала.

Суммируя сказанное, необходимо признать, что, если на сцене истории бывали народы, которые свою религию делали предметом политики, то евреи неуклонно рассматривали политику, как орудие своей религии. Развивая же свою тиранию, а центр своей тяжести установив теперь в России, “угнетённое племя” достигло того, что вопрос об уравнении в Финляндии русских с коренным населением долго игнорировался Государственной Думой и, наоборот, ею же отдавалось преимущество законопроекту о равноправии евреев с русским народом на всём пространстве страны, приобретённой его, а отнюдь не их кровью.

On ne se dispute pas sur ce qui est evidant, — mais pour Pincom-prehensible on se bat et pour Г absurde on se tue!…

Действительно, нельзя не придти в отчаяние за разум человеческий при виде тех гекатомб окровавленного человеческого мяса, которые ради уничтожения “черты оседлости” были воздвигаемы по наущению сынов Иуды, нагло обманутыми, до безумия в бешенстве доведёнными, “сознательными” пролетариями на огромных пространствах русской земли… И горе тому, кто осмеливался идти со средствами врачевания!

Никогда, быть может, с большей яркостью не раскрывалась глубина правды в трагическом, но увы, согласном с жизнью пессимизме мыслей Лагарпа, воспитателя Александра I Благословенного, как именно в период “русской” революции, когда тёмный русский крестьянин шёл добывать себе счастья под змеиными наговорами еврея-иллюминатора!…

Довести эти явления до их кульминации, разложить жизненные элементы общества, умножить его центробежные силы, обезоружить власть до невозможности управления ни обыденными, ни чрезвычайными средствами, таковы политико-социальные задачи еврейства.

13 мая 1907 г. на заседании Государственной Думы Мойше Винавер сказал: “В данный момент речь идёт о равенстве гражданских прав. От чего же в этом вопросе наши министры проявляют трусость? Мы имеем право пригвоздить их за это к позорному столбу!… Доколе в стране есть неравенство (евреев, разумеется), — не будет в стране мира!”

7 июня, в той же Думе, иудейский же депутат, наглый шаббесгой Щепкин, равным образом осмелился и на такие слова:

Наступает 12 августа… “Что это, — сон?!” — несколько очнувшись, спрашивает девочка, дочь П. А. Столыпина, которую с раздробленными ногами выносят из только что разрушенной взрывом дачи её отца, министра. “Нет, барышня, это не сон!” — отвечает ей один из солдат, оклеветанных жидом Якубзоном в той же Государственной Думе. Вместе с дочерью был изувечен и 3-х летний сын П. А. Столыпина.

Сверх того, здесь же изранено или истерзано более тридцати человек, из которых шесть вскоре умерли; судьба остальных представлялась неизвестной и, во всяком случае, печальной;… наконец, 24 человека убиты на месте, а клочья их тел были разбросаны на значительном расстоянии, частью даже повисли на деревьях.

Сила адского взрыва была столь ужасна, что отразилась и на другом берегу реки. Солидное здание дачи на аптекарском острове в Петербурге разрушено так, как это могла сделать только вновь усовершенствованная радиоактивная бомба… Сам министр остался невредим и, стало быть, цель злодеяния не достигнута. Но как ещё весь этот ужас отзовётся на душе отца семьи и невольного виновника стольких жертв, об этом судить тогда представлялось трудным…

Бомба, которой несколько раньше был растерзан Плеве, оказалась привезённой из Белостока, а портфель, взорвавший несколько десятков человек на роковом приёме у Столыпина, был, повидимому, доставлен из Москвы. Первопрестольная столица России являлась как бы главным притоном еврейской революции. Один из бешеных зверей, принесших бомбу 12 августа и, в свою очередь, убитый, оказался, по медицинскому освидетельствованию, также иудеем…

Располагая большими деньгами, эти звери занимали лучшие помещения, катались в роскошных ландо и бывали в опере даже накануне злодейства. Рассказывают, будто за несколько времени до взрыва “портфеля” мимо дачи Столыпина проехал красный автомобиль, который видели и перед убийством Плеве…

Судьбе было угодно чтобы, в числе других скончались мученической смертью и старик швейцар, прослуживший 40 с лишком лет при 16-ти министрах, и такой патриот, как князь Н. В. Шаховской, а “председатель центрального комитета партии народной свободы” остался жив…

Скорбь и страх охватили бесконечные массы людей и у нас, и за границей. Единодушный клик сострадания, ужаса и протеста послышался отовсюду, за исключением “освободительной” прессы, всеконечно.

П. А. Столыпин остался жив и не дрогнул, исполняя ещё многое на службе отечеству. Но он не берёгся. Напротив, обуздывая Финляндию и сокрушая ярость иудейского террора в России, он не допустил заглохнуть делу о ритуальном убийстве Андрюши Ющинского и поднял вопрос не о национализации кредита, как заведомо лживо бесновалась иудейская печать, а лишь о выделении большей доли средств Государственного Банка на учёт русских торгово-промышленных векселей.

Этого мало. Он вдохнул веру в рассвет лучших для нас дней и грозно стал на страже русского знамени. Наконец, будучи ещё молодым сравнительно человеком, он, видимо, только расправлял ещё орлиные крылья.

Такой для себя опасности враги России допустить не могли. С точки зрения всемирного кагала, П. А. Столыпин не должен был оставаться в живых.

Сыны Иуды умеют подстерегать, да и с корыстью либо с честолюбием знаются…

Прошло четыре года со дня взрыва на Аптекарском острове. Время, этот всеисцеляющий врач, позволило, казалось, утихнуть и тем страданиям, которые вынес П. А. Столыпин, переживая событие 12 августа 1907 года… Вдруг пожелания гибели, прошипевшие через одесского шаббесгоя Щепкина 7 июня 1907 года, отозвались предательским выстрелом Мордки Богрова… 1 сентября 1911 года.

А в Государственной Думе целое сообщество хочет уничтожением “черты оседлости” открыть все заслоны и затопить Россию всепожирающими паразитами, т. е. во много раз увеличить их губительную силу.

Что же это, в конце концов, означает? Это показывает страстное желание жидов и шаббесгоев добиться своей цели проделать в России уже не скоропостижный и не удачный бунт, как в 1905 году, а огромный и кровавый погром в стиле великой французской революции, с сотнями тысяч замученных жертв и с полным ниспровержением нашего исторического строя.

“Le seul auquel la Revolution a profite est le juif; tout vient du juif, tour revient au juif!…”, — свидетельствует такой мыслитель, как Дрюмон.

Устроенная жидомасонами “философская” революция дала евреям во Франции неслыханное торжество. Там не только сложилась династия Ротшильдов, но менее, нежели в течение одного века, сто тысяч евреев сделались хозяевами великой католической державы.

То же хотят проделать и с великим православным царством.

Начинают с цареубийства, кончают народоубийством!..

XIV. Путём изложенного, ознакомившись до некоторой степени с фактическим материалом, мы для полноты картины должны обратиться к характеристике самих методов иудейской политики.

Кто, не зная евреев, столкнулся бы впервые с политиком из кагальной среды, тот, exusez du peu, был бы сначала очарован. Его удивляли бы яркость и блеск, увлекающая живость, даже вдохновенность приёмов. Свободные от оков сомнения, быстрые, как стрелы, сверкающие как метеоры, идеи показались бы ему брызгами высшего дарования. Впадая в невольное сравнение сложности мыслей и научности сочетаний арийского ума с этой чудной лёгкостью и ослепительной смелостью, он, быть может, отдал бы преимущество уму еврейскому и даже стал бы рассматривать этот последний, как избранника, призванного взять на себя будущее человечества и держать бразды правления в своих руках.

Однако, уже при некоторой проницательности не могла бы не поразить наблюдателя масса странностей. Дикость жестов, болезненный огонь в глазах, резкость порывов и ядовитость интонаций не допустили бы его увлечься первым впечатлением…

Вскоре, слушая далее, он, к своему удивлению, заметил бы, что еврейский мозг живёт концепциями уже готовыми, причём они являются внезапно и непроизвольно, как бы приносимые сокрытым телеграфом. С этой минуты он едва ли мог бы удержаться от подозрения, что во всяком иудейском политике есть несомненный зачаток безумия. Но и засим прошло бы немало времени, пока он вникнул бы в дело вполне и признал бы, что у такого еврея сумашествие повинуется точным законам, неуклонно преследует одну и ту же цель, а в основании своём имеет жестокую, неутолимую алчность.

Более же глубокое внимание указало бы ещё и на следующую, важнейшую особенность. Соединённые тайными нитями, еврейские политики при данных условиях чувствуют и повторяют буквально то же самое; им не надо ни видется, ни сговариваться; один и тот же незримый ток влияет на них всех разом; повинуясь какому-то мистическому влиянию, они исполняют его без наивной дисгармонии.

Наконец, дальнейшее исследование различий между нормальным пониманием вещей, как его познаёт арийский гений, и еврейскими несообразностями выяснило бы, что идеи кагала в политике не только исключают возможность взвесить их, но едва лишь наблюдатель оградит себя от их пустозвонной стремительности, как они представляются ему в своём естественном состоянии неизлечимого возбуждения, неуравновешенными и несогласованными взаимно.

Они переливают из пустого в порожнее, а подвижность языка разоблачает лишь умственную нищету. В заключение, прорываются наружу и другие недочёты. Интеллектуальный организм евреев не выносит глубокой вдумчивости в прошлое и в будущее; ему не дано постигать факты с их отдалёнными причинами и постепенным течением и следовать за их предстоящим развитием; у еврея нет той способности глядеть вперёд и назад, которая так метко выражалась в двойном лице бога Януса, символизировавшего у мудрых римлян политический гений; его горизонт сводится к узкой действительности; схватившись за неё, он в ослеплённой болтовне строит на этом все свои воздушные замки…

Таков же и его язык. Здравый смысл принимает здесь участие далеко не всегда, зато безумие сквозит неизменно, в большей или меньшей степени. Чрезмерность восхвалений либо азарт злословия, беззастенчивость противоречий и словеса лукавства, злорадство предсказаний, лживость доводов и осязательность нелепостей за весьма редкими изьятиями, кладут здесь свою печать, а иной раз и совершенно переполняют еврейскую речь о политике. Естественно, что пустословие этого рода нередко влияет на слушателя, как яд миазмов, которого нельзя вдыхать без головной боли и без общего упадка сил. Nihil est Judaeo miserius aut… superbius!

Что же касается обмана, то каким образом иудейский политик стал бы от него воздерживаться? Наоборот, у каждого из них есть в этом случае свой багаж: один был закадычным приятелем Гамбетты, другой вдохновлял политику Бисмарка, третий свысока повествует о таких людях, которых он и в глаза не видал. Как ведь приятно ввести в заблуждение или навязать сказку с хитро подтасованными деталями!.. В этом — двойное удовольствие: и себе самому придаёшь цену, да и над другими позабавишься всласть.

Одержимый глубочайшим предательством, еврейский политик безустанно пожирается алчностью, но не менее того мучается гордыней. Проникнутый собственным превосходством, он свысока глядит на арийский мир, говоря себе, что, если это не нынешняя, то, уже без сомнения, будущая его добыча. Разве не всё должно отступать перед ним? Да и как, владея систематизированными ad hoc способностями, располагая дарованиями, выработанными и нанизанными природой именно с целью победы, он мог бы лишиться такого владычества? Не за ним ли сокровища энергии и лабиринты коварства? Не ему ли предстоит расквитаться за вековые унижения и оправдать пророчество о всемирном господстве, пророчество, пережившее разгром Иерусалима и разрушение храма?

С такими идеями и вожделениями политика евреев не может преследовать иной цели, кроме верховенства иудейского общества над обществом арийцев, а к этой цели она должна стремиться с воинственным рвением и деловитостью ростовщика. От времени до времени, медленно и в тишине умножив и подготовив свои силы, еврейская армия трогается в поход и кидается на мировую сцену. Сокрушая перед собой препятствия, она переносится от успеха к успеху, от триумфа к триумфу…

Не следует поэтому удивляться, что политика сынов Иуды действует на арийское общество разлагающим образом, что она стремится ослепить умы, обессилить историческое самосознание, ниспровергнув веру в прошлое, по всем направлениям распространить легкомыслие и безрассудство.

С того момента, когда арийское общество вступает в одну из таких фаз, среди которых народ, охваченный помешательством, обольщаемый видениями и подавляемый отвлечёнными туманностями, убеждает себя, что всё свершившееся на его жизненном пути было только мракобесием и ложью, склоняет главу перед оскорблениями чужеземца и даже сам повторяет их, засыпает в кругу опасностей, ему угрожающих, и вожделений, его гнетущих, тогда для еврейства наступает полный простор, а уж сыны Иуды не промахнутся.

В своих разрушительных атаках они сумеют обнять как самые глубокие и отдалённые устои арийского общества, так и всё, что у него есть великого в настоящее время. Религия, воинские доблести, память о знаменитых деяниях и о славной борьбе, спасшей национальную независимость, Греция и Франция, поэмы Гомера как и христианские храмы — всё будет предано поруганию. Софизм, ирония и карикатура, в стихах прозе и музыке разъедят всё своими прокажёнными струпьями.

XV. Весьма нелегко произвести анализ причин, которые делают столь гибельным прикосновение иудаизма к арийцам. Тягость опасности возникает уже из той нелепой иллюзии, которой мы страдаем по отношению к намерениям еврейства и которая обусловливается химерической идеей, будто мы в состоянии поглотить его и передать ему драгоценнейшие из наших чувств и понятий.

Однако, подобная иллюзия распространена несравненно более, чем это казалось бы возможным. Как мало людей видят еврейское общество таким, каково оно есть, с его незыблемыми принципами, с изумительной его цепкостью и связностью и с тем вечным антагонизмом, который в тайниках своего сердца питает оно к арийскому миру. Разбросанное и рассеянное во многих странах, это общество приобретает только больше единения и упорства, дабы надёжнее отделять себя от всего окружающего, причём с тем большей энергией продолжает оно жить в самом себе и единственно для себя.

Если же порой еврейство как бы желает смешаться с арийцами и допускает увлечь себя в их кругозор, то это, без сомнения, одно притворство, маска, приуроченная лишь к его же собственным интересам. Чудесно разыгрывая эту роль, еврейство иной раз влияет на арийское общество пагубным образом даже помимо своего желания: добро ведь приносят тому, кого любят и кому отдаются; ничего, кроме зла, не делают для того, кого ненавидят и презирают.

Простой и вразумительный пример может показать с очевидностью весь вред такого влияния. Стремясь захватить огромный барыш сразу, одним ударом, еврейский мозг направляет сюда все свои силы; но при этом у еврея страсть наживы имеет к своим услугам лукавство; она не ошибается и ничего не предоставляет случаю; проницательная, недоверчивая, всегда себе на уме, всегда готовая воспользоваться обстоятельствами, она идёт к своей цели верными и лёгкими шагами.

Где заведуют евреи, там вся жизнь превращается в биржу, там духовная трава не растёт.

Перед арийским иудейское общество имеет то преимущество, что представляет организацию, неизмеримо простейшую. Обладая такой совершенной устойчивостью, которая может идти в уровень разве с сохранением того или другого вида в царстве животных, еврейство не требует, как это необходимо для общества арийцев, постоянного вмешательства веяний иного, высшего порядка.

Арийским обществом управляют идеи, тогда как у еврейского общества нет ничего, кроме инстинктов, но зато весьма устойчивых и чрезвычайно сильно организованных. Эти инстинкты дают еврейству полный цикл законов его деятельности, совершенно однообразной и неизменяемой на пути веков; они управляют как отдельной особью, так и целым сообществом.

Посему образование человека в еврейской среде есть прямой продукт наследственной передачи, а отнюдь не результат специального и тяжёлого труда. Одна природа в обществе евреев делает то, чего в арийском мире нельзя достигнуть иначе, как чудесами искусства.

Безумно, стало быть, заблуждение арийцев, когда за лучший образец для себя они берут еврейство. Этому последнему решительно нечего делать с возвышенными целями и с идеальными добродетелями, оно не понимает их и презирает. Идеи же и доблести составляют первооснову арийского общества.

Еврейское общество легко переносит известную дозу испорченности, тогда как та же доза может оказаться достаточной для разложения арийского общества. Не представляя никакого неудобства для евреев, некоторые виды свободы даже не служат для них предметом пользования (например, всё то, что допускает отраву алкоголем массы населения) и, однако, являются роковыми для арийцев.

Наконец, в еврейской среде человек развивается из самого себя в нечто такое цельное и хорошо централизованное, чем без малейшего уклонения правит эгоизм, жгучий в вожделениях и холодный в рассчётах. С самого детства еврей умеет сосредоточивать свои действия на своём личном интересе, который, будучи для него святыней, представляет в его глазах и абсолютное, и божественное.

Таким образом, еврей — существо упрощённое и вместе с тем наделённое особой, quasi-элементарной структурой, не имеет нужды в научном образовании. Совсем иначе обстоит дело прогресса у арийцев. Для них образование есть именно та проблема, которая подлежит разрешению прежде всего; здесь требуется, чтобы каждый человек в себе самом носил могучие устои арийской цивилизации, чтобы его разум и дух навсегда восприяли печать размышлений необъятного величия и несовратимой чистоты.

Задача отнюдь не в том, чтобы повернуть его назад, внедряя в него поклонение деньгам и приёмы обмана. Должно и необходимо во всём его существе раскрывать стремление к благородному и самоотверженному, небесному идеалу.

XVI. В политике жалкое подражание еврейству, быть может, ещё более чревато гибельными последствиями. Еврейское общество, строго говоря, не имеет политики. Располагая инстинктами, которых ему не надо обдумывать или приводить в теорию, уверенное, что ему никогда не предстоит уклоняться от них, оно совершенно неспособно усвоить политические концепции арийцев.

Общество кочевников, запечетленное паразитизмом и эксплуатацией ближнего, как могло бы оно понять арийскую нацию и жить её историей? Вот почему иудейская политика обусловливается заимствованиями, искусственным возбуждением, припадками, меняющимися изо дня в день; она суетна и криклива, легкомысленна и лицемерна; она “потеет” нервозом, пустозвонством, сплетнями и оскорблениями.

Подвергаясь влиянию такой политики, арийское общество заражается тлетворными началами. Уже вскоре его разум омрачается, оно не узнаёт самого себя, теряет представление о законах собственного бытия; его движения становятся беспорядочными, самые коренные идеи власти и управления извращаются; слепые увлечения и внезапные порывы занимают место спокойной предусмотрительности; политическая арена становится шумным и судорожным балаганом, где неведомые маски сталкиваются при щёлканий звонких слов и хлёстких фраз…

Государственные люди исчезают, и это в порядке вещей. Возможно ли какое-либо соотношение между гением арийского государственного человека и необузданного еврейского журналиста? Где заправляет этот последний, там первый не может существовать.

Не имея обыкновения останавливаться на половине дороги, природа устранила из еврейского понимания всё, что могло бы замедлить его своеобразное развитие. Двигаясь быстрыми толчками и внезапными импульсами, всегда имея предметом лишь непосредственные факты и познавая их так, как бы у них не было ни вчерашнего, ни завтрашнего, даже питая отвращение ко всякому серьёзному и глубокому разумению вещей, еврейский ум оказывается в прямом противоречии с дарованиями политическими.

В политике уже нет речи о том, чтобы одурачить покупателя или распространить панику. Увёртки и скачки торгашеского лукавства, которое ничего не видит, кроме сегодняшнего успеха и пренебрегает законами нравственности, непременно довели бы правительство до погибели. И, наоборот, в делах торговых, а особенно в тех, где преуспевает еврей, эти же качества суть его вернейшие, испытанные, незаменимые средства.

Стало быть, интеллектуальные силы политики и специальные способности, посредством которых “наживаются” огромные богатства сынами Израиля, стоят на противоположных концах диаметра; между ними такая же разница, как между величественным зданием, предназначенным служить века, и назойливо сверкающим мишурой цирком акробатов.

Да и, вообще говоря, довольно простого здравого смысла, чтобы из самых речей еврея убедиться, что политика совсем не его дело. Пропитанное торгашеством, иудейское красноречие отличается всеми сродными ему запахами. В минуты самого пылкого увлечения еврей всё-таки способен дать лишь газетную статью; его восторги пышут жаром распродажи, выгодно раздутой во всю, а от его энтузиазма несёт наёмными аплодисментами театральных клакеров; взрывы его гнева, равно как и его нередко грубые или же забавно напыщенные обиды клокочут бешенством раночного соперничества; его бесстыдное чванство и умоисступление в спорах отдают ярмарочной площадью или же задворками биржи.

Забавная вещь! Вопреки своим узкоторгашеским инстинктам, еврей охотно допускает в себе необыкновенные таланты для политической карьеры. Кто ищет его милостей, тот хорошо сделает, внимая его высоко парящим рассуждениям о мировых событиях дня, и, наоборот, чтобы ему не понравиться, достаточно уклониться от политической беседы с ним…

Не только дух толкучки кладёт свою печать на всю еврейскую политику, но гешефты всякого рода неизменно присутствуют и размножаются за её кулисами или, лучше сказать, этот биржевой дух никогда не бывает более длительным, чем в тот момент, когда, расширяя поле своих операций, политика позволяет ему проникнуть в самое сердце государственной жизни. Тогда владыка тайн правительственных и уже ни мало не опасаясь боязливой юстиции, он может спекулировать с полной свободой. Обетованная земля в его руках, остаётся собирать жатву.

XVII. Вопреки, однако, всему изложеному, бывают в истории странные, болезненные периоды, когда по закону контрастов арийцы даже в Европе, а в настоящий момент именно в России, подвергаясь затемнению разума, как бы начинают верить в возможность перерождения еврейства… Следующая стадия этой мании отражается в приписывании иудаизму даже таких достоинств, которые противоречат самой природе. Наконец, в своей кульминации это патологическое явление идёт уже в сопровождении симптомов изумления перед дарованиями сынов Иуды и завершается чуть не обожествлением их гениальности…

Нетрудно представить, какие arrogantia Judaeorum извлекает отсюда барыши и как она понимает свободу. Возьмём, к примеру, хотя бы один, но зато свежий и даже опереточный факт.

Происходящие теперь выборы в Парижский городской совет обнаружили, что в самом центре Парижа, в квартале Сен-Жерве, образовалось настоящее жидовское гетто. Около сорока тысяч сынов Иуды, приобретших французское гражданство, живут там совершенно обособленной жизнью, не зная ни законов, ни языка приютившей их страны, и, тем не менее, пользуясь теми же избирательными правами, как и сами коренные французы.

Вышло это обстоятельство на свет случайно. Один из кандидатов в муниципальные советники, жид и социалист Майер, расклеил по кварталу свои афиши, отпечатанные на жидовском языке, так как иначе никто из избирателей этого квартала не мог бы их прочесть. Все французские газеты страшно возмущаются таким небывалым ещё цинизмом, чтобы так открыто примазывались чужеземцы к управлению страной.

Но если жидовский язык признаётся чуть ли не равноправным с государственным, то нечего удивляться тем преследованиям, каким подвергаются христиане. Действительно, не раз приводимы были примеры слепой и бешеной ненависти жидо-масонского правительства ко всему, что носит хотя бы тень монашеского или духовного облика. А на днях парижский суд дал ещё новый характерный образчик.

По закону была распущена община монахинь-сестёр милосердия. Четверо из них поселились вместе, и когда две сестры заболели, другие две ухаживали за ними. Этого было достаточно, чтобы их привлекли к ответу “за восстановление распущенной общины” и всех четырёх приговорили к наказанию.

Но, относясь так к монахиням по должности, сами же главные гонители иначе смотрят на их деятельность, когда дело касается их лично, как частных людей. Например, ещё недавно, сообщает “Eclair”, бывшему председателю совета министров Клемансо предстояло произвести сложную и опасную операцию в прямой кишке. Он потребовал, чтобы его отвезли в больницу на улице Бизэ. Когда ему заметили окружающие, что там весь персонал сиделок и фельдшериц — монахини, не шокирует ли его это, Клемансо отвечал: “Наплевать! (Je m'en fiche!). По крайней мере хорошо досмотрят!..”

Увы, арийское общество, надо признать, умудряется доводить свои психоз до конца. Увлекаясь евреем, оно до некоторой степени становится влюблённым в него. Еврей начинает производить впечатление человека более развитого, более полного и совершенного, нежели другие люди. Его ум очаровывает, а голос опьяняет. Ещё немного и общество будет прислушиваться только к этому голосу. Но под гармонией лести и нежностью ласк оно услышит скрежет ненависти, подметит отталкивающий цинизм. Тогда оно станет анализировать и смех, и улыбки…

Однако, разочарование возникает медленно. Иллюзия ещё надолго остаётся владычицей, так как бывает стыдно признаться в ней, и чем откровеннее еврей пребывает евреем, тем больше арийское общество почитает его и тем раболепнее ему дивится.

Подчас, оно даже испытывает потребность пасть ниц перед ним [121]. Встречая его в состоянии, так сказать, концентрации, когда он сверкает самоуверенностью и наглостью, кидает своим поклонникам и врагам обиды с такой же ловкостью, как учитель фехтования наносит удары шпагой, обаятельно импровизирует ложь, чарует и увлекает, издевается и мистифицирует, одним словом, воспроизводит знаменитый тип халдея былых времён, оно невольно принимает его за создание сверхестественное, чуть ли не за полубога [122].

Раз попав в этот омут, как могло бы арийское общество остановится? Еврей, которому оно отдало своё сердце, владеет и неограниченным его доверием. И еврей хорошо знает, что он может этим и пользоваться, и злоупотреблять. Таким образом, весьма естественно, что нет сферы, куда бы не проник он со всей яростью “завоевателя”.

Правительство, дипломатия, армия, администрация, суд, — всё кажется созданным для него, повсюду лучшие места принадлежат ему же [123]. Некогда на него смотрели, как на существо международное, а его собственный упорный и ревнивый жидовский патриотизм исключал, повидимому, всякого рода иной. Теперь он признаётся патриотом в квадрате, и никто уже не думает спрашивать у него, где он родился? Ни его бьющая в глаза наружность, ни сам акцент его речей отнюдь не стесняют его карьеры.

Арийское общество считает, что им правят тем лучше, чем во главе его стоит больше израильтян, владеющих тайнами его же политики, говорящих иностранцам от его имени и переделывающих все его понятия на свой образец…

Человеческое общество имеет своим критериумом то, чему поклоняется. Всякое величие, над ним властвующее, намечает ему путь, служит для него образцом и предметом подражания. Если это величие основано на высоких доблестях и на идеальных чувствах, всё общество одухотворяется. Если же, напротив, это величие построено на лукавстве и подлоге, то при созерцании такого порядка вещей, и само общество в своих устоях не может не испытывать глубоких потрясений.

Подвиги воина, труды учёного, благородное самоотречение государственного человека отбрасывают лучи света и на ту сферу, которая ими дорожит. Чем больше она понимает их, чем искреннее окружает почётом, тем блистательнее сама возвеличивается. В такой же мере она облагораживает себя и тогда, когда воздаёт должное скромным добродетелям, прямодушию, благотворительности, беззаветному милосердию, иначе говоря, когда с одного конца нравственной цепи до другого всё представляется цельной гармонией, так как общество, воистину себя уважающее, не менее чтит неподкупность судьи и бескорыстное усердие врача, чем изумляется мужеству своих героев.

Есть прямое соотношение между исчезновением государственных людей и расширением верховенства иудейских банкиров.

А между тем, не упало ли современное общество до такой низости, что допустило биржу сделаться верховным и непогрешимым судьёй мер правительственных?!..

XVIII. Всё изложенное ещё с большей яркостью иллюминируется дальнейшим.

Приближаясь к человеку, которого он хочет соблазнить, еврей поступает так же деликатно, как опытный Дон-Жуан подходит к женщине. Уже первые его слова обволакивают жертву упоительной для дыхания атмосферой преданности и почтительного удивления. Вскоре, устанавливается симпатия, рождается доверие. Но кто открывает своё сердце, тот выдаёт тайны свои.

Да и, кроме того, еврей знает своего собеседника наперёд даже и в том именно, что тот всего более желал утаить; еврей вполне осведомлён и о расточительной любовнице, и о гнетущих долгах; вот почему все его выстрелы попадают в цель. Неожиданная или вызванная случайность, какая-нибудь вскользь брошенная жалоба на житейские затруднения, и обольститель кидается на них с быстротой хищной птицы.

“Как, — восклицает он, — вы, человек с такими дарованиями и заслугами, принуждены бороться против столь вздорных неприятностей! Вы рискуете не быть избранным вновь из-за невозможности поддержать газету? А между тем, много ли на свете таких людей, как вы?… Да ведь если бы вас успокоили в этом отношении, разве не могли бы вы посвятить всю вашу энергию святому делу национального возрождения?!…”

Совершенно незаметно предложения взятки сделаны и даже определились, но с какими предосторожностями, с какой волчьей осмотрительностью! Чаще же всего этому предшествует дружеское предложение взаймы. Подобно хитрому ловеласу, еврей как бы дышит такими очарованиями, которые способны усыпить нравственное чувство.

У него есть красноречие, оплетающее человека со всех сторон, есть доводы, сбивающие с толку, есть и рассуждения специальные и особо приноровленные к каждому.

С “полной очевидностью” доказывает он, что государственные люди не могут покрывать своих расходов, если сама их деятельность не приносит им необходимых средств; что все они, так или иначе, вынуждены добывать их; что поступать другим образом — значит решительно не понимать событий, подвергая себя на каждых выборах опасности по недостатку денег быть вытесненным первым попавшимся и, сверх того, быть выкинутым в частную жизнь с нищетой и унижениями в перспективе; что проповедь абсолютных принципов следует предоставить трусам и идеалистам; что, впрочем, эти проповедники сами же первые нарушают их; что, наконец, в делах известного рода, как, например, в том, какое проектируется ныне, заработок возникает законным путём, без всякой сделки с совестью, и что если, разумеется, гораздо лучше не барабанить об этом без надобности, то что, вместе с тем, вовсе не значит изменять государству, когда немного подумаешь и о себе самом.

Примеры так и текут с его лихорадочных уст. И вот постепенно весь парламент проходит через них, истина и клевета могут попеременно требовать своей доли среди тысячи фактов, о которых он повествует. Но у него ложь так хорошо преобразуется в правду, он с такой непринуждённостью жонглирует самыми мельчайшими деталями, что разобраться в них нет никакой возможности.

Между тем, в сознании человека, осаждаемого с такой силой, нравственные компромиссы начинают приживаться, как повсеместный и, пожалуй, как неизбежный обычай. Однако, соблазняемый всё ещё колеблется. Действительно, нужда в деньгах пожирает его, кредиторы не дают покоя, срочных векселей уже не позволяют переписывать вновь, продажа с молотка грозит неотступно, человек доведён до крайности… А вдруг узнают?!…

Охваченный подобными сетями, но и зная еврейскую скрытность, государственный деятель становится, в заключение спектакля, покорным слугой евреев. Безграничность господства кагальных банкиров над таким человеком, которого они сами же выдвинули на политическое поприще — факт, не требующий доказательств. Вообще говоря, когда сыны Израиля помогают гою “выбраться из давки”, они делают это таким способом, что он остаётся к ним прикованным навеки.

Договор с еврейством напоминает сделку о продаже души дьяволу — его нельзя нарушить.

Но раз попав в руки кагала, политический человек испивает горькую чашу раскаяния. Для него не может быть уже речи ни о собственной воле, ни о личном достоинстве. Среди жестоких разочарований, всяких унижений и крушения надежд, он с опасностью уголовщины должен быть всегда готов по требованию израильтян, явиться учредителем плутовского общества, прикрывать своим именем или проводить и поддерживать своим влиянием гешефты своих “хозяев”, причём ему уже не дают “авансов” иначе, как под жидовские векселя…

В апофеозе какое-то таинственное пренебрежение окружает его со всех сторон и показывает воочию, что у евреев ничего нельзя брать безнаказанно. Небеса вознаграждают сторицей за всё, что им приносится, преисподняя же требует стократной уплаты того, что ей дано взаймы.

XIX. Проникнув в какую-нибудь политическую партию целым кагалом, евреи устраиваются здесь, чтобы обеспечить своё влияние. Для них в эту минуту нет ничего более настоятельного, как усвоить себе партийные страсти, исповедывать чужие идеи. Воздвигнув их в абсолютные истины, они покрывают сарказмами всякого, кто заговорит об умеренности, “обоготворяют” партийных вожаков, яростно клевещут на членов партии противной и задают тон с непререкаемой наглостью и со всем холодом лакейского презрения.

Да и как не послушать их? Партия, быть может, чахла и изнемогала, мало верила в саму себя, причём не было недостатка и в мрачных умах, желавших ещё более ограничить её задачи. В её корифеях чудились зловещие недочёты. Здесь она угадывала человека неподходящего, там видела лишь обыденного честолюбца. Самые благоразумные требовали серьёзной подготовительной работы, чтобы очистить её принципы и подготовить людей…

Вмешательство евреев сразу действует, как возбуждающее средство, избавляя партию от всяких сомнений. Она уже не терпит никаких колебаний и скоро приходит к убеждению в том, что страна принадлежит ей. Разве её идеи не энциклопедия политической мудрости? Разве её руководители не всеобъемлющие умы?

Во всяком случае иудейская пресса трубит ей об этом досыта. Весьма естественно, что подобная партия привыкает считать тех, кто дал ей эти иллюзии, за свой цвет и за полную свою квинтэссению. Евреям, стало быть, важнейшие места, лучшие пожитки и доспехи неприятельских полководцев. И вот этих евреев мы начинаем встречать повсюду. Они заполняют официальные приёмы, балы и обеды, списки служебных производств, внепарламентские комиссии.

Партия живёт, повидимому, единственно через них и завоёвывает всё только для них же. Можно сказать, что они её ум и сердце, что своими победами она обязана исключительно их усилиям, что они вытащили её из ничтожества и продолжают нести только на своих плечах.

И мнение этого рода не лишено, до известной степени, оснований. Свойственный евреям дух пронырливости и шарлатанства играл, конечно, не последнюю роль в этом чрезмерно быстром успехе партии. Они вели деятельную пропаганду и своими гимнами изумления выдвинули вперёд человека, будущность которого своим хищным, коммерческим нюхом угадали заранее.

Кроме того, они ведь одни занимали сцену без перерыва и тысячами способов сумели сделать себя незаметными. Большие и маленькие услуги, основание дружественных газет, организация избирательных комитетов, денежные и иные авансы. H итоге, — партия обязана им бесконечно! А между тем, они шагу не ступили и гроша не дали иначе, как всё хорошо обдумав и взвесив, ибо подобно ростовщику — своему отцу, еврейский политик действует только по логике таблицы процентов.

Отсюда путём интриги, той еврейской интриги, которая подвижна, как волна, и прожорлива, как пламя, огромные барыши победы неминуемо притекают в их руки. Само собой разумеется, что, по их словам, всей этой благодатью они обязаны единственно своим же исключительным дарованиям. Не представляется ли еврей квадратом и даже кубом всякого иноплеменника, не он ли лучшее создание природы и воспитания?

Точно также, когда, вступив в период упадка, партия постепенно движется к своему разложению, на долю сынов Израиля выпадает немало хлопот. Речь идёт уже не о нападении, а о “самозащите”. Действительно, отдавать назад — вещь отвратительная для еврея, и тот, кто его принуждает к этому, последнее из чудовищ!

Вот почему он грызётся с осатанелым упорством. Тогда разражаются целые потоки брани, ураганы оскорблений, язвы клеветы, открытые подстрекательства на самые крайние мероприятия власти и на уголовные злодеяния вольнопрактикующих шаббесгоев…

В конце концов, будут гоями же посрамлены гои, а члены “избранного народа” выйдут сухими из воды, убежав… в Америку, либо скроются, пропав без вести. Ведь нигде и никакая “охота” не бывает удачной всякий раз. Соплеменники “пострадавших” это хорошо знаки и в упрёк, очевидно, не поставят, а до мнения самой “дичи” кагальным охотникам нет и не может быть никакого дела…

Впрочем, и при “несчастии” талмид-хохимам не всегда приходится плакаться на убытки, в особенности, когда режиссёрская часть оборудована предусмотрительно.

Мудрую заметку поместила “Земщина” (27 апреля 1912года,№ 973):

Действительно, добавим мы, почему “Трудовики и К°” раньше молчали? Почему, равным образом, помалкивали даже сибирские депутаты! Неужели и им нужны были залпы 4 апреля, чтобы осведомиться о гешефтах барона Александра и его “стрелочников”?!…

Таковы резолютивные условия ожидовления политических партий.

Можно и должно было бы, конечно, иллюстрировать этот презренный факт другими примерами. Но исследование наше и без того выходит слишком длинным. Посему, и принимая во внимание, с другой стороны, что проблема рассматривается здесь только в общих чертах, мы вынуждены ограничиться сказанным.

С какой горечью должны размышлять о её крушении честные люди политической партии, даже те из них, кто думал сотворить чудеса, принимая поддержку евреев, позволяя им вешаться себе на шею и уступая им лучшие роли?

“Евреи нас погубили!”… вынуждены они сознаться, наконец.

Но когда они распознают корень зла, тогда уже бывает слишком поздно. Партия, возвысившаяся “при благосклонном участии” сынов Иуды, через них же погибает. Рано или поздно, а изнемогает она под гнётом всеобщего осуждения, причём само падение её, как и всякий, впрочем, еврейский крах, сопровождается отвратительным скандалом, сами же обладатели пейсов разбегаются кто куда [124].

XX. Тем не менее, поднимаясь со ступеньки на ступеньку, еврейство расширяет свои задачи. Начав с поддержки того или иного парламентского депутата, оно вскоре уже решается “избирать” их само. Засим оно, проникнув в политические партии, овладевает положением и, наконец, приступает к “увенчанию здания”.

Но прежде, чем ему удастся выдвинуть своего собственного Гамбетту или д'Израэли, иудаизм оказывается вынужденным пройти ещё через одно мытарство. Ведь Гамбетты и Биконсфильды не на полу валяются, а потому раздобыть что-нибудь, им подобное, не каждый год удаётся хотя бы и самому премудрому кагалу. Однако, рецепт у него выработан и даже был впервые применён именно к Лейбе Гамбетте, репутация которого оказалась значительно подмоченной талмудическими поставками на флот, крейсировавший без толку у берегов Германии, как и военными подрядами соплеменников диктатора вообще.

Упомянутый рецепт таков: “netoyer, poser, proner, glorifier, apo-theoser!…”

Везде, а особенно во Франции, партии не способны ни на что без головы, которая ими командует. Евреи знают это. Вот почему они не щадят усилий для овладения человеком, призванным на эту роль или же способным разыграть её в будущем. С целью обойти или “настроить” его, увлечь его сердце, поработить разум, привести его к отождествлению своего самолюбия с их интересами и внушить ему, что именно в них он имеет вернейших друзей, одним словом, чтобы связать его с собой неразрывными узами, их таланты превосходят самих себя и возвышаются до чудес… в решете.

Иудейская стратегия в этом, как, впрочем, и в других направлениях, сводится к трём средствам, двигаемых одновременно.

Во-первых, лесть. Рождённый льстецом, еврей без подготовки располагает всеми тайнами лести и умеет затронуть все её струны. Он равно преуспевает как в излияниях заискивающей преданности, так и в гимнах лицемерного поклонения. Он не только изумляется перед человеком, нет, он влюблён в него. Воспевая его суетность, он вместе с тем знает и слова, идущие прямо к сердцу.

Этот упоительный культ в связке с глубочайшим раболепием безошибочно делает своё дело. H трогательном сочетании здесь слышатся и гармония возвеличения, и лепет самоотречения. Всё это ослепляет тем вернее, что сыны Иуды сознают, как опасно противоречить себе. Вот почему ещё тоньше, если это возможно, кадят они человеку вдали от него; за глазами, их восторги только более “искренни” и ещё более пламенны…

Но неужели же так трудно проникнуть в ядовитую микстуру этой лести и за балаганными декорациями “дружбы” подметить гримасы обмана? Прислушиваясь к интонациям голоса, долго ли отличить корысть и ложь? Среди торжественных звуков симпатии разве могла бы не выдать себя в этом еврейском оркестре, маленькая флейта, уже репетирующая сплетни? Да и возможно ли настолько не понимать еврея, чтобы не видеть, что у него льстец — родной брат клеветника, что ласкательства и дерзость только разные стороны его двуличия?…

Увы, во всякую пору их карьеры, но, прежде всего при её восходе, зелёные политические деятели очень податливы на еврейскую льстивость. Представим себе честолюбца, перед которым его будущность уже рисуется в розовом свете, но который ещё не освоился со своим “призванием”. Если в этот период, когда он ещё борется с последними тенями неизвестности и, быть может, против своих же собственных колебаний, еврейская лесть, идя к нему на встречу, скажет ему, что он человек необыкновенный, разве не примет он этого за откровение с небес?

Независимо от этого, радость обладания целой труппой энтузиастов-поклонников, освобождая его от сомнений, не даёт ли ему величественной идеи о себе самом и безграничной уверенности в своих силах? С этой минуты он уже смело шествует к цели, импонирует и покоряет.

Повидимому, возводя его на пьедестал, сыны Иуды передают ему и свой талисман грандиозного шарлатанства. Естественно, что между ними и им устанавливается связь навсегда; он уже не может обойтись без них, так как, перестав быть богом, он превратился бы в простого смертного. Наоборот, если у этого человека благородное сердце, евреи не замедлят привязать его к себе ещё и самой обольстительной из всех форм лжи: симуляцией искренней и страстной дружбы. Он будет окружён иудейской молодёжью, блистающей усердием и самоотвержением.

Быстрые в истолковании его желания, как и в исполнении его приказов, эти юные израильтяне образуют вокруг него нечто, вроде священного легиона. На лире кагальной поэзии они станут воспевать ему хвалу,… пока он не свалится с пьедестала, или же пока они сами его не растопчут…

Во-вторых, реклама. Как уже было сказано выше, дочь обмана и лести, реклама есть одна из первооснов иудейского могущества.

Первая же встреча с евреями уже раскрывает честолюбивому политику весь смысл рекламы. Правда, низкопробность её, как средства борьбы, не остаётся для него тайной. Но ведь так приятно быть предметом восторженных похвал, ежедневно прогрессировать в общественном мнении, слышать своё имя на вех устах, стать знаменитостью первого ранга!…

Кроме того, еврейская реклама заменит для него работу многих лет; ему уже не надо будет ни истощать себя в бесплодных усилиях, ни терзать свою душу муками бесцельного ожидания; ему не придётся отчаиваться перед таким будущим, которое тает, как мираж, исчезает, чтобы возродиться, и рождается, чтобы исчезнуть вновь.

Не обладая сверхестественными силами, как противостоять такому искушению? Да и к чему противиться? Опьяняющие чары славы уже вызвали в нём горделивые сны и великолепные видения, он даже замечает симптомы того, что они готовы перейти в действительность. На пути своей борьбы с конкурентами, он уже чувствует за собой такие преимущества, какими пользуется торгующий контрабандой купец перед другими торговцами, оплатившими свой товар пошлиной.

Под влиянием иудейской рекламы, его дивное реномэ раздувается, точно воздушный шар; изумлённый, он смотрит на неё, как на трубный глас истины, как на провидение великих людей. Да и как сама реклама умеет вселить такое убеждение! Не только ни о чём она не позабудет, но, к чему бы она ни прикоснулась, всё преобразуется и украшается под её волшебным жезлом.

Красноречие, характер, орлиный взор, гениальность, она одевает “своего человека” всеми божественными атрибутами. И вот он летит вверх с головокружительной быстротой, он уже не видит земли… Увы, спуск вниз и “выпуск газа” произойду! ещё быстрее!…

В-третьих, деньги. Лесть и реклама представляют две неразрывные цепи; услуги деньгами образуют третью цепь, ещё более крепкую, потому что евреи слишком опытны, чтобы не выковать её по всем правилам искусства. Нет средств на издание газеты — еврейские капиталисты дадут авансы; необходимо покрыть расходы по избранию человеку евреев ассигнуют потребную сумму немедленно; наконец, впредь до вступления во власть ему ведь надо жить прилично — и его нужды угаданы и облегчены.

Мудрено ли, что среди таких условий еврейский протеже смотрит на сынов Израиля, как на своих истинных друзей и даже более того, как на родных братьев! Он не только не скрывает этого, а наоборот, тщеславится своей близостью к ним. По взятии же власти приступом он с лёгким сердцем предаёт им всё, от финансов до дипломатии включительно. Управлять евреями, через евреев и для евреев таков первый пункт его программы. Их отчаяние станет для него утешением в минуту потери власти,… и он умрёт на их же заботливых руках…

Следует ли, в виду всего изложенного, обращаться к синтезу действий иудейской политики с кагальными же прессой и бирже!!. Думается, что неизбежность и неразрывность их союза говорят сами за себя.

Посему мы ограничиваемся несколькими заключительными словами.

Как уже было замечено выше, между разными другими причинами, которыми обуславливается переживаемый Европой кризис, есть одна главнейшая, существенная, явная. Она заключается в том, что течение капиталов, предназначенных для питания всего социального организма, отводится по грязным каналам талмуда в пользу нескольких вампиров-израильтян. Живительный сок, необходимый для жизни ветвей, отпрысков и листьев, высасывается прямо из ствола дерева чужеядными паразитами.

В наше время нельзя отделить сферу финансов страны как от внутренних её распорядков, так и от международных её сношений.

Положение задолженного кагалу государства очень просто. Внутри себя оно имеет повелителя, не угодить которому вынуждено остерегаться. Положим, этот повелитель обыкновенно пользуется своей властью, “как доброму хозяину свойственно”; он “действует” лишь, по мере надобности и лишь когда этого требует его “благоразумие”, но он всегда на чеку и зорко следит за совещаниями министров, точно он сам там присутствовал или же был соединён с ними телефоном. Но что в особенности хорошо знает он, так это то, что на таких совещаниях говорят о нём не иначе, как с почтительным страхом. И уже не он, разумеется, станет успокаивать.

Наоборот, не к его ли услугам кагальная и шаббесгойская пресса, способная доводить стада гоев до полного бешенства либо оцепенения? Ведь ещё много воды утечёт, пока этому “Самсону” остригут волосы, т. е. те же гои хотя бы догадаются объявить газетные публикации государственной монополией…

Среди же общего смешения понятий и опереточного развенчивания идеалов страшной жидовской печатью, этим питающейся, наблюдается, между прочим, и такой факт, что в наши дни вся шутка даже не в самой затее, а в колосальном займе будто бы для её осуществления. Не теряя случая, еврейские финансисты занимают, срывают, хватают вплоть до того момента, когда следственный судья, а за ним и президент уголовного трибунала, трагически схватившись за волосы, наконец воскликнут “Rien ne va plus!”…

Но, к сожалению, такие процессы бывают слишком редки. А если и поставят на сцену, скажем, “Панаму”, то ни у кого из обвиняемых не окажется “состава преступления”…

Бомбоносцы-политики “избранного народа”

По сведениям “Нового времени”, а частью, и “Московских Ведомостей”, дело обстоит так:

I. Соломон Рысс

Имя Рысса в последнее время не сходит со столбцов современной печати. Газеты чуть ли не ежедневно сообщают новые подробности о его жизни и деятельности.

Соломон Янкелев Рысс, Киевский уроженец, ещё со школьной скамьи стал принимать участие в деятельности революционных организаций. Рысс прошёл все стадии революционного развития. Он был социал-демократом, затем примкнул к социалистам-революционерам, а в начале 1906 года перешёл к отделившейся от партии социалистов-революционеров группе максималистов.

Состоя членом организации максималистов, Рысс, совместно с известным “Медведем” (М. И. Соколов), много работал над теоретическим и философским обоснованием идей максимализма. Ему принадлежит ряд статей и сборнике, изданном организацией максималистов под названием “Наш путь”.

Будучи по натуре порывистым и страстным, Рысс, естественно, не мог ограничиться исключительно деятельностью литературной, ролью теоретика партии. Он выступил в качестве организатора и руководителя целого ряда экспроприации. В июне 1906 г. в Киеве Соломон Рысс был арестован и попал в Киевскую тюрьму.

В виду того, что Рысс был одним из вождей максималистов, последние решили устроить ему побег и с этой целью вошли в сношение со стражей, предлагая ей крупную сумму за содействие побегу. Стража согласилась, но в последний момент жандарм, охранявший камеру, сообщил об этом своему начальнику. Тогда начальник Киевского охранного отделения ротмистр Н. Кулябко, дал знать Рыссу, что ему устроят побег, если он согласится служить, секретным агентом.

Получив это предложение Рысс решил использовать его в интересах революции и дал согласие.

Приобретя в августе месяце свободу, Рысс немедленно сообщил своим товарищам о данном им обещании служить в охранном отделении, заявил, что хотел бы воспользоваться этим для революционных целей. Товарищи Рысса, руководители организаций максималистов, выразили ему доверие и дали согласие на его службу в политической полиции.

Рысс поступил в распоряжение Департамента Полиции и переехал в Петербург. Деятельностью Рысса, как агента-сотрудника политической полиции, руководил состоявший при департаменте подполковник А. Ерёмин. В Департаменте к Рыссу относились с полным доверием, хотя он существенного ничего не давал, а, наоборот, ложными указаниями старался отвлечь внимание чинов Департамента Полиции от подготавливающегося нападения в Фонарном переулке, что ему и удалось. После разбоя в Фонарном переулке он скрылся из Петербурга, но в апреле месяце 1907 года был арестован в Юзовке Екатеринославской губернии во время подготовки экспроприации одного из Банков.

В обвинительном акте по разбиравшемуся в Военно-Окружном суде С. Петербурга делу об организации максималистов приводились, между прочим, следующие сведения о Рыссе:

На процессе же максималистов было установлено, что за членами этой злодейской организации всё время производилось наблюдение чинами Петербургской и Московской охранных полиций. Однако, вследствие ложных указаний Рысса, Департамент Полиции, неправильно осведомлённый о деятельности данной организации, оттягивал ликвидацию группы максималистов, результатом чего и явилось дело Фонарного переулка.

Однако, Рыссу предложено было снова сделаться агентом-сотрудником Департамента Полиции, но он категорически отказался от этого. В мае месяце 1907 г. Рысс был отвезён в Киев и заключён в “Косой канонир”. Засим в том же месяце дело Рысса разбиралось в Киевском Военно-Окружном Суде. Обвинение к нему было предъявлено по 279 ст. св. воен. пост.

На суде Соломон Рысс держался спокойно. Он говорил свою речь полтора часа, отказавшись от посторонней защиты. Эта речь — грозная филиппика против бывших товарищей, местами переходившая всякие границы. Он назвал себя анархистом. О себе он сказал следующее: “Я доволен тем, что меня судят военным судом… Я достоин петли, потому что по отношению к своим врагам сам не признавал другой тактики, кроме пули и бомбы!…” Военный суд приговорил его к смертной казни без ходатайства о замене. Он был повешен на Лигой горе в Киеве.

В партийных кругах Соломон Рысс был известен под кличками “Мортимэр” и “Иван Николаев”.

II. Как было организовано убийство В. К. Плеве

В своих воспоминаниях Борис Савенков особенно много места уделяем описанию подготовки к убийству В. К. Плеве. Организатором злодейства являлся Евно Азеф, который сам выработал план преступления и подобрал соучастников.

В середине 1903 года Савинков, незадолго до этого бежавший из ссылки, приехал в Женеву. Здесь именно заявил он члену центрального комитета партии социалистов-революционеров еврею Михаилу Гоцу о своём желании принять участие в терроре. В Женеве Савинков впервые встречается с евреем Азефом.

Савинков со своим товарищем уехал в Баден, во Фрейбург. Здесь их вскоре посетил Азеф и сообщил план покушения, не упоминая, однако, ни слова о личном составе организации. План состоял в следующем. Было известно, что Плеве живёт в здании Департамента Полиции (Фонтанка, 16) и еженедельно ездит с докладом к Царю в Зимний дворец, в Царское село или Петергоф, смотря по времени года и местопребыванию Царя.

Так как убить Плеве у него же на дому было, очевидно, много труднее, чем на улице, то решено было учредить за ним постоянное наблюдение. Наблюдение это имело целью выяснить в точности день и час, маршрут и внешний вид выездов Плеве. По установлении этих данных предполагалось взорвать его карету на улице бомбой.

При строгой охране министра для наблюдения необходимы были люди, по роду своих занятий целый день находящиеся на улице, например, газетчики, извозчики, торговцы в разность и т. п. Было решено поэтому, что один товарищ купит пролётку и лошадь и устроится в Петербурге легковым извозчиком, а другой возьмёт патент на продажу в разность табачных изделий, и продавая на улице папиросы, будет следить за Плеве.

Савинков должен был комбинировать собираемые ими сведения и, по возможности, наблюдая сам, руководить наблюдением. План этот, как сказано, принадлежал самому Азефу.

В начале ноября 1903 года Савинков приехал в Петербург и остановился в “Северной Гостинице”. В Петербурге Савинков встретился с другими участниками покушения и вскоре ими было организовано постоянное наблюдение за выездами В. К. Плеве. В первое время наблюдение велось только двумя лицами: один был извозчиком, другой занимался уличной продажей табака и папирос с лотка.

С января месяца 1904 года, за выездами Плеве постоянно наблюдали уже пять человек: Егор Сазонов, Егор Дулебов, убивший в 1903 году уфимского губернатора Богдановича, и некий X., — все в качестве извозчиков, а Иван Каляев и У., как уличные торговцы в разнос. Им помогали Савинков и еврейка Дора Бриллиант.

Остальные члены боевой организации: Алексей Покотилов и Макс Швейцер [125] хранили динамит и гремучую ртуть и должны были в нужный момент приготовить бомбы. Конспирации ради все члены организации жили на разных квартирах и сходились только по воскресным и праздничным дням. Покотилов и Швейцер с запасами взрывчатых веществ ожидали вызова, проживая один в Риге, другой в Москве.

Руководителем всего дела был Азеф (партийная кличка “Валентин Кузьмич”), который изредка наезжал в Петербург. Без ведома Азефа организация не имела права ничего предпринимать. Из осторожности Азеф долго оттягивал момент покушения и, между ним и Савинковым на этой почве часто возникали пререкания.

В феврале и в начале марта наблюдением террористам удалось в точности установить, что В. К. Плеве еженедельно к 12 часам дня ездит к Царю в Зимний дворец. По настоянию Савинкова и других членов организации Азеф нехотя вынужден был дать согласие на устройство покушения в марте месяце.

План этого покушения состоял в следующем. Около 12 часов дня, по четвергам Плеве выезжал из своего дома и ехал по набережной Фонтанки к Неве, а затем по набережной Невы к Зимнему дворцу. Возвращался он или той же дорогой, или по Пантелеймоновской, мимо вторых ворот Департамента Полиции, к главному подъезду, что на Фонтанке. Предполагалось ждать его по пути.

Покотилов с двумя бомбами, должен был сделать первое нападение. Он должен был встретить Плеве на набережной Фонтанки около дома Штиглица. У., тоже с двумя бомбами, занимал своё место ближе к Неве, у Рыбного переулка. Сазонов с бомбой под фартуком пролётки остановился у подъезда Департамента Полиции лицом к Неве.

Также лицом к Неве с другой стороны подъезда, ближе к Пантелеймоновской, стоял X. Он должен был снять шапку при приближении кареты Плеве и этим подать знак Сазонову. Наконец, на Цепном мосту, имея в поле зрения всю Пантелеймоновскую, находился Каляев на виду как Покотилова, так и Сазонова. Его обязанность была дать им знак в случае, если Плеве вернётся через Литейный проспект.

В ночь на 18 марта Макс Швейцер приготовил 5 бомб, и до 10 часов утра бомбы были уже на руках у метальщиков. Покушение, однако, не удалось. Карета Плеве проехала слишком быстро мимо террористов, и никто не успел бросить бомбы.

Несмотря на постоянное скопление большого числа филеров и чинов наружной полиции у здания Департамента Полиции и близь квартиры Министра Внутренних Дел, никто из террористов, тем не менее, задержан не был. Сам Савинков в записках высказывает крайнее недоумение по этому поводу.

25 марта террористы снова с бомбами в руках ожидали выезда В. К. Плеве, но и на этот раз неудачно. Тогда решено было сделать покушение в день 1 апреля. Ночью 31 марта в “Северной гостинице” приготовлявший разрывные снаряды для покушения Алексий Покотилов погиб от взрыва. Дело и том, что бомбы боевой организации социалистов-революционеров имели химический запал: они были снабжены двумя крестообразно помещёнными трубками с зажигательными и детонаторными приборами.

Первые состояли из наполненных серной кислотой стеклянных трубок с баллонами и насаженными на них свинцовыми грузами. Этот груз при падении снаряда в любом положении ломал стеклянную трубку, серная кислота, выливаясь, воспламеняла смесь, бертолетовой соли с сахаром. Воспламенение же этого состава производило сперва взрыв гремучей ртути, а потом и динамита, наполнявшего снаряд. Неустранимая опасность при заряжении заключалась в том, что стекло трубки легко могло сломаться в руках, как, невидимому, и случилось с Покотиловым.

Смерть Покотилова явилась для участников организации тяжёлой неожиданностью. Из бывшего у них запаса динамита пропало при взрыве три четверти. Оставшаяся четверть хранилась у Швейцера в Двинске, но из нее возможно было приготовить одну бомбу. Убить Плеве с помощью только одного метальщика организация не находила возможным. Савинков решил временно приостановить дело.

Но тут приехал Азеф и набросился на него с упрёками. “Что вы затеяли? Какое вы имеете право своей властью изменять решения центрального комитета?” — кричал Азеф. На заявление Савинкова, что смерть Покотилова заставила их изменить первоначально принятый план, Азеф нахмурился ещё больше и сказал:

“Люди учатся на делах! Ни у кого не бывает сразу нужного опыта. Из этого, однако, не следует, что нужно делать исключительно то, что легко… Смерть Покотилова?… Но вы должны быть готовы ко всяким случайностям!… Вы должны быть готовы к гибели всей организации до последнем человека!… Что вас смущает? Если нет людей, их нужно найти. Если нет динамита, его необходимо сделать.. Но бросать дело нельзя никогда. Плеве, во всяком случае, будет убит. Если мы его не убьём, его не убьёт никто!…

Швейцер получил от Азефа адрес партийного инженера Н. в Харьковской губернии. С помощью этого инженера он изготовил в земской лаборатории пуд динамита и в июне месяце привёз его в Петербург.

По требованию Азефа вновь было налажено наблюдение за Плеве. Под личным руководством Азефа дело пошло успешнее. Наблюдатели постоянно встречали на улице Плеве. Они до тонкости изучили внешний вид его выездов и могли отличить его карету за сто шагов. Особенно много сведений было тогда у Каляева.

Ежедневно, выходя торговать на улице, он ставил себе задачу встретить карету министра. По мельчайшим признакам на улице: по количеству охраны, по внешнему виду наружной полиции — приставов и околоточных надзирателей, по тому напряжённому ожиданию, которое чувствовалось при приближении министерской кареты, Каляев безошибочно заключал, проехал ли уже Плеве по этой улице или ещё проедет?

Описывая выезд, он давал не только самое точное описание масти и примет лошадей, наружности кучера и чинов охраны, но и деталей самой кареты. Другие члены организации, ездившие извозчиками, дополнили, проверили и развили наблюдения Каляева. В общем, систематическое наблюдение привело организацию к уверенности, что легче всего убить Плеве в четверг по дороге с Аптекарского острова на Царскосельский вокзал.

Во второй половине июня Азеф, убедившись, что налаженное им дело идёт хорошо, уехал… “по общепартийным делам” в провинцию.

В первых числах июля месяца в Москве было устроено совещание Азефа с Савинковым, Сазоновым и Каляевым, на котором обсуждался подробный план покушения. Выработанный сообща в Москве, план заключался в следующем. Метальщики должны были ожидать Плеве в пути.

Первый, встретив министра, должен был пропустить его мимо себя и заградить ему дорогу обратно на дачу. Второй должен был бросить бомбу в карету. Третий должен был кинуть свою бомбу только в случае неудачи второго, если бы Плеве был равен или бомба второго не разорвалась. Четвёртый, резервный метальщик, обязан был действовать лишь в крайнем случае: если бы Плеве, прорвавшись через бомбы второго и третьего, всё-таки поехал вперёд, по направлению к вокзалу.

Всех метальщиков должно было быть четверо, а именно: Егор Сазонов, Иван Каляев, некий У. и вновь привлечённый к делу еврей Лейба Сикорский, Макс Швейцер готовил бомбы, Егор Дулебов на своей пролётке должен был развозить метальщиков, наблюдал же за всем Борис Савинков. Дора Бриллиант также усиленно просила дать ей бомбу для метания, но ей было отказно, так как в случае возможного несчастья со Швейцером, она именно должна была заменить его в приготовлении снарядов.

Покушение было назначено на 8-е июля, но по каким-то, чисто случайным, причинам оно ещё раз не удалось, и было решено повторить его в следующий четверг, 15-го июля.

Вот как описывает Савинков день 15 июля — убийство В. К. Плеве.

Как известно, от взрыва бомбы, брошенной Сазоновым, В. К. Плеве был убит, а сам Сазонов — ранен.

Судили Сазонова и задержанного с ним Сикорского 30 ноября 1904 года в С.-Петербургской Судебной Палате с сословными представителями. Ни приговору Палаты оба подсудимые были лишены всех прав состояния, причём Сазонов был сослан на каторжные работы без срока, а Сикорский — на 20 лет.

Такой, сравнительно мягкий, приговор объясняется тем, что Правительство решило тогда несколько изменить политику и не волновать далее общество смертными казнями. Сазонов после приговора был заключён в Шлиссельбургскую крепость. В 1906 году он был переведён из Шлиссельбурга в Акатуйскую каторжную тюрьму.

Другие участники убийства Плеве скрылись за границей и, на потеху кагала, до сего времени считаются не разысканными…

III. Кто убил Великого Князя Сергия Александровича

Недавно за границей появилась книга “Воспоминаний” одного из видных деятелей “боевой организации” партии социалистов-революционеров Бориса Савинкова. “Московские Ведомости” приводят такой рассказ Савинкова об убийстве великого князя Сергия Александровича:

Каляев, как известно, выполнил покушение. Взрыв бомбы произошёл 4-го февраля, приблизительно в 2 час 45 м. дня. Оффициальный источник так описывает событие: “4 февраля 1905 года в Москве в то время, когда великий князь Сергий Александрович проезжал в карете из Николаевского дворца на Тверскую, на Сенатской площади, в расстоянии 65 шагов от Никольских ворот неизвестный злоумышленник бросил в карету Его Высочества бомбу.

Взрывом, происшедшим от разорвавшейся бомбы, великий князь был убит на месте, а сидевшему на козлах кучеру Андрею Рудинкину были причинены многочисленные, тяжкие телесные повреждения. Тело великого князя оказалось обезображенным, причём голова, шея, верхняя часть груди с левым плечом и рукой были оторваны и совершенно разрушены, левая нога переломана с раздроблением бедра, от которого отделились нижняя его часть, голень и стопа.

Силой произведённого злоумышленниками взрыва кузов кареты, в которой следовал великий князь, был расщеплён на мелкие куски и, кроме того, были выбиты стёкла наружных рам ближайшей к Никольским воротам части здания судебных установлений и расположенного против этого здания арсенала.

Сам же Каляев, в письме из тюрьмы, так описывает момент взрыва:

Каляева судили в особом присутствии Сената 5 апреля 1905 г. Он был присуждён к смертной казни и повешен в Шлиссельбурге 10 мая того же года.

Из других участников убийства великого князя Сергия Александровича Борис Савинков и Опанас скрылись за границу; Александрович был несколько месяцев спустя задержан на юге по делу о террористическом акте и по приговору суда казнён; Дора Бриллиант год спустя была арестована по какому-то делу и умерла в тюрьме.

IV. Богров и кагал

Кто таков Мордка Богров — ставленник эсэров или представитель еврейского кагала, совершивший злодейство по уполномочию последнего?

Пока нет данных для того, чтобы с полной уверенностью ответить на этот вопрос [127]. Но данные для весьма основательных предположений имеются. В Киеве за несколько дней до злодейства ходили крайне упорные слухи (вышедшие из еврейских кругов) о том, что П. А. Столыпин будет убит.

Об этом за два дня до злодейства в Киевском национальном клубе с горячим волнением говорил видный политический деятель правого лагеря г. Р-ский, горько жаловавшийся, что его заявлениям никто не верит. Увы, не поверили его заявлениям и деятели названного клуба… Г. Р-скину тогда же рассказывал, что у евреев состоялись какие-то важные решения, что слухи о проекте национализации торговли и кредита привели евреев в бешенство, и они решили покончить со Столыпиным.

Одновременно с этим и даже несколько раньше такие же слухи упорно ходили в Кременчуге, несомненно являющимся в настоящее время одним из главнейших центров еврейства. Сам Богров проводил лето подле Кременчуга, на курорте “Потоки”, куда на лето съезжаются евреи из всех местностей Южной России.

Там, повидимому, и состоялось решение убить П. А. Столыпина.

Сам Богров на следствии объяснил, что убить Столыпина он решил еще задолго до 1 сентября и с этой целью из “Поток” приехал в Киев. Кроме того, в своём показании, данном на следствии, Богров упоминал и о Кременчуге.

В день казни Богров, находясь в очень нервном состоянии, заявил, что стреляя в Столыпина, он боролся за благо и счастье еврейского народа!… [128]

В настоящее время Киевские евреи оплакивают смерть “героя” Богрова. Многие студенты-евреи и еврейки-курсистки нарядились в траур. Делается это открыто, вызывающе. Вообще, евреи в Киеве теперь неистово обнаглели.

Сначала, тотчас после злодейства 1 сентября, они было очень струсили, боясь погрома. Но, когда они увидели, что власти приняли самые решительные меры для охраны неприкосновенности евреев, такие меры, каких правительство никогда не решалось принимать для борьбы с революцией, они убедились в своей полной безопасности, решили, что убийство Столыпина прошло для них безнаказанно и сразу стали невыносимо предерзостны. Старания местных властей, доходивших до позорного пресмыкательства перед евреями, последние истолковали в том смысле, что власти боятся их кагала…

До чего обнаглели евреи, видно из следующего маленького, но характерного примера. Жена отставного полковника, О-ская, пошла с прислугой на Галицкий базар и, зайдя в мясную лавку, потребовала мозгов. Еврей-мясник спросил:

“Вам каких мозгов? Может быть, Столыпинских?…”

Г-жа О-ская, крайне возмущённая, накричала на еврея и пригрозила позвать полицию, на что еврей ответил:

“Напрасно будете беспокоиться: полиция вам не поверит!…”

Потаенное правительство евреев
Данные истории

Еврейство — явление исключительное в истории. Как бы ни освещали мы её сцену и сколько бы ни вглядывались за кулисами, мы нигде не находим ничего подобного. Беспримерность факта создаёт и чрезвычайные затруднения при его исследовании. Здесь истина сплошь и рядом невероятна. Вот почему самые очевидные данные, равно как доказательства, никакому сомнению не подлежащие, всё ещё могут казаться недостаточными.

Этим обусловливается и необыкновенная тяжесть повествования. Любой его объём оказывается ничтожным перед крайней сложностью задачи. С другой стороны, соприкасаясь, а нередко и смешиваясь с событиями жизни других народов, еврейство представляет единственную в своём роде проблему по широте и глубине. Греческий оратор Фокион, написав речь, несколько дней, говорят обдумывал, нельзя ли из неё что-нибудь выбросить?

Таково и еврейство. Рассматривая его многовековой путь, следует размышлять не о том с чем надо ознакомиться предварительно, а надлежит, по возможности, определить, что не столь необходимо для изучения. Иначе нет выхода, как и не может быть конца работам подготовительным.

Точно также и при изысканиях в сфере самой проблемы, неизбежно установить заранее — как общие пределы труда, так и границы его отдалённых частей, сознавая, что и те, и другие никогда не совпадут с действительностью. Как бы, однако, ни мало такое сокращение темы признавалось уместным, оно, к сожалению, неустранимо, ибо резолютивная цель — обращение к синтезу, а затем и к выводам, никогда при ином методе не была бы достигнута.

Сообразно с таким положением вопроса позволительно, наконец, заключить, что и для нас приблизился момент перехода к суммированию итогов наряду с анализом их логических последствий.

Принимая же во внимание, что основная идея настоящего исследования — показать существование в наши дни международного тайного правительства, распоряжающегося судьбами наций и государств, мы не можем подойти к этому предмету другой дорогой, как ознакомившись с сокровенной властью иудеев.

Объявив Иегову собственным богом, т. е. присвоив самого Творца вселенной, а себя назвав “избранным” народом среди всего остального человечества и, сверх того, учинив с тем же Иеговой договор, по которому за обрезание своих сынов оно приобрело монополию господства над миром, еврейство, естественно, призывалось к неуклонному сохранению своей национальности, наряду с отрицанием её у других народов.

Сознавая, далее, что религия — главный устой индивидуального бытия еврейство всегда отождествляло себя со своей религией и наоборот, отвергало не только всякую иную религию, но и прозелитизм собственной. В непоколебимом разумении обрядностей, как хранилища религии, наряду с заветами предков еврейство признало неприкосновенным и запечатлело в талмуде свои религиозные формы, но затем презрительно исключало заботы о старине и обрядах веры для всех прочих людей.

Провозглашая себя аристократией мира и построясь на этом принципе, то же еврейство проповедует радикализм демократии для иноплеменников. Дерзновение такого противоречия достигает кульминации в лице столь прославленных иудейских вожаков, как Лассаль и д'Израэли. Проповедь демократических стремлении отнюдь не помешала первому из них в Берлине, а второму в Лондоне пробираться в аристократические круги общества и домогаться там права гражданства.

“Все есть раса, — другой истины не существует”, — восклицает банкир Сидония в “Танкреде”.

“Идея расы — верховная истина, в которой растворяются все иные”, — повторяет Сидония. Эта же мысль красной нитью проходит у д'Израэли и далее в целом ряде произведений (“Конингсби”, “Всеобщее предисловие”, “Жизнь Георге Бентинка”). То и дело возвращаясь к ней же, не только рекламирует, он кричит о ней, да ещё среди арийцев, будучи симитом, т. е. по собственному утверждению, принадлежа к самой благородной расе.

Наряду со сказанным, он же, д'Израэли, воспевает гимны равенству, провозглашённому французской революцией и в то же время превозносит иудаизм над всеми племенами, национальностями и расами, никому не позволяя становиться рядом. “Тема о расах — ключ истории”, — заключает великобританский премьер из евреев… А соплеменники его твердят в святом талмуде, что люди — только евреи, всё же остальное человечество — “человекообразные животные”, созданные в честь сынов Иуды.

В дальнейшем развитии самосохранения и параллельно с разложением у других народов религии, брака, нравственности, государственного и общественного порядка, иудейство, без сомнения, рассчитывает обратить их в пыль…

Этого было бы уже достаточно, чтобы лишить гоев всякой надежды на сопротивление. Но сыны Израиля этим не довольствуются. Они хотят застраховать себя наверняка. В этих видах талмуд-гусары кагала становятся профессорами учения Мардохея Маркса.

Раздуваемый ими социалистический коллективизм должен обречь человекообразных животных на свирепую и невылазную междоусобицу.

Здесь наблюдается, так сказать, махровый расцвет той повадки еврейства, в силу которой оно неизменно старалось разорвать края у всякой раны на теле другого народа и отравить ему кровь. Двигаясь к разрешению своей коренной задачи, еврейство, логически, и не могло не вмешиваться в религиозные, политические либо социальные распри, так как в противном случае оказалось бы повинным в нерадении к собственному бытию. Это значило бы разбить свои скрижали и ниспровергнуть религию.

Но как бы ни были целесообразны указанные мероприятия, они представлялись бы бесплодными при отсутствии ещё одного и притом важнейшего фактора. Необходима центральная власть, такое все-иудейское правительство, которое предначертывало бы по условиям времени методы действия и повелевало бы безгранично. В этом отношении никаких колебаний быть не может. Всякий, хотя бы элементарно наблюдавший евреев, обязан признать даже большее.

Не существует правительства, которое располагало бы сильнейшей властью, чем иудейское, как нет и государства, где верховные приказы исполнялись бы с таким рвением, как среди сынов Иуды в их всемирном владычестве. Можно сказать даже, что как бы исчерпывая своё коварство на обходе законов иноплеменных, иудаизм становится неспособным противостоять велениям центрального кагала. Разумея наряду с этим необъятность проистекающих отсюда результатов, еврейство, силой вещей, направляется к разрушению монархического принципа, т. е. действительной власти у других народов и к учреждению для них социал-демократической республики.

После стольких бед, разгромов и потрясений, перенесённых в древности и не раз возобновлявшихся затем, не только остаться на мировой сцене, но и, неуклонно двигаясь вперёд по пути развития своего значения, возвыситься до нынешнего могущества, разрозненные, поруганные, брошенные на произвол судьбы толпы, хотя бы и еврейские, были бы без объединяющей их власти, очевидно, не в состоянии. Они могли бы только падать и вырождаться, а отнюдь не преуспевать с нескрываемыми, вдобавок, замыслами о мировом господстве.

И мы действительно видим, что с первых же дней появления своего на сцене истории, евреи уже имели центральную власть. Странствование из Ура Халдейского к верховьям Евфрата, путешествие в Египет и переселение в землю Ханаанскую ясно отмечаются именами вождей Израиля. Это неизменно усматривается и в дальнейшие периоды без чего-либо, впрочем, таинственного с политической точки зрения вплоть до изгнания евреев из Палестины во II столетии после Р.Х.

Такие же факты, как учреждение при Мардохее и сохранение доныне самого “весёлого” у евреев и наиболее в их ритуале опасного для гоев праздника “Пурим”, аккумулятора их злобы, гордыни и мстительности, равно как походы Салманассара и Навуходоноссора на Иерусалим, распятие Александром Македонским в Тире восьмисот фарисеев одновременно, затем войны Помпея и осада римскими же легионами Иерусалима, несомненно, требуют признать, что у “избранного” народа всегда была, помимо чужеродной, и своя власть, двигавшая соединённые иудейские силы, по своему усмотрению.

Если изгнанные далее из Месопотамии и разбежавшиеся в Испанию, а затем и по всей Европе, евреи никогда не переставали размножаться, интриговать, богатеть и политиканствовать, усиливаясь на каждом шагу, то это, без сомнения, вновь свидетельствует, что ими повеливает собственное их правительство.

Значит, и в древности замечалось в кагале то, что за последнее столетие достигло полной очевидности в Европе. Со времени “великой” французской революции облагодетельствовавшей евреев, религиозные, политические и социальные перевороты на обоих полушариях чаще всего зависели от сокровенных причин, розыскание которых только и может объяснить данное положение вещей.

Теперь же решительно нельзя отрицать следующего: внизу истории внешней и, так сказать, поверхностной, существует другая — подземная история. Её авторы — иудаизм и масонство, сурово дисциплинированные и диктаторски командуемые при условии, что гои в огромном большинстве этого не подозревают.

По слабости человеческого разума видимое берёт у нас верх над невидимым. Умудрённые же тысячелетиями опыта, сыны Израиля пользуются этим систематически. Не поучаемся ли мы ежедневно, что обходя законы иноплеменников, евреи исполняют, наоборот, веления своей кагальной власти бесприкословно. Тем не менее, никак не хотим уразуметь мы, что “потаённое правительство” требуется отсюда логически, и следовательно, не может не существовать.

Из сего явствует, что обще-иудейская центральная власть никогда не переставала функционировать и лишь неустанно расширяла свою мощь, как с беспримерной доселе убедительностью, это наблюдается в настоящее время.

Между тем, безграничность иудейских замыслов несоизмерима с теми средствами, какими могло бы располагать еврейство уже по количеству своих особей. Отсюда сокровенность иудейского правительства, равным образом, требуется безоговорочно.

Загадочна судьба этого племени… Лобзание Иуды, данное Иисусу Христу, осуждено на повторение всеми поколениями еврейства по отношению к другим, и прежде всего, христианским народам. В этом лобзании запечатлелись образ и дух иудейского племени, отмеченного неизгладимыми судорогами предательства. Будучи порождением ехидны, не обратился ли иудаизм в самое лицемерное, коварное, изменническое отродье из всего человечества?… Не он ли в заключение должен был запятнать себя и организацией позорнейшего из новейших учреждений масонства!?…

Раса, религия, нация — таковы три термина, которыми выражаются понятия весьма различные, и в области которых еврейство, тем не менее, старается произвести наибольшую суматоху, как только заходит речь о применении их к нему. Когда у евреев спрашивают, существует ли раса, религия либо национальность иудейские, они отвечают утвердительно или отрицательно, как бывает выгоднее или, наконец, уклоняются от вопроса. Последнее они предпочитают.

Истина же в том, что налицо имеются не одни религия и раса, но что особи, к еврейству принадлежащие, образуют национальность. Тем не менее, её коноводы норовят во что бы то ни стало скрыть это ради чрезвычайных выгод, из этого проистекающих. Им ли непонимать, что другие народности стали бы защищаться против иудейской, если бы осведомились о её существовании, и что, наоборот, нет защиты против опасности, даже не подозреваемой?

Вот почему вожаки иудейства стремятся затемнить вопрос через фальсификацию всех трёх указанных понятий.

Однако, уже из того, что еврейская нация организована потаённо следует, что её деятельность должна быть обманной, а это необходимо порождает плутни, двуличие и предательство. В частности, оперируя среди мира коммерческого, промышленного и финансового, евреи изобрели общества анонимные, под видом которых получили возможность скрадывать свои огромные богатства. В недалёком, быть может, времени, чтобы скрыть свою верховную власть, они, подобно тому, что уже проделали во Франции, облагодетельствуют и остальное человечество анонимным же обществом для эксплуатации народов под именем “республика”.

Завладев золотом, т. е. орудием, посредством которого можно достигнуть всего, сыны Иуды через слепую силу толпы двинулись на захват правительственной власти… Необходимо завладеть и ею. А как? Купить? Но это немыслимо. Везде почти правительства ещё имеют во главе монархов, а монарх не продаёт себя. Да и ради чего?… Какой ложью возможно было бы привести его к самоотречению или хотя бы к ограничению своего верховенства?…

Ясно, что во имя собственного достоинства, монархи суть естественные защитники народов против замыслов иудейских. Стало быть, кагалу необходимо разрушить монархии и заменить их такой формой правления, в которой заправилы никогда не бывают обеспеченными настолько, чтобы их нельзя было купить.

С этой точки зрения, республиканская форма представляется совершенством, потому что всякий из призываемых к участию в верховной власти может быть подтасовываем с таким расчётом, когда он сам по себе не стоил бы ничего, а, следовательно, предназначен был бы в продажу заранее. Для потаённого правительства ошибка здесь тем менее, вероятна, чем более вытравлено у народа религиозное чувство. Так сыны Иуды и поступают.

В этом направлении и должно идти разрушение христианских правительств. Но гибель одного лишь тогда закончена, когда оно заменено другим. По уничтожении национальных организмов надлежит, стало быть, образовывать другие, так как живёт лишь то, что организовано. Между тем, необходимо, чтобы человечество продолжало жить, чтобы работать.

Царственность иудеев являлась бы пустым звуком, если бы под нею не существовало рабочего человеческого скота. Очевидно, что переустройство мира неизбежно, но такое, чтобы оно находилось в руках только тех, кто обладает капиталами, т. е. сынов Иуды.

При этом следует, с другой стороны, оборудовать новое человечество так, чтобы оно тяготило исключительно к необходимому, а именно и единственно к производству и распределению через него же самого. Но ведь это и есть коллективизм — под видом “всемирной республики”.

Через заразу иудейскими плутнями, изменой и вероломством и пребывая единственно в сфере целей материальных, должен выработаться беспощадный эгоизм, индивидуальный, классовый и общественный, т. е. уровень животный. Алчность, бездельничество и разврат станут друг против друга среди всеобщей, неутолимой вражды. На месте того, что мы теперь именуем национальностью, останется лишь пыль существ обесчеловеченных, потому что они лишены идеала, а значит, оскотинены. Будут двуногие взамен людей. Первобытные дикари, дрессированные для фабрикации средств пропитания и неспособные ни к чему иному если, быть может, ещё не к тому, чтобы сочинять либо читать признанное необходимым для поддержания всеобщей беспомощности на ряду с повальным же озлоблением.

Подготовив из-за угла и организовав это в тени, иудейство когал отпразднует дополнительный юбилей -“великой” революции. Оно уже создало масонский террор. Социалистический же коллективизм заставит мир ознакомиться и с прявлениями террора иудейского.

Тогда, испытывая над собой злорадство аристократии кагала, гои поймут, какова была его проповедь демократического радикализма.

Тогда уразумеют они и факт, что таинственный ключ к масонству есть иудейский ключ.

Тогда, наконец, будет завершено всё. — Consumatum est!…

Еврей стал царём!… И верховная власть его несокрушима, ибо она одна организованна. Всё же, что существовало до неё, окажется истреблённым…

Парадоксальность этого результата не исключает проведения его в действительность. По крайней мере, всемирный кагал явно к нему стремиться. Он считает себя вправе и в возможности. Веками евреи уже применяли свою власть к разным народам, а со времён французской революции распространили пределы своего могущества столь необъятно, как отнюдь и сами не дерзали мечтать.

В гармонии с этим многовековой опыт дал иудаизму такое искусство манипулировать тайными обществами, из которых первым является его же кагал, что никакая конкуренция для него не страшна. Наконец, сокровенное иудейское правительство, равным образом существуя веками, неизменно расширяло кругозор, обогащалось методами, приёмами, путями и средствами применения своей тирании.

Она проистекает логически не только из властолюбия сынов Иуды, но и из необходимости ограждать безопасность иудейства, внушающего повсюду отвращение и ненависть. Посему, концентрируя иудейские силы, кагал сперва держался преимущественно оборонительной политики, а затем перешёл и к наступательной. Теперь, ничего не отдавая случайностям, еврейство идёт к увенчанию здания.

Установив изложенное по теоретическим элементам проблемы, мы призываемся к проверке вывода фактами жизни. Вот почему ниже приводится, в сжатой форме, данные об иудейском правительстве, начиная с эпохи, теряющейся во мраке веков.

А. Древний Мир

I. Вавилоно-Ассирия. Называя “Симом” старшего из сыновей Ноя и производя себя именно от него, еврейство не даёт нам сведений, почему оно с Арарата успело оказаться в отдалённом Уре Халдейском, равно как и о том, ради чего собственно (не от погрома ли?) ушло оно не в землю Ханаанскую, а сперва на неопределённое время к верховьям Евфрата, где впадающая в него река Кабур образует треугольник, тогда известный под именем “Падан-Арам”?

Тем не менее, в лице Авраама, который за себя и единоплеменников своих, принял благословение у Мельхиседека, уплатив ему десятую долю имущества, вёл ряд войн с местными царями, вступил во владение землёй у дубравы Мамвре и заключил договор с фараонами, мы уже видим известную организацию наряду с подчинением евреев некоторому управлению. О следовавшим засим египетском периоде скажем далее.

Что же касается времён судей израильских и эпохи царей, то для нашей темы они служат прямым свидетельством. В эти века еврейство, с одной стороны, играло роль посредника между Ассуром (Ассирией) и Мизраимим (Египтом), с другой же, вело себя так, что его истребляли оба конкурента на владение Западной Азией, а Салманассар и Навуходоноссор вынуждены были уничтожить оба царства — израильское и иудейское.

Это не значило, впрочем, что и национальная власть евреев исчезла. Дабы не сомневаться, довольно принять к сведению деятельность Даниила при вавилонском дворе, а в параллель с нею -значение Исайи, Иеремии и Иезекииля, равно как и то важное обстоятельство, что полторы тысячи лет спустя, в дни калифов багдадских, центр тяжести иудаизма находился всё ещё в Вавилонии, чего без собственного, хотя бы и весьма потаённого, правительства осуществить невозможно.

Да и вообще говоря, евреям жилось в Вавилонии отнюдь недурно, как это явствует хотя бы из фактов: а) не только с Зоровавелем, а и с Эздрой и Нэемией ушли в Палестину лишь “сознательные пролетарии”, тогдашние же “Гинцбурги, Блейхредеры и Ротшильды” остались, и б) как раз в академиях на Тигре и Евфрате разработан талмуд, т. е. непреклонный на все времена свод законов, собрание повелений верховной власти Израиля, которая была, очевидно, вправе принудить к их исполнению.

По свидетельству Иосифа Флавия, халдеи относились к еврейству довольно милостливо, тогда как египтяне и сами финикияне, а в особенности жители Тира и Карфагена презирали их. Не смотря на это, евреи предали халдеев персам, впоследствии же и парфенянам, каковое дерзновение, равным образом, предполагает расчёт на безнаказанность, иными словами, ещё раз убеждает в объединении еврейских сил собственным правительством.

II. Египет. Сюда еврейство проникло с гиксами — “царями-пастырями”, завоевателями-чужеземцами, отхватившими в своё пользование дельту Нила наравне с лучшими частями его же долины. Столицей гиксов был Аварис (Бубаст), где боготворили осла. Следы этого культа долго оставались и у евреев (Исх. XIII, 13; Числ XXII, 21—33 и др.).

В том же Аварисе скрывался Моисей, подготовляя восстание иудеев при изгнании гиксов египтянами. Образ действий Иосифа Прекрасного при чужеземном фараоне Апапи и Моисея в эпоху реставрации египетской династии Манефтой равно доказывают, в свою очередь, что усвоив египетские же наименования Цафнаф-Панеага и Озарсифа, оба помянутые вождя детей Израиля являясь, тем не менее, безжалостными врагами приютившей их страны, ничего, кроме изысканных забот о еврействе не предпринимали. Изумительно ли, что иудаизм являлся мерзостью для египтян (Бытие XLII1, 32; XLVI, 34).

Убеждение древних авторов (Манефон, Гекатэй, Херимон, Лизимах, Диодор Сицилийский, Тацит и Юстиан) именно таково, что евреи были изгнаны из египта в качестве прокажённых. Язвы в пахах (нечто вроде бубонной чумы), как особая болезнь, которой евреи страдали в пустыне, назывались у египтян саббатозим, откуда, по странному мнению Аполлония Молона и Посидония, могло произойти само название субботы.

Против мнения об изгнании евреев не спорит, впрочем, и Иосиф Флавий. А что фараон их действительно выгнал и даже гнал с поспешностью, этого не отрицает, повидимому, сам “избранный” народ. (Исх. VI, 1 и XI, 1).

Оценить же по достоинству результаты пребывания иудеев в Египте, где за 400 лет они с 66 человек размножились до 600.000 одних способных носить оружие, возможно не иначе, как признав (Бытие XLV, 8), что Иосиф почитал себя не только владыкой всей земли египетской, но и отцом самого фараона…

III. Персия. Основанная Киром в 536 году до Р.X., персидская монархия, уже при Дарий I делилась на 20 сатрапий и 120 провинций. Она охватывала большую часть Турецкой империи в Азии, современные Закавказские губернии России, некоторые части туркестанского края, всю нынешнюю Персию, Белуджистан и Афганистан, равно как Север английского Индостана и, наконец, Египет.

В её далёких пределах находились: и Кавказский хребет, и Гималаи, устья Инда и Ганга; острова Архипелага и Средиземного моря; значительные пространства моря Каспийского и Месопотамия, Персидский залив и берега Индийского океана. При дворе этого огромного государства во времена Артаксеркса-Лонгимана шла лютая борьба между греческим влиянием, в лице Амана и еврейской пронырливостью в образе Мардохея.

Питая ненависть ко всему роду человеческому, евреи иначе, как с бешенством, не относились к грекам, да и эти последние не оставались в долгу. Ни против кого, быть может, не доходит “святой” талмуд до такого неистовства, как в отношении Антиоха-Эпифана. Со времён же Александра Македонского ареной борьбы того же рода стала Александрия. Её кульминацией служит здесь эпоха Филона и Аппиона. Многое, должно быть, чрезвычайно интересное написал именно в Александрии о сынах Иуды Аппион, но эти последние постарались истребить его произведения до последней строчки…

Так вот, на персидской сцене иудейство не только восторжествовало, как мы уже знаем, при благосклонном участии Эсфири, но и ознаменовало свою победу на все времена учреждением “Пурима”, предварительно вырезав 75.000 “сильных” врагов своих в 120 провинциях персидской монархии. Понимая, что такое “Пурим”, равно как имея в виду его безстыдное для евреев применение и теперь, т. е. даже на наших глазах, мы едва ли вправе усомниться, что изобретение столь свирепого торжества и с таким цинизмом, да ещё в необъятном масштабе пространства и времени, могло быть учинено только иудейским правительством, уверенным в безграничности своей тирании.

Подтверждением данного вывода служит и указ, вынесенный Эздрой из кабинета Артаксеркса. Этому указу иудейство главным образом обязано своим существованием до нашего времени. Бесцеремонность, с которой относились сыны Иуды даже к такому могущественному монарху, как повелитель Персии, явствует не только из быстроты возобновления храма и сооружения новых укреплений Иерусалима, вопреки энергическим предостережениям своего правительства персидским генерал-губернатором Сирии, но и, что ещё более знаменательно, из образования такого института, как Синедрион.

Крещёный еврей, аббат Иосиф Леманн, в своём прекрасном труде “Napoleon I-er et les Israelites” говорит:

Разъясняя проблему, аббат Шаботи в назидательном исследовании “Les Juifs nos maitres” свидетельствует:

Еврейские монеты последних двух столетий до Р.Х. и первого века нашей эры равным образом указывают на чрезвычайный авторитет Санхедрина и его главы, первосвященника. От дней Иоанна Гиркана, сына и преемника Симона Маккавея (135—106 гг. до Р.Х.) монеты внутри оливкового венка носят такую надпись: “Иоанн, первосвященник и Совет евреев”.

То же самое было при Иуде Аристобуле, сыне предыдущего (106—105). Здесь надпись такова: “Иуда, первосвященник и Совет евреев”. Монеты последнего из Асмонеев, Антигона (40—37), имеют на лицевой стороне надпись по-гречески: “Царь Антигон”, а на обороте по-еврейски: “Мататия, первосвященник и Совет евреев” (оба имени значат одно и то же).

С начала же христианской эры идут монеты, относимые к первому восстанию против римлян (66—67 гг. по Р.Х.); надписи таковы: “Елеазар, первосвященник”, либо “Симон, Нази Израэлъ”.

Последнее видимое проявление Санхедрина имело место незадолго до разрушения Иерусалима Титом. Затем политическая история евреев как бы исчезает под смертным покровом. Но так как иудейский народ не умер, то и Санхедрин возродился, что мы увидим далее, хотя и под другой формой.

Изложенным удостоверяется, что персидская эпоха евреев служит прямым доказательством существования у них правительства, распоряжавшегося судьбами Израиля.

IV. Парфянское царство. (255 г. до Р.Х. — 226 г. по Р.Х.) Прожив всего 482 года, парфяне нашумели, однако, в мире немало. Они, без сомнения, могли бы сохранить свою монархию и дольше, если бы, подобно Риму, не были отравлены Иудаизмом.

Населявшие юг России и за 500 лет до Р.Х. столь картинно описанные Геродотом, скифы двумя столетиями раньше, как вихрь пронеслись между Каспийским и Аральским морями по всей Малой Азии, Сирии и Палестине, оставив в легендарных воспоминаниях еврейства ужасы “Гога и Магога”. Лет 500 спустя под влиянием междоусобиц часть скифских племён вновь двинулась в поход и между Каспийским морем на севере, Евфратом на востоке, Амударьёй на западе и Индийским океаном на юге основала парфянскую империю.

В ней даже Рим встретил достойного себе соперника. Суровые войска не раз наносили поражения изумлённым легионам. Царь парфян Ород у себя во дворце был на спектакле, когда в разгар “Вакханок” Эврипида один из его генералов принёс в подарок ему голову Красса (54 г. до Р.Х.); разгром парфянами Антония (36 г. до Р.Х.) отбил и у Августа охоту к азиатским экспедициям.

Впрочем, с течением времени отношения смягчились, хотя не надолго. При Августе, Тиберии и Клавдии они были доброжелательны, но при Траяне, Адриане и Марке Аврелии не раз становились враждебными. Решительный же удар парфянскому царству был нанесён сперва Каракаллой, а затем около 226г. по Р.Х. Артаксерксом либо Атширом, персидским солдатом, который взбунтовал Месопотамию, Персию и Мидию, убил последнего царя парфян Артобана IV и основал так называемую вторую персидскую монархию либо империю Сассанидов.

Наряду с боевыми превратностями, Парфия заслуживает упоминания, и вот почему. Четыре главных источника образовали нынешнее масонство: гностицизм, манихейство, альбигойцы и тамплиеры. Небезызвестно также, что масоны называют себя “Детьми вдовы”. Что это значит? Разгадку надо искать в столице парфянского же царства -Ктезифоне. В начале III столетия по Р.Х. родился в Персии Манес или Манехей.

Ещё ребёнком он был куплен богатой вдовой из Ктезифеона. Воспитанный и освобождённый ею, он после её смерти унаследовал её состояние. Отдавшись знаниям сокровенным, он явился проповедником нового учения и вместе со своими последователями стал именоваться “Детьми вдовы”. Впрочем, святым Леоном, папой Римским, их учение было справедливо резюмировано так:

Они распознавали друг друга по условным выражениям, а также через прикосновение к рукам и груди. Но это последнее являлось столь неблагопристойным, что, по свидетельству блаженного Августина, было отменено. [129]

К своему несчастью, парфяне от вавилонян и персов унаследовали, как и мы от Польши, самое гнездо еврейства. Здесь сыны Иуды, видимо, утратили последние границы предерзости. Таким образом создалась вразумительная трагикомедия из похождений Азинея и Анилея, двух нищих иудейских бродяг, сыновей ткача в городишке “Неэрда”, близь Вавилона, на Евфрате.

При царе Артобане, сбежав от срочной работы у хозяина, эти евреи направились в прилегающие к реке болота, собрали шайку таких же головорезов, как сами, построили укрепления и стали разбойничать в окрестностях. К сожалению, рассказ, сюда относящийся, мы находим только у Иосифа Флавия (Древности, кн. XVIII, гл. 12). Причём этот иудейский автор не находит слов восхваления “доблести” единоплеменников. Однако, подозрительность и цинизм повествования говорят сами за себя.

Так или иначе, но, если верить Флавию, царское войско было вмиг разбито бродягами, и Артобан оказался вынужденным призвать обоих жидов ко двору. Азиней был отвратителен и по внешности, что не мешает, однако, Флавию уверять, будто царь Артобан изумлялся, как в таком мизерном теле может пребывать столь великая душа. Не стоит, разумеется, излагать похождения еврейских негодяев далее. Поэтому мы ограничимся замечанием, что после целого ряда кровавых невзгод, причинённых ими жителям вавилонской провинции, эти жиды были наконец изгнаны парфянами и, разумеется, пытались скрыться то в Селевкии, то в Ктезифоне.

Но попадая либо на греков, либо на сирийцев, они были истреблены, как лютые звери. Таким образом погибло до 50.000 еврейских разбойников. Остатки бежали, кто в Неэдру, а кто в Низивию, понадеявшись на тамошние укрепления, равно как на своих единоплеменников, там проживающих. Однако, сирийцы и греки рассеяли их и отсюда, уже окончательно.

Эта почти невероятная сказка убеждает ещё раз, как в быстроте распоряжений иудейской власти для объединения сил кагала, хотя бы и под командой бешенных тигров, так и в том, на что можно рассчитывать от еврейского историка, будь он сам Иосиф Флавий, если дело идёт о членах “избранного народа”, кто бы они ни были…

Находясь в таких условиях, Парфянское царство скончалось преждевременно от иудейской отравы. Увы, оно не могло вынести того количества сынов Израиля, которые пожирали его. Если в наши дни мы наблюдаем страшное действие кагалыюго яда на таких странах, как Франция и Австрия, ещё изнывающих в тяжкой борьбе, то случаи смерти государств, заражённых кагальными “благодеяниями”, известны были в древности далеко не на одном лишь примере парфян. Той же участи подверглись: царство Эламское в Ю.-В. части Месопотамии, княжество Адиабена на верхнем Евфрате; королевство Остготов в Испании, Хазарское царство на Волге… В средние же и новые века погибла Польша, а за ней в настоящее время ждут своей очереди и некоторые другие страны.

V. Римская империя. Бесспорно, что Рим был очень терпелив по отношению к евреям и не по их заслугам многомилостив. Невероятные злодейства, которые совершались лютыми иудеями в периоды их бесконечных восстаний, влекли, правда, за собой соответственные репрессалии. Затем, однако, жизнь шла опять своим чередом.

Римская власть, может быть, слишком долго оставляла евреям не только полное общинное самоуправление, но даже их собственных царей. Уважение Рима к их религии простиралось до того, что им разрешалось убивать всякого иноверца, который перешагнёт за известную черту в ограде Иерусалимского храма и что, не в пример прочим народам, римские войска, вступая в Иерусалим, покрывали чехлами орлы своих грозных знамён, дабы не возбуждать понапрасно дикого изуверства евреев.

Наряду с этим Император Август благоволил к Ироду I, основателю новой еврейской династии; жена Нерона Поппея была благочестива, говорит Иосиф Флавий, т. е. иудействовала; Александр Север гордился званием архи-синагога; Клавдий всячески покровительствовал Ироду Агриппе; Гелиогабал был обрезан; любимейший сверстник в детстве и собутыльник в юности Каракаллы был уже чистокровный еврей.

Римский губернатор Иудей, Тиберий Александр, именовавший себя язычником, но не позабывший награбленным серебром и золотом украсить ворота Иерусалимского храма, был заклятый еврей; Юлиан Отступник собирался восстановить и сам храм и т. д., и т. д.

Тем не менее, Антонин Пий, может быть, единственный цезарь, которому анналы синагоги воздают хвалу. Но тогда как римский мир восторгался в этом преемнике сурового Адриана доблестями Тита и справедливостью Нумы, евреи восхваляли Антонина исключительно за его дикие преследования христиан, да ещё за то, что он яко бы сам подвергался обрезанию. Они даже приписывают ему долю участия в составлении первой части талмуда — Мишны [130].

Действуя таким образом, римская власть, к несчастью, повторяла роковую ошибку других правительств, бывших и будущих. Чуждые стыда, евреи не только не ценят делаемых им снисхождений, а нагло злоупотребляют ими. Никогда еврейство со своей стороны не уступало ни в чём. Наоборот, путём нищенства, шантажа или разбоя оно неизменно приобретало что-нибудь вновь.

Ясновидцем был Катон Древний,, и если бы Рим памятовал о его “Carthaginem esse delendam”, он, вероятно, прожил бы ещё несколько столетий. Римская история в сущности распадается на два периода: карфагенский и иудейский, причём второй оказался, как это ни странно, опаснее первого. Неизвестно, понимало ли римское правительство тождество по характеру финикиян, карфагенян и евреев, явствующее из чрезвычайной близости их языков. [131]

Во всяком случае, Рим опоздал свести счёты с Иудеей. Причина заключается, без сомнения, в казавшемся ничтожестве евреев. Действительно, не понимая их, трудно было допустить, чтобы они были в состоянии угрожать Риму такими невзгодами, с которыми пуническая эпопея не способна идти в сравнение. Сосредоточение сил Карфагена и разбросанность иудеев представлялись как бы несоизмеримыми. Но если древний Рим промахнулся за недостаточностью опыта, то уже никакого снисхождения не заслуживают современные нам “великие” державы, ратующие за евреев. Ратоборство подобного рода тем пагубнее для них же самих, что метод деятельности иудейской остаётся всё тем же. Самоуничижение, крокодиловы слезы, предательство замыслов, тьма и мрак в нападениях из-за угла пребывают у евреев неизменными.

Как бы, однако, ни было, мы не пишем истории еврейства в римскую эпоху, да и не имеем возможности останавливаться на этой проблеме долго. Посему в направлении к нашей основной теме о сокровенном иудейском правительстве мы ограничиваемся единственной, но роковой картиной, относящейся к еврейскому бунту перед осадой Иерусалима Титом и нарисованной таким наставником, как Ренан [132].

Картина эта знаменательна вдвойне: как художественное произведение, своей мрачной параллелью несчастий Рима с сопровождавшими их, грозными явлениями природы; как поучение правителям государств, своей аналогией между тогдашними элементами римской истории и ужасами, пережитыми Россией в 1904—1905 годах.

Итак, обращаемся к “Антихристу”:

Так называемая Иерусалимская война явилась неизбежным отсюда результатом, раскрыв логически как бешенство озверения, так и сатанинское пренебрежение евреев к гибели собственного отечества…

Не входят в нашу задачу картины осады Иерусалима, её злодеяния и ужасы. Мы хотели показать только в общих чертах, какова иудейская революция даже по описанию Ренана, друга евреев.

Параллель с 1905 годом в России напрашивается невольно, а этого с нас достаточно.

Жаловаться на кого бы то ни было “избранному” народу, во всяком случае, не приходится. Вместо нынешних лицемерных воплей о неудаче замыслов ему надлежало бы почаще вспоминать о результатах своего бунта в 66—70 гг. по Р.X. и, утешая нас “иллюминациями” и бомбами, отнюдь не терять из вида, что уже были времена, когда на сынов Иуды охотились, как на хищных зверей.

А дабы не сомневаться в этом, да и во многом другом из описанного сейчас периода либо по поводу беспросветных данных об иудейском народе вообще, не мешает перечитывать хотя бы исследования еврея же Иосифа Флавия…

Так было в древности. А если в наши дни усматриваются на пути иудаизма формально другие приёмы, то ничто не изменилось по существу. Теперь, как и прежде, в искусстве возбуждать негодование сыны Иуды не знают соперников!…

Ничего не стоят их жалобы на “угнетение”. Это заведомая неправда. Как в древнем Риме, так и в нынешней России еврейство играло одну и ту же роль, хотя в обеих революциях являлось угнетателем даже в собственной среде. Припомним отвратительные сцены, происходившие за время осады Тита в самом Иерусалиме вместо благородного раскаяния либо самоотверженной защиты сообща.

Оно плакалось ещё на реках вавилонских, а между тем, как уже было замечено выше, известный раввин Минор в учебнике для еврейских школ утверждает, что плакаться было нечего. Да и оставаясь именно в Вавилоне ещё в течение тысячи лет после Навуходоноссора и здесь же написав талмуд, сыны “избранного” народа достаточно показали, чего стоят их слезы.

Таким же бывает “освободительное” движение евреев повсюду и в наши дни, яко бы ради избавления их от гнёта.

Нельзя не отметить, кстати, что сам граф Л. Н. Толстой в творящихся у нас революционных “глупостях и гадостях”, как он выражается, видит психоз на почве беззастенчивости, способствующей понижению общего морального уровня. “Понижение же этого уровня, в свою очередь, выгодно и удобно всем людям безнравственным, а потому — чем безнравственнее люди, тем они усерднее занимаются общественным переворотом”.

Соображая изложенное, мы не можем не указать на саму обстановку “русской” революции. Мрак и уныние предшествовали в России японской войне. Нанесённый же презренным и, казалось, ничтожным врагом удар достоинству нашему стал безмерно тягостен в материальном и невыносим в духовном отношении. Позорные деяния, увеличившие скорбь, развивались ещё за время войны и внутри России, а затем, истерзав её, привели на край гибели…

Издеваясь над этим, иудаизм эксплуатировал наше горе для утверждения своей тирании ещё более унизительной и коварной. Столько злобы и предательства, такого глумления не могло выдержать поруганное сердце. Отсюда реакция безумия. Она проявлялась тем сильнее, а бред самоистребления пылал тем отчаяннее, чем туманнее были события, невероятнее обман и ужаснее разочарование.

Наглость клеветы и змеиная желчь бешеной стаи органов еврейской прессы рассчитаны на невежество, озлобленность и корыстолюбие её “сознательных хулиганов”. Никому раньше неведомые и ничего терять не имеющие, нередко беглые “редакторы”, обыкновенно инородцы, бьют на “розницу” и скандал; разжигают хищнические инстинкты толпы и кадят её властолюбию; угождают варварству и, проституируя “свободу”, тем бесцеремоннее превозносят злодеяние, чем оно отвратительнее, а при первой опасности скрываются безнаказанно… Читателей же своих они, как кошек “за хвост таскают и туда, и сюда”.

Настало время, когда Шейлоки-“освободители” стали у нас “содержать мебелированные комнаты для артистов без ангажемента”. Весь ум евреев в том и заключается, что он всегда играл и будет спекулировать соблазнами толпы, ровно ничего не стесняясь. “Закоптелые” в плутнях и презирающие труд сыны Иуды считают мошенничество справедливым налогом на человеческую глупость.

“Еврейское племя неизменно в обманах и праздности упражняется” — всенародно заявляли уже польские маршалы (предводители дворянства) в 1797 году.

Возвращаясь к Риму, мы не только в нём видим прообраз судеб нашего отечества, но и, как уже сказано, сохраняем убеждение, что в его гибели весьма повинны евреи. Кончина мировой державы свершилась, увы, именно тогда, когда не стало римлян, а на их месте оказались… сыны Иуды в самом же Риме. Его смерть — великая и благородная проблема для историка. Она, как известно, была затрагиваема неоднократно, но далеко не разрешена. И теперь для неё ещё не настало время. Недаром о царстве Эдома, как они называют Рим, с таким бешенством отзываются проницательные авторы талмуда.

Лишь с дальнейшим расцветом иудейского вопроса и углублением его разработки, откроются пути к разумению истинных причин упадка и разложения Римской Империи. Тогда и нынешние европейские народы поймут, наконец, какова сила тайного иудейского правительства.

Мы же со своей стороны припомним хотя бы дело Флакка…

VI. Земля Обетованная. Всё, уже известное, достаточно иллюстрирует проблему о замыслах сынов Иуды на мировое господство. Но для постижения оной имеются ещё особые данные.

“Еврейский вопрос не столько за нами, как перед нами”, — говорит согласно с истиной такой глубокий мыслитель, как Евгений Дюринг.

Это — вне сомнений, ибо еврейство отнюдь не достигло своей кульминации, а стремится к этому неудержимо, за последнее же время — гигантскими шагами.

В свою очередь известный автор, да притом же сам еврей, Вейнингер [133] приходит к следующему выводу:

“История еврейского народа представляет для его потомков не сумму когда-то случившегося, прошедшего; нет, она скорее служит источником, из которого он черпает новые мечты и гордые упования. Еврей ценит своё прошлое отнюдь не как нечто минувшее и безвозвратное, а именно, как своё будущее…”

Взгляд, безусловно, верный и для всякого, кто сколько-нибудь понимает евреев, не устранимый (см. Пс. CIX, 2, 4, 5 и 6).

Равным образом учёный еврей, бывший раввин, а ныне аббат, Иосиф Леманн, свидетельствует, что “идея мирового господства никогда не покидала воображения Израиля”.

Таких и подобных цитат можно было бы привести любое количество, если бы вообще требовалось доказывать основную для сынов Израиля аксиому.

Тексты из Талмуда и Шулхан-Аруха переведённые профессором Пранаитисом [134] ещё раз подтверждают сказанное. Не затрудняя собрание чтением, я, однако, ссылаюсь на талмудические узаконения об иноплеменных владыках, а также на постоянные моления сынов иуды о пришествии Мессии, как беспощадном мстителе за “избранный народ”. В особенности же знаменательна произносимая евреями и в наше время молитва накануне Пасхи: [135]

Независимо от изложенного, надо иметь в виду следующее.

Тогда, как по христианскому верованию Ветхий Завет дан хотя и одним евреям, но лишь во времена, сему некогда довлевшие, а после Рождества Христова восприял силу Новый Завет, согласно учению иудейскому, наоборот, Ветхий Завет есть единственный источник верования, данный “избранному народу” навсегда, а потому равно обязательный как в дни Синая, так и ныне.

Таково основное положение для всего еврейства и не может быть иным, потому что, являясь, по незыблемому для евреев убеждению, лишь толкованием и развитием Ветхого Завета, Талмуд и Шулхан-Арух должны быть, в свою очередь, почитаемы священными и в настоящее время, а между тем, они перестали бы существовать вовсе с ограничением обязательности Ветхого Завета каким-либо периодом иудейской истории.

Это подтверждается также и логичностью того принципа Талмуда, за силой которого всякое покушение еврея хотя бы на одну букву Торы (Пятикнижия Моисея) признаётся тягчайшим из богохульств, а потому карается смертью.

Твёрдо запомнив всё это, нельзя заблуждаться и относительно понимания евреями следующих текстов, в существе подтверждённых и 700 лет спустя (Пс. С1Х):

Если бы далее за комментариями этих узаконений мы обратились к Талмуду, то, без сомнения, достигли бы уже слишком больших преимуществ в аргументации рассматриваемой проблемы.

Тем не менее, мы не вправе умолчать хотя бы о мессианизме, а в частности, о восстании евреев при императоре Адриане в 135—137 гг. по Р.Х. Главарями этого бунта являлись, как известно, свирепый раввин Бен-Акиба и кровожадный лже-мессия Бар-Кохеба. Мы уже знаем, что в период восстания, истребляя греков-христиан сотнями тысяч, обезумевшие от властолюбия и мстительности евреи перепиливали своих жертв надвое, упивались их кровью, опоясывались внутренностями, из черепов сооружали гекатомбы и танцевали danse macabre вокруг.

Касаясь этих злодеяний вновь, мы по поводу Бар-Кохебы и в новое доказательство неизменности существования иудейского правительства имеем в виду привести для примера о мессиях нижеследующее.

Извесный аббат Леманн называет их так: Симон-волхл в Палестине в 34—37 годах по Р.Х.; Феуда в 45 году; Менандр — тогда же; Досифей — там же, 50—60 гг.; Бар-Кохеба — там же в 135 году; Моисей на острове Крит в 434 году; Юлиан в Палестине в 530 году; один сириец в царствование Льва Исаврянина в 721 году; Серений в Испании в 724 году; ещё лже-мессия во Франции в 1137 году; еще в Персии в 1138 году; ещё в Кордове в 1157 году; ещё в Феце, ещё в Аравии и ещё на берегах Евфрата, все трое в одном и том же 1167 году; ещё раз мессия в Персии в 1174 году, Давид Алмассер в Моравии в 1176 году; опять лже-мессия там же в 1280 году; Давид эль-Давид в Персии в 1199 или 1200 году; Измаил София в Месопотамии в 1497 году; раввин Лембек в Австрии в 1500 году; снова лже-мессия в Испании в 1534 году; ещё лже-мессия в Ост-Индии в 1615 году; опять лже-мессия в Голландии в 1624 году и Цабафаи Тцеви в Турции в 1666 году. [136]

Установив изложенное, мы убеждаемся вновь, что “избранный” народ в ожидании своего Мессии — великого поработителя иноплеменников должен был обезопасить своё бытиё, несмотря ни на какие превратности, т. е. обеспечить существование собственного правительства, а, следовательно, организовать его втайне.

Ход событий вполне подтверждает этот логический прогнозис.

При сокрушении Иерусалима Титом (70 г. по Р.Х.), началось первое рассеяние иудеев по лицу земли. Второе совершилось при Адриане, после разгрома Бар-Кохебы (137 г.). Сыны Иуды были окончательно изгнаны из Иерусалима и Палестины, а потому разбежались во все четыре стороны.

Те, кому во времена Тита удалось спастись от меча и огня либо от рабства, кинулись в разные стороны Европы и Азии, частью на юг и запад Иудеи, частью в Египет, Италию, Испанию и другие римские провинции. Эти евреи именовались западными. Их непосредственный глава проживал в Палестине, чаще всего в Яфнии либо в Тивериаде.

Происходя из левитов, он носил титул Патриарха Иудеи; решал вопросы совести и важные дела народа вообще; имел верховное руководство над всеми синагогами, располагал корпусом офицеров, называвшихся апостолами и разносивших его приказы еврейству по самым отдаленным концам римского государства; определял и собирал налоги; вообще, играл роль монарха, хотя и ограниченного, как объяснено ниже.

Такие патриархи действовали явно или потаённо, соображаясь с настроением императоров относительно еврейства. С течением времени, разбогатев чрезвычайно, патриархи стали по иудейскому обыкновению заниматься интригами, подкупами и пронырством сначала при римском, а затем и при византийском дворах. В 429 году по Р.Х. Феодосии Младший, император Византии, запретил им устанавливать и взимать подати и с этого времени нет упоминаний о патриархах Иудеи в истории.

Но отсюда ещё не следует, что они и в действительности прекратили своё бытие. Надлежит отметить, во всяком случае, что их деятельность носила характер второстепенный, гак как была нодчиис-на иной — верховной власти во Израиле.

Другая часть иудейского народа, и даже самая избранная, между прочим, заключая в своей среде потомков Давида, направилась в Сирию, Армению, Грузию, Персию и Вавилонию. Грузинские и армянские историки подтверждают сказания Талмуда о том, что в течение первых веков но рассеянии Израиля еврейский элемент господствовал в Грузии, и что, с другой стороны, на Кавказе королевская династия и Армении Багратидов или Пагратидов (отсюда — Багратионы) славились своим происхождением от иудейских царей и носила в своём щите арфу Давида.

Противополагаясь евреям Запада эти аристократические семьи иудейские стали называться евреями Востока, а их главари — потомки Давида и приняли титул Князей Пленения либо Изгнания. Авторы талмуда строго различают таких князей от патриархов Иудеи, им подчинённых. Князья или Эшмалотарки располагали неограниченной властью над всеми детьми Израиля, но управляли восточными евреями непосредственно, а западными — через патриархов.

Первым упоминанием в истории князем был Гуна (второе столетие по Р.Х.), современник Иуды Святого, патриарха иудейского. С третьего по одиннадцатое столетие Князья Изгнания действовали всенародно, покупая благорасположение сменявших друг друга династий в Вавилонии. Талмуд утверждает, что при этих князьях был восстановлен и Санхедрин.

А что официальная редакция Талмуда, пользующаяся непререкаемой святостью у евреев доныне, была разрабатываема на протяжении нескольких столетий в Вавилонских академиях — Суре, Нумбедидте н Негардее, это достаточно известно.

Что же касается верховной власти Эшмалотарков, то сам вавилонский Талмуд (тр. Санхедрин, 5а), безусловно, к ним относит пророчество Иакова (Бытие XLIX, 10): “не отойдет скипетр от Иуды и законодатель от чресл его”. Буквальный же текст талмуда, сего касающийся, таков:

По примеру патриархов в Иудее Эщмалотарки Вавилонии несоразмерно разбогатев, принялись за придворные и международные интриги. Певидимому, они не раз принимали благосклонное участие и в дворцовых революциях сначала Рима, а потом Константинополя. Сделавшись же поддаными багдадских калифов, Эшмалотарки могуществом и надменностью привлекли на себя вражду повелителей мусульманства. В 1005 году калиф багдадский закрыл многочисленные цветущие академии, разогнал талмид-хохимов и предал смертной казни последнего Князя Изгнания Эзекию.

Однажды начавшись, преследования распространились уже на всё иудейство калифа и вынудили тамошних евреев покинуть давно насиженные места. Одни из них нашли убежище в Аравии, другие, и притом большинство, кинулись на Запад либо через южные полуострова Европы, либо северным берегом Африки и разбрелись повсюду.

Тем не менее, новоявленный центр иудейства образовался в Испании. Гренада, Севилья и Кордова заменили Суру, Пумбедидту и Негардею и дали многих приснопамятных учителей Израилю. Отсюда вышли Маймонид, Абарданэль, Исаак Леонский и другие знаменитости. Немного спустя талмудизм, да ещё самый ортодоксальный, укрепился в Монпелье на юге Франции в Лангедоке -французской Иудее. Смешанные браки местного дворянства с красивыми еврейками и сарацинками послужили источником альбигойской ереси.

Распространяясь на северо-восток, сперва по Германии, иудаизм произвёл здесь столь дивный плод, как рабби Исаак Луриа, который для обучения Каббале летал каждую ночь на небеса в тамошнюю академию, а умирая, оставил иудейскому миру такое чудо из чудес в каббалистической сфере, как его ученик Хаим Витал. Впоследствии волны Талмуда и Каббалы проникли в Польшу и Литву, где три великие академии Месопотамии ещё раз нашли себе преемниц в Кракове, Люблине и Вильне. Наконец, с 1905 года талмудизм и каббалистика разошлись через сынов Иуды по всей многострадальной России…

Б. Средние века

I. Испания

К этой именно стране сводится прежде всего средневековая деятельность евреев, пришедших сюда с финикиянами ещё за тысячу лет до Р.Х. Разгром Иерусалима Титом и рассеяние иудаизма Адрианом из Палестины во II столетии по Р.Х. наряду с изгнанием евреев из Месопотамии персами в XI столетии, являлись дальнейшими причинами накопления еврейства на Пиринейском полуострове.

Чрезвычайно усилившись при остготах, евреи сохраняли властное положение и при вестготах, независимо от того, что эти последние относились к сынам иуды строго, называли их отвратительной сектой, а в своём кодексе (Lex Wisigothorum) запрещали обрезание, равно как празднование “Пурима” и карали не только за покушение на христианскую религию, но и за чтение противохристианских книг.

Тем не менее, даже король Сизебут, этот “истинный бич евреев”, как, негодуя, его называет Мордух Грэц, ничего с ними поделать не мог. Равно, безплодными оказались постановления соборов в Иллиберии и Эльвире, воспрещавшие наивным христианам под страхом отлучения от церкви “призывать благочестивых евреев для благословения полей, дабы преподаваемая духовенством благодать не казалась бесплодной”.

Поэтому временами, как, например, в царствование королей Рекареда, Хинтиллы, Рецесвинта, Вамбы и Эрвига, принимались в защиту от евреев крайние меры. Так при Хинтилле в 637 году по Р.Х. было на соборе постановлено, что “никто не может воспринять у вестготов верховную власть без торжественной присяги, что никоим образом не будет мирволить евреям и не позволит никому, если он не христианин, свободно проживать в королевстве”.

Немного раньше, около 620 года, по совету византийского императора Ираклия, едва справившегося с новым восстанием евреев в Палестине, король Сизебут повелел упорствующих талмудистов выгнать из Испании. Тогда, по обычаю, масса их притворно крестилась, остальные же евреи разбежавшись кто куда: в Африку, на остров Корсику, в Галлию…

А когда наследник Сизебута Свентилла (621—631 гг.) отменил его узаконения, то уже ближайший его преемник Рецесвинт на соборе в Толедо, который являлся и парламентом, был вынужден провозгласить следующее:

В частности, стараясь поднять унижаемое еврейскими махинациями правосудие и оградить свой народ от ябеднического коварства иудеев, Рецесвинт издал указ: “клятвам их не верить и в свидетели не допускать”.

С другой стороны, пренебрегая осуждением на вечные муки в аду и забавляясь над проклятиями собора 656 года, “само духовенство продавало евреям христианских рабов”, язвительно прибавляет Грэц. Этим, впрочем, он по иудейскому методу стремится оправдать единоплеменников своих в виду монополизирования ими не только работорговли, но и фабрикации евнухов сперва для гаремов Востока либо северной Африки, а впоследствии и для мавров Андалузии.

Поддерживая наряду с этим непрерывные сношения с Малой Азией, Сирией и Вавилонией, испанские евреи следовали Талмуду неуклонно. Без стеснения торгуя всем, что попадается под руку, они возводили причинение зла христианам в свой основной принцип.

После смерти Рецесвинта марраны вздохнули свободнее. Устав трепетать между самомнением и вероломством, они решились дать волю своей злобе и взбунтовались против короля Вамбы, едва лишь Гильдерих Нимский, граф Септимании, отказал ему в повиновении. Они даже подготовили в Нарбонне избрание в короли Павла, главнокомандующего войсками Вамбы, двинутыми против Гельдериха.

Но евреи просчитались. Вамба уничтожил Гильдериха, казнил изменника Павла и разогнал евреев как из Нарбонны, так и из всей готской Галлии. Тогда сыны Израиля обратились к другому занятию: они стали писать и притом на самом распространённом латинском языке возмутительные пасквили на христианство… Преемник Вамбы, Эврит, оказался в необходимости со слезами умолять вновь созванный в Толедо собор “очистить страну от еврейской язвы и от проказы вырождения”.

Царствовавший же за ним предпоследний король вестготов Эгика, разочаровавшись в данных им Израилю милостях, созвал XVII (последний) Толедский собор (в 694 году). Изложив несомненный умысел местных евреев предать по уговору с африканскими евреями Пиринейский полуостров маврам, Эгика раскрыл и доказал пути задуманной сынами Иуды государственной измены и ради спасения отечества потребовал нового изгнания евреев из Испании.

Единогласно и с большим энтузиазмом приняли на соборе магнаты и прелаты это предложение короля. Но искушённые опытом, и видя бесплодие двух предшествовавших “изгнаний” при королях Сизе-буте и Хинтилле, члены собора решили, что перед столь грозной опасностью все евреи безотлагательно обращаются в рабство, а их имущество всецело конфискуется, “дабы нищета лучше заставила их почувствовать, что такое труд”; еврейские же дети по достижении семилетнего возраста должны быть отбираемы и воспитываемы в духе христианства.

Презрение и ненависть к учению Христа в связи с гордыней евреев, стремившихся к порабощению иноплеменников, представлялись неизменными устоями Талмуда, а потому вызывали одни и те же результаты. Как, например, удивляться, что, говоря о столкновении Голубой и Зелёной партии цирка в Антиохии при Зеноне Исаврянине, сам же Грэц сообщает такой факт.

Зелёные победили и воспользовавшись случаем, умертвили много евреев, бросили трупы в огонь и сожгли синагогу. Получив об этом сведение, император Зенон сказал: “зелёные потому лишь достойны наказания, что с мёртвыми евреями не сожгли и живых!…”

Получив из рук Эгики не далее, как в предыдущем году, совершенно неоценимый для той эпохи и в такой стране подарок дворянского достоинства, а вслед за этим став по своим огромным богатствам на одном уровне с благороднейшими семьями королевства, евреи сами вызывали против себя надлежащие меры.

К сожалению, постыдное поведение сына Эгики, Витицы, и безнравственность высших классов народа ускорили осуществление иудейских замыслов. Короли Теодефред и Родриг довершили крушение монархии Атаульфа. В июле 711 года, после сражения при Хересе, свирепые полчища Муссы и Тарика, наведённые в Испанию евреями, разнесли отчаяние и смерть по этой несчастной стране.

Завладев городом Кордовой, Гренадой, Севильей или Малагой, арабы оставляли только незначительные гарнизоны, а затем уходили на разбой вперёд, охрану же завоёванного поручали евреям. Можно себе представить, какими господами становились эти вчерашние рабы и какую чашу страданий, унижения и отчаяния приходилось испивать христианам!…

Это звучит ещё и теперь в словах Грэца о взятии арабами вестготской столицы Толедо:

Свидетельствуя ещё раз о сосредоточении и единообразии деяний иудейских, т. е. об исполнении определённого плана, для предначертания которого необходима, разумеется, в среде самого же еврейства правительственная власть, означенные факты не могут быть, однако, рассматриваемы по направлению к означенному правительству с одной лишь “дипломатической” точки зрения.

В той или иной форме но по пути всей своей истории сыны Иуды неизменно занимались рабовладением, да и саму монополию торговли невольниками захватывали в свои руки. Так, между прочим, и в союзе с мусульманами евреи за несколько веков вывезли через Евпаторию, Керчь и Феодосию и распродали по берегам Средиземного моря миллионы русских людей, даже из самой Москвы.

Нынешняя война Италии в Триполи, главном теперь рынке невольников, знаменательна потому, что грозит пресечь эту излюбленную иудеями профессию. Охотясь за неграми, арабы вырезают их на огромных пространствах чёрного континента лишь для того, чтобы затем тысячи отсортированных невольников направлять к монополистам-евреям именно в Триполи.

Этим, пожалуй, объясняется, в частности, и тот азарт, с которым ожидовелые “младо-турки” подстрекают “верноподданных” султана на защиту “кагального” патриотизма. А дабы не сомневаться, что для иудейских гешефтов образ правления безразличен, хотя бы и в среде рабовладения, отметим, например, следующие два факта:

а) в 945 году при доже Орса-Партичи-пацио законом воспрещено было капитанам венецианских кораблей брать к себе на борт, а тем более привозить, хотя бы одного еврея, и

б) тирания коноводов синдикализма, в современной Французской республике ещё недавно выразилась в том, что лишённые крова через подъём цен на строительные работы, массы тружеников собирались у Елисейского дворца в Париже, требуя от президента, чтобы он отвёл им квартиры.

В общем же виде это явление развилось до почти открытой торговли коноводами рабочих синдикатов жизнью своих “невольников” через учинение стачек и забастовок, оплачиваемых удавами и акулами биржи…

Ясно, что оказывая покровительство евреям, и мавры в Испании не сентиментальничали. В сынах иуды они видели не только заклятых врагов любой страны, куда еврейству удалось проникнуть, но и образцовых шпионов. Надо ли удивляться, что отхватив в первые же 50 лет на земном шаре такой кусок, каким никогда не владел Рим, магометане признавали в этом и некоторую заслугу “избранного народа”, а потому ладили с ним до тех пор, пока в эпоху крестовых походов он не предал и их самих.

Эта “трогательная” дружба не исключала, впрочем, ни взаимной ненависти новоявленных приятелей, ни даже того, что святые коран и талмуд преисполнены злобными проклятиями друг другу. Ядовитые насмешки над Магометом его современника жида Пинхуса ибн Азуры, выводившие “пророка” из всякого терпения, а с другой стороны — отрава, поднесённая тому же Магомету двумя его любовницами, красивыми еврейками Сафией и Цианаб и отзывавшаяся на его здоровье всю его последующую жизнь, сами по себе достаточно мотивируют непочтительный взгляд корана на евреев и вполне оправдывают распоряжение калифа Омара (640 г.) об изгнании всех сынов Иуды, чтобы они не оскверняли арабской почвы…

Изложенным обуславливается такой вывод. Читая историю вестготов в Испании и вдумываясь в анналы столь знаменитых на Западе соборов, как те, что заседали в Толедо, можно с первого взгляда предположить, будто у христиан того времени не было другого дела, кроме охоты на евреев или же, что именно у вестготов антисемитизм являлся какой-то национальной эпидемией.

Между тем, при внимательном анализе предположение подобного рода оказывается не только странным, но и совершенно ложным, особенно, если мы припомним те условия, среди которых проникли, размножались, богатели и возвеличивались семиты в Испании, а с другой стороны, примем к сведению факт, что в период самого страшного натиска карфагенян на Галию, Гельвецию и Рим Ганнибал как раз в Испании установил свой базис операций.

Напрасно, как показал опыт, соборы и короли удаляли евреев либо крестили их. С первым изменением политики сыны Иуды возвращались к испанцам, а выкресты к иудейству. Тем не менее, отсюда не следует, что надо было поступать иначе. Мудрено ли, что посталенные перед дилеммой ожидоветь в качестве еврейских рабов или же отстаивать свою народность, хотя бы ценой неимоверных усилий, вестготы решили действовать по инстинкту самосохранения?!

Прошли века… И вот уже не королевство вестготов, а Российская Империя оказывается перед такой же точно дилеммой. Скрадывая самого себя, например, под маской конституционно-демократической партии, иудаизм обещает нам свободу и благоденствие, а мы… мы занимаемся антисемитизмом. Евреи над нами смеются, а мы даже не плачем. Но ведь от такого смеха их самих мороз по коже пробирает, ибо не хуже нашего понимают они, что засмеётся хорошо тот, кто будет смеяться последним…

Дальнейшая история еврейства в Испании не менее назидательна, чем и за время вестготов. Мы лишены, однако, возможности проследить за ней. Поэтому ограничиваемся указанием лишь её основных мотивов. Сюда прежде всего относилось расширение области Талмуда сообразно новым требованиям “эпохи разсеяния”.

Вторым элементом задачи являлось маскирование кагальных изуверств, возродившихся через арабов философией Аристотеля. Третьей и, быть может, важнейшей заботой была популяризация талмудических учений. Не повторяясь, мы за подробностями возвращаем читателя к отделам настоящего труда о Талмуде и Шулхан-Арухе.

Заметим только, что, если основной тенденцией иудейского правительства являлось сохранение национализма сынов Иуды, иначе говоря, “ограда Закона”, то поименованные направления кагальных мероприятий становились на очередь сами собой, как суррогат и орудие централизующей еврейство силы.

Если далее, осуществляя своё единство, испанские евреи сносились даже с хозарами, то несообразно предполагать, будто они утратили связь с вавилонией.

Параллельно с этим в испанском еврействе незыблемо держалось верование, что его свет и будущность заключаются в Талмуде, и что основатель иудейского величия придёт с Востока. Он станет беспощадным соперником новоявленному богу Магомету; он же посеет и вскормит новые отпрыски “чудодейственного” талмудизма; он, наконец, раскроет, укрепит и на недосягаемую высоту превознесёт “золотой” век кагального могущества…

Так и случилось. Крейсировавшему в Средиземном море мавританскому адмиралу ибн-Румахису попались у берегов Италии в 948 году “четыре зародыша талмудического плодотворного духа”, как их ласково именует Грэц. Эти “зародыши”, т. е. четыре озверелых талмудиста — Шемариа, Хушиэль, Натан бен-Исаак Коген и Моисей бен-Ханох были отправлены сурским иешиботом к богатым евреям других стран за деньгами в виду приближавшейся грозы — персов. Недолго думая, ибн-Румахис распродал своих “зародышей” в Каир, Каируан, Нарбонну и Кордову. Все четверо… основали иешиботу.

Однако, столь нетерпеливо ожидаемым, действительным “гением” талмудологии оказался лишь один из них — рабби Моисей бен-Ханох. Он не только заложил основы “величайшей” академии в Кордове, но достиг того, что мудрый калиф Хаким взял его под своё покровительство и чуть ли не сам решил учиться талмуду. Объединяя в своём лице достоинства гаона и экзиларха (эшмалотарка) и прославившись на весь еврейский мир, рабби Моисей умер, благословляемый Израилем в 1015 году.

Лучший из его учеников Самуил га-Леви, унаследовал ему в сановном звании “раба” или верховного раввина, а уже в 1027 году был всенародно провозглашён нагидом, т. е. князем испанских евреев. С него именно, как с туземца, а не пришельца, ведут евреи счисление “святых” раввинов в Испании. Авторитеты в этой области — дон Хозе Родригес де-Кастро и Эммануил Абоаб - разделяют по “рабам” или “раббаним” всю последующую историю испанских евреев на девять эпох, перечислять которые излишне.

Отметим разве, что кроме Моисея бен-Ханоха, основателями еврейско-испанской культуры почитаюся: андалузский грамматик Бенахем бен-Са-рух и творец художественной формы для еврейской поэзии Дунаш ибн лабрат. “Солнцем” же, согревавшим первые талмудические всходы в Испании, был сносившийся с хозарами банкир и министр калифа Абдулл-Рахмана III Абу Юсуф Хаздаи бен-Исаак ибн-Шапрут. Как они, так и другие “раббаны” или “рабы” оставили тысячи сочинений в разъяснение и дополнение “божественного” Талмуда. [137]

В 1492 году последний “князь испанских евреев” Исаак Або аб, гаон, более известный под сокращенным именем Раби, ушел в Португалию, где, впрочем, скоро и умер. Другие прославленные раввины этого времени также рассеялись в разные стороны: раб Иосиф Уриэль и раб Сим Тоб удалились в Африку, где основали иешибот в Феце; раб Иосиф Песко поселился в Константинополе; раб Самуил Серальво — в Каире; раб Иаков де Раб — в Шахете (Палестина) и, наконец, раб Иегуад Абоаб — в Альказарквивире, в Африке же.

Спрашивается, откуда явилась эта благодать?

Увы, сам Грэц не может скрыть того, что “многие из евреев были своим счастьем обязаны преимущественно работорговле. Покупая рабов и перепродавая их калифам, сыны Израиля непрерывно увеличивали блеск и роскошь, калифы же из этих рабов мало-по-малу составили свою лейб-гвардию”…

Да и не одну “лейб-гвардию”, конечно…

Так вот он, венец “божественной” премудрости испанских евреев, как ее величает тот же Грэц!…

II. Франция

Сюда евреи успели попасть из Италии и Германии, а отчасти, пробираясь через Пиринси. Промышляли они все тем же, за что, в свою очередь, неоднократно подвергались изгнаниям. Никогда, однако, не каялись они, а возвращаясь, начинали сызнова. Для характеристики, возьмем хотя бы следующий пример.

Таков был “золотой век” сынов Иуды во Франции, а они ей заплатили по-своему, тем, что, не ограничиваясь импортом рабов, на который имели право, делали евнухов из самих французов и экспортировали их в арабские гаремы, в Испанию. Вообще же говоря, можно себе представить, насколько “золотым” был этот жидовский век для коренных подданных Людовика Благочестивого… Знаменитый трактат современника, Лионского епископа Агобарда, “De insolentia Judaco-rum” “О наглости жидов” является примерной тому иллюстрацией.

А между тем, уже царствовавший почти одновременно с Людовиком Благочестивым, мудрый Фридрих II Гогенштауфен (1194—1250) пришёл к диаметрально противоположному взгляду на сынов Иуды. Именно ему принадлежит знаменитое, безусловно, верное и для государственных людей обязательное заключение:

Да и как могло быть иначе, когда иудейское государство стоит неизмеримо выше всех прочих, а интересы кагального правительства исключают всякое служение детей Израиля на пользу нечестивых иноплеменников?!…

Сказанного достаточно. Посему, не останавливаясь на многих иных картинах еврейского засилия в средневековой истории Франции, мы упомянем лишь об Альбигойцах и Тамплиерах, а затем ограничиваем свой путь указанием ещё на один только, но весьма яркий, факт.

Известно, что во второй половине XV века сыны Иуды были изгнаны из разных государств Европы, между прочим, из Германии, Испании, Франции и Прованса. А когда эта последняя страна присоединилась к Франции в 1487 году, Карл VIII приказал тамошним богатым и многочисленным евреям креститься либо уходить прочь из королевства. Так как извороты, взятки и уничижения дальше не помогали, то 13 января 1489 года Шаморро, раввин города Арля, обратило за советом к константинопольскому Синедриону.

Ответ на имя евреев Арля и Прованса последовал 21 ноября того же 1489 года:

Таков был “премудрый” ответ великого Синедриона.

Подлинность приказа удостоверяется, во-первых, тем, что, если жалоба Шаморро писана на провансальском наречии, то ответ дан именно на испанском языке, природном для константинопольских евреев как теперь, так и тогда;

во-вторых, и эта жалоба, и ответ были ещё в 1583 году напечатаны в Париже дворянином из Наварры Жюльеном де Медрано по-испански же в его учёной книге “La Silva curiosa”;

в-третьих, они появились снова в Париже в 1880 году на страницах “Revue des etudes juives” — журнала, издаваемого под покровительством самого барона Джемса Ротшильда;

в-четвёртых, приговор 1489 года постановлен, как сказано, не одними лишь раввинами, но и великими сатрапами, без сомнения, иудейскими же, а не персидскими, которых в это время уже нигде не было; с другой стороны, он кагалом рассматривается как приказ, хотя и адресованный формально евреям Арля и Прованса, но в сущности обращённый ко всему еврейству, и в-пятых, текст решения константинопольского синедриона, безусловно, гармонирует с принципами Талмуда.

В пределах темы об иудейском правительстве этого, полагаем, достаточно для средневековой истории Франции.

III. Англия и Средняя Европа

За рассматриваемую эпоху, иудаизм в этих странах не имел возможности ни перенести сюда своё центральное правительство, ни хотя бы приурочить его деятельность к какой-либо из них. Да в этом и не было надобности, ибо, как мы знаем главное управление еврейством (эшмалотарки) находилось до XI века по Р.Х. в древней Вавилонии, а затем ещё в XV столетии пребывало в Константинополе. С другой стороны, указанный период отмечен на Западе гонениями евреев местами, например, в эпоху Крестовых походов, доходившими до истребления их поголовно.

Тем не менее, развиваясь на протяжении веков, программа иудейская не утрачивала своего применения по мере возможности и в данные времена. Сколь бы это ни было удивительным, такому порядку вещей способствовали сами же римские папы. Никогда не происходило погромов “избранного” народа в Риме.

Наоборот, как это признано в 1807 г., даже иудейским Синедрионом в Париже именно католическому клиру еврейство обязано в течение Средних веков покровительством деятельным и непрерывным. А если инквизиция сжигала, наравне с другими еретиками, иудействующих христиан, то и в этом нельзя видеть вражды римского престола к евреям некрещёным. Тем не менее, вопреки означенному положению иудаизм не переставал подкапываться под самые устои папства, а с другой стороны не отрекался, разумеется, от своего национального искусства “плодиться и наживать деньги”.

Единственным исключением представлялась Британия, где, быть может, волки тогда ещё не были истреблены, но зато евреев не оказывалось вовсе. Будучи изгнаны в конце XIII столетия, они вернулись только при Кромвелле в XVII столетии. Среди разных других условий пребыванию здесь еврейства мешал и сам характер населения британских островов.

Есть разница между французами и англичанами. Тогда как Генрих IV хотел бы видеть курицу в супе у каждого из своих подданных, мировоззрение “просвещённых мореплавателей” и тогда уже сводилось к иному понятию: “когда бедняк ест курицу, то либо он сам, либо курица — больны”…

В Голландии первые еврейские поселенцы были, повидимому, беглыми сефардимами, вероятно скрывающимися от испанских вестготов. Впоследствии иудеи монополизировали там гранение и торговлю бриллиантами, с открытием же колонии захватили наравне с португальскими евреями и куплю-продажу тропических произведений, а в особенности сазара.

Отсюда понятны яркий расцвет со временем биржевого дела, а затем и выступление голландских евреев на сцену государственных займов. Тогда голландские евреи объявились первыми кредиторами России. Впрочем, между ними, сколько известно, и до сих пор фигурирует банкирский дом “Липеман, Розенталь и К°”, основатель которого Ицка Липпман, мелкий фактор, был привезён Бироном из Курляндии в Петербург и при содействии временщика быстро разбогател, впоследствии же перебрался в Голландию…

Священная Римская империя, т. е. нынешняя Германия и Австрия, а за ними и Швейцария, аппенинский и балканский полуострова подобно Сирии, являлись в свою очередь крупными источниками обогащения сынов Иуды в мистическую эпопею Крестовых походов, когда имущество христиан отбиралось кагалом за безценок.

Впрочем, и раньше, около тысячного года по Р.Х., когда на Западе ожидалась кончина мира, а верующие спешили отрешиться от всех благ земных, иудейство завладевало таковыми в свою очередь, тем легче, чем само решительнее избегало помышлять о благах небесных… Наряду с приобретением материальных средств борьбы иудаизм не покидал своего замысла и о разрушении папства “идеями”.

Ясно, что деятельность в этой области прикрывалась “велениями свободы и культуры”. Посему мы встречаем “либерализм” евреев уже на рассвете эпохи Возрождения, а значит, и среди междоусобий Реформации. Весьма заметную роль в этом движении опять сыграли голландские евреи. Опера “Иоанн Лейденский”, драма “Уриэль Акоста”, имена Рейхлина, Эразма Ротердамского, Меланхтона и Спинозы достаточно за себя говорят.

Наряду с Голландией, сефардимы бежали в Венецию, где даже в Средние века образовалось одно из весьма видных гнёзд иудаизма. Надо ли удивляться, что именно в Венеции (1520—1524 гг.) не замедлило явиться полное издание талмуда, да ещё одновременно с сожжением в Виттемберге (16 декабря 1520 г.) Лютером на костре буллы Льва X, проклинающей Реформу, а с ней — целой массы папских декреталий, распоряжений и узаконений.

При этой церемонии Лютер, как говорят, гневно воскликнул: “Pestis eram vivus, — moriens em mors tua, papa!”… [138]

Если проклятие этого рода не было подсказано кагалом, то он, без сомнения, готов объявить его своим девизом, с тем разве отличием, что сам умирать вместе с папством не собирается.

Подобно тому, что нам известно в отношении Талмуда и Корана, сближение лютеранства и еврейства не страдает от фактора, что к Лютеру равным образом относят верное предостережение: “после дьявола у тебя, христианин, нет опаснейшего врага, чем еврей!…” Ренан же прямо утверждает, что Раши (знаменитый средневековый раввин Шелома бен Иицхаки) и Тосефисты дали Николая де Лира, а Николай де Лир дал Лютера…

В согласии с этим было замечено, что чем дальше по своим наклонностям живёт страна от Евангелия и чем в миросозерцании своём больше приближается она к произволу в толковании Пятикнижия (Сойфер-Тойре), тем она ближе склоняется к талмудизму со всеми его последствиями и тем глубже своим национальным характером походит на еврейство.

Пуританин Кромвелл призвал сынов Иуды в Англию. Именно Великобритания и такие протестантские страны, как Пруссия либо её выходцы — остзейские бароны, или как голландцы, особенно в их колониальной политике, всегда отличались алчной жестокостью по отношению к другим национальностям и религиям.

В протестантской Швейцарии сложилась поговорка, что “один женевец стоит шести жидов, а один невшателец — шести женевцев”… Земля квакеров в Северной Америке, а на первом плане Бостон и Филадельфия, замечательны еврейскими племенами своих жителей, даваемыми из поколения в поколение, как бы умышленно для того, чтобы никто уже не сомневался в свойстве религии, которую там исповедуют…

В настоящее время штаты Новой Англии, преимущественно же Коннектикут, Нью-Йорк и Пенсильвания, не только вполне ожидовлены, но своим кагальным духом заражают торговлю, промышленность и самое правительство Соединённых Штатов.

В итоге, невзирая на всю ненависть Лютера к сынам Иуды, его учение принимается ими гораздо легче, чем другие христианские исповедания и даже рассматриваются юдофилами как шаг к еврейству.

Заключая очерк по вопросу об иудейском правительстве на Западе Европы в средние века, мы для полноты картины обязаны вновь напомнить о Борухе Спинозе.

Любимым занятием еврейского философа, как утверждают его биографы, было наблюдать по углам своей комнаты истребление мух пауками. Ему же принадлежат и следующие положения:

IV. Польша

Как не бывает медленных зайцев, так нет и простоватых евреев. Из лицемерия и обмана создаёт Израиль свой путь. Лукавство по отношению к Богу и ближнему — самая существенная и наиболее характерная черта иудейской религии и всего еврейского обихода. Этих истин, как будто, не знал или же, ослеплённый красотой Эстерки, не мог понимать Казимир III, Старый король польский (1410—1470гг.), в просторечии именуемый Мардохеем II.

Наставники “многострадальной синагоги” поднесли ему несколько золотых блюд с червонцами и просили дать убежище своим единоплеменникам отовсюду гонимым… Сверкание золота и слезы Эстерки решили дело. Сами же поляки не защищались. Между тем, ещё лет за двести раньше, король Аррагона и Кастилии, Альфонс VIII также воспылал необузданной страстью к юной и прекрасной дочери “избранного” народа, Рахили из ожидовлённого Толедо.

Этим не замедлили воспользоваться её соплеменники и под кровом новой Эсфири стали изощряться в талмудических проделках… Бесплодно гранды на коленях умоляли короля: “Ваше Величество, Вы не можете приносить Испанию в жертву еврейке!…” Ничто не помогало.

Тогда иудейская наглость ещё раз пожала, что посеяла. Рахиль была убита…

В Польше магнаты, увы, не последовали примеру грандов и… погибли вместе со своей родиной, как, впрочем, после смерти Казимира была замучена народом и коварная Эстерка с обоими прижитыми от него сыновьями. Тем не менее, на всём дальнейшем пути “свободолюбивых сарматов” в истории евреи размножались, богатели, приобретали тиранические привелегии, а страну, их приютившую, влачили на смерть…

Льстивые “баснописцы” назвали Казимира не только Великим, а и “королём мужиков”. Муза же Клио постановила такой приговор: Польша была раем для жидов и адом для крестьян.

Во времена Яна Собесского под покровительством иудействовавшей королевы двое израильтян распределили между собой, наконец, и самого Венского триумфатора так: один из них, медик Иона, взял себе тело короля, а другой, Бетзаль, — его финансы. За цену, много выше нормальной, сделавшись арендатором его земель, Бетзаль не только давал королю возможность сохранять мишурную власть деньгами, но и эксплуатировал его, как хотел, продавая королевские милости с аукциона.

Сверх того, держа на откупу таможни, Бетзаль совершал дерзкие, невероятные злоупотребления, разрушая во славу кагала народные торговлю и промышленность. Сыны Иуды торжествовали, открыто заявляя, что с этим новым Мардохеем вернулись к ним “блаженные времена” Ахашфероша (Артаксеркса — Лонгимана, создателя “Пурима”). Сто раз хотели убить Бетзаля, но его охраняла гвардия из тридцати “благородных” поляков.

Что же касается “доктора” Ионы, то, “помогая своему счастью”, и он, конечно, не дремал, а в довершение благополучия, чтобы скрыть содеянное, преподнёс своему пациенту такую дозу меркуриальных препаратов, что тот в страшных мучениях скончался… Лишь после смерти короля наступил час возмездия и для обоих израильтян. Подобно Эстерке, любовнице Казимира III, Иона и Бетзаль жизнью заплатили за всё зло, причинённое ими стране, отогревшей их на своей груди.

Впрочем, невзирая на это, история Польши представляет и такой, даже для еврейской сцены невероятный, факт.

18 августа 1587 года, когда избирательный день приходил уже к концу а ожесточённые партии всё ещё не могли достигнуть большинства ни в пользу шведа, ни в интересах австрийца, князь Радзивилл прислал своего умного Сауля, чтобы он постарался склонить к соглашению наиболее упорных из противников.

Но едва спокойная фигура Сауля показалась среди этой пьяной и разгорячённой толпы, как у “избирателей” блеснула затея — посадить на трон самого радзивил-ловского фактора, пока враждебное настроение не затихнет и не будет избран настоящий король. Весьма расположенные к семье Шауля (Сауля) Вайля Радзивилл и Замойские ничего не имели против забавного проекта. Братья Зборовские могли гневаться и возражать, но что они способны были сделать вопреки большинству?!…

Итак, сын падуанского раввина Шауль Вайль из Бреста-Литовского стал королём на одну ночь, королём малёванным, королём in ab stracta, как выразился Стефан Баторий на сейме, говоря о своих предшественниках, а всё таки — польским королём… Вечером 18 август; 1587 года началось его царствование, а утром 19 кончилось, чтобы перейти в тот же день к шведскому принцу Сигизмунду III.

Тем временен среди иудеев воцарилось крайнее изумление и, вместе, гордая радость Уже полторы тысячи лет продолжались скитальничество и притеснения Корону науки приобретали многие из потомков Агасфера, теперь и корона власти монаршей над гоями почила на главе одного из них!

Увы, за этот позор, устроенный пьяной шляхтой, но отражавший, впрочем, степень действительного порабощения её кагалом, пропала Польша…

Счастливые потомки равви Сауля унесли на целые столетия живейшие воспоминания о своём коронованном предке. Если бывали сыновья, внуки, правнуки “короля из Брест-Литовска”, то за тысячи миль торопились отцы предложить им в замужество богатейших в иудействе невест. И поныне во многих домах Англии, Польши и Германии сохраняется благоговейная память о его величестве равви Сауле…

Sunt lacrymae rerum et mentem mortalia tangunt!

Назойливо пробираясь повсюду и всё оскверняя, как бы в ознаменование того, что на печати эшмалотарков Вавилонии была изображена муха, сыны Иуды никакой пронырливостью не ограничивались. Как только являлась возможность, они безотлагательно бравировали своей властью и даже не затруднялись выдвигать собственное правительство напоказ.

Если в древнем Риме сосредоточием еврейских гешефтов и международным банком кагала служил иерусалимский храм, то и среди Речи Посполитой на ярмарках в Люблине и Ярославле (Галиция) собирался “Ваад шел арба арацот” — “Синод раввинов четырёх земель” (Великой и Малой Польши, Руси и Литвы). В лице избираемых ad hoc депутатов еврейства (парнасе гамедина), “Ваад” являлся одновременно и всеиудейским парламентом, и центральным правительством евреев, и верховным трибуналом судей Израиля (дай-нэ ra-арец).

Во главе Синода обыкновенно стоял прославленный раввин, например, Мардохай Яфа (1530—1612 гг.). Как председатель, так и члены “Ваада” вели превосходные гандели. Целый же “Ваад”, in cor-pore, представлял собой такой же международный центр еврейства, каким в начале нашей эры являлся храм в Иерусалиме. Придавая иудейским общинам не в одной Польше единство, устойчивость и силу, а через это почётное значение внутри и во-вне, “Ваад шел арба арацот” внушал отвращение и ужас христианам.

Горделивый же клич сынов Иуды в день отпущения грехов (Иом-Киппур), — “Лешана га-боа Бирушелаим!”, т. е. “На будущий год (встретимся уже) в Иерусалиме”, ничего, равным образом, не обещал полякам хорошего. Если “быдло” — крестьяне пикнуть не смели против еврейства, то не лучшей представлялась и участь надменных панов. Правда, они обольщали себя сказкой, будто бы “у каждого магната есть свой жид”, но и тогда уже на самом деле у каждого жида был свой магнат. Теперь это опять становится правилом. Конечно, не для одной Польши…

Парламенту “славянских” евреев подчинено было министерство из четырёх “великих раввинов” — Кракова, Познани, Львова и Люблина с премьер-министром во главе, каковым состоял Praefectus Ju-daeorum. Первым из таковых, был назначенный 14 февраля 1414 года, Сигизмундом I, брестский же еврей Иосель Иозефович, в потомство которого это звание переходило затем от отца к сыну многие годы.

“Славянское” еврейство распадалось на кагалы и прикагалки под всевозможными более или менее лукавыми псевдонимами (вспомним хотя бы о новейшем изобретении “переселенческих комитетов” с девизом “Гирш-Аргентина”). Они являлись не только органами иудейского самоуправления, но и “гарнизонами” Израиля, в виду его мирового господства.

Сообразно с такими условиями тирании “избранного” народа в Польше, “Ваад шел арба арацот” заведывал и международными его сношениями. Примером может служить “посольство” к Петру Великому с предложением раздела Польши. Но сыны Иуды, по меньшей мере, опоздали. Император успел ознакомиться с иудейством в Голландии, а потому избранников “славянского” кагала прогнал…

Сказанное мы могли бы дополнить иными фактами, в особенности из окровавленной истории Малороссии, стенавшей под Иезуитско-жидовским террором, но для нашей задачи и предыдущего, полагаем, достаточно. Неизлишне, разве, отметить ещё раз, что бывшее королевство Польское и в настоящее время представляет собой оптовый склад средневековых евреев для всего мира, а в частности, что центром литовско-польско-еврейского талмудизма и доныне служит Вильна, как неисчерпаемая по этой премудрости “Vagina Judaeorum”.

В. Новые времена

I. Для удобства изложения вопроса об иудейском правительстве мы разделили его на три периода: Древний мир, Средние века и Новые времена. Но природа не любит скачков. Подобно тому, как не может быть замечен переход от детства к юности либо от зрелого возраста к старости, равно как сообразно с тем, что нельзя уловить начала весны или конца лета, так и в жизни человечества всякое деление на периоды искусственно, а их границы ускользают от наблюдения.

В частности, эпоха Средних веков и наше время, будучи черезполосны, с точностью размежеваны быть не могут. Всё объединяется законом эволюции и явлениями атавизма. Посему, такие, например, события, как открытие Америки и Реформация принадлежат к двум последним периодам истории в одинаковой мере, а Революция может быть объяснена только из их совокупности. Для Реформации это, в свою очередь, ясно.

Что же касается создавших могущество Великобритании колониальных открытий, то не требует дальнейших доказательств оркестровка Революции мероприятиями английской политики за её счёт именно с целью обеспечить её же владычество на океанах. В гармонии с этим не надо забывать, что и самое проникновение еврейства в Англию, относимое к инициативе Кромвеля, совершилось в действительности не сразу, а развивалось постепенно ещё при Эдуарде VI и Елизавете наряду с упадком обаяния папства и сообразно успехам протестантизма у “просвещённых мореплавателей”.

Чем же мотивируется смягчение ненависти иудейской к христианству в отношении последователей Виклефа, Гусса, Лютера, Цвингли, Кальвина et tutti quanti? Ответ даёт “Лятомиа” — одно из масонских обозрений:

II. Переходя от данных условий принципа к обстоятельствам целесообразности в действиях масонства, мы в масонском же издании “Буагютте” (Лейпциг 1874 г.) в статье “достопочтенного” одной из германских лож Фомы Конрада читаем:

Согласно с означенным учением “Великий Восток” Франции 10 сентября 1877 г. уничтожил в своём статусе два тезиса: о бытие Божием и о бессмертии души.

Таким образом, программа масонства, а стало быть, и еврейства сводится прежде всего к разрушению католицизма, протестантство же будет уничтожено во вторую очередь.

Известный уже нам [140] Августин Баррюэль, настоятель собора Богоматери в Париже, получил 20 августа 1806 года из Флоренции помеченное 1-м числом того же августа, письмо Иоанна-Баптиста Симонини, хранимое теперь в городском архиве Фрибурга в Швейцарии.

Уроженец Ливорно, крещёный еврей Симонини излагает в этом письме иудейские замыслы на порабощение мира; удостоверяет, что, по утверждению кагала, “Старец Горы” происходил из колена Иудина; свидетельствует, что, признавая династию Бурбонов [141] себе враждебной, еврейство надеется в ближайшие годы свести её на-нет; и заключает уверением, что потомство Израиля рассчитывает меньше, чем в одно столетие разрушить прочие исповедания, чтобы создать собственную Империю, заменить церкви синагогами, остаток христиан привести в рабство и сделаться всемирным владыкой.

В параллель с этим, образованный из евреев правоверных, реформированных и свободомыслящих, отовсюду съехавшихся и заседавший в Лейпциге 29 июня 1869 года, Великий Синод, между прочим, постановил:

Но ведь с точки зрения еврейства представляются современными только идеи революционные, а всемогущее масонство обслуживает национальные интересы сынов Иуды прежде всего на борьбе с папством…

Правда, в течение значительного времени, сыны Израиля были исключаемы из большинства английских, немецких и французских ложь, а потому основали нарочитые культы того же рода для себя, каковы “Мизраим” во Франции и “Бени-Бериф” (Берит) в Соединённых Штатах. Через них иудаизм пользовался как возможностью сноситься с другими ложами, так и теми преимуществами, какие обеспечиваются универсальным характером масонства.

Мизраим, сын Хама, говорят евреи, пришёл в Египет, завладел страной, дал ей своё имя и основал тайный культ Озириса, Изиды, Тифона и др. Будучи перенесён в Италию, а затем распространившись по другим частям римской империи, этот культ явился источником мудрости, откуда её черпали философские школы, тайные союзы, многие религиозные секты и масонские толки.

Его система распадается на четыре серии: символическую, умозрительную, мистическую и герметически-каббалистическую. Они делятся на 17 классов и 90 степеней и разрядов. Девяностый разряд принадлежит неведомому главе: “Souverain Grand Maitre absolu, puissant, supreme de l'Ordre”.

В начале XIX века “Мизраим был Гершкой Бедарридом перенесён во Францию, где преобразовался и расширился. В шестидесятых годах XIX века при маршале Маньяне, как “великом мастере”, назначенном в “Восток” Наполеоном III не из масонов, Мизраим, имея уже массу последователей, объединился с “Востоком” (Grand Orient de France) и ожидовил его окончательно. [142]

B'nai Brith (J. О. В. В.), “Б'най (Бени) Бериф”, — тайный иудейский союз. Основан в Нью-Йорке в 1843 г. Его задача: “объединение всех израильтян таким способом, который наиболее содействовал бы скорейшему и широкому развитию высших интересов иудейства”.

С другой стороны, у гоев и в данном случае, по обыкновению, не было единства. Некоторые масонские ложи допускали к себе евреек уже с половины XVIII столетия, т. е. со времени, когда масонство стало приобретать характер явно революционный и насильственный. То же, как известно, происходило и в истории “русского” бунта. Таков реальный вывод из фактов.

Но о его необходимость, очевидно, нельзя было бы не признать на основе еврейской истории вообще. Известно, в частности, что основатель французского иллюминатства и энергетический распространитель масонства, Мартинец Пасквалис, был еврей. Наконец, нельзя, вообще говоря, не признать, что иудейство и масонство — учреждения параллельные. Иудейство есть даже масонство по преимуществу, как в виду тесного единения его членов, так за силой космополитизма, воздвигаемого сынами Израиля выше любых уз патриотизма, так, наконец, через ненависть к христианству.

Поэтому сами внутренние движения в масонстве не замедлили устранить те затруднения, которые христианскими идеями и социальным предубеждением противоставлялись допущению евреев в обыкновенные ложи. Вот почему масонство католических стран — Франции, Италии, Испании, а в позднейшее время и Германии стало открывать двери еврейству. Не без испуга узнало, тем не менее, оно о том, что сыны Иуды уже повсюду сумели захватить влияние над необрезанными “детьми Вдовы”…

III. Не входя засим в исследование всем известной решающей роли, какую еврейство сыграло на пути “Великой Революции”, а особенно в разгар Террора, мы не сможем, однако, не отметить связи кагала с Бонапартами. Мелкий ходатай по делам из Арраса Робеспьер и артиллерийский подпоручик Буонапарте были хиротонисаны на свои зловещие деяния всемирным кагалом через масонство. Оба равным образом были уничтожены, когда за прекращением в них надобности, осмелились восстать против “избранного” народа.

Наполеон I был страстным масоном и единомышленником Робеспьера. Масонство расцветало при нём во Франции так, как этого не бывало ни раньше, ни позже. Совершенно масонировалась армия. Сам Наполеон не только не скрывал своих масонских симпатий, но и провозглашал себя апостолом Революции. 18 брюмэра как наперсник Робеспьера, им же назначенный командовать осадой Тулона, Наполеон, тогда ещё только генерал Бонапарт, по взятии этого города писал Конвенту:

В своей “Biographie Universelle!” Мишо думает, будто впоследствии Наполеон делал вид, что ужасный рапорт написан его братом Люсьеном… Но и это не изменяло бы вопроса. Если бы даже автором оказался действительно Люсьен, рапорт всё равно свидетельствовал бы о настроении Наполеона, без согласия которого его брат не мог решиться на такой текст. По соображению же с тем, что в своё время победитель при Тулоне не отказывался от принадлежности рапорта ему самому, факт приобретает особую яркость…

Гармонируя со сказанным, Людовик-Наполеон (впоследствии Наполеон III) в своих “Idees Napoleoniennes” так резюмирует историческую миссию своего дяди:

Это великое призвание Наполеон и совершил до конца.

Ближайшее рассмотрение фактов убеждает, однако, что беспримерное счастье и недосягаемость собственного гения ослепили “маленького капрала”. В действительности он не только не сочувствовал революции, а, познакомившись с ней на опыте, трепетал перед неистовствами толпы, будучи же коронован императором, ни перед чем не останавливался, чтобы скрыть якобинское происхождение своей власти. Вёл двойную и даже четвертную игру.

Преследуя роялистов, он, тем не менее, ими же себя окружал и наоборот, из республиканцев главным образом, рекрутируя штат своего двора, он питал к ним глубокое презрение, держал, что называется, в ежовых рукавицах. Производя же их в генералы, маршалы, герцоги и короли, он располагал достаточными средствами, чтобы вытравливать “республиканский” дух. С другой стороны, в лице таких императорских министров, как Тайлеран и Фуше, он имел возможность оценить и всю низость “свободолюбивого” вероломства. Окружённый изменниками, он даже в лице императрицы Жозефины, вдовы Богарне, встретил шпиона целиком продавшегося его же тайной полиции.

Нет, стало быть, ничего странного, что на острове святой Елены Наполеон не раз проклинал себя за то, что вовремя не повесил Фуше!… Не надо, значит, удивляться и тому, что председателем военно-полевого суда над герцогом Энгиенским 21 марта 1804 года он назначил именно “победителя Бастилии” (14 июля 1789 года) Гюллэна.

Смерть же герцога, состоявшего на службе у Англии, сражавшегося против войск республики под Вейсембургом, Бесгеймом etc. и ведшего заговоры против самого первого консула, вызывалась прямой государственной необходимостью. Параллельно с этим, собираясь провозгласить себя императором, Бонапарт хотел в казни герцога дать решительную гарантию своих взглядов и людям Террора. Накануне самой казни он говорил своим приближённым: “Хотят уничтожить революцию, преследуя меня. Но я окажу ей защиту, потому что я сам — Революция, да, я, я!… Станут глядеть, теперь в оба, узнав, на что мы способны”.

А несколько лет позже, обращаясь к тому же вопросу, он пояснял своему брату Иосифу:

IV. Каково было при этих условиях соучастие “детей Вдовы” и членов “избранного” народа в Венсенском злодеянии, остаётся догадываться. Как бы, однако, ни было, нет места сомнению, что замыслы “всемирного кагала” и Наполеона I в данном случае совпадали. Нарочитое исследование показало бы, разумеется, то же самое и в разных других, хотя ещё далеко не во всех, направлениях, но это требует специального анализа. Мы заметим только, что сознавая могущества иудаизма Наполеон, увы, стремился приголубить его, а потому не остановился и перед созывом Синедриона в 1807 году.

Тем не менее, трудно понять наивность заблуждения, которым увлекался, если рассчитывал обмануть евреев либо превратить их и своё орудие. Не знал он истории? Не видел, каков французский патриотизм тех алчных жидовских полчищ, которые хлынули отовсюду через Рейн с целью грабить как французов вообще, так и их голодные, оборванные армии?

Не жаловался ли сам перед государственным советом на хищничество сынов Иуды в Эльзасе и Лотарингии? Не имел ли сведений о Меере-Амшеле Ротшильде и капиталах герцога Гессен-Кассельского? На поражениях в Испании не испытывал ли результаты “сотрудничества” Натана Ротшильда Веллингтону, оказавшихся провозвестниками Св. Елены?

Не располагал ли данными о том, что в Германии при вступлении французских войск все местные “ложи” закрывались, чтобы не вступать в сношения с фальсификацией масонства под барабаны “корсиканца”? Не обязан ли был давать себе отчёт в глубине связи масонов и евреев с коварным Альбионом?

Не замечал ли, что “династия” Ротшильдов сделалась кассиром и соглядатаем всяких монархических коалиций? Стал ли забывать, наконец, о судьбе Густава III, Людовика XVI и Филиппа Эгалитэ?!… Кто даст ответы? Как разуметь всё это?…

Впрочем, сыны Израиля с “детьми Вдовы” придумали для Наполеона забавную игру. Раскрывая ему тайны австрийского генерального штаба, а стало быть, предавая и наших несчастных солдат с их воеводой Суровым, иудаизм организовал в Италии и Германии поперёк дороги тому же Наполеону Карбонаризм и Тугендбунд.

В России приобретя такого шаббесгоя, как Сперанский, и через Айзика Перетца располагая графом Кутайсовым, евреи не только раскинули к 1812 году художественные” сети шпионства, но и посоветовали Наполеону открыть фабрику фальшивых ассигнаций, а затем усердно распространяли их для подрыва нашего государственного кредита. Но судьбе угодно было, чтобы уже сподвижник Наполеона, граф Сегюр, явился очевидцем иудейской дружбы, когда больных и раненых французов кагалы и прикагалки дорезывали при наступлении русских войск или выбрасывали умирать на мороз…

Как бы, однако, ни было, картина всё же оказалась бы не полной без того апофеоза, который сынами Иуды поставлен на сцену и разыгран под ватерлоо с финалом крокодиловых слез Натана, при операциях с английскими консолями на бирже в Лондоне.

V. Подготовив “одним махом” лабиринт дальнейших революций через реставрацию “возлюбленного” Людовика XVIII русскими войсками, и на свою же потеху дав ему в министры полиции Фушэ, кагал мог почить на лаврах, ad teinpora feliciora. Ведь Фушэ состоял таким же министром и в эпоху террора, т. е., когда Людовику XVI отрубили голову, а иудеи-франкисты, как патентованные Азефы продолжали играть и при “возлюбленном” ту же роль, какую исполняли во времена Наполеона I.

Празднуя возврат “законного короля” и, кстати, рекомендуя ему Фушэ, масонство поставило вновь министром Талейрана с расчётом, предвкусив плоды афоризма, впоследствии открыто выдвинутого Вениамином д'Израэли “милосердная политика есть самая ловкая и самая дальновидная…”

Здесь мы вступаем в период происшествий с девизом — est ali-quid delirii in omne rnagno ingenio.

Как жаль, что настоящая работа и без того уже слишком обширна?… Как печально, что для многого ещё не настало и время к разоблачению в печати?… Как унизительно, хотя бы поневоле замалчивать данные, способные раскрыть весь цинизм иудейского двуличия? Как горько, что в одной книге нельзя охватить и диагноз болезни, и её терапию!…

Между тем, и под Ватерлоо мы видим то же донкихотство, каким, увы, отличаются многие патриотические союзы в России ещё и сегодня, обольщаясь миражом, будто своей доблестью и кровью они победят врага, сама организация которого, равно как место пребывания его главы, остаются неведомыми.

Накануне битвы при Ватерлоо, соединив под Катр-Бра свою армию с корпусом Нея, Наполеон двинулся по брюссельской дороге против англичан. Решительно не приходила в голову мысль, что ему предстоит сражаться и с пруссаками, которых он считал разбитым наголову. Полагая, что легко останется победителем, он, с целью навеет страх на неприятеля и внушить мужество собственным войскам, решил произвести смотр на глазах армии Веллиштона.

Тогда в последний раз выстроились на парад перед своим вождём ветераны, учавствовавшие в битвах при пирамидах, под Аустерлицем, на полях Бородина и так долго державшие в страхе весь мир. От упадка своего прежнего величия они оберегали только свою солдатскую гордость, жажду мщения и неукротимую привязанность к своему геройскому вождю. Тогда императорская власть снова предстала взорам старых воинов во всём её блеске и произвела неизгладимое впечатление на их сердца… Великий полководец явился ещё раз в своём мрачном величии!

Увы, мыза “Belle Alliance” стала преддверием “Священного Союза”, а остров Св. Елены оказался гарантией, что карнавал Венского конгресса вновь прерван не будет.

“Ces атташе ont compris quelque chose!” — яростно воскликнул по адресу пруссаков и англичан “маленький капрал”, впрочем, достаточно таки долго “обучавший” своих врагов. Чтобы не попасться в руки Блюхеру, который расстрелял бы его немедленно в возмездие за смерть герцога Энгиенского, уничтоженный цезарь написал английскому принцу-регенту, что оставляя отечество, он, подобно Фемистоклу, “ищет убежища у очага британской нации”.

Но люди, в руках которых находились тогда бразды правления, не чувствовали никакого сострадания к низвергнутому властелину. Не принимая в соображение ни чести английского имени, ни народного мнения, они навязали Великобритании постыдную роль тюремщика. Пристав к берегам Англии, “генерал Бонапарт” получил в Плимуте страшное известие, что окончит жизнь в качестве “государственного преступника”.

И вот среди безбрежного океана, в нездоровом климате, под надзором угрюмого, сурового и мстительного Гудсона Лоу, скованный Прометей завершил своё земное странствование…

И что же, столь поразительная, невиданная в летописях мира эпопея гордыни служит ли доказательством правосудия истории?…

Нет, ибо конечные результаты никому не принесли такой пользы, как надменной Англии. В частности же, Берлинский конгресс и “триумф” Биконсфильда убедили воочию, что потоки крови русского народа, пролитые для сокрушения Наполеона, удобрили европейскую почву как бы исключительно для того, чтобы на ней мог расцвести “честный маклер”, способный вновь удивить мир неблагодарностью, а циничный Альбион успел довести культуру своего жидовства до возможности стать нам поперёк дороги в лице самого заносчивого из сынов Иуды.

VI. Ничто в этой юдоли плача не совершается, однако, сразу, как и ничего не исчезает без последствий. Лицемерные же мероприятия на сцене истории, будучи много возмутительнее фальшивого исполнения в оркестре, создают результаты, обратные предначертанным. Таков был и пресловутый Венский конгресс. Задавшись несбыточными мечтами о ликвидации содеянного революцией, он в конечном результате произвёл ту анархическую обстановку, из которой Европа — авангард других частей света не может найти выходя…

“Le congres danse mais il ne marche pas!” — ядовито заметил в своё время князь де Лини. Между тем, уже само по себе присутствие здесь подобных людей, как Талейран и Миттерних, не обещало ничего хорошего. Однако, что не удалось Наполеону, мнившему перехитрить “старейшин многострадальной синагоги”, того отчасти добился Талейран, прибывший на конгресс в качестве скромного просителя, но быстро почувствовавший себя здесь “как жид на ярмарке”.

Достигнуть этого ему было тем легче, что, хотя епископское одеяние, как неподходящее к обстоятельствам, уже было давно им покинуто, тем не менее, от звания сановника католической церкви у него на всю жизнь остался талант придавать в случае надобности чертам своего лица выражение елейного умиления и трогательной покорности.

“Квартет”, как называли Россию, Пруссию, Австрию и Англию, хотел устранить Талейрана от предварительных совещаний и признать его второстепенным посланником. Тогда эта старая лиса, с таким усердием потрудившаяся над разгромом старой европы, придумала лозунг, сверкнувший, точно волшебное средство.

Министр революционной и наполеоновской Франции выступил ревнителем исторического права против грубого насилия. Расчёт оказался верным. Сосредоточив у себя нити всех интриг, Талейран под маской легитимности принялся сеять кутерьму в “квартете”. Англия и Австрия перестали соглашаться на требования России и Пруссии. Дело дошло до того, что барометр конгресса начал, как тогда говорили, “показывать бурю”.

Правда, не все были обмануты. На уверения Талейрана, будто он уже семь лет назад состоял в подозрении у Наполеона, князь де Линь воскликнул: “Неужели только семь лет?… А для меня вы уже двадцать лет подозрительны!” Тем не менее, политический хамелеон сумел воспользоваться положением, оказавшись в апофеозе союзником Австрии и Англии против Пруссии и России.

Недалёкий Кэстльри, британский посол, слепо шёл на буксире двух таких иезуитов, как Талейран и Миттерних, отношения между которыми стали вполне интимными. Самый вопрос, кто должен участвовать в разрешении того либо иного специального пункта программы, всё более затуманивался. Потаённые комбинации и дипломатические хитросплетения препятствовали официальным переговорам в такой мере, что эти последние нередко оказывались бесцельными или бесплодными.

Среди указанных затруднений и в виду понижения умственных сил, которое явилось результатом пережитых испытаний, деятельность конгресса обнаружила мало реформаторских стремлений и не проявила творческих способностей. С удивительным безразличием и ребячеством игнорировались как симптомы нового времени и тревожное настроение умов, так и те перемены, которые произошли в жизни и убеждениях европейских наций.

Элементарное восстановление прежней “системы равновесия” наряду с торжеством реакции рассматривались, как достаточные основы порядка вещей. Вообще же говоря, Венский конгресс распоряжался тронами и коронами с таким же произволом, каким отличалось и революционное самовластие Наполеона. При распределении же территории, конгресс, в свою очередь, не придавал никакого значения историческому прошлому племён, династий и государств.

Иных решений, впрочем, и ожидать было нельзя, как трудно было бы выдумать лучшую обстановку для столь изощрённых политических шулеров, какими являлись Меттерних и Талейран.

VII. Со времён Констанцского собора Европа не видела столь блестящего собрания, как Венский конгресс. Великолепная обстановка старого режима, отодвинутая на задний план революцией и войнами двух последних десятилетий, снова развернулась во всю ширину, а легкомыслие скоро заглушило во влиятельных сферах само воспоминание о едва пережитых ужасных временах.

В весёлой Вене среди высшего общества снова стали господствовать лёгкое остроумие, жажда наслаждений и приторное жеманство, какими некогда отличались посетители французских модных салонов. На самом конгрессе, собравшемся для размежевания и восстановления всего “перепутанного” Наполеоном, главным делом оказались празднества, и какие празднества!… Это был нескончаемый ряд каруселей, балов, парадов, торжественных спектаклей, загородных прогулок, охот, концертов, иллюминаций и народных увеселений.

“Надо же что-нибудь сделать и для народа, — иронизировал князь де Линь, — ведь за период освободительных войн и народ кое-что сделал для этих высоких господ”. Нельзя с точностью определить, во сколько сотен миллионов обошлись тогда разбитой, обанкротившейся Австрии все эти забавы, по отзыву Генца. правой руки Меттерниха, составлявшие альфу и омегу конгресса. Более 50.000 гульденов ежедневно расходовалось на один придворный обед; по свидетельству же Талейрана, знаменитые гости стоили венскому двору ежедневно более 220.000 гульденов.

Гости также не унывали. В одном памфлете того времени говорилось: “Датский король пьёт за всех, виртембергский король ест за всех, прусский король думает за всех, баварский король говорит за всех, австрийский же император платит за всех”. Талейран, в свою очередь, задавал лукулловские пиры, доводя гастрономов до такого упоения, что они, наконец, стали однажды говорить речи и провозглашать тосты в честь августейшего бри — “короля сыров”!…

Наряду с этим у каждого мужчины был свой роман. Красавицы: Габриэла Ауэрсперг, Лобкович, Зичи и Эстергази, такие умницы, как Элиза Бернсдорф и баронесса Варнгаген и такие “министры в юбках”, как племянница “епископа” графиня Талейран-Перигор либо княгиня Багратион и герцогиня де Саган, оставили неизгладимые следы в анналах конгресса…

Указанное положение вещей, естественно, привлекало в Вену алчные скопища сынов “избранного” народа. Они здесь кишмя-кишели, занимаясь чем угодно, а прежде всего, разумеется, оперируя в качестве факторов и шпионов. На этих профессиях, они, как известно, незаменимы вообще. Под командой же Талейрана, этого “возлюбленного сына церкви”, они действовали ещё и с блистательными для себя барышами. Сколько золота вновь перешло от презренных гоев к благородному Израилю, сколько тайн похищено, сколько было заложено ближайших путей влияния и какие сооружены вновь крепости во славу “святого талмуда”!…

Легитимизм, реакция и ханжество, выдвинутые Меттернихом как универсальные презервативы от революции, могли, в свою очередь, доставить только истинное наслаждение кроткому кагалу, а по принципу исторического возмездия, как и по закону контрастов, должны были забавным образом столкнуться в грозный период 1848—1851 годов с так называемыми “придворными демократами”.

“Если прежде держали, — говорит Иоган Шерр, — (см. его “Комедию всемирной истории”), редкостного карлика, араба или обезьяну, то в эти дни начали заводить придворных демократов. А если такого шута на новый лад можно было как-нибудь раздобыть от одного из двенадцати колен Израиля, то это уже считалось высшим шиком и роскошью”…

VIII. Не замедлили, конечно, разоблачиться в параллель с этим и другие мероприятия конгресса.

Принимая же затем во внимание, что всё это учинялось “двумя друзьями” под эгидой австрийского императора Франца, вокруг которого сосредоточивались силы конгресса, и который с виду казался чистосердечным, простым в обращении, добродушным, а на самом деле был крайне расчётлив, хитёр и жестокосерден, получается довольно верная картина событий.

Негодность и бездарность, изворотливость и лукавство большинства постановлений конгресса являлись, стало быть, логическими выводами из окружающих его условий. И чем больше сгущался мрак, чем сильнее тормозился прогресс, тем выше и шире развивалось могущество Великобритании, успевшей вовремя заменить недалёкого Кэстльри такими государственными умами, как лорд Клянкарти м Каткарт, а в заключение и сам герцог Веллингтон.

Позднейшие же мероприятия Меттерниха, бывшего оракулом континентальной Европы в течение ещё почти 35 лет после конгресса, не могли равным образом не дать результатов противоположных ожидаемым и в этом трагическом водевиле должны были ускорить развязку…

Впрочем, с наступлением революции 1848 года и сам Меттерних в награду за столь неизречённые добродетели и прозорливость едва спасся от повешения… на первом фонаре.

Понятно, какие выгоды добывало “всемирное” еврейство из этой фальши, близорукости, сомнения и мишуры. Безграмотная искусственность определений конгресса представляла для иудейской пронырливости умопомрачительный простор.

Возбуждая общее неудовольство и требуя всё больших расходов на тайную полицию и усиление армий для охраны вполне эфемерного, как оказалось, спокойствия, “священный Союз” и сам едва держался.

Мы же приняли на себя роль обер-полицмейстера и в противоречие как с истинными задачами России, так и со здравой, предшествовавшей политикой, защищали ради враждебных нам британских целей, Турциею против взбунтовавшегося египетского вице-короля, а затем пошли спасать жаждущую гегемонии в славянстве Австрию против венгров, уже неоднократно и коварно расплатившихся с нами, но и сейчас почитающих себя ещё в долгу…

Устроив нам далее “конституцию” декабристов и перепугав возможностью образования венгерско-польской республики, масоны привели нас и к “дивертисменту” Крымской войны, которая независимо от многих иных для России бед, послужила “золотым прииском” для обогащения целого ряда новых “князей во Израиле”.

С другой стороны, Трафальгар и Ватерлоо в эпоху Наполеона явились лишь отблеском лучезарности того сияния, каким окружил тиранией Англии Венский Конгресс. Именно он облагодетельствовал “просвещённых мореплавателей” таким упорным застоем Европы, какого они едва ли когда-либо дождутся вновь.

В этих чрезвычайно счастливых для неё сочетаниях, Великобритания почерпнула те источники и обосновала те устои своего лютого могущества, какие так долго открывали ей возможность эксплуатировать несчастья других народов, а в частности, позволили разыграть на Берлинском конгрессе роль, которая никогда не может быть забыта нашим отечеством.

Мы видим, следовательно, как безграничность преимуществ, предоставляемых Альбиону союзом с иудаизмом и масонством, так и неизмеримость средств для их собственного процветания.

IX. Но Венский конгресс изложенным не удовольствовался. Он сыграл в руку нашему врагу и по другому направлению. “Там, где есть солёная вода, там и Англия!” — говорится в одной из британских песен. Вот почему эта страна с изысканной любезностью предложила нам в реформаторы флота при Екатерине II одного из лучших своих корабельных капитанов — Грейга, масона, разумеется.

Не наше дело повествовать обо всём, отсюда происшедшим. Тем не менее, нельзя оставить без упоминания факт, что главнокомандующий в Крыму Меньшиков, оказался, повидимому, также масоном и запретил, не обращая внимания на их мольбы, адмиралам Корнилову и Нахимову выйти в море, чтобы, погибая, утопить рядом с собой и лучшую часть флота союзников… Вместо этого, никогда и нигде ещё в анналы истории не занесённого подвига нам пришлось уничтожить собственный флот в бухте, а кровью доблестных адмиралов и их геройских команд залить бастионы Севастополя!

Задавшись делами одной Европы и надолго сосредоточив её внимание исключительно на проблемах, ограниченных её же территорией, Венский конгресс тем самым дал Англии полную свободу на обоих полушариях. А так как уже и в это время британские колонии были разбросаны повсюду, то это крайне облегчило ей возможность раскинуть во все стороны и укрепить сети, в которых теперь бьётся захваченный английским бульдогом мир.

Но во имя справедливости мы не должны забывать, разумеется, и о том, что, если Британия заботится о расширении своих границ, то преимущественно “ради целей благочестия”.

Уважаемые члены весьма достопочтенного “London Missionary Society” расходятся, как известно, по всем концам земли, нередко поселяясь среди какого-нибудь дикого или полуцивилизованного народца. Больше всего они занимаются торговлей, потом, и весьма немало, политикой, и наконец, когда остаётся время, проповедью.

Сплошь и рядом это политиканство, как ещё недавно на Мадагаскаре, оказывается чересчур ревностным, хотя и неизменно клонится в ущерб местной власти либо во вред туземным интересам. Бывает и так, что при неосторожном снятии кожи с “покупателя”-туземца он, вдруг начинает лягаться. Тогда достопочтенные отцы кричат о покушении на их жизнь и какой-нибудь Сесиль Роддс, как снег на голову, падает на супротивников протестантской брэнди или английского коленкора.

Если возникшие отсюда “дипломатические недоразумения” не заканчиваются иначе, т. е. простой уплатой по требованию английского адмирала приличной суммы убытков, то весьма корректный английский резидент поселяется в столице местного королька вплоть до того дня, когда при малейшем предлоге вся страна будет объявлена… колонией Великобритании.

Наряду с этим пуританский Лондон строго сохраняет за собой монополию торговли идолами и поставляет таковые, равно как и всё, что относится к их культу, с глубоким знанием дела и по самым умеренным ценам во все концы света…

Таковы результаты наполеоновской эпохи. Как ни печально в этом сознаться, но правды девать некуда. Подводя итоги, мы видим, что претерпев страдания 1812 года и пролив ещё новые потоки своей крови для “освобождения” ненавидящей нас Европы, мы в резолютивном выводе спасли и возвеличили Англию, самого злобного из своих открытых врагов, усилили, обогатили и превознесли еврейство, т.е. врага, без сомнения, ещё гораздо опаснейшего, так как он действует и явно, и тайно.

X. Великая революция и Наполеон, с одной стороны, а Венский конгресс, с другой, диаметрально противоположны в источниках, настроениях, методах и задачах. Тем не менее, и взаимно исключаясь, эти сферы равно послужили замыслам иудаизма. Можно признать даже, что рассчитанный на уничтожение последствий Революции, весёлый конгресс принёс кагалу большие выгоды, чем Террор и Аустерлиц.

Откармливаясь скорбью народов и разложением государств, иудаизм должен питать к конгрессу величайшую благодарность за результаты “Священного Союза”. Монархический принцип, национализм и исторические устои вообще не могут отказать “избранному” народу в признательности за то искусство, с которым он пятнает саму идею свободы, когда вешается ей на шею…

Здесь мы уже вступаем в пролог исторической трагикомедии нашего времени. Тема заслуживает внимания.

20 июля 1785 года в маленьком, но “вольном” городке Регенсбурге, гуляя с Вейстауптом, священник Ланц, ударом молнии, был поражён насмерть. Скрываясь от преследований баварского курфюрста Карла-Теодора, как объяснено далее, профессор канонического права в Ингольстатском университете и основатель ордена Иллюминатов, Адам Вейсгаупт поспешил убежать.

Он, очевидно, не знал, что Ланц собирался в Берлин и Силезию по орденским делам и что важнейшие документы зашиты в его одежде. Молниеносный же свет бросили эти документы на орден Иллюминатов. Обысками у Ланца, Вейсгаупта, барона Готфрида Бассуса, Цвакха и “гениального” Адольфа Книгге сведения документов были дополнены и по приказанию курфюрста Карла-Теодора распубликованы в 1787 году. Подлинники хранятся в Мюнхенском государственном архиве и доступны обозрению.

Орден действует лукавством, насилием и изменой. Страстно ненавидя опаснейших своих соперников — Иезуитов, Иллюминаты в правилах, методах и целях с ними, однако, тождественны. Будучи связаны с постановлениями конвета Вольных Каменщиков, происходившего в Кёльне 24 июня 1535 года, т. е. с так называемой, вероятно, апокрифической, “Кёльнской Хартией”, Иллюминаты посредством неё, а затем через Рим и Грецию относят своё происхождение во мрак веков.

Главой ордена состоит, как и следовало ожидать, “Невидимый Начальник”, “Высший Мастер”, о существовании которого знают только избранные же “мастера”, всего от трёх до пятнадцати человек. Не следует, впрочем, забывать, что Тевтонский орден меченосцев, располагающий и доныне многими представительствами даже в нашем Остзейском крае, ведёт себя от Тамплиеров, которые в свою очередь, почитали себя древнейшим из обществ этого рода, уже во второй половине XIII века по Р.Х., заключали в своей среде до 30.000 “рыцарей” и владели ежегодным доходом свыше 50.000.000 франков.

Тамплиеры стремились к универсальному господству, Иезуиты помышляли о том же. “Вольные Каменщики” заявляют в “Кёльнской Хартии” — “общество наше управляется единственным и всемирным главой”, а Иллюминаты путём сокрушения религии и государств не могли, равным образом, мечтать о чём-либо ином.

Известно, далее, что в масонстве не приказывают, а внушают. Игнатий Ллойола преобразовывал своих адептов путем “Exercitia Spirituals”, Иллюминатам же их апостол Книгге дал в руководство свой трактат “Об обращении с людьми”. Сущность учения Иллюминатов такова:

Не смотря на изложенное, равно как применяя иудейский ритуал, поклоняясь “священной” памяти гроссмейстера Тамплиеров Якова де Молэ и символически предавая смертной казни Филиппа IV Красивого, масонство вообще, а Иллюминаты, в частности, не только исповедуют культ Соломона и Хирама, но и вероломно приурочивают имя сего последнего к Иисусу Христу. По их уверению, буквы имени Хирама являются анаграммой догмата — “His Jesus est restituens amorem mundi”. [145]

Под видом освобождения от тирании политической и религиозной, орден Иллюминатов проповедует, следовательно, анархию, не имеющую, вдобавок, никакой надежды на существование. Вейсгаупт же и Книгге, повидимому, не имели понятия как о сущности иудаизма, так и о тайных обществах хотя бы в древнем Китае.

Сталкиваясь, дискредитируя и уничтожая друг друга, эти общества тормозят действия не только центрального правительства, но и свои собственные, потому что и сами приговорены к бессилию. Вследствие бесконечных и свирепых раздоров, они беспомощны, игнорируя на факт существования там верховного, в свою очередь, и пожалуй, могущественнейшего из тайных сообществ в целом мире — ордена “Белого Лотоса”.

Но если ничто не ново под Луной, то нельзя отрицать, что организация Иллюминатов носила демоническую печать прозорливости, чем исключается легенда, будто автором статута являлся Адольф Книгге — двадцативосьмилетний юноша. Такие дела не совершаются внезапно и притом одним человеком. Сюда, без сомнения, вошла дьявольская мудрость веков, сокровенно применяемая, как это мы видим, и в “Новой Атлантиде” Бэкона, и в похождениях Калиостро, и в преданиях Мартинизма, и в красноречии секты Измаилитов.

Эта последняя — “масонство, среди мусульманского мира”, отразилась на извращении ордена Тамплиеров, хотя по насмешке судьбы процветала во времена (конец XII века) “рыцарски благородного” египетского султана Селадина, который “далеко превосходил своих христианских противников добродетелями”, как говорят его придворные баснописцы. Уже не поэтому ли он и разрушил царство Иерусалимское лишь за 90 лет раньше воздвигнутое на потоках крови Крестоносцев?!…

Наравне с глубиной предательства, деятельность Вейсгаупта и Книгге знаменательна и по своим результатам. “Не прошло и пяти лет, а кружок их приятелей уже разросся в громадный орден и распространился не только по Европе, но и в Америке. Великие “мастера” масонского ритуала, действующие в Германии — люди, большей частью принадлежащие к владетельным немецким родам, смиренно входят на его низшую ступень; царствующие лица, священники, лютеранские и реформаторские богословы, военные, аристократы, сановники наряду с аптекарями, купцами, библиотекарями, мелкими чиновниками либо историками, как Гердер или поэтами, как Гёте, добиваются чести и счастья вступить в число “братьев”.

Орден через своих членов распоряжается государственными делами и доходами, забирает в свои руки воспитание молодёжи, прогоняет и назначает по своему усмотрению профессоров во всех баварских университетах и школах, собирается забрать в руки женское воспитание. Христианской церкви, государству, праву собственности грозит почти неминуемая гибель; мировые устои дрожат, и вот, ещё мгновение, рухнет тысячелетний строй культурного мира, а человечество вернётся к каменному веку, к доисторическим временам, потому что таков именно лозунг, такова цель тайного сообщества…

Но в минуту, когда опасность достигает последних пределов, когда орден готов отпраздновать решительную победу, в эту самую минуту вдруг — гроза в лесу, раскаты грома и удар молнии, поражающий смертью человека, носящего на себе зашитыми в одежду письменные доказательства чудовищного заговора [146]…

Сказанного ещё недостаточно. Среди Иллюминатов находилось пять царствующих герцогов: Фердинанд Брауншвейгский, Эрнест Готский, Карл-Август Саксен-Веймарский, Август Сакссн-Готский и Карл Гессенский. Но что всего знаменательнее, это принадлежность к ордену барона Дальберга, последнего курфюрста Майнцкого, который вслед за тем был Наполеоном поставлен в великие герцоги Франкфуртские.

Впрочем, и этого мало. Старший сын такой автократки, как императрица Мария Терезия, император Иосиф II, гонитель католической веры, её конгрегации и монастырей, долго и всемирно покровительствовал масонству. Наряду с ним Фридрих Великий, король прусский, игнорируя совет отца держаться только “реального”, т. е. “иметь хорошее войско и много денег, так как в них, очевидно, и слава, и безопасность государя”, сам был посвящён в масонство и 4 часа утра 15 августа 1738 г.; 3 июня 1738 года, значит, всего лишь через три дня по вступлении своём на престол, он заявил об этом приближённым; 4 июля того же года приказал секретарю берлинской академии Форнею издавать в Перлине масонскую газету на французском языке “Берлинский Журнал или политические и научные новости”, а 13 сентября под своим покровительством открыл ложу “"Грех Глобусов”, которая вскоре сделалась “Великим Востоком” для всей Германии; в заключение, 10 июля 1775 года, стало быть, после 35-ти лет царствования Фридрих II издал манифест, где уже объявил себя протектором всех немецких лож.

Мудрено ли, что не далее, как летом 1782 года в городке Вильгельмсбаде, близь Франкфурта на Майне, под председательством гроссмейстера немецких масонов Фердинанда Крауншвейгского и при участии делегатов не только от европейских лож, но и от американских и азиатских заседал бесчестно прославляемый “детьми Вдовы” Вильгельмсбадский конвент. На нём были приговорены к смертной казни: Густав Ш, король Швеции и Людовик XVI, король Франции. Тогда же, еврей Калиостро подал мысль и об “ожерельи королевы”…

Следуя же примеру своего короля, военные в Пруссии, да и в других немецких государствах; наперебой стремились в “вольные каменьщики”. Нелегко понять, как относился сам Фридрих II к своей нелепой роли покровителя тайной державы в собственном королевстве. Он умер 17 августа 1780 года, т. е. не дождавшись всего пяти лет момента, когда Людовик XVI был заключён в унаследованный от Тамплиеров “французским народом” Тампль, дабы отсюда выйти… на эшафот.

Преемник Иосифа II, император Леопольд II, раньше герцог Тосканский, хитрый и осторожный человек, был всё-таки отравлен “итальянским бульоном” (aqna tofana) в Вене 1 марта 1792 года, значит, в тот самый день, когда его робкий ультиматум прочитали в парижском законодательном собрании. А в ночь на 15 того же марта в Стокгольме на маскарадном балу своим лакеем, масоном, и агентом прусской тайной полиции Анкаштрёмом был зарезан мужественный король шведский Густав III, когда собирался принять командование войсками монархической коалиции, предназначенными для сокрушения злодеев среди заливаемой кровью Франции…

Вразумительные сами по себе, эти события убеждают сверх того в применении Иллюминатами двух основных принципов масонской политики. С одной стороны, они рекомендовали скрадывать свои действительные силы и, наоборот, рекламировать себя там, где ещё не приобрели успеха, а с другой, по совету Вейсгаупта, устраняли с дороги всякого, кто дерзал противиться ордену, для чего в особенности изощрялись над усовершенствованием той же “aquae tofanae”…

Масонство шло рука об руку с протестантством. В южной католической Германии Иллюминаты представляли как бы бешеный натиск и были скорее явлением преходящим, не оставившим глубоких следов в народившей их стране. Хотя, например, в Саксонии “Новый орден Иллюминатов” существует поныне и даже узаконен. Не то наблюдается в Северной Германии. Там масонство развивалось постепенно, планомерно и неуклонно. Сначала скрыто, как это доказал Кёльнский конвент 1535 г., затем полуоткрыто, с основанием первой ложи в Гамбурге в 1737 году и, наконец, явно — даже не только под покровительством, а под председательством прусского короля.

С этих нор масонство в Пруссии стало узаконенным.

XI. Какими же оказались результаты упомянутых явлений?

Они являлись многообразными, а в революционную и наполеоновскую эпоху — решительными. Тем не менее, основной их смысл заключается в развитии тирании еврейства. Рядом факторов обусловливался такой именно результат. Не обращая внимания на все усилия, никакое тайное сообщество, а следовательно, и орден иллюминатов, не способно преодолеть замыслы всемирного кагала. Ни для кого недоступные, а ему неразрывно довлеющие преимущества таковы:

а) целесообразность иудейских дарований;

б) накопление и развитие опыта, приёмов и орудий борьбы через наследственность;

в) неподражаемость тайны в операциях и художество её применения как способы застрахования еврейства от гибели;

г) непрерывность деятельности и обеспеченность выжидания событий;

д) ничтожество предателей, истребляемых без пощады;

е) международный характер предприятий наряду с замаскированном их под любую национальную внешность;

ж) необъятность денежных, равно как всяких иных ресурсов.

Таким образом, не опасаясь конкуренции, еврейство могло даже способствовать расцвету, например, ордена Иллюминатов, зная, что в конце концов это послужит только Израилю. Чтобы не ходить далеко за доказательствами, нельзя прежде всего не отметить в истории “общества философов” крайней подозрительности того факта, что столь убеждённые атеисты, как Вольтер и д'Аламбер хлопотали, однако, о восстановлении Храма Иерусалимского. С этой, казалось бы, невероятной просьбой д'Аламбер адресовался в 1768 году к Фридриху II, но получил отказ. Тогда в письме от 6 июня 1771 года Вольтер обратился к Екатерине Великой, хотя безуспешно.

Общество имело свой пароль — “Ecraser l'Infâme”, “Раздавите Опозоренного”. Пароль менял смысл, в зависимости от лица, к которому обращались, из чего позволительно заключить, что у самих энциклопедистов, как в масонстве у Иллюминатов, имелось несколько степеней посвящения. Так, иногда слова “Раздавите Опозоренного” обозначали правительство, иногда католическую церковь или христианство вообще, а иногда кощунственным образом касались самого Господа нашего Иисуса Христа, [147] причём характер этого последнего образа действий носил уже явную печать талмудизма…

XII. 20 апреля 1792 года французы объявили войну Австрии и Пруссии. Враждебные действия продолжались, однако, лишь 14 дней и кончились, в следствии неоднократного бегства солдат Республики при появлении неприятеля. Второй поход, уже по инициативе монархической коалиции, едва не привёл к разгрому Франции. Спас её главнокомандующий союзников, герцог Карл Брауншвейгский, сын того Фердинанда Брауншвейгского, который председательствовал на конвенте в Вильгельмсбаде.

Иначе говоря, вырвать Людовика XVI из рук палачей было поручено именно преемнику того, кто короля предал. Умышленно проигранное герцогом Карлом сражение при Вальми стало погребальным звоном христианской и монархической Европы. У Республики появились боевые генералы и, наконец, сам Наполеон. Зная, что “ночные братья” на их стороне, французы пошли на Германию. И вот, накануне Аустерлица, собралась в строго уединённой палатке ложа соединённых французских и немецких “братьев”.

Поклялись исполнить уговор и друг друга не щадить. Убивать не станут, разве уведут к себе, и взлелеянные пленники соберутся у неприятельских, но ласковых очагов, где выждут, пока Наполеон продиктует мир побеждённым профанам. [148]

Среди русских воинов было мало масонов, а потому они оказались исключёнными из этой предательской идиллии, в виду чего тысячами пали на полях Аустерлица искупительными жертвами низости “свободомыслящих” союзников. Следует ли удивляться при этих условиях, что во весь период войн с Германией, начиная с 1792 года происходила какая-то сказочная сдача немецких крепостей.

Майнц — этот ключ к Южной Германии, Эрфурт, Магдебург, Шпандау, Кюстрин, Штеттин, Гамель, Бреславль, Глогау, Швейдниц и др. спешили иной раз сдаться раньше, чем неприятель успевал предъявить требование о капитуляции. Десятки генералов, сотни пушек, тысячи офицеров, десятки тысяч солдат по мановению масонского жезла отдавались Наполеону.

Иенна, Ауэрштедт, Фридланд в свою очередь украшали своими именами триумф императора, требуя, однако, всё новых потоков крови у России, принявшейся, к сожалению, спасать прусского короля от последствий масонской авантюры Фридриха II.

XIII. Тайные общества покрыли всю Германию, подготовляя сперва революцию 1848 года, от которой Вильгельму, тогда ещё только наследнику престола, пришлось бежать в Англию, а затем и войну 1870—71 гг., когда уже Франции пришлось сыграть роль Пруссии 1806 года. Тем не менее, став королём, Вильгельм I, сам убеждённый масон, открыто покровительствовал “братьям”, в чём ему помогал, впрочем, и “никого не боявшийся” Бисмарк…

Для окончательного торжества масонам требовалось разгромить католическую Австрию, что и произошло в 1866 году, а затем нужна была императорская власть, каковая на перевернувшихся весах истории и была поднесена тому же прусскому королю в 1871 году среди чудес Версаля за счёт бутафорского “великолепия” Людовика XIV.

Во Франции масонство продолжало свою разрушительную работу, пока лет двадцать тому назад не сделалось хозяином. Тогда “вольные каменщики” сбросили с себя маску. Теперь они уже выступают открыто, приводя с помощью своих сподвижников иудеев несчастную страну к решительной и, вероятно, бесповоротной гибели. Французы, наконец, очнулись от своего полутора векового летаргического сна. За последнее же время виновность иудейства и масонства во всех несчастьях, постигнувших благородную Галлию, исторически и логически вполне доказана. В этом сейчас никакого сомнения быть не может.

Между тем, как видно из меморандума, представленного императору Александру I князем Меттернихом в 1821 году, равно как из мемуаров австрийского канцлера, он сознавал опасности, которыми грозят тайные общества. Однако, ни такая осведомлённость, ни тягчайшие поражения от Наполеона Австрии, ни бесчисленные награды и почести, которыми от монархов всей Европы был засыпан Меттерних, не вызвали с его стороны действительных мер к обузданию масонства.

Правда, со временем Священного Союза вошёл в моду романтизм, любовь к средневековой родной старине, к балладам и сагам, но эта мода не помешала масонам добиваться своих целей и рядом с революцией распространять конституционный образ правления, т. е. расхищение власти в пользу “федеративной республики”.

Если ради поддержания “ночных братьев” явилось из полусвета голубых лож учение о необходимости объединить Германию под скипетром Пруссии, то из тьмы красного масонства выступили социалисты и анархисты с иудеями Марксом и Лассалем во главе…

Эти евреи знаменуют собой ещё раз постыдный универсализм кагала. Если в период Наполеоновских войн и Венского конгресса с их ближайшим эпилогом еврейство размножалось беспрепятственно, когда христиане погибали миллионами, то оно и богатело неимоверно на подрядах и поставках, государственных займах и банкротствах, учредительских плутнях и биржевой игре.

Как указывал Вениамин д'Израэли, европейская политика была равным образом ожидовлена. В частности же ни один бунт не проходил без подстрекательства сынов Иуды. Восстания в Польше не только не служат исключением, а наоборот, иллюстрируют как своекорыстие евреев на пути служения их свободе, так и тот наглый цинизм, с которым они перебегают с одной стороны на другую, по мере колебания весов судьбы.

Проклятый “Восточный вопрос”, как неиссякаемый для России источник невзгод и войн в свою очередь являлся для сынов Иуды непрерывно доходной статьёй бюджета. Согласно с этим уже в сороковых годах XIX столетия Туссенель оказался вынужденным, хотя и бесплодно, предостеречь европейские народы своим классическим трудом: “Les juits, rois de Tepoque”.

XIV. Вступление на престол Наполеона III произошло на деньги Ротшильдов при энергичном содействии масонов. Они его не покидали и в 1870 г., когда якобы с целью “сохранить армию для императора”, изменническая сдача Базеном Меца явилась результатом переговоров немецкого генерального штаба через английские ложи.

“Enrichissez vous”! таков был лозунг, данный по указанию евреев Наполеоном III Франции. Связанный же ещё в молодости с карбонариями и другими подпольными организациями, Наполеон и на престоле продолжал ещё оперировать через них же, нередко обманывая собственных министров и сбивая с толку Европу, для которой одно время являлся загадочнейшим из политических оракулов.

В этом отношении конкурировать с ним мог бы разве “Старый Купидон” и гроссмейстер английского масонства, жестокий враг России и автор революции в Италии, лорд Нальмерстон. Не племяннику узника Снятой Елены, а именно “Старому Купидону”, потешавшемуся и над Францией, обязаны мы Крымской войной, где в благодарность за 1812 г. Англия погубила наш Черноморский флот…

Готовя нынешние дни социальной революции, масонство и евреи ещё в XVIII столетии заменили в Англии католическую династию призванной из Голландии протестантской, а в XIX веке решили развенчать по тому же направлению и “Священную Римскую Империю”. Когда же прусский парламент отказал в кредите, на помощь Бисмарку пришло еврейство.

Сорок миллионов талеров дал взаймы Пруссии бывший приказчик Ротшильдов Блейхредер и, как оказалось, не ошибся. Разгромленная в 1866 году при Кёниггрэце, Австрия была выброшена из Германского Союза, война кончилась, а сыны Иуды в лице Блейхредера как своего центра тяготения нажили махровые барыши. Затем в 1870—1871 гг., независимо от подрядов и поставок военных займов и грабежей на самых полях битв, кагал приобрёл новые и несравненно крупнейшие выгоды.

Ротшильд и Блейхредер определили контрибуцию в 5.000.000.000 франков и ликвидировали её уплату. Гешефт был недурён, помимо той свистопляски учредительства, какую проделали израильтяне в Германии [149]. Но они и этим не удовольствовались.

Громадность финансовых операций при займах Франции на 5.000.000.000 франков разожгла алчность кагала и он решил “испортить Тьеру фасон”. Если с целью вынудить у нас “гусарские” векселя иудейство осмелилось в 1906 г. столь унизительно для “кадетов” посмеяться над их главарями, князем Долгоруковым и Маклаковым, что командировало их в Париж, чтобы тамошние евреи-банкиры не давали нам денег, то это могло произойти лишь в виду необыкновенной удачи, какую на падении биржевых курсов в 1871 году доставила “угнетённому” племени коммуна.

Подстрекательство и соучастие в ней масонов, равно как предательские переговоры её главарей с Бисмарком доказаны. Истекая уже не кровью, а сукровицей, Франция рыдала над междоусобицей своих детей. Мировая столица явилась ареной массового помешательства.

Среди потоков крови и урагана пожаров, разбоя и бесстыдства, пьяные петролейщицы предали огню здания министерств иностранных дел и финансов, что могло быть выгодно только евреям, и наоборот, иудейских магазинов роскоши на rue de Paix не тронули.

Не пострадал, равным образом, ни один из полуторы сотни ротшильдовских домов в Париже, а между тем, времени у коммунаров было достаточно, если под командой жида Мейера они успели свалить… Вандомскую колонну.

Но хорошенького понемножку… Так как победа коммунаров в расчёты кагала входить не могла, то прибыл с версальскими войсками еврей же генерал Галифэ, истребил преимущественно артиллерийским огнём тысячи обезумевших французов и тысячные же массы их через военно-полевые суды послал в Новую Каледонию, а разрушенную тайными обществами и еврейской прессой коммуну уничтожил.

Можно себе представить, каковы вышли отсюда плоды биржевых оранжерей!..

XV. Логическим развитием иудейского могущества и невиданным его увенчанием стал печальный для нас Берлинский конгресс. Позабыв, что не дальше, как в 1875 году Россия спасла её от ужасов новой войны с Германией, Франция прислала своим представителем англизированного полуеврея Ваддингтона и действовала так, будто официально стала государством еврейским, да и ничего, кроме выгод кагалу, из конгресса не вынесла.

Давно же связанный с евреями по дивным операциям кредита “честный маклер” при посредстве Блейхреда весьма недурно играл на бирже [150].

Да и не Бисмарку, конечно, следовало заботиться о нас. Во всяком случае, опаснейшими врагами России оказались на конгрессе английские послы и д'Израэли со своим подручным — Салисбюри.

Не напрасно девяностолетний Мозес Монтефиоре, окружённый десятками тысяч евреев, устроил им обоим триумфальное шествие из Лувра в Лондон после того, как на ожидовлённом конгрессе Великобритания в их лице не только продемонстрировала беспримерное для сынов Иуды злорадство, но и, разорвав Сан-Стефанский договор, отняла у России почти всё добытое кровью её победоносных армий.

Англичанам было из-за чего превознести своего премьера-иудея.

Бравируя своим торжеством и готовя себе успехи в будущем через унижение нашего достоинства, они, ещё раньше конгресса устроили gala-спектакль в ознаменование того пренебрежения, с которым д'Израэли глумился над беззаветными порывами русского сердца к спасению заливаемой кровью Болгарии…

Открытие сессии великобританского парламента в 1877 году было назначено на 8 февраля. Высшее английское общество заинтересовалось, невидимому, этой церемонией гораздо сильнее обыкновенного, потому что более десяти тысяч просьб было обращено к лорду-канцлеру с целью получить места на трибунах палаты лордов.

Все знали, и в этом заключалась разгадка жгучего любопытства толпы, что в этот день первый министр, возведённый в достоинство пэра Великобритании при закрытии предыдущей сессии, должен вступить в свой сан и занял место в качестве лорда Биконсфильда.

Знатнейшие представители английской аристократии оспаривали друг у друга честь сопровождать нового лорда в палату при столь торжественных условиях. И он избрал себе восприемниками двух самых древних пэров королевства, графов Шефсбюри и Дерби, стоявших во главе двух знаменитых фамилий Тэльбот и Стэнли.

Как только лорды в парадных костюмах заняли свои места, так с большой церемонией был внесён орден “Подвязки” — король орденов Великобритании, а затем началось уже и само блистательное шествие. Впереди — пристав с чёрным жезлом; за ним — великий маршал лорд Говард и великий камергер лорд Перси; наконец, далее, между лордами Шефсбюри и Стэнли — новопожалованный лорд Биконсфильд в графской мантии и с графской короной на голове.

Преклонив колени перед лордом-канцлером, он представил ему свою грамоту на достоинство пэра. По прочтении её он встал и, предшествуемый великим маршалом и великим камергером, в сопровождении своих восприемников, он, прежде чем занять своё место, обошёл зал заседаний палаты кругом, причём целая масса лордов окружала и поздравляла его…

Какие размышления могли наполнять душу нового лорда во время этого картинного шествия по залу, где собираются представители самой гордой аристократии в мире? Какие воспоминания должны были пробудиться в его разуме при созерцании этих гербов, из которых многие восходят к временам норманского завоевания?…

Без сомнения, всё его скользкое прошлое, всё целиком и мгновенно воскресло перед его мысленными взорами.

Вот он видит себя как ничтожного сына гонимого и презираемого племени; затем как журналиста, зарабатывающего часть своего скромного дохода пером. Несколько позже — вот он силой настойчивости и таланта завоёвывает себе видное место среди народного представительства.

Далее, опровергаемый и осмеиваемый, без устали преследуемый гневом, завистью и порицаниями — вот он медленно подвигается вперёд, несмотря ни на что, но и никогда не отступая… Ещё позже он принимает на себя руководство консервативной партией, а затем вскоре становится признанным главой представителей самых именитых и древнейших английских родов.

И вот, в апофеозе он пришёл сюда, в палату лордов, чтобы сесть, как равный рядом со старшими членами знаменитейших аристократических семейств гордого Альбиона, ведущих свою генеалогию от дружинников Вильгельма-Завоевателя.

Обнимая духовным взором эти сорок лет трудов, борьбы и успехов, разве не имел он права с законной гордостью сказать себе, что он совершенно оправдал смелый девиз, взятый им ещё на заре политической карьеры: “Forti nihil difficile!”

И что же! Родившись, воспитавшись и достигнув такого величия в Англии, стал ли Биконсфильд англичанином? Нет, он во всю свою жизнь оставался и умер евреем!…

XVI. Таковы результаты иудейских мероприятий в новые времена. Посему, не останавливаясь на позднейших событиях, которые у всех на памяти и только упомянув о Панаме, деле Дрейфуса или распродаже церквей во Франции да ещё об устроенном евреями, частью и на японские деньги, вооружённом восстании в Москве, мы вправе, наконец, спросить: мыслимо ли что либо подобное без участия иудейского правительства?…

Если засим, как доказано выше, такое правительство существовало во все эпохи еврейства, то возможно ли предполагать, что с увеличением оборота капиталов и развитием средств сообщения, равно как наряду с расширением всех пределов кагального хозяйства и возрастанием количества иудейских рабов, почти достигнутая сынами Иуды цель мирового господства разрушена им же самим через бессмысленное уничтожение собственного правительства? Если, наконец, такие, неведомые прошлым векам, силы, как биржа и пресса, превратились в монополию иудеев, то чем могли бы “старейшины многострадальной синагоги” оправдать перед лицом Талмуда свой отказ от пользования ими через своё бездействие власти?

Вопросы эти, очевидно, не имеют других ответов, кроме отрицательных.

Значит, центральное правительство не может не существовать у евреев и в наши дни. Стало быть, оно существует.

Где оно находится? Из кого состоит?

Вопросы — менее важные, но труднее предыдущих. Данных для несомненного решения ещё нет. Но они, без сомнения, явятся.

Даже в настоящее время можно приблизительно указать на “Хабура Коль Изроэль Хаберим” — Alliance Jsraelite Universelle.

Став гроссмейстером масонов в “Grand Orient”, а за период франко-прусской войны 1870—71 годов с Леоном Гамбеттой и Жюлем Фавром образовав во французском правительстве иудейский триумвират, Адольф Кремьё лет за десять раньше (точнее, в 1858 году) основал “Всемирный Еврейский Союз” с главным управлением в Париже.

Эмблема. Вверху — скрижали Моисея, несколько ниже — протянутые и пожимающие друг другу руки, а в основании — земной шар.

Девиз. “Все евреи за одного и один за всех!”

Воззвание же, с которым Кремьё как учредитель обратился к евреям вселенной, таково:

Еврейское учение должно наполнить собой мир.

XVII. Перед таким воззванием позволительно спросить, кто же такой сам Адольф Кремьё?

Это, прежде всего, глава того еврейского триумвирата, который в 1870 году оказался правительством Франции после взятия Наполеона III в плен.

В состав триумвирата, как известно, вошли:

а) тог же Кремьё как премьер-министр; в самую страшную годину французской истории, после Виссембурга, Гравелота, Сен-Прива, Бомона, Страс-сбурга, Меца и Седана, воспользовавшись невыразимым смятением и ужасами войны, он поспешил дать равноправие евреям в Алжире, чем н вызвал жестокое восстание доблестно сражавшихся за Францию арабов, оставленных бесправными;

б) бывший помощник Кремьё, по его званию адвокат, Леон (Лейба) Гамбетта в качестве министра внутренних дел, а затем и диктатора страны; своим иудейским нахальством он навязал ряд неимоверных бедствий и, по крайней мере, вдвое более тяжкие условия мира с Германией, чем, если бы и сам вовсе не существовал; ошибался, стало быть, Кремьё, с еврейской точки зрения, разумеется, когда о Лейбе Гамбетте, в то время ещё “помощнике присяжного поверенного”, сказал: “из этого лоботряса ничего путного выйти не может!” и

в) министр иностранных дел Жюль Фавр вместе с Ротшильдом и Блейхредером, он сочинил, а затем во Франкфурте на Майне от имени Франции подписал условия мирного договора, каким, сверх перехода к Германии засиженных евреями Эльзаса и Лотарингии, был на немецких же евреев пролит золотой дождь в 5.000.000.000 франков контрибуции, ограбленных у Франции [151].

Далее — это гроссмейстер французских масонов, предложивший в 1870 г. от их имени 1.000.000 франков за голову прусского короля Вильгельма I. Дабы уразуметь всю низость деяния, необходимо принять к сведению, что оно являлось предательством в квадрате, так как было рассчитано лишь на новый обман французского народа.

Дело в том, что по свидетельству Гирса, впоследствии нашего министра иностранных дел, генеральный штаб немецких армий именно от французских масонов через особое бюро в Берне (Швейцария) получал в 1870—71 гг. гибельные для Франции сведения о средствах её обороны, состоянии её финансов, настроении Парижа и т. д. Таким образом, указанная миллионная премия являлась двойной, иудейски-злостной плутней. Для полноты же картины, отметим следующее.

Фактами и цифрами доказывает Эдуард Демаши [152], что, несмотря на исключительные преимущества, а следовательно, и на огромные богатства, дарованные французскому банку правительством вообще, за период же войны с немцами в особенности, равно как, невзирая на чрезвычайные запасы средств в металлах и билетах, помянутый банк, командуемый потомками Меера-Амшеля Ротшильда, отказывал французскому народу в каком-либо кредите даже, когда видел его па краю погибели.

Во всё время, пока, оказав поддержку французам, он мог бы повредить армиям Пруссии, банк для правителей Франции оставался закрытым. В течение самых тяжёлых месяцев войны банк преследовал лишь одну цель: парализовать сопротивление Франции и принудить её правительство по недостатку средств к заключению мира.

Тогда как англичанин Морган дал денег под простую расписку (по займу в 400 миллионов франков от 4 января 1871 года), “французский банк”, кроме 6% на 100, требовал ещё выдачи закладной (ипотеки) на все государственные леса своего “отечества”. Вследствие отказа банка учитывать даже билеты французского государственного казначейства на небольшие суммы, их приходилось отсылать на продажу за границу с потерей 15 и 20 %.

L'annee terrible разорил всех: сельских хозяев, купцов, промышленников, народ и государство; для акционеров же “Banque de France” этот самый год оказался беспримерным по барышам — за всё время существования банка 80% на складочный капитал, а всего 150.000.000 франков прибыли показались, впрочем, и самому правлению банка настолько скандальными, что оно признало нужным скрыть этот возмутительный факт.

Десятки миллионов были “расписаны” по разным летучим статьям баланса, дескать, мы ими поделимся впоследствии. Но засим было выдано в дивидент 27% на капитал. Такова была благодарность первостатейных французских евреев с Альфонсом Ротшильдом во главе, в самую кровавую годину страны, которая этих отверженных рабов соблаговолила поднять до уровня своих благородных граждан…

Er die Katze nicht im Sacke kauft!…

Страшный для России 1905 год в свою очередь оказался, как и следовало ожидать, благодатным для нашего банкового еврейства, захватившего не только изрядную дозу ссуд под земли, но и едва ли не всех “жирных коров” кредита под дома в Петербурге, Москве и др. городах “спасаемой” кагалом нашей родины.

Нижеследующие данные о чистых прибылях в Земельных Банках именно в 1905 году могут сказать сами за себя: С.П.Б.-Тульский — 13,8%, Киевский — 15,8%, Ярославско-Костромской — 15,9%, Московский — 21,2%, Нижегородско-Самарский — 21,3%, Донской — 23,2%, Полтавский — 26,2% и Виленский — 27,9%, т. е. даже лучше, чем “нажил” в 1870 г. “Banque de France”.

Нельзя в особенности не позавидовать Лейзеру Полякову, как патрону Мовши Герценштейна, ибо 21,2% барыша за иллюминированные бомбами Бунда дни “свободы” вовсе недурно. Впрочем, еще лучше Лейзера торговал на Дону Янкель Поляков со своими 23,2%. Однако, всего отраднее за родину Зунделевича (учился в Виленском раввинском училище и в качестве анархиста устроил первую в России террористическую типографию), равно как за столицу того же Бунда, Вильну, где местный Земельный Банк своими 27,9% барыша создал воистину “благоухающий” рекорд.

Наряду с изложенным нельзя не упомянуть о венском Ротшильде одни земельные богатства которого превышают собственные владения австрийского императора и не сопоставить факт, что в первой государственной думе авторами безмездного “отчуждения” земли объявились именно три еврея: Кутлер, Герценштейн и Кауфман.

Каков смысл факта? Для примера возьмём хотя бы Венгрию. 50 лет назад у евреев не было здесь ни пяди земли. Тем не менее, уже в 1890 году из 4.291 арендатора оказалоеь 2.697 евреев, а в 1900 году из 4.861 3.170. Единица венгерской земельной меры равна приблизительно 1/25 десятины. И вот, у 2.697 арендаторов состояло 137.255.000 таких единиц, а у 3.170 167.537.000. Такова аренда.

Посмотрим, какова собственность. В 1897 году землевладельцев евреев было 1.898 с 87.362.700 единиц, т. е. в среднем по 45.000 на каждого; в 1900 году уже 2.688 с 130.965.000 в среднем по 47.000 на каждого. Вообще говоря, земельная собственность евреев превосходит такую же собственность казны.

А если прибавить земли, арендуемые евреями, то итог, равный 298.502.000 оставит за собой позади сумму владений казны, дворянства и благотворительных учреждений Венгрии.

В Галиции, а особенно в Буковине, положение христиан ещё отчаяннее. Ту же участь готовит кагал и России, стремясь перевести землевладение из крепких рук в слабые, чтобы облегчить себе расхищение. А ведь, кажется, ясно, что владыкой страны бывает тот, чья земля.

Для полноты очерка действий Адольфа Кремьё нельзя, даже отбросив многое другое, не упомянуть хотя бы о двух ещё фактах:

а) не только вместе с Монтефиоре он за деньги выручил нескольких своих единоплеменников, вполне изобличённых и приговорённых к смертной казни за ритуальное убийство в 1840 г. в Дамаске отца Фомы и его слуги Ибрагима, но и устроил в 1870 г. похищение из министерства иностранных дел в Париже подлинных актов следственного производства, доказывавших виновность злодеев-евреев и

б) неоднократно во время войны 1870—1871 гг. давал как премьер-министр приказы о смягчении наказаний, к которым были приговариваемы по суду изменники-евреи, предавшие французские войска на истребление германцам, причём вдобавок евреи эти, избегнув виселицы, либо скрывались, либо освобождаемы были пруссаками (назовём для примера Зоммера, Серфбеера, Дрейфуса, по прозвищу Катра и др.).

Хорошо, стало быть, понимал своё воззвание Кремьё. Понятно, что, пренебрегая всеми прочими своими званиями и даже титулом главы временного правительства Франции, он завещал для себя такую эпитафию: “Здесь лежит Адольф Кремьё — основатель Всемирного Еврейского Союза…”

Предвидеть дальнейшее он, конечно, не мог, но не хуже нашего знал, что, если, выжидая, иудейство временами останавливалось, то никогда не отступало. Посему он мог быть уверен, что, если “детям Вдовы” из Франции и сынам Иуды из Польши не удалось в России учредить республику при Наполеоне I, то они постараются достигнуть этого в будущем. Надо лишь подтасовать карты. Нечего, значит, удивляться заявлению Саула-Самуила Маркуса, тогдашенго лорд-мэра в Лондоне.

Ещё в ноябре 1903 г. он сказал одному из бывших чинов нашего министерства иностранных дел, что с Россией евреи не станут заводить торговых сношений вновь, ибо война с Японией неотвратима: что мы к ней совершенно не готовы, а следовательно, будем биты, пока не вмешается Рузвельт, отпрыск голландских евреев, с целью выручить нас, так как “избранному народу” Россия ещё нужна.

С другой стороны почти одновременно, т. е. за три месяца до начала войны, M-me Adan в “Revue Bleu” утверждала категорически, что петиция, поданная американскими евреями статс-секретарю Гэю с, целью подстрекнуть президента С.А. Соединённых Штатов к вмешательству в наши дела из-за кишинёвского погрома (на самом деле являвшегося первым опытом кагала подделать “русскую” революцию), “расцвела на маньчжурской почве”.

Тому доказательством служит, наконец, и сам ход революции 1905 г. [153] Роли финляндского анархиста Копни Циллиакуса, голландского бунтовщика Коннелиссена и японского обер-шпиона Акаши, израсходовавших 260.000 рублей в один только приём на поставку оружия и патронов нашим “освободителям”, раскрываются здесь во всём бесстыдстве и позоре.

XVIII. Каким при этих условиях должен был оказаться иудейский апофеоз?… В составе “представителей России” объявился целый букет сынов Иуды. Винавер, Якубзон, Герценштейн, Розенбаум, Мейлах, два Френкеля, Шефтель, Котловкер, Шраг, Червоненкис et con-sort'es украшали собою Думу “народного гнева”. Но чтобы уяснить происходившее и раскрыть глубину еврейского издевательства, не мешает приглядеться.

На постройку Северной дороги из Петербурга в Вятку сбежалась тьма факторов “угнетённого племени”, скоропостижно развратили и ограбили край, а в заключение на память россиянам нарекли Ицку Френкеля депутатом… от Костромы.

Давно заражённая жидовством и поникшая перед ним мать городов русских послала к нему от себя и губернии, кроме шаббесгоя-немца Штейнгеля, двух ассистентов в лапсердаках, а именно Сруля Френкеля и Хаима Червоненкиса, несколько позже прославившегося убийством рабочих при развале возводимого им в Киеве дома.

Суворовым завоёванная но, увы, причисленная к “черте оседлости” Одесса “избрала” в думу Щепкина, не только шаббесгоя, а и провозвестника злодейства, учинённого “Митею Богровым”. Либеральный Петербург сподобился в свою очередь чести иметь своим депутатом Винавера, типичнейшего по наглости иудея. Удостоившись необыкновенной милости кагала, остановившего своё внимание для устройства вооружённого бунта, матушка Москва должна была такое счастье оценить и вознаградить.

Весьма естественно, что она постаралась… Лет за 15 раньше к Лейзеру Полякову поступил в Земельный Банк и к “писателем” ничтожный и невзрачный жидок Мошка Янкелев Герценштейн. Пробыв здесь около полутора десятка лет, он ушёл, кажется, не добровольно, но с капиталом тысяч в триста рублей и стал… русским агрономам читать лекции политической экономии в Сельско-хозяйственном институте.

Раздутый и превознесённый единомышленниками в профессора, а затем переименованный в “почтенного, достоуважаемого Моисея Яковлевича”, Герценштейн с начала 1901 года проведён был в Городскую Думу…, деяния которой за это время ещё ждут русского историка. Здесь в златые дни “свободы” бывший поляковский приказчик Мошка Герценштейн провозгласил себя уже в благодетели “сознательных пролетариев” из канцелярских писцов и разных иных “безработных” по городскому общественному управлению.

При благосклонном участии Городской Думы он через увеличение жалования, назначение квартирных и периодические прибавки, наградил бастующих “тружеников”полутора миллионами рублей в год за счёт московского населения, конечно… Затем той же осенью 1905 года, по выходе в отставку товарища городского головы и за внезапной болезнью самого головы Мошка Герценштейн хотя и не надолго, но, фактически, оказался московским городским головой… Excusez du peu!…

Таким образом, переход в Государственную Думу явился для него лишь, так сказать, новым искусством подвижничества за исстрадавшийся без евреев русский народ. Для увенчания “профессора” в этом направлении крайне завидную роль по команде талмуд-гусаров разыграл тогда князь Павел Долгоруков. Впрочем, чтобы воспеть славные деяния этого Рюриковича во славу кагала нужен стих Гомера или язык Виргилия…

Князь даже ездил с Маклаковым в Париж поучать наивных акул биржи, сколь ужасно непочтение русского правительства к “благоуханиям капитала” и умиленно просил не давать нам взаймы денег…

Наряду со столь блестящим амплуа он по приказу тех же талмид-хохимов стушевался в Москве моментально, а намеченное для него депутатское кресло безоговорочно уступил Мошке Герценштейну. Сей же последний не замедлил украсить анналы Израиля неувядаемо, так как достиг бессмертия, подарив Россию “иллюминациями”…

Таковы были благодеяния “избранного” народа, жаль единственно, по нашему “мракобесию” не удавшиеся в 1912 году. Хорошо ещё, что ради любви к нам долготерпеливое еврейство не позабыло о дикой, погромной России…

Но, как вполне очевидно, не могли же сыны Иуды оставить втуне и поучении Адольфа Кремьё. Будучи, следовательно, призваны “освободить” нас, хотя бы вопреки российскому невежеству и упорству, они должны были, понятно, позаботиться о том, чтобы новый припадок патриотизма ещё раз не привёл нас к такому, например, безумию, как изгнание вражеских полчищ сто лет тому назад.

Имея в виду, что либеральное ожидовление — испытанный для сего путь, “угнетенное” племя взялось за эту операцию с усердием выше всякой похвалы. Запятнать унизить, искоренить русский дух и внедрить в нашу жизнь поклонение талмуду, т. е. раболепие перед величием террора иудеев, может ли быть что-либо прекраснее?… Не в этом ли идеал культуры, прогресса и свободы?!…

Однако лишь благодаря многовековому опыту и неподражаемому искусству сынов Израиля лечение нашего скудоумия могло пойти столь быстро и успело дать воистину чудные плоды.

Такие подвиги иудейского самоотвержения, без всякого сомнения, достойны восторженных песнопений.

И вот А. Бурнакин в “Новом Времени” (26 мая 1912 года. №13003) преподнёс кагалу нечто до умиления трогательное.

Заканчивая настоящий отдел исследований, мы ради справедливости подводим этой благодарственной “одой” итог.

В плену иудейском.

А. Россия стала для евреев “страной обетованной”, а мы, русские, попали в положение хананеев. “Народ избранный” голыми руками забирает нас в полон без труда и без боя расхищает нашу землю, наши богатства, наш кредит. Озираешься на современную Русь, будто читаешь “книгу Иисуса Навина”: тот же непонятный упадок духа у осаждаемых, та же торжествующая наглость победителей и тот же единодушный гвалт, от которого падают стены иерихонские.

Где “черта оседлости”? Где “пятипроцентная норма”? Где ограничения? Под еврейским напором всё это рассеялось, как дым; от еврейского гвалта сами собой пали “стены иерихонские”; перед еврейским засилием оказались пустой бумажной затеей наши законы и запреты. И “оседлость”, и “норма”, и вообще “стеснения”, чинимые евреям, существуют только на бумаге, а в действительности вся Россия в плену иудейском; для евреев она, как благословенная Палестина, уготованная Израилю.

Еврейство прожорливой саранчой набросилось на русские богатства, и “тьма египетская” покрыла Россию от края до края. Тёмный бог Израиля, бог хищничества, вымогательства, наживы, бог обмана, предательства, цинизма всякой лжи и неправды, этот тёмный бог насилия, злобы и мести идет впереди своего “возлюбленного” народа, передаёт нас жидовскому заклятию и наводит непробудный сон, непостижный страх.

“Россия замерла”. Она покорно распростерлась перед “богом ести”, она коснеет без жизни и движения, все стихии русского бытия остолбенели перед лицом еврейского нашествия, под пятой обнаглевшего Израиля. И это отнюдь не преувеличение, не напыщенный оборот а горькая правда русской действительности, всероссийская и повседневная правда.

Сейчас в России нет другого “вопроса”, кроме “еврейского” и нет иной “культуры”, кроме порабощения нас евреями, порабощения экономического, политического, духовного, бытового. Уже идут на нас судьи и пророки иудейские: уже готовит нам Израиль своих вождей и царей; судят нас Азефы, Дейчи, Гершуни; пророчествуют нам Марксы, Лассали, Бернштейны, Лафарги; повелевают нами Ротшильды, Гирсы, Мендельсоны.

Давно ли кричали митинговые жидки:

И точно, Израиль воцаряется на Руси и всё в ней прибирает к своим долгим, корыстным рукам: и деньги, и религию, и язык, все, чем была красна, сильна и богата наша родина. Этим всепроникающим паразитам — что “им черта оседлости”, “норма”, запрет?…

Пронырливые, льстивые, угодливые, лицемерные, они покоряют нас без боя, нас — лениных, зевающих, податливых, простоватых, легковерных. Окольными путями, закоулками всякой неправды евреи пробираются к народным сокровищам и овладевают ими. А славянская стихия покорно отступает перед чарами сионского беса.

О, эти “сионские” чары! Тут и подкуп, и разврат, и лесть, и порок, и ложь, и гордыня — всё, чем силён враг рода человеческого, чем покоряет он малодушных, безвольных, добрых, искренних. На сильного — раболепием, на слабого — нахальством, на малодушного — рублём, на мечтателя — посулом, на чувствительного — похотью, так шествует по Руси воинственный Израиль, так покоряет он “нечестивых гоев”.

И вот плоды жидовского “очарования”. Кредит, торговля, производства, ремёсла, науки, литература, искусства, всё народное хозяйство, весь духовный капитал — и тело и мысль народа — в кабале, в откупе, под заклятием евреев.

В их руках биржа, банки, магазины, фабрики, заводы; в их руках газеты, театры, книгоиздательства; в их руках хлеб и деньги, правосудие и просвещение, всё к ним липнет, всё ими оскверняется!

Еврей, если он ростовщик, то развратитель или предатель, или подстрекатель, или кровопийца; его путь — обман, грабёж; его оружие — разврат и преступление. В торговле он — шантажист, на бирже — стервятник, в работе — надуватель, в политике — бунтовщик и предатель, на суде — лжесвидетель; в печати и в литературе — развратитель, отрицатель, человеконенавистник; в искусствах — опошлитель, осквернитель, низменник; в обиходе нахал, в сношениях — сводник; в обществе — фарисей с улыбкой на лице и камнем за пазухой.

Будто собрал Господь всю грязь, все нечистоты, всю мерзость вселенной и из всего этого сотворил “возлюбленного” Израиля. И эта вселенская грязь растекается по лицу русской земли, пятнает и загаживает народную душу.

Еврейство для России — как “дурная болезнь”, разрушающая кости и суставы, расслабляющая волю и движения, отравляющая мозг ядом тоски и безумия. И революция, и бытовой развал, и духовное опустошение — всё это иудейская работа, еврейское внушение.

Происходит великое “ритуальное” убиение русского народа, жестокое вытачивание его крови, его сил, его чувств, всемерное истощение народного организма. Вселенский паразит-кровосос глубоко внедрился в Россию. Он подтачивает наш государственный и общественный строй, он истощает нашу политическую и экономическую мощь, он высасывает наши духовные силы. Несчастный мальчик Ющинский — это символ всей России, это знамение её иудейского пленения, её хананейского удела.

Б. Мой предмет — вторжение евреев в русскую литературу, пленение иудеями русского слова, русской мысли.

Нашествие это началось в историческом смысле сравнительно недавно -со времени либеральных реформ Александра II. Евреи жадно присосались к этим реформам и вскоре наполнили университеты, газеты и журналы.

Печать, бывшая до той поры преимущественно русской, стала быстро переходить в руки евреев — бердичевские выходцы, вооружившись дипломами, не замедлили выступить в качестве вождей и учителей образованного общества и сразу вывели его из туманов немецко-славянских отвлечений на путь воинственного либерализма и культуртрегерства.

На смену дворянской чопорности и лояльности пришли: неугомонное будирование, нытьё, непременная оппозиция, дух недовольства и отрицания. Наиболее неустойчивые и увлекающиеся были уведены евреями еще дальше — в подполье, в террор, в потёмки революционных мечтаний.

Но тяжёлая рука Александра III давала себя чувствовать, и еврейские шептуны до поры до времени ворожили изподтишка, науськивали из недосягаемой Женевы И хотя их иудейские козни еще не имели приложения, но уже еврейские химики заготовляли впрок революцию, женевские бунтари и смутьяны, дразнили фантазию русских студентов кровавыми химерами, миражем социального переворота; уже оплетали Россию женевские пауки густой, липкой сетью конспирации, уже шумели типографские станки подполья, и пафос еврейских прокламаций уже будоражил молодёжь страны.

Русские идеи были скоро вытеснены из нашего культурного обихода идеями еврейского производства; благородное свободолюбие Герцена заменилось шипением кагального неистовства. Появились “ежемесячные подкалыватели” иудейского происхождения, началась на долгие годы литература о плохом городовом…

Русское общественное мнение подвергалось всестороннему обрезанию по еврейскому трафарету, народилось архипошлейшее интеллигентное воззрение, психология оболваненной толпы, непременное свободомыслие, обязательное безверие безвыходный шаблон либеральщины. Еврейский натиск на печать и литературу возрастал, зараза иудаизма проникла в газеты и журналы, в публицистику, в критику, в историю литературы, в поэзию и беллетристику, в драматургию, в энциклопедии.

К 90-м годам печатное слово уже представляло чуть ли не сплошное иудейское засилье. Уже диктаторствовали Вейнберги и Венгеровы; уже наглели ежедневные развратители — Нотовичи и Липскеровы, Пропперы и Фейгины уже размножались Слонимские, Герценштейны, Иоллосы; уже осаждали русскую литературу Минские и Волынские; уже засорялся русский язык, уродовались русские мысли; насаждались безверие и отрицание, расцветало мещанство; пригнеталась русская душа к земле, оскудевала русская мечта, наполнялись русские сердца местью и злобой; корчилось общество в судорогах самооплёвывания, с грязью смешивался патриотизм, позором клеймилось национальное достоинство.

“Новости”, “Новости Дня”, “Курьеры”, “Северные Вестники” — делали своё мрачное, чёрное дело, а за ними шло покорное стадо шаббесгоев, жидовствующих недоумков, зажимавших рот каждому, кто решался протестовать против еврейского кодекса. Началось повальное ожидовление; установился и действует до сего дня “хороший тон” юдофильства; вошло в моду и в привычку усердное разбивание русских лбов перед авторитетом сынов Израиля.

И “Русское Богатство” Михайловского, и “Русская Мысль” Гольцева, и “Вестник Европы” Стасюлевича — все были одержимы “страхом иудейским”. Отрицание еврейства стало почитаться смертным грехом, а всякий глупец, подходивший с благоговением к Израилю, неукоснительно приписывался к разряду людей “передовых”.

Но буря и натиск евреев, естественно, вызвали отпор… “Антисемитизм” у нас не первый день — он в нашей литературе со времён Достоевского и Лескова. Семидесятники первыми испытали всю прелесть вторжения евреев в русскую литературу, и пророк-Достоевский в ужасе воскликнул:

Его статья “Еврейский вопрос” достаточно ярко рисует злонамеренность еврейства. Угрозу надвигающегося засилья расчуяли многие, и антисемитизм был немедленным ответом на первые же захватные шаги евреев. Правда, еврейство продолжало своё наступательное шествие; правда, переходили на их сторону широкие круги интеллигенции; правда, захватили евреи в свои лапы общественное мнение, но и антисемитизм усиливался, ширился и креп, а к концу прошлого столетия выработался в непримиримое исповедание, получил своих теоретиков и апостолов.

За тридцать-сорок лет иудейского нашествия евреи достаточно нажили себе врагов, и врагов талантливых, метких, стойких, непримиримых.

Я не буду их перечислять, их и так хорошо помнят и знают евреи… Но и евреи не дремали. Мало того, что они прибирали к своим рукам газеты и журналы, что исподволь готовили в них революцию, что всемерно поощряли в литературе динамичную тенденцию, что неустанно апеллировали к передовому обществу, что громко ныли о своей жалкой участи, что радостно поощряли русское самоотрицание, что открыто учили попирать историю и традицию, презирать отцов и дедов; мало того, что эти международные вульгаризаторы тащили нам с Запада всякую умственную гниль, затасканные отбросы чужой культуры (нигилизм, ницшеанство) лишь бы отучить от самобытности, лишь бы столкнуть нас с исторического пути.

Мало всего этого! Евреи устами своих русских рабов, всяких теоретизирующих недо-мысленников, наложили херем на всех, кто позволил себе усомниться в искренности иудейского культуртрегерства. “Таким” гг. Михайловские и Гольцевы, с благословения еврейского, отвели проплёванный угол “мракобесия” и “отсталости”; “таких” объявили за порогом отечественной словесности; “таких” заклеймили позором и отчуждением.

Еврейский натиск расколол всю русскую литературу на два враждебных стана. Еврейское “равноправие” стало, вдруг, пробным камнем “честности убеждений”, рубиконом политической нравственности, мерилом личных достоинств, билетом на райское блаженство, паспортом литературности и художественности. И так до сего дня…

Сколько у нас в литературе несправедливо отвергнутых и забытых — и всё из-за жида! Такая вражда партий, направлений, а изнанка одна — жид!… Ради него раскололась литература и междоусобствует насмерть. Он всё внёс: и непримиримость, и озлобление, и ядовитую клевету, и неразборчивую месть.

Прежде этого не было. Герцен и Хомяков дружески беседовали в одном салоне, а у них ли не были различны взгляды? В. Белинский и К. Аксаков горячо любили друг друга, а разве были они единомышленниками? Но теперь попробуйте свести “различные взгляды”, да они глаза выцарапают друг другу, а то и просто обменяются пощёчинами.

Стоит только вспомнить “Вехи” и тот гвалт, который подняли из-за них еврейские борзописцы. Писатели и журналисты из-за этого сборника перегрызлись, как собаки, а почему? Да, видите ли потому, что в сборнике Струве и Булгаков усомнились в нравственной порядочности революционеров, т. е. лиц иудейского происхождения. Обидно стало единоплеменникам Азефы, и вот — гвалт и ссора…

В. Окончательное пленение евреями русской литературы относится к началу нового столетия. Победа марксистов над народниками была и победой евреев над русскими писателями… Уже “социал-демократические” журналы - “Начало”, “Правда”, “Жизнь” сплошь пестрили иудейскими псевдонимами.

Да и “победу” декаденства приходится приписать тому же Израилю. Родоначальником декаденства является “Северный Вестник”, основанный Волынским-Флексером вкупе с Минским-Виленкиным и Любовью Гуревич. Неудивительно, что столичные дантисты и фармацевты с таким жаром встречали “модернистов” — это “из наших” — втайне восхищались еврейчики и аплодировали.

Так же, впрочем, аплодировали они и революции и тоже по родственному чувству. Ещё бы! Дейч, Гершуни, Гоц, Рутенберг, Азеф, Хрусталёв-Носар, Троцкий-Бронштейн, Парвус, Рубинович и т. д. Чем же не “русская” революция?

Или вот ещё “русская” скульптура, кто её творцы: Антокольский, Гинзбург, Аронсон, Бернштам, Синаев-Бернштейн. Все такие фамилии, что Русскому хоть с моста да в воду.

Ко времени русско-японской войны и последовавшей затем смуты, литература положительно разделилась между 12-ю коленами израильскими. Конечно, публицистика была в нераздельной власти евреев, но не лучше обстояло дело и с критикой, и с философией, и с художественной литературой.

Пускай, то была особенная пора, когда они угрожали нам даже иудейским “царём”. Но вот теперь революция, кажется, прошла, а евреев стало вдвое больше! Они во всех щелях, во всех норах литературы, имя им теперь — легион В критике:

По этот еврейский список далеко не исчерпывает всю пишущую иудейскую саранчу. Сколько их по редакциям всяких “охраняющих входы”, Сколько их по провинции, в Киеве, в Одессе, сколько еще репортеров (это их призвание), всяких гг. Кегулихесов и Редеров?…

И эти господа направляют судьбами литературы, от них просвещение от них знание, от них русское слово!

Столичные книгоиздательства сплошь еврейские. “Московское книгоиздательство” Пализена, “Польза” Антика, “Универсальное к-во” Столяр, «Современные проблемы” Кадиша, “Мир”, “Культура”, “Освобождение”, “Шиповник” Копельмана, “Просвещение” Цейтлина, “Общественная польза”. „Брокгауз и Эфрон“ (Энциклопедический словарь), “Гранат” (Энциклопедический словарь) Левенсона.

Из столичных газет и журналов специфически еврейскими являются “Речь” Гессенов. “(Современный Мир” Иорданского, “Сатирикон” Корнфельда, “Солнце России”, “Синий журнал” Корнфельда, “Биржевые Ведомости» и “Огонёк” Проппера, “Запросы жизни” Бланка, “Копейка” Городецкого. — Московская Газета” Бескина… И все это — только в столицах.

Как видите, дальше идти некуда. Вместо печати и литературы, битком набитая синагога, жаргон торжествует; “гой”, как нищий стоит в притворе… На “алтаре” безнаказанно происходит заклание и разодрание всего русского обкрадывается русский язык, опошляется русский ум, оплевывается русская история, поносится русский народ.

Ужас в том, опасность в том, что евреи, перенимая наш язык, наши литературные формы, внешне усиленно прикидываясь русскими, всячески стараясь внешне обрусеть, остаются все теми же евреями, вкладывают в русские формы свое, еврейское содержание, свой дух,вытесняют наши духовные ценности, нашу психологию, нашу нравственность, наши русские идеалы.

Опасность прежде всего в том, что евреи обкрадывают нас лингвистически (как они уже обокрали немцев), внутренне с нами не сливаясь, не ассимилируясь психологически. Пиши евреи на своем говоре, нам бы от этого не было убытка, но их еврейская мысль получает русское выражение и таким образом пролазит в наш русский обиход.

Где широкой публике разбираться в тонкостях стилистики? И вот звучные псевдонимы облыжным путём проскальзывают в читательскую массу. Среди евреев, пишущих по-русски, конечно, есть люди знания и любви к литературе и её истории. Таковы Волынский, изучавший Достоевского, Венгеров, историк литературы, Лернер, посвятивший себя Пушкину, Айхенвадьд, пылающий нежной любовью к нашим классикам, Гершензон, возлюбивший славянофильство и многие другие. Но… не лучше ли им не знать или открыто презирать нашу духовную сокровищницу? Ведь только по-еврейски они и любят, и оценивают.

Достоевский у Волынского получился с длинным носом, а К. Аксаков у Венгерова похож на цадика; у наших же классиков, как они выставлены у Айхенвальда, чуть-чуть гортанный говор и какая-то семитическая чувствительность.

И я не знаю ещё что страшнее для России, для нашей литературы ненависть или любовь евреев? Думаю, что любовь. Разве не пылал спрут-Израиль пламенной любовью к Ханаану и разве не всосал в себя все его сокровища? Сорок веков меняют евреи языки и одежды, страны и обычаи, а остаются евреями. Они, быть может, и от нас уйдут, но их дух останется.

Дух отрицания и низменности… Должно быть, такова именно задача вселенского спрута: возлюбить, приспособиться, истрепать, высосать, опустошить все, оставить мерзость запустения и уйти.

Для евреев наша литература, конечно, обетованная Палестина. Какая радость обрядить, своё духовное убожество, свою трусливую похоть, свою хдладную корысть в такой пурпур и висон, придать своей низменности полёт и дерзание, похоти красоту, корысти размах и нравственное оправдание и втянуть в свою нарядную грязь ещё одну неиспорченную душу!

Бойтесь иудейской любви, страшитесь её нежных толкований — волки приходят в овечьей шкуре. Но надо поглядеть на зубы, вникнуть в волчьи инстинкты, присмотреться к блеску волчьих глаз.

Необходимо обратиться к психологии иудейского творчества, к сути катальных замыслов, добраться до жидовской изнанки!…

XIX. Такова панорама “свободы” и “равенства” иудейских, раскрывающаяся на наших глазах, особенно в русской земле. В той либо иной степени господство евреев сказывается теперь повсюду, но нигде, без сомнения, оно не является столь признанным и очевидным, как именно у нас.

Таковы издевательства угнетённого племени над всем, что людям дорого и свято. Такова злостность глумлений сынов Иуды над самыми мечтаниями страждущего человечества об улучшении своей беспросветной горькой участи…

Впрочем, если нигде раньше не соблюдалось скопления восьми, по крайней мере миллионов иудеев то и никогда еврейство не достигало столь неимоверного триумфа, как в современной России.

Основной признак тирании — невозможность протеста. Он устанавливается безпощадностью гнёта. Попробуйте восстать хотя бы против первого попавшегося шантажного листка жидовской прессы! Но сыны Иуды этим не довольствуются. Они стремятся не только к материальной, иначе говоря, лишь временной, а и к моральной, т. е. бесповоротной тирании.

Исключая всякое сопротивление, евреи, тем не менее, хорошо понимают, что, раз остаётся духовная сила, то, чем дольше станет претерпевать она давление, тем опаснее будет взрыв… Отсюда для них ясно, что помимо угнетения физического, неизбежны и мероприятия, направленные к уничтожению самой вероятности сопротивления, значит, к разложению той силы, которая могла бы оказать противодействие.

Поступая сообразно с этим, евреи стремятся отнять у народа разум, исковеркать его душу, отравить сердце, унизить и запятнать всё его прошлое, внушить, наконец, стыд пребывания самим собой. В таких видах иудейство располагает целой фармакологией ядовитых веществ особого рода и тем более смертоносных, что применений их испытано на протяжении веков. В современную эпоху иудеи располагают сверх того и универсальной отравой в образе повседневной печати. По отношению к ней они не только монополисты, но и стоят вне конкуренции.

Даже располагая, например, процентами с 26.000.000 талером гвельфской кассы [154] и субсидиями казны, Бисмарк в расчёте перехитрить всемирное еврейство образовал “фонд пресмыкающихся” (Reptili-enfond) и создал вероломную организацию для подтасовки общественного мнения через газеты и брошюры согласно указаниям из Берлина.

Не надеясь на одних немцев, он рискнул повторить опыт Средних веков, когда на богословских диспутах прелаты из крещёных евреев натравливались, хотя и безуспешно, на евреев некрещёных. Сообразно с этим в имперском управлении по делам печати были сосредоточены дрессированные ad hoc “свинопасы” или “свиные жиды”, “Sau-Judeib, для оптовой фальсификации народного духа в Германии, по иудейскому генерал-басу.

Всё это было бы, пожалуй, недурно, но Бисмарк упустил из виду, что эти переряженные “свинопасы” остаются, тем не менее, членами “избранного народа” совершенно так же, как и остальные жиды-газетчики, играющие судьбами государств. Они могут и будут действовать со всем искусством шулеров и даже не только за страх, а “за совесть”, но, увы, исключительно во имя мирового господства кагала.

Понятно, что злостная оперетка, затеянная “железным канцлером”, превратилась, на радость Израилю, лишь в иудейское шутовство. Но если “избранный народ” сумел, таким образом, превратить в своё орудие и самого Бисмарка, то уже нет никакой надежды на успех у его мелко плавающих подражателей…

Завладев печатью, “угнетённое племя” не замедлило присвоить и всё остальное. Но захватив прежде всего материальные блага, этот nervus rerum gerendarurn, и отнимая у гоев средства пропитания, еврейство не исчерпывает таковыми своих мероприятий. Недаром говорят немцы, что потерять мужество, значит всё потерять.

Расчёт евреев направлен как раз по этой дороге. Превознести до недосягаемости собственное могущество и, наоборот, разоружить, обезличить, лишить гоев веры в себя — такова задача кагала, но не последняя. Требуется ещё ожидовить нас. Но, проделывая и это, сыны Израиля не разрешают да и, очевидно, не могут позволить гоям стать евреями.

Ожидовление культивируется единственно для воспитания в нас изумления и раболепия перед сынами Иуды.

Сейчас в России они этого достигли, как никогда и нигде раньше. Сознавая, применяя, испытывая свою мрачную власть, иудаизм на сцене истории атаковал в заключение две величайшие империи мира — Рим в древности и Россию в настоящее время. Рим удалось кагалу погубить, а Русская Земля, правда едва-едва, но всё же держится…

Есть, однако, разница и в судьбах народов. Один вид еврея вызывал хохот на всём пространстве Римской державы. В России жиды являются теперь образцами талантов, благородства и неодолимости, а мы, парии, славословим их, преклоняемся, чуть не боготворим!…

Это ли не последнее слово искусства тирании?

Где ещё искать доказательств очарования кагальных мероприятий, государственного ума, блеска, величия иудейского правительства?

Но нет совершенства в этой юдоли плача. “Гениально” сыгрался жидовский оркестр, а и в нём бывают роковые диссонансы, слышатся фальшивые ноты…

Всемогущество “Alliance Israelite Universelle” не мешает жидам содрогаться за свою участь. Волны народного самосознания идут неудержимо отовсюду на изъязвлённые утёсы еврейской гордыни. Пока отдалённые, но страшные раскаты народного гнева уже дают о себе знать среди наступления грозы… Ураган приближается быстро и горе тем, кто оскорбил русское сердце!…

Темная сила Pouvoir occulte

Международное Тайное Правительство

Из всего предыдущего необходимость центральной и сокровенной власти над “культурным” миром проистекает логически.

I. Обозревая изложенное, вдумчивый читатель не может не признать распределение материала направленным к тому, чтобы означенный вывод возникал сам собой. Обращаясь к русским людям, настоящее исследование повинно было, прежде всего, отметить главные моменты еврейского вопроса в России. Таково и есть “Вступление”.

Но это лишь частный случай проблемы. Посему раньше, чем обратиться к её рассмотрению, надлежало дать обзор иудейского спектакля на всемирной сцене. Стало быть, “Очерк борьбы арийцев с семитами” должен был следовать за “Вступлением” непосредственно. Дальнейшим предметом изучения являлось уже само еврейство, но, без сомнения, лишь в синтетической форме, ибо перед нами не вся иудейская сфера, а только специальная в ней тема.

Вот почему стали на очередь “Общие замечания о евреях”. Данная же область разделяется на статику и динамику иудаизма. В пределах статики центром тяжести служит “Закон” Израиля, вследствие чего этот отдел распадается на три основные момента: Талмуд, Шулхан-Арух и Каббалу. С другой стороны, и в сфере динамики нельзя было не отметить трёх же присосков к человечеству того колоссального спрута, который именуется Агасфером.

Значит, жид газетный, жид биржевой и жид политический подлежали вызову для ответа поочерёдно. В заключение предстояло суммировать элементы, намечая как доказательства существования у евреев собственного правительства во все времена, так и те симптомы либо провозвестники, которыми неизбежно устанавливается интернациональный характер кагала.

Согласно с этим “Всемирный Еврейский Союз”, как явление, требуемое ходом событий, играет в этом эпилоге роль, так сказать, главенствующей мелодии.

II. Окинув цепь минувших веков для уразумения того, что происходит на наших глазах, мы, думается, были бы вправе и помимо новых доказательств признать неустранимость идеи международного тайного правительства, равно как невозможность допустить пребывания оного где-либо, кроме еврейства. Конкурентом являлось бы, пожалуй, масонство, претензии которого в свою очередь необъятны.

Но уже служебное отношение “детей Вдовы” к сынам “избранного народа” исключает всякое соревнование. А если мыслима гипотеза о восстании арийцев против иудейского семитизма именно через масонство, то обращение её в действительность должно быть почитаемо столь отдалённой туманностью, куда исторические телескопы ещё не в состоянии проникнуть.

Во всяком случае нет у масонов ни средств, какими располагают евреи, ни способов защиты, которыми кагал способен разгромить любое сопротивление в самом его зародыше. Нет, наконец, у масонов ни сосредоточения сил, каким владеет еврейство, ни выработанного тысячелетиями навыка маневрирования. Между тем, вглядываясь в совершаемое иудеями ныне, трудно отрешиться и от мысли о Цусимском бое.

Как там огнём японской артиллерии были отправляемы на дно океана наши броненосцы один за другим, так и в схеме еврейских операций мы видим концентрацию залпов неизменно по какой-нибудь одной цели до окончательного сокрушения оной. Припомним хотя бы о иеромонахе Иллеодоре и епископе Гермогене либо о монархических организациях вообще, а о “Союзе русского народа” в частности. Не позабудем наряду с этим и о цинизме иудейского предательства в деле Дрейфуса…

Образ действий японцев с первых же дней войны, равно как их презрение к правилам чести и самым элементарным требованиям международного права, начиная со злодеяний у Чемульпо либо при первой атаке Порт-Артура, свидетельствуют о сознательной уверенности наших врагов в своей безнаказанности, т. е. в неизбежности нашего поражения. Ниспровергаясь до аналогии с японским, вероломство евреев равным образом исключает какое-либо другое объяснение.

“Не имея понятия в тактике или стратегии, помни об одном — нельзя делать угодное неприятелю”, — советовал Наполеон. Увы, до сих пор в России под влиянием сладости столь долго бывшего запретным плода, а ещё более под гнётом стадного психоза многие придают указанному совету мало значения и на радость кагалу политиканствуют. Еврейство же, удаляя нас со всех путей деятельности, кроме самых неблагодарных, либо подчиняя их себе, отнимает у русского народа средства пропитания, а взамен навязывает ему… кагальную политику.

Это уже в такой мере стало для сынов Иуды азбучным, что и еврейские мальчишки-карманники, воруя на рынке у зазевавшегося крестьянина последние гроши, не забывают сунуть ему в карман прокламацию…

Это бесстыдно даже будучи рассчитываемо на непонимающих талмуда, хотя и взрослых людей. Но еврейство не ограничивается ими. Напрягая крайние усилия к просвещению собственного юношества, иудеи подстрекают наше не учиться вовсе. С злостным и предумышленным коварством они заставляют детей гоев внимать бессмысленным “теориям” социализма и устраивать явно нелепые политические забастовки.

Одним приёмом данного рода кагал:

а) вооружает светом знания своих “бундистов” и наоборот, обрекая на невежество молодёжь гоев, лишает её важнейшего из орудий борьбы;

б) завладевает государственными и общественными должностями, а также свободными профессиями, требующими научной подготовки, стало быть, расширяет свои материальные средства и, что ещё для гоев опаснее, безгранично усиливает иудейское влияние и власть и

в) приобретает возможность восхвалений по адресу сынов Иуды одновременно с “правом” издевательства, будто мы существа низшей породы и ни на что непригодные.

Не менее вразумительным образцом иудейского лукавства является следующее. Навязывая тем же гоям парламентаризм и преследуя администрацию, разумеется, пока не захватит её в свои руки, еврейство проповедует расширение компетенции суда в твёрдой, конечно, надежде поработить его. Легчайшим же путём к этому является, без сомнения, захват адвокатуры.

Вместе с тем, как уже было замечено, Израиль желает властвовать “не за страх, а за совесть”. Сообразно с этим, “избранный народ” разыгрывает вновь изобретённую, а по злостности даже невиданную оперетку. Обучая иноплеменное, преимущественно русское, юношество политиканству и увлекая его на погибель, кагал в неизреченном милосердии своём надевает маску её же благодетеля и через иудейскую либо шаббесгойскую адвокатуру явно стремится монополизировать саму область защиты как в общеуголовных, так даже в военно-полевых судах.

Истощая терпение судей, еврейская адвокатура не прочь украсить себя ореолом добродетели и по “социальному” пути. Посему волки в овечьей шкуре сказанным не ограничиваются.

Мы видим, например, что в целях иллюминации на кагальный лад той самой ленской эпопеи, которая создана евреями же и для евреев, адвокатура “свободы”, неистово себя рекламируя, спешит на помощь русским рабочим в Бодайбо…

III. Удивляться нечему. Такова же, в сущности, была и французская революция. Добродушие Людовика XVI и созыв Национального Собрания в 1789 году полностью обеспечивали мирное удовлетворение народных нужд. Не только практически, как показали события, но и теоретически не требовалось зверств и крови для устранения злоупотреблений.

Всё устроилось бы дружески, полюбовно, не будь на сцене проклятого еврейского вопроса. Тринадцать раз вынуждаемо было заниматься им Национальное Собрание и, тем не менее, решало его отрицательно. Но еврейство сосредоточило на этом пункте весь огонь кагальной артиллерии. Все средства были пущены в ход.

Главари Собрания продались жидам. Тогда только, 25 сентября 1791 года, еврейство восторжествовало на погибель своим же благодетелям-французам, а затем, понятно, остальным народам Европы и, как теперь уже несомненно, — Америки.

За благодеяния Людовика XVI евреи и масоны отрубили ему голову. Но сынам Иуды было мало равноправия. Они жаждали отнять у древней феодальной аристократии замки, парки, земли, художественные собрания, величественные отели в Париже, обаяние и власть. Они решили присвоить наряду с коронными бриллиантами верховное владычество над Францией, верно рассчитав, что за сим придёт и всё остальное.

Для достижения цели они создали террор, заставляя иных спасаться бегством, а других “сторонников прежнего режима” сотнями и тысячами отсылая к “тётушке” Гильотине. Смена республики диктатурой Наполеона и замена последней деяниями Венского конгресса проливала новые потоки крови, но не переставала обогащать “избранный народ” свыше всякого вероятия. Конечные же результаты, раскрывающиеся перед изумлёнными взорами нынешнего поколения, выразились как в совершенном порабощении, так и в повальном ожидовлении европейских народов.

Отступая ещё далее — в древний мир, мы лишь вновь убеждаемся в неизменности иудейского предательства, всякий раз — международного. Прав был философ Сенека, когда сказал: “Cum interim usque sceleratissimae gentis (Judaeorum) consuetido convaluit ut per omnes репе terras recepta sit. — Victi victoribus leges dederunt” [155].

IV. В период громкого процесса о мошенничествах иудейского банкира Хаима Оппенгейма большой знаток Египта доктор Рейниш на основании дешифрирования египетских иероглифов удостоверил следующее —

Речь д-ра Рейниша была произнесена в Вене и произвела немалую сенсацию. Правда, иные принимали подобное описание египетских порядков за тенденциозную сатиру на венско-австрийские дела, но её знаменитый автор категорически утверждал, что не имел в виду ничего подобного, так как исследования иероглифов буквально подтверждают сказанное им, а сходство с положением венских дел — простая случайность…

V. Двадцать пять веков спустя, мы видим во Франции повторение картины, данной Рейнишем из жизни древнего Египта. В заседании государственного совета 30 апреля 1806 года, указав на отвратительную беззастенчивость, с которой евреи меняют отечество, и перечислив ряд изменнических деяний с их стороны, Наполеон отметил, в частности, что сыны иуды, как тучи воронов, собираются на полях битв с целью грабежа раненых и умирающих, либо для того, чтобы здесь же скупать награбленное у мародёров.

А что и сами “освободители евреев”, якобинцы, не обольщались никакими иллюзиями относительно своих протежэ, это явствует хотя бы из следующего приказа, хранимого во французском национальном архиве:

Если подобно фортам, воздвигаемым для защиты крепости вне её пределов, Наполеон окружал свой престол, назначая братьев королями в старые либо заново учреждаемые государства, то и Меер-Амшель Ротшильд применял тот же план. Основав своё благополучие на развалинах Франции, в особенности после Ватерлоо, он распределил Европу между пятью сыновьями.

Главная контора была оставлена во Франкфурте на Майне, банкирские же его дома в Вене, Неаполе, Париже и Лондоне, как вынесенные вперёд форты, окружали её. Войны Республики и Империи, а за ними ликвидация Венским конгрессом того, что “перепутал” Наполеон, сопровождались бесконечными займами, и названым кагальным фортам едва хватало времени собирать барыши. Реставрация Людовика XVIII обусловила ликвидирование Ротшильдами же контрибуции, равно как вознаграждения эмигрантов, на огромные суммы.

Выпущенная для этой цели 5% французская рента была продана через Натана Ротшильда главным образом в Англии по 56 за 100. Принимая затем во внимание, что Ротшильды являлись прежде всего английскими агентами и состояли банкирами монархических коалиций, а затем и “Священного Союза”, можно себе представить, какими оказывались гешефты новоявленной иудейской династии, когда французскому правительству пришлось эту ренту конвертировать в 4%-ную. Перебегая то и дело с одной стороны на другую, Ротшильды для развития биржевой игры способствовали, между прочим, и революции 1830 года, как не теряли случаев “помогать своему счастью” в революционную эпидемию 1848—1851 годов и при вступлении на престол Наполеона III Маленького.

Никогда не затруднялись они предательствовать в том же направлении и раньше, и позже. Для сокрытия своих манипуляций они вели двойные торговые книги, как это было установлено официальным путём при подавлении беспорядков в Вестфалии в 1809 году. Вообще говоря, если существует область, где международное владычество евреев несомненно и безусловно, то это, разумеется, биржа. Здесь именно раскрывается, как “идеализм” масонства, так сущность интернациональной шахматной игры кагала народами и государствами, так, наконец, и превращение их повелителей в орудия мировой политики Израиля, Англии и “детей Вдовы” [156].

VI. Вполне очевидно, что с развитием путей сообщения и расцветом биржевых операций под главенством лондонской или парижской бирж, а также наряду с изобретением ротационных машин и безграничностью деспотизма иудейской печати, равно как парралельно с открытием неведомой минувшим векам эпопеи государственных займов и акционерного учредительства, в связи с картелями, синдикатами, консорциумами и трестами, международный характер еврейских ганделей и такая же деятельность интернационального правительства сынов Иуды должны были превосходить любые границы.

Если “избранный народ” во все времена рассматривал гоев, как своих плательщиков податей и в той либо другой форме взимал таковые, то необъятность нынешней сцены иудейского гешефтмахерства, без сомнения, обусловливала как возрастание налогов в пользу Израиля, так и дифференциацию его международных замыслов. Действительно, панорама, раскрываемая перед современными народами, не имеет ничего подобного в прошлом. Для надлежащего исследования одна эта сторона еврейского вопроса потребовала бы целого ряда томов. К сожалению, у нас нет возможности предпринять столь долгий путь.

Укажем лишь на два-три факта.

Революция в Соединённых Штатах Северной Америки едва ли имела бы успех без помощи Франции. Рассчитываясь за это, Англия инсценировала “Великую Французскую Революцию”, а уже эта, последняя, создала ряд других и, наконец, отразилась в том “социальном коллективизме”, под натиском которого содрогаются ныне вековые устои государственного и общественного быта даже в самой Англии.

Единственным же триумфатором является повсюду еврейство. Заслуги Мейера-Амшеля Ротшильда перед “звёздным знаменем” сводятся к тому, что он поставлял Британии немцев для сокрушения бунта американских колонистов. Тем не менее, сейчас американские сыны Иуды не только задают в Соединённых Штатах тон, но и успели поссорить их с Россией, прежде всего, во вред Штатам и только, понятно, в собственных интересах.

Наряду с этим мы видим, что негодование и отвращение всех народов и во все времена сопровождали еврейство при его дьявольском стремлении к мировому господству. Не смотря на различия в вероисповеданиях, происхождении либо исторических судьбах, “гои” инстинктивно чуяли в кагале свирепого врага.

Если, например, в древности возможны были указы Салмонассара, Тита либо Адриана, настигавшие всё еврейство, то в настоящее время это уже, безусловно, немыслимо, а сами правительства обречены на такую беспомощность, когда и убийство Богровым Столыпина вызывает главным образом распоряжения об охране евреев. Беспощадность защиты от “угнетённого племени” и невозможность хотя бы подготовки средств спасения от его тирании представляются невиданными показателями могущества иудейской власти.

Оперируя в громадном масштабе и уничтожая сопротивление в зародыше, иудаизм стремиться к распылению человечества через “мировую республику”, а свои задачи строит на радикализме демократии. Но если даже в собственной династии Ротшильдов управление делами поручается не законному наследнику и не старейшему, а способнейшему, то верховенство над кагалом не может регулироваться по иному принципу. Дискредитируя, разлагая основы и связи у иноплеменников, еврейство действует обратно в отношении себя самого.

Проповедуя социализм, коллективизм, анархизм как учреждения грядущего рая для гоев, сыны Иуды не разрешают им, однако, задаваться последствиями, ни даже обсуждать таковые. У себя же наоборот, всякий принцип еврейство проверяет немедленно на выводах и результатах. Будучи управляемо своей аристократией, а из её среды вручая власть над кагалом не иначе, как самым породистым, испытанным знатокам талмуда, сыны Израиля рекомендуют гоям демократический образ правления, иначе говоря — произвол невежественной толпы.

Вполне очевидно, что чем больше стали бы евреи предаваться обрядам своей религии, тем меньше оставалось бы у них времени на обездоливание иноплеменников. Посему, не заинтересованны гои запрещать “избранному народу” празднование шаббаса, “кучек” или “судного дня”. Однако, всякая попытка затруднить иудейские плутни немедленно вызывает гвалт о преследовании евреев за веру…

Как же они поступают сами в отношении чужих верований? О, прекрасно знают они, что Рим существовал только до тех пор, пока свято чтил культ весталок, и что, вообще, никакой народ не переживал своей религии. Вот почему сыны Иуды избирают гонения именно против верований гоев.

Здесь как раз причина того факта, что все хулы и неистовства скверны, которым подвергалось христианство, были неизменно доставляемы из арсеналов синагоги. Хорошо понимают, конечно, евреи, куда это ведёт и сколь для них забавен, а для гоев унизителен станет исход борьбы…

VII. Вдумываясь в ход событий нашего времени, нельзя не обратить внимания на их координированность и стремление, по крайней мере, их большинства, к неведомой, но единой и определённой цели, подобно тому, например, как солнечная система мчится в пространстве к созвездию Геркулеса и на их синхронизм и, если так можно выразиться, фабричный характер. — Nocturna versate manu, versate diurnal…

За примерами дело не станет.

Вспомним об оркестровке кагалом печати либо о запрете “экзекуций” против акционеров “Лены”. А процесс Дрейфуса? А печатание одним и тем же шрифтом и на такой же бумаге “освободительных” прокламаций в Москве и в Японии для нашей маньчжурской армии? А одновременность иудейских выступлений с изорванием царских портретов в Киеве, в Чите, в Твери, в Томске, в Одессе, во Владивостоке?…

А “всероссийские” железнодорожные и почтово-телеграфные забастовки? А восхваление финляндских предерзостей жидо-кадетами, даже в государственной думе наряду с вмешательством в наши дела масонских шаек из французского и английского парламентов?

А “восторги” Бунда и сионизма? А ненависть и презрение к России, предумышленно разжигаемые за границей гнусными деяниями русских “студентов из жидов”? А разрушение С. Америкой договора с нами под хвалебные кантаты сынов Иуды на обоих полушариях?…

Демократия предполагается всемогущей и в омертвелом мандаринстве Китая, и в неустанно-обновляемой выдающимися людьми палате лордов Великобритании. Из-за бесчестного, дотоле неведомого, еврея-анархиста Сруля Ферреро внезапно после казни его в Барселоне разгораются “митинги народного негодования” на улицах и площадях Мадрида, Парижа, Рима и Брюсселя.

Как бы по мановению жезла петербургское “9 января” внезапно возобновляется в Берлине. Почти одновременно ставятся на сцену, а затем и на весь свет гремят террористические процессы в лондонском Хаунсдиче и в Токио. Бунтует разграбленная англичанами Индия, но забавляется долготерпением России и отъевшаяся на её груди Финляндия. Нарочитые гастролёры не только устраивают “иллюминации” по всему лицу русской земли, а и по трафарету проводят революции в Турции, Португалии, Персии, даже в Китае.

Либо сами сыны иуды, либо масоны становятся открыто во главе правительств. Если премьер Англии Асквит не еврей, то он достоин быть евреем. Германский канцлер Бетман-Гольвег, как и австрийский первый министр Эрентадь, потомки евреев. Недавний председатель совета министров во Франции и фабрикант коньяка Мони принадлежит к верховному совету в “Grand Orient”.

Военным министром оказался биржевой маклер Берто, а начальником главного штаба французской армии, если не стал ещё сегодня, то явиться завтра еврей Валлабрег. Городским головой в Риме и гроссмейстером итальянских масонов для издевательства прежде всего над папой объявляется еврей Натан, а первый министр Италии еврей Луццати имеет уже право на орден “Аннунциаты” (Благовещения), т. е. на название “двоюродного брата” короля.

Даже игнорируя евреев: придворного врача Индриса во времена Иоанна III в Москве; барона Шафирова при Петре Великом; оркестр-мейстера “Бироновщины” Липимана и лейб-кампанца Грюнштейна в эпоху Елизаветы Петровны, нельзя хотя бы за XIX век умолчать о евреях в Петербурге, как: банкиры Перетц и Штиглиц; министры Нессельродэ (полукровный), Канкрин и Гире; откупщики, поставщики, строители железных дорог или банкиры — Гинцбург, Поляков, Грсгер, Горвиц, Коган, Варшавский, Блиох, Утин, Ротштейнс etc.

В заключение же трудно позабыть ещё о таких “спасителях отечества”, как друг и “выученик” евреев С. Ю. Витте либо иудей Носар-Хрусталёв. На С. Ю. Витте, “радетеле за демократию”, Россия сподобилась убедиться в особенности, каковы бывают результаты передачи финансов, т. е. всех сил страны в заведывание шаббесгою Израиля… А между тем, сколько уже было в других государствах и сколько ещё будет министров финансов от колена Иудина!…

Украсив себя вывеской “Единение и Прогресс” кагал в Салониках превратился, risum teneatis, в “партию младо-турок”, которая не только диктует свою волю Турции, но располагает шаббесгоями и в русской государственной думе. Что же касается оркестра международной печати, то из особого благоволения к гоям, он играет лишь пьесы “угнетённых” композиторов…

Неужели всё это происходит случайно? А если принять к сведению, что мы называем случайностью всё, причин чего не ведаем. История же не запомнит ничего подобного тому, что даёт нам современная эпоха. Тогда и поверхностному наблюдателю уже нельзя будет согласиться на истолкование хотя бы только поименованных событий случайностью.

Нет, разум требует иного вывода.

Даже методом исключения наиболее вероятных предпосылок мы не в состоянии объяснить того, что теперь совершается без введения в расчёт ещё неведомого исторического фактора. Эпидемию нынешних явлений политической и социальной жизни мыслимо объяснить только одним путём, а именно, допустив инсценирование их по приказу закулисного антрепренёра, иначе говоря, потаённого центрального правительства.

Лишь эта гипотеза даёт ключ за кулисы событий. Разумеется, её следовало бы раскрыть ярче, глубже и сильнее, чем это достижимо в синтезе a vol d'oiseau. Сознавая это, но не имея пока возможности двинуться по означенной дороге всецело, мы, тем не менее, вправе полагать, что её направление указано верно.

А если так, то на вопрос в чьих руках должна быть интернациональная, подпольная власть, трудно отвечать иначе, как наметив её в лоне “всемирного кагала”. Одержимое неистовым самомнением, искушённое неподражаемым опытом и располагающее безграничными средствами, одно только еврейство способно дерзнуть на подобный замысел и решиться на его осуществление. В собственных же недрах иудаизма, стремление к единству сил и к общему их командыванию пребывало неискоренимым всегда.

Этого мало. Многовековая пронырливость сокровенными путями повсюду наряду с таким презрением к гоям, когда порабощение и эксплуатация их тайными сообществами превратились в излюбленную потеху, равно как, быть может, в наиболее ядовитое из орудий кагала для ниспровержения окружающего, да ещё под “знаменем братства, свободы и прогресса”, не могут оставаться в тени при изучении рассматриваемой ныне проблемы.

С другой стороны, надлежит отметить, что неудачи в земной юдоли чаще всего зависят именно от страха рискнуть, как следует, а также и от неумения вовремя скрыть свою слабость. Евреям же терять нечего, в нравственном смысле, конечно, а в материальном потому, что им всегда поможет талмуд. Отсюда понятно наставление той же священной энциклопедии, что наглость полезна даже против Иеговы…

Наконец, будучи рабом по собственному миросозерцанию, “угнетённое племя” твёрдо об этом памятует и, сообразно с этим, ни перед каким унижением не останавливается, если это для него выгодно. Ясно, что уже одним качеством подобного рода иудаизм становится вне конкуренции и, как справедливо указал Мишлэ, “переходя от пощечин к пощёчинам, кидается на трон мира!…”

VIII. Хотя предумышленность и планомерность еврейских операций явствует воочию, а потому не требует новых доказательств, тем не менее, в виду оригинальности явления, нельзя не назвать хотя бы некоторых доблестных работ, исполненных раньше французской революции, либо в её начале, но предначертывавших её течение с удивительной прозорливостью.

Так, в 1745 году неизвестный автор издал в Амстердаме труд под названием: “L'ordc des francs-Macons trahi et le secret du Mopsis revele”. Через 20 лет, там же, (1766 г., Амстердам) аббат Ларюдап напечатал исследование: “Les Francs-Macons ecrases”. Затем в 1771 году появилась книга Севастьяна Мерсье “L'an 2240 ou reve s'il en fut jamais”, где, между прочим, взятие Бастилии (14 июля 1789 года) описывается так, как бы автор сам являлся очевидцем: приблизительно то же, но более в общих чертах можно сказать и о проектировании здесь же радостей террора.

В этом отношении с Мерсье может сравниться разве кавалер Фуалляр (1669—1752), который предсказал французскую революцию ещё в 1729 году. С другой стороны, несколько позже Мерсье, а именно в 1790 году, аббат Лефранк написал “Les masques arrachees de 1788”, в 1791 году “Le Voile leve pour les curieux, ou le secret de revolutions reveles a Paide de la Prancs-Maconnerie”, а в 1792 году — “La conjuration contre la religion catholique et les souverains”.

За свои мужественные разоблачения Лефранк навлёк лютую ненависть масонов, был схвачен и замучен якобинцами в том же 1792 году. Несмотря на это, львиные сердца не переставали предостерегать от наступления опасностей, весь ужас которых лишь, теперь достигает очевидности. Джон Робинзон в 1793 году выпустил в свет: “Preuves d'une conspiration contre la religion et les gouvernements de Г Europe”.

Наконец, в том же году Баррюэль издал и свою пророческую книгу “Memories pour servir a l'histoire du Jacobinisme”. В заключение, ссылаясь на знаменитого Гердера, Бональд в 1806 году на страницах своей “Adrastee” равным образом предсказал следующее:

IX. Прошло около ста лет… И вот, у недавнего ещё почитателя евреев, Жюля Леметра, мы читаем: “За последние годы евреи уже открыто стали деятельными пособниками, даже вдохновителями и заправилами презреннейшего и оскорбительного для нас политического режима.

В одно и то же время подзадоривая и обманывая все аппетиты, иудаизм разоружил национальную оборону нашу и отвратительно преследовал церковь во Франции. Дух масонства есть доподлинный иудейский дух. Совершенно ясно, что взятый в целом и заключая ненависть к церкви, варварские утопии коллективизма и бессмысленный интернационализм, этот дух не может не быть для нас зловещим…

Странный, чудовищный народ! Парадокс истории! Не имея отечества в течение 2.000 лет, евреи отмечены сатанинским запретом, вследствие которого они не могут искренно воспринять какое-либо другое и раствориться в нем. Естественно, что они внушают беспокойство и сугубые опасения во всяком чужом отечестве”.

Захватывать достояние народов, среди которых поселялись, эксплуатировать иноплеменников через обман и нахальство, ажиотаж и ростовщичество, разжигать вокруг себя позорнейшие инстинкты, совращать народ, чтобы вернее ограбить его, разлагать устои национальной жизни, а нагородив развалин, воздвигать собственное благополучие и тиранию Израиля, — такова программа, неизменно применяемая и упорно проводимая сынами Иуды…”

X. Не взирая на заведомую для самих евреев точность помянутой характеристики, равно как вопреки тому, что сами они, разумеется, ярче и глубже, чем мы, понимают злоумышленность своих мероприятий к растлению гоев, кагал с неподражаемым дерзновением эксплуатирует полное невежество в талмуде иноплеменников, гипнотизирует их ужасами растравляемых иудейской прессой язв и, наряду с восхвалением непорочности Израиля ни перед чем не останавливаясь, стремится внушить убеждение в недосягаемости своего божественного посланничества.

Указанным положением вещей обуславливается содержание настоящего труда. Невольно приходится доказывать подчас и то, что уже само собой очевидно. Параллельно с этим, так как индукция не даёт закона, а дедукция может иной раз казаться беспочвенной, нельзя на пути изысканий не обращаться и к той, и к другой.

Сознавая, что рационализирование явлений, т. е. раскрытие элементов долженствования их бытия, метод наиболее совершенный, трудно бывает уклониться от поверки выводов, проибретённых умозрительно, через обращение к примерам действительности. Такова система работы, доныне исполненной.

Показав, что известные факты не могут не существовать, автор во всём существенном переходил ради целей контроля к данным истории. Заканчивая это сооружение, нет повода изменять план. Надлежит заметить даже, что инстинктивно чувствуемая логическая необходимость существования международного кагала как сокровенной, интернациональной власти над гоями, тем не менее, является проблемой до сих пор ещё мало исследованной.

Отдельные из её моментов бывали в европейской литературе затрагиваемы многими, общего же анализа, повидимому, не предпринималось. Стало быть, нынешняя попытка требует большей осторожности. Посему, в заключение, нелишне, кажется, принести некоторые, ближайшие к нам бытовые материалы, но, конечно, по обоим направлениям, иначе говоря, как с точки зрения иудейской, так и из её реальных коррективов.

Таким образом, по мере возможности, мы к этим обеим сферам и обращаемся.

Иудейский песнопевец

1. Дарместетер. Взгляд на историю еврейского народа. Произвольно предполагая существование какого-то арио-семитического человечества, т. е. допуская передержку уже на первой странице своей брошюры, евреи Дарместетер (Coup d'oeil sur Phisloire du peuple juil) утверждает, что подлинная история еврейского народа еще не написана, а когда будет приведена к желаемому совершенству, она охватит всех людей, причём биографии всех народов войдут в нее лишь как её отдельные эпизоды.

Тогда на пути Израиля можно будет увидеть шествие: первобытных кочевников-семитов с их многобожием, Египта и его жрецов; Сирии с её богинями, Ниневии и Вавилона; царя Кира и его магов, Греции и Александра Македонского; Рима и его легионов, Иисуса Христа и Евангелия. Затем, с момента, когда еврейство иудеев рушится и наступает рассеяние по четырём концам света, историк, следуя за ними по Аравии, Египту, Африке и странам Западной европы, будет в состоянии наблюдать вновь: Магомета и Ислам, Аристотеля и схоластиков с их философией; всё знание Средних веков и всяческие перипетии их торговли; гуманизм и эпоху Возрождения, протестантизм и Французскую Революцию.

Неустанной деятельностью и своими страданиями еврейский народ замешан во всех драмах человечества. Он дважды обновил мир: Европу через Иисуса Христа, Азию через Магомета, не говоря о других проявлениях своего бытия, более медленных и более скрытных, но едва ли менее устойчивых, которые он развивал, созидая в своих гетто нынешнюю европейскую мысль.

В гармонии с изложенным еврейская всеобщая история должна быть разделена на три периода: первый — до возврата из Египта, второй — до рассеяния и третий — до Революции.

Ассириология и египтология в связи с пятикнижием Моисея, книгами царств и пророков таковы документы первого периода. Обе части Талмуда, Мишна и Гемара, с их бесчисленными дополнениями, являясь обширной компиляцией, хотя и без малейших признаков исторической критики, представляют, тем не менее, богатейшие рудники и дают возможности следить не только за развитием еврейского духа на протяжении более чем шести веков, но и поучают о временах самого зарождения христианства, стало быть, о таком решительном, втором периоде цивилизации, который является одной из поворотных точек истории.

Третий период — критика взаимного проникновения двух миров, Азии и Европы. В его пределах всё ещё должно быть создано вновь. Арабы и европейцы в эпоху Средних некой, а между ними и дети Израиля, влияние которых на оба предыдущие элемента было частью блистательным и очевидным, частью — молчаливым и туманным, оказываются такими сферами, где задачи историка всего затруднительнее, но и гораздо благотворнее.

В полной же совокупности фактов своего жизнеописания, сыны Израиля открывают для исторической психологии тему, которой не даёт никакой другой народ, потому что здесь мы видим случай самого продолжительного опыта, какой был когда-либо произведён среди разнообразнейших условий над одной и той же, хорошо известной человеческой силой.

Предпослав свою идею всеобщей истории и указав её основные моменты, Дарместетер обращается к начертанию тех главных вопросов, которые подлежат её разрешению. В этой области он оказывается ещё более ограниченным и пристрастным евреем, чем в первой части брошюры. Нет необходимости приводить самые вопросы, которыми он желал бы наполнить историю.

Достаточно заметить, что все они, как и вообще всякое произведение Иудея, во-первых, дышат ненавистью и презрением к тому самому христианству, на лицемерном возвеличении которого иудаизм подчас стремится обосновать собственное торжество, и во-вторых, ограничиваются рамками заносчивого, но невежественного талмудизма.

Приписывая метаморфозы человеческой мысли исключительному влиянию сынов иуды и признавая выдающимися только таких людей, которые были евреями либо симпатизировали им (Рати, Маймонида, Спинозу, Кромвеля, Мирабо и аббата Грегуара), Дарместетер ставит единоплеменникам в высшую заслугу факт, что они всегда боролись с государственной религией, чьё бы имя она не носила, — Ваала, Юпитера или Иисуса Христа.

В апофеозе он утверждает, что лишь вероучение евреев никогда не шло поперёк дороги знанию и не старалось “оскотоподобить” своих адептов.

Обманчивая внешность и кажущаяся стройность чаяний новоявленного иудейского философа не в силах скрыть его умственной нищеты. Иуда действительно видел многое, но современная цивилизация — дело вовсе не его рук. Дарместетер клевещет, говоря, что Европа ходила учиться в еврейское гетто. У самих евреев никогда не было никакой науки; даже по отношению к медицине в Талмуде сказано, что и наилучший из врачей всё-таки попадёт в ад.

Зато в чернокнижии сыны Израиля неизменно являлись специалистами, причём большинство терминов и выражений остаются еврейскими доныне. Говорить, что всё на земле происходит через Иуду и ради него, всё равно, что объяснять движение светил небесных желанием с их стороны доставить выгоду шарлатанству астрологии. Втискивать же историю человечества в рамки низменной и преступной биографии израильтян равносильно покушению закрыть свет солнца еврейским лапсердаком…

А дабы освежить в памяти указания, которые на международной сцене даёт о евреях повседневная жизнь в наше именно время, приведём, оставляя множество других, хотя бы некоторые факты.

Из международной хроники о евреях

1. Осквернение русского хлеба “избранным” народом. (“Новое Время”, 1 июня 1911 г. № 12649).

Одесский корреспондент “Москов. Вед.” рисует картину плодотворной деятельности местного биржевого комитета на поприще охраны интересов русской торговли и промышленности:

Исходя из такого соображения комитет полагает, что все дела этого рода не должны подлежать судебному, тем более уголовному разбирательству, а лишь — рассмотрению комитетских специалистов, т. е., что гг. Менделевичей и Файвишевичей должны судить гг. Бабиновичи и Рафаловичи с выходом из сетей Улож. о нак. на широкий путь гражданских правоотношений.

А отношения эти в деталях очень несложны. Если, например, экспортер обязался доставить покупщику партию зерна с 10% примеси, а таковой при сдаче оказалось лишь на 5 %, то покупщик должен сделать продавцу соответственную бонификацию. Говоря попросту, если экспортёр не домошенничал наполовину, то покупатель должен его за это вознаградить, в противном же случае, если зерно содержит более 10% сору, то покупатель имеет право искать скидку с перемошенничавшего продавца.

Далее комитет находит необходимым ходатайствовать перед правительством о понуждении наших хлеборобов, крестьян и помещиков, чтобы они выпускали на рынок зерно, как можно, чище. О себе же гг. одесские экспортёры и маклеры умалчивают”…

Нельзя не вспомнить, что, опираясь именно на одесских фальсификаторов и в ближайшем союзе с ними, товарищ министра торговли г. Миллер разрабатывал в прошлом году проекты коренных преобразований русской хлеботорговли в специальной комиссии, созванной под его председательством, с усиленным представительством всяких Менделевичей и Охоровичей. Страшно подумать, что может получиться в результате миллеровско-менделевичевских реформ!…

2. В стране “свободы”. В Нью-Йоркских газетах появилось следующее объявление: “Продаётся мужчина, 43 лет от роду, ростом 5 фут. 8 дюйм., весом 162 ф.; здоров, привычен к машинам, не требователен; от работы не увиливает, согласен на всякие условия. Указан адрес пастора-филантропа Марго в Бруклине.

Оказалось, что бедняк-объявитель, отчаявшись найти себе какую-либо работу, во избежание голодной смерти, просил пастора Марго продать его с публичного торга. Покупатель нашёлся; бедняк получил работу. Узнав об этом, сотни безработных на следующий же день явились к пастору, предлагая и себя в продажу. Пастор решил продавать голодающих безработных “с молотка”, назначив аукцион в день празднования юбилея Авраама Линкольна — освободителя рабов…

3. Собачий обед. Дамы высшего Нью-Йоркского общества [157] устроили для своих собак пышный обед в одном из роскошных отелей.

На почётном месте заседала китайская болонка, семь других собак были размещены вокруг стола, убранного живыми цветами. За каждой собакой ухаживала её владелица.

Обед был организован директором отеля, кушанья подавались лакеями в серебряной посуде. Получили приглашение на любопытное зрелище все репортёры газет.

Вот что, однако, писала по поводу этого обеда газета “New Jork World”:

4. Северная Америка — обетованная земля свободы. Проповедуемое в теории равенство, на самом деле уже давно превратилось здесь в чудовищные контрасты, а свобода — в жестокое рабство миллионов людей. Грубое бессердечие, суровость фабричных нравов, крайняя дороговизна всего и явная опасность умереть голодной смертью таковы, что в Соединённых Штатах бедный человек, строго говоря, не должен иметь семьи.

С уходом родителей на работу некому присмотреть за юным поколением.

“В одни лишь последние годы около полутора миллиона детей до четырёхлетнего возраста, — говорит авторитетный исследователь Уэлльс. — принесено в жертву Маммоне…” Каково, далее, само выборное правительство, можно судить по тому, что в стране, которая способна прокормить пятьсот, а при интенсивном хозяйстве и восемьсот миллионов людей, оказывается необходимым, уже при нынешних девяноста миллионах населения, заключать договоры с Канадой о ввозе дешёвых пищевых продуктов. Фермеры же в Соединённых Штатах толпами бегут от “научного” деспотизма трестов.

А что касается, наконец, порядков конгресса, то показателем их может служить такса парламентской совести, ещё несколько лет назад напечатанная в парижском издании “Нью-Йорк-Геральда”. (“New Jork Herald”).

5. Условия жизни, создаваемые евреями гоям и “Национальная Лига” в С.-А. - С. Штатах. В Америке, как и в Европе, пресса сейчас первенствующая сила после правительства данной страны. Мы говорим после, ибо так следует полагать согласно “конституциям”.

Но разве не вполне очевидно, что параличом воли, которым сегодня в наших “демократиях” характеризуются “главы народов”, преимущественно же те из них, кто усердствует держать нос по ветру, определяется такое положение вещей, когда на всякого, присваивающего себе право говорить от имени общественного мнения, переносится и доля власти, перед которой, вопреки мишуре титулов, исчезает самая личность так называемых правителей.

Отсюда явствует что, если парламентаризм есть постепенное, хотя и замаскированное расхищение той самой государственной власти, единовременный и открытый захват коей совершается революцией, то подобная “конституция” не только не является в действительности панацеей от пресловутых зол личного режима, а, наоборот, увлекая арийские народы под власть иудейской прессы, т. е. всемирною кагала, превращает разрушимый ею, хотя и ни перед кем не скрывающийся “деспотизм”, в тиранию “Тёмной Силы”, безличной и неведомой, безответственной, сокровенной, монопольной и самозванной, всем чуждой, а потому отчаянной, хищнической и свирепой.

Советуя учредить эту тиранию взамен парламента, Биконсфильд. по еврейскому обыкновению, пророчествовал о том, что для нею заведомо представлялось уже действительностью, иными словами, предательски относил к будущему “счастью” гоев такое, уже завершаемое, порабощение их сынами Иуды, которою разоблачить прямо не дерзал, но и скрывать далее не находил нужным…

Территория наибольшего размножения евреев и самый центр тяжести иудаизма находился в России. Вследствие этого и в виду особых, чрезвычайно благоприятных для кагала свойств русского народа, именно потому, что ничего общего с высокомерием, жестокостью и вероломством талмуда он не имеет, наша родина как главная сцена злоумышляемой еврейством мировой деспотии должна являться предметом яростнейших нападений Израиля. Ради скорейшего достижения цели, они ведутся и международными путями, дабы дискредитировать нас во вне, а через мероприятия “освободительного движения” н внутри страны.

Еврейству хорошо известно, что якобы вступаясь за него, никакое правительство не бывает и не может стать искренним, а, наоборот, рассчитывает, если не избавиться от части своих сынов Иуды, то хотя бы сократить их наплыв. Во всяком случае, опыт показал евреям, что только путём принуждения или подкупа могут они рассчитывать на содействие от кого бы то ни было…

Но задача — не из лёгких. Отсюда у детей Израиля возникла потребность в сильнейших союзниках и притом не только в естественных, какова Англия, но и в столь, казалось бы, невероятных, как северная Америка. Если эта последняя, что теперь уже едва ли может быть оспариваемо, поддавшись коварному обману иудейской прессы стала во время маньчжурской войны за Японию против России и сама же повергла себя в грозные опасности, то из этого явствует лишь, что американским “государственным людям" не мешало бы предательству поучиться у евреев.

Во всяком случае, крайности сходятся и еврейство чувствует себя не менее привольно среди чёрствых, корыстолюбивых янки, чем перед добродушным и благородным характером россиян.

А чтобы выяснить нынешние причины успехов кагала нам во вред, американцам необходимо, хотя бы мельком, оглянуться на лабиринт иудейской дипломатии вообще. Изгнание в конце XV века евреев Фердинандом и Изабеллой совпало с расцветом мореплавания и его открытий, в виду чего сверх ожидания достигло обратных результатов.

Разбегаясь из Испании и Португалии на север Африки, в Венецию, Голландию и Англию, сыны Иуды не могли, конечно, оставить без внимания тех потоков золота, которые полились в Европу из Америки, равно как и невиданных ещё никогда раньше барышей, и изобилии приносимых колониальными продуктами: сахаром, пряностями, табаком, шёлком, бриллиантами, жемчугом, с tutti quanti.

Таким образом, расселение еврейства преимущественно по Голландским, а затем и но английским колониям. в частности же на континенте Америки, обусловливалось логически. Но среди этой юдоли плача нет многих, а есть всего один еврей оттиснутый в миллионах экземпляров, значит, он же не мог не сделаться и фактором интернациональным.

Постепенно, правда в несколько иной форме, возобновилась история номинального владыки тогдашней вселенной, древнего Рима, где сыны Иуды точно также успели завладеть международной дипломатией к возвышению собственного господства, разумеется.

Дальнейшему и весьма сильному развитию данного факта способствовала наполеоновская эпоха, прежде всего через вызнанную ею систему тяжких государственных займов, которая не только явилась первоосновой династии франкфуртского раввина Меера-Амшеля Ротшильда, но и главным фундаментом иудейского могущества вообще, а на путях дипломатии в особенности.

При изложенных обстоятельствах явление этого рода должно существовать, а потому засвидетельствование его бытия даже столь авторитетным знатоком, как жид-премьер Великобритании лорд Биконсфильд представляется, строго говоря, только поверкой несомненного вывода, — стало быть, излишне. Тем не менее, самый триумф ci-devant Вениамина Д'Израэли на Берлинском конгрессе приобретает отсюда свою полную назидательность.

Обращаясь к тому же ведомству иностранных дел в России, мы видим, что не весть откуда сбегавшиеся в XVIII столетии немцы были заменены здесь в XIX веке сначала полуевреем Нессельроде, подарившим нам крымскую трагедию, а немного позже и настоящим евреем Гирсом, ещё более ожидовившим нашу дипломатию. Без сомнения, один, да ещё столь крайне заурядный, человек, бессилен угрожать целой стране.

Однако, не следует забывать, что именно Гирс, один из сыновей министра, состоял русским посланником в Китае в период восстания “больших кулаков” и отнюдь не сумел избежать столкновения с ними, хотя это восстание к русским вовсе не относилось, чем и поставил нас в необходимость принять участие в походе на Пекин.

Ядовитые плоды похода принесла нам китайская политика уже на маньчжурской войне, а пойдёт ли урок, данный Японией, нам в пользу далее или же окажется только увертюрой к страшнейшим невзгодам, это раскроется из недалёкого, повидимому, будущего.

Как бы, впрочем, ни было, а связь пекинского похода с эпопеей Порт Артура замечается даже в именах, равно как достаточно, кажется, вразумительно и то, что проделал всемирный кагал, издеваясь над судьбами России сперва на пути в Портсмут, а затем и через подготовку вооруженного восстания в первопрестольной Москве, апофеозом которого явилось “избрание” первым от неё депутатом в первую же Государственную Думу Мовши Янкелева Герценштейна.

Для полноты впечатления остаётся указать на заботы нашего ведомства иностранных дел по охране русского престижа за границей, недавно без возражений обошедшие русскую печать и замолченные, конечно, еврейской. Вероятно, по недоразумению в Буэнос-Айресе и даже в Нью-Йорке наши консульства оказывались помещающимися рядом с “пансионами без древних языков”…

Быть того не может, чтобы такие ошибки допускались русскими людьми, как, едва ли можно усомниться, зная евреев, что цинизм подобного рода именно требует их “благосклонного участия”…

Мудрено ли также, что в 1848 году мы спасли Австрию, отравленную кагалом раньше, чем это стало происходить и в России, а уже в 1856 году “она изумила мир своей неблагодарностью”.

Мудрено ли, равным образом, что вновь забывая о “раздавленной” желчи нашего низменного доброжелателя — “вечного жида”, мы в памятном для России 1863 году среди подстрекаемых Англией ужасов международной войны в С.А.С. Штатах, послали свои эскадры в Сан-Франциско и Нью-Йорк, чем подняли мужество Линкольна и сохранили целостность Союза как бы только для того, чтобы в горестную для нас самих годину на Дальнем Востоке встретить по наущению кагальной прессы и для обогащеничя сынов иуды тот же С.А. Союз на стороне Японии, т. е. вероломным врагом России?!…

Но есть Немезида в истории! Австрия поняла это уже в I860 году на полях битвы под Конипрецом и беспримерную, должно полагать, кару готовит Соединённым Штатам за нас сама же Япония…

“Старейшины же “многострадальной синагоги” не ограничиваются иностранными делами гоев, а не теряют из виду и внутренних. Благоденствуя нам через “освободительное движение”, они пока что утешают С. Америку… “трестами”.

Граждане “величайшей республики” ищут спасения в “Национальной Лиге”. Увы, они только затягивают мёртвую петлю, накинутую либеральным кагалом! Если перед его адской организацией все “конституционные гарантии” достигают лишь обратных результатов, то на что, спрашивается, может рассчитывать любая “четырёхвостка”, когда и само прозорливейшее еврейство навязывает её гоям в качестве идеальной панацеи свободы?…

Тем не менее, во имя цельности настоящего исследования небесполезно ознакомиться с указаниями “Нового Времени” (3 июня 1911 г. № 12651) на условия возникновения “Национальной Лиги” в С.А.С. Штатах, равно как и на те миражи, которыми она себя обольщает, “спасая лицо” отцам американской конституции.

Вчера телеграф принёс известие о принятии сенатором одного из штатов Северной Америки билля о выборе сенаторов непосредственным народным голосованием. Эти несколько слов значат несравненно больше, чем может показаться с первого взгляда.

Конституция Северо-Американских Соединённых Штатов была определена их основателями так, чтобы суверенная власть в государстве оставалась всегда в руках народа. В первые времена новой республики, когда население было незначительно, конституция достигла цели, но ещё по мере увеличения численности населения и усложнения экономической жизни, основные законы республики, приуроченные к первобытным, сельским нравам утрачивали полезную дееспособность.

Избрание законодателей, судей и администраторов общим голосованием было просто, когда население считалось в избирательных округах лишь тысячами. Оно стало невероятно трудным, когда население Соединённых Штатов начало исчисляться десятками миллионом.

Наряду с ростом населения приняла колоссальные размеры и промышленная деятельность. Создались промышленные союзы, располагающие сотнями миллионов капитала и заинтересованные в направлении законодательной, судебной и административной деятельности не на общую пользу, а ради поддержания и дальнейшего развития капиталистических корпораций.

Промышленные и финансовые союзы всякого рода, располагая огромными средствами, скоро захватили всю государственную деятельность под свой контроль. Разрозненный народ, номинально пользующийся всей полнотой верховной власти, оказался бессильным в борьбе с могущественными и превосходно организованными железнодорожными, керосиновыми, хлопковыми, банковыми и другими обществами. Царство народной воли сменилось господством финансовых и промышленных королей. Конституционный закон относит всю власть в руки народа, а избирательная техника передала её на произвол вождей крупного капитала.

Создалось положение, о котором и не снилось отцам республики.

Законодательные собрания отдельных штатов и всего союза обратились в послушные орудия американской плутократии. Развращённость и подкупность американских “легислатур” стали притчей во языцах.

И законодательных собраниях Америки не законодательствовали, а продавали и покупали. Ещё вернее сказать, что представительные учреждения попросту прикладывали законодательный штемпель на мероприятиях, выработанных в конторах промышленных и финансовых королей, ставших негласными, но и тем более деспотическими владыками всего американскою материка.

В свободном по букве закона народоправстве создался самый худший вид абсолютизма всевластие туго набитого бумажника.

На материке Европы абсолютизм создавался долгой историей как орудие общенародного блага против частных притязаний. Он освящался народным признанием, носил на себе печать религиозного помазания, обязывал без ответственных носителей власти нравственным и религиозным долгом. В отдельных случаях, европейский абсолютизм вырождался в тиранию, но это было уклонением от основного духа абсолютизма, а не его сущностью.

Бесконтрольная же власть закулисных владык, создавшаяся в америке во имя частных крупных интересов, лишена всех достоинств европейского абсолютизма и страдает, да ещё в преувеличенном виде, всеми его недостатками.

Тирания распорядителей трестов стала, наконец, нестерпимой, и глухое брожение в народе нашло себе выражение в национальной прогрессивной Лиге, задавшейся целью вырвать государственную власть из рук беззаконных захватчиков и вернуть её американскому народу.

Ради достижения этой цели, Лига выработала ряд законодательных предположений, сущность которых состоит в следующем. Решающим учреждением в Америке является сенат Соединённых Штатов. Сенаторы до сих пор выбирались законодательными собраниями отдельных штатов. Но законодательные собрания находятся под контролем промышленных трестов.

Таким образом, сенат Соединённых Штатов в окончательном счёте являлся собранием простых приказчиков железнодорожных, хлопковых, стальных, нефтяных и финансовых королей. Лига добивается изменений этого порядка в корне, требуя избрания федеральных сенаторов прямым народным голосованием. Такое же прямое народное участие Лига стремится установить для избрания должностных лиц, а в частности — для выбора кандидатов в президенты и вице-президенты Соединённых Штатов.

В настоящее время в большинстве штатов население участвует в выборах как безвольное стадо, по указанию избирательных машин, руководимых поэтическими “боссами”, состоящими на службе у денежных автократов. Для избрания президента население избирает выборщиков, которые затем подают голоса за того или иного кандидата, но не по желанию народа, а по указанию боссов, действующих на одних всяким застращиванием, на других — грубым подкупом.

Лига домогается узаконения другого порядка. Выборщики должны принимать обязательство подавать голос за тех кандидатов, которые будут указаны им на предварительных выборах самим населением. Таким образом выборщики будут лишены возможности торговать своими голосами, как это делается сейчас.

Техническая сторона предлагаемых Лигой мероприятий довольно сложна и не укладывается в рамки общего обозрения. Сущность же дела сводится именно к тому чтобы лишить создавшиеся политические машины возможности покупать голоса выборщиков, а у самих выборщиков отнять возможность продавать их.

Как дополнение к этим мерам Лига предлагает узаконить введение народного законодательного почина — референдума (т. е. обращения постановлений законодательных учреждений на прямое народное одобрение), а также возможности по народному голосованию досрочной отставки избираемых лиц, оказавшихся недостойными доверия и, наконец, введения суровых уголовных наказаний за применение на выборах подкупов и устранения избирателей.

Во главе “революции” стоит штат Орегон, где почти все требования Лиги уже обратились в закон. Благодаря этому политическая жизнь Орегона приняв совершенно иной вид. Теперь к такому движению, начавшемуся на Западе примыкают постепенно другие штаты и, быть может, политический разврат, господствующий в Америке, будет введен в границы.

Обновляющее “восстание” в Америке интересует нас не само по себе, а потому что оно должно отразиться и на внешней политике Соединённых Штатов Враждебное положение, занятое Америкой по отношению к России, дело не американского народа, а финансовых заправил, захвативших в свои руки не только экономическую, но и политическую власть. Кроме того, огромная доля влияния в американском финансовом мире принадлежит еврейскому элементу сводящему с русской властью свои особые счёты. В этом одна из главных причин поведения Соединенных Штатов во время русско-японской войны.

Те самые финансовые тресты, с которыми борется американский народ выступают противниками России на азиатском материке. У нас, русских, таким образом общее дело с американским народом — дело свержения ига банкиров. Американские моряки за время своего краткого пребывания в Росси имели возможность убедиться в добрых чувствах русского народа.

Они, в свою очередь удостоверяют, что американский народ, введенный в заблуждение упорной работой врагов России, вновь вернулся к своим старым симпатиям. Пусть это взаимное влечение двух народов, объясняемое историей, чувствами и многими общими положительными интересами, возрастает естественным путём. В частности, пусть наша борьба с американскими трестами, перекинувшимися на азиатский материк, явится поддержкой и внутреннему освободительному движению в Америке.

Русские и американцы могут вновь стать друзьями, далекими географически, но близкими по сердцу и общей выгоде.

6. Жиды в Канаде. До последнего десятилетия в Канаде почти не было жидов. Но в течение 1905 года их набежало туда такое множество, что они сразу же, пользуясь равноправием, захватили в свои руки почти всю старо-французскую провинцию Квебек. На последних выборах в столице Канады, Монреале, как передаёт газета “Libre Parole”, сплотившиеся жиды провели впервые за 400 лет существования Канады в члены городской управы жида Авраама Блюменталя.

Эта победа послужила для жидов поводом к демонстрации, явно показывающей, что они сознают себя совершенно особым народом, а не гражданами приютившей их страны. Перед зданием думы собралась толпа более чем в пять тысяч сынов Иуды. Блюменталя усадили в коляску, впрягли лошадей и на руках горланивших во всю мощь, ошалевших от восторга жидов, провезли по всему городу.

Через день новый член управы уже выступил на защиту своих единоплеменников, обвиняя всех городских оценщиков и весь состав управы в том, что они пристрастно относятся к жидам, искусственно якобы не допускают их к выборам на общественные должности. Но ведь очевидно, что, если всех жидов допустить в выборщики, то никто, кроме них ни на какую должность и не попадёт. На французов, до сих пор сохранивших в Канаде все лучшие традиции времён Людовика XV, победа сынов Иуды и явно возрастающее их засилье произвели самое гнетущее впечатление.

7. Американские промышленники о евреях в Америке. При встрече с некоторыми крупными северо-американскими промышленниками я был немало удивлён их отношением к русско-американскому столкновению из-за американских евреев. Американцы выражали удовольствие по поводу протестов русской печати и общественного мнения, как и твердости в этом вопросе русского Правительства и Государственной Думы. Они говорили:

“Поведение евреев, добившихся уничтожения прежних, столь для нас важных торговых и вообще дружественных сношении с Россией, сопровождалось успехом, за которым они могут сильно поплатиться. В Европе не знают, что евреи играют в Соединенных Штатах ту же роль, какую в Англии играют немцы. Они захватывают в свои руки выгоднейшие коммерческие и финансовые предприятия. Число их на нью-йоркской бирже превосходит число других американцев.

За последние годы в крупных американских центрах расплодились колоссальные магазины, какие бывали прежде только в Париже и Лондоне; все эти магазины принадлежат евреям! Теряющие покупателей, меньшие фирмы видят ежедневно вереницы омнибусов, посылаемых еврейскими магазинами для дарового перевоза их покупателей, И, что ещё гораздо опаснее, большинство американские газет сосредоточено в руках евреев, создающих общественное мнение по всем существенным для них вопросам”.

Такое могущество евреев в деловом и политическом мире тем более замечательно что стоит в резком контрасте с их общественным положением в Штатах В отличие от того, что делается в Англии, евреи в Америки не допускаются в лучшее общество, ни в пользующиеся хорошей репутацией клубы ни в уважаемые ассоциации, ни даже во многие гостиницы.

Да и, несмотря на их численное преобладание на нью-йоркской бирже, распорядительный её комитет умел до сих пор не допустить ни одного еврея в свою среду. Люди же не занимающиеся политикой, не могут, однако, сойдясь вместе, проговорить несколько минут, не жалуясь на давление евреев. Неудовольствие большинства американцев существует уже давно, но до сих пор оставалось как бы под спудом. Закрытие машинным фабрикантам и другим экспортерам в Россию русского рынка может переполнить чашу терпения.

В минуту когда я уже собирался вложить это письмо в конверт, мне сообщают ещё любопытный факт. В Нью-Йорке существует основанный 20 или 40 лет назад так называемый муниципальный университет, где каждый житель города может получить образование бесплатно. В последнее же десятилетие туда проникло еврейское влияние, дошедшее до того, что стали поступать только евреи а другие американцы решили и сами чуждаться этого учреждения.

Не странно ли, что подобные факты оставались в Европе так долго неизвестными? (“Новое Время”).

8. Переводчик Иммигрантов. Виленскому мещанину Боруху Лейзеровичу Винокуру изобличенному в тайном переводе в виде промысла эмигрантов (нередко, разумеется преступников) через границу, министром внутренних дел запрещено жительство во всех пограничных губерниях сроком на три года. (“Земщина”).

9. Осуждение жидов-шпионов. Сессией Варшавской судебной палаты в Ченстохове четыре иудея, обвинявшихся в выдаче австрийскому правительству военных планов и секретных документов ченстоховского гарнизона, приговорены к лишению прав и к двум с половиной годам арестантских рот.

10. Риго-жидовский институт. Окончились экзамены в Императорском рижском политехническом институте. Удостоено звания инженер-технолога 24 человека; из них пятнадцать носят такие звучные имена: Вульф Бомунер, Иосел и Матис Гиршбергы, Мордух Кроль, Сруль Левинсон. Михель Мошарский, Шмуль Ранкин, Айзик Решин, Вульф Якобзон, Янкель Герштейн, Горшун Цейрос, Шлема Ликер, Шмуль Шамиро, Ицка Медный, Айзик Шмулевич… Из остальных девяти есть даже один русский — Кутепов Владимир.

Отчет института умалчивает, в какую сумму обошелся многострадальному рисскому народу каждый новый инженер-технолог из этих пятнадцати, представителей “угнетаемого” в России племени. (“Земщина”).

11. «Русские», погибшие на “Титанике”. Императорский генеральный консул в Лондоне донес министру иностранных дел, что по полученным им сведениям, при крушении парохода “Титаник” погибли следующие русские подданные (кроме финляндских уроженцев):

Симон Липпман, Зельман Злековский, Гарри (Гершка) Кон, Симон Вайсман, Якоб Куук, Лезли Гелинский, Натан Гельдшмидт, Иосиф Мурдлин, Вульф Спектор, Абрам Аармед, Самсон Абельсон, Самуил Гринберг, Зелина Кантор, Ушер Польнер, Абе Виллер, Иосель Мантвилло. (“Земщина”).

12. Президент-жид. Давно уже ходили слухи, что бывший президент Соединённых Штатов Северной Америки Рузвельт — жид, по-настоящему именующийся Розенфельдом. Вся его деятельность, так сильно проникнутая рекламой, в свою очередь, указывала на его тесную связь с жидовством.

Резкое выступление его по вопросу о допуске американских жидов в Россию, близкая дружба с такими вожаками жидо-масонства, как банкиры Шиф и Лоб, поддержка его кандидатуры всеми жидами в Америке, делали версию о его жидовском происхождении весьма вероятной.

Теперь в журнале “Archives Israelites” находится и прямое подтверждение тому, что бывший и, возможно, будущий президент Северо-Американской республики — настоящий жид.

В последний день праздника опресноков, передаёт журнал, экс-президент Рузвельт говорил проповедь в главной Питербургской синагоге. Взяв темой исход евреев из Египта, он проводил аналогию с современном положением Израильского народа и доказывал необходимость объединения жидов всего света.

Эту задачу и без совета г. Розенфельда жиды выполняют неукоснительно. Но когда опять доберется их единоплеменник до вожделенного поста президента республики, затрещат созданные христианами Соединённые Штаты от натиска объединённых талмудистов. (“Земщина” от 10 мая 1912 г., № 985).

13. Суровый приговор. На днях в свободной и просвещённой Америке был вынесен беспощадный приговор… еврейству, которое вопреки распространённому мнению становится всё более и более в тягость даже этой энергической и богатой стране.

На протяжении трёх дней в верхней палате федерального законодательного собрания, сенате Соединённых Штатов, обсуждался иммиграционный вопрос, который превратился в суд над сынами Иуды.

Приговор, вынесенный подавляющим большинством голосов, оказался настолько суровым и красноречивым по своему внутреннему значению, что является крупным событием не только для америки, но и для всех государств, имеющих несчастье обладать подданными евреями. Американские сенаторы почти единогласно признали, что евреи представляют собой национально-политическую опасность. Не проявляя никакого интереса к внутренней жизни страны, обособляясь от неё во всём, что не сулит им крупной денежной наживы, они и в моральном отношении оказываются вредными.

Захватывая в свои цепкие руки все свободные профессии, царствуя на бирже, насаждая самые низменные нравы, они становятся опасными для благосостояния Америки, которая в лице сената и прибегает, наконец, к самообороне, выражающейся на первых порах в создании препятствий для въезда евреев в Америку. В таком тоне говорили все выдающиеся ораторы сената. За евреев решились выступить всего… двое из общего количества в 56 человек! Но эти двое не могучи, конечно, изменить настроения и поколебать резолюций.

Свелись же они к следующему. Отныне в Америку не будут допускаться лица старше, 16-ти летнего возраста, не умеющие читать и писать на языке какой-нибудь нации. Еврейский язык в счёт не идёт. Поэтому каждый приезжающий в Америку иммигрант должен сдать “экзамен грамотности”, т. е. уметь прочесть и написать 20—25 слов американской конституции на каком-либо культурном языке.

Судить о достаточности познаний иммигранта — есть право экзаменаторов. Отсюда явствует, что, владея одним этим оружием, правительство может закрыть доступ всякому. Можно ли сомневаться, что “избранному народу” это не обещает ничего завидного. Но это далеко не всё.

Враждебный евреям взгляд сената еще ярче выразился в добавочном пункте предписывающем “удалять из Америки и отправлять домой тех иммигрантов которые, пользуясь пребыванием в Соединенных Штатах, принимают участие в политических заговорах, имеющих целью насильственное ниспровержение правительств, признаваемых Соединенными Штатами”.

Другими словами, Америка не желает более оставаться притоном для тех тысяч политических преступников, террористов и анархистов, которые подготовляют там свои кровавые выступления, развращая американское население проповедью насилия и крови. А так как в громадном большинстве своем эти господа принадлежат к еврейскому племени, то приведенное дополнение к закону является тяжелым ударом для Израиля.

Придётся теперь политическим злодеям избирать другое, более гостеприимное местожительство. Америка же без всяких оговорок гонит их вон.

Нетрудно представить себе, какую бурю злобствований вызвали эти правила. Евреи почувствовали над собой железную руку, которую стараются как-нибудь отвести запугав народных представителей митингами протеста. Во всех крупных американских городах собираются негодующие “граждане моисеева закона” и пытаются своим галдежем повлиять на решение сената.

В Бостоне и Нью-Йорке были организованы громадные митинги, на которых выступами столь яростные ораторы, как бывший посланник Оскар Штраус, члены конгресса, небезызвестные нам Зульцер и Гольдфогель и другие. Все они с ужасом говорили о падении Америки до уровня грубой и жестокой России.

Все грозили близким расцветом шпионажа и “охранно-полицейских” доблестей, которые обесславят навеки свободную Америку, захлопнувшую двери перед лучшими представителями просвещенного и страждущего человечества.

“Тысячи русских, итальянских, ирландских и мексиканские революционеров, пострадавших за свои убеждения, должны будут покинуть нашу страну. Даже великие Кошут и Гарибальди не имели бы у нас приюта”, — говорят эти защитники евреев.

Но слова их, увы, не находят отклика в населении. Оно уже оценило истинные свойства еврейского племени, уже заявило свое отношение к нему в многочисленных петициях, посланных членами сената. Характерно между прочим что в числе этих петиций видное место занимают заявления от… рабочих организаций. Чтение их в сенате при обсуждении иммиграционного законопроекта произвело громадное впечатление. Очевидно, политическое свободомыслие рабочих в америке не мешает им трезво оценивать положение не боясь упреков в недостатке гуманности либо в отсталости.

Таким образом, вынося суровое решение, американские сенаторы шли навстречу требованиям всего народа. И это обстоятельство справедливо учитывается евреями, как особенно зловещее. Против общественного антисемитизма борьба в Америке не под силу даже и всемогущему Израилю.

Замечательно что приведённое крупное событие в его жизни дружно замалчивается всей иудейской печатью. Кое-где, да и то лишь в весьма робкой форме, упоминалось о “неприятностях”, грозящих евреям в Америке… Даже в России, где передовая пресса уделяет столько времени и места каждому вздору, не было сказано ни слова о катастрофе, разразившейся над евреями в Америке.

Сама американская печать, почти сплошь захваченная евреями, и та говорила о ней неохотно, сжато и поверхностно. И если бы не официальный отчёт о знаменательном трёхдневном заседании сената, если бы не митинги протеста, организованные евреями, то мы бы так и не узнали о крутом повороте в жизни американских сынов Иуды.

Конечно, нельзя особенно обольщаться надеждами на радикальную перемену в их государственном положении. В Америке евреи набрали такую силу, в их руках такое количество золота, что эта перемена не проявится сразу и резко.

Но начало положено!

Суровое осуждение еврейству произнесено.

Остаётся ждать, когда общественно-государственный приговор над ними войдёт в силу и проявит себя в жизни.

Мы не должны смотреть и поучаться. На нас Израиль идёт плотной стеной, силясь вырвать для себя равноправие, т. е. уже полное и совершенное бесправие для нас, это главное, оружие в его предерзостных наступательных действиях. (“Земщина”, 28 мая 1912 г., № 997).

14. “Рукоприкладство”. Быстрое размножение в С. Америке евреев, а значит и непомерное разростание количества подлогов любого рода, обусловливают принятие и чрезвычайных мер защиты путём исключительных предосторожностей. Известно, что по вариантам извилин в строении кожи нет двух оттисков пальца, совершенно одинаковых.

Посему в банковских кругах Нью-Йорка ведётся кампания за упразднение подписей на чеках и за замену их отпечатками пальцев. Первой ввела новую систему виллиамбургская сберегательная касса, а за ней, вероятно, последуют и другие банки.

Клиенту, приходящему получить по чеку деньги, предлагается чернильная подушка и особая карточка; на последней он должен сделать отпечаток своих трёх пальцев. Кассир сейчас же сравнивает отпечатки с теми, которые хранятся особо, а тем временем клиент обтирает свои пальцы ватой, смоченной в скипидаре. По окончании такой процедуры клиенту выдаются деньги. Такое “рукоприкладство” практиковалось у нас в старину, когда неграмотные вместо подписи на документах прикладывали руку, окрашенную чёрной краской. Отсюда и произошло выражение “к сему прошению руку приложил”.

Так движется человеческий прогресс, если не по кругу, то — по спирали…

15. Несколько цифр из статистики иностранных газет. Нигде на свете повременная печать не получила такого развития, как в Америке. В Соединённых Штатах выходит 2.472 газеты, 16.269 еженедельных журналов и 2.769 ежемесячных; всего 22.806 изданий, считая журналы, которые выходят раз в три недели или же раз в три месяца. Среди них 200 наиболее распространённых газет имеют в общем до 10 миллионов подписчиков.

Говоря в “Chautauquan” о печати Соединённых Штатов, Б. Гейдрик указывает прежде всего на крайнее падение публицистики в американских газетах. Самой дорогой ценой оплачивают здесь труд лица, заведующего объявлениями, the advertisement manager; затем по высоте получаемого гонорара идут специальные корреспонденты, потом — лучшие репортеры, и только после них следуют редактор и его помощники.

Но, по мнению Гейдрика, это явление общее для всех западных стран, а в подтверждение своей мысли он приводит следующие статистические данные, сравнивая нью-йоркский “Times”, лондонский “Times”, берлинскую “Vochische Zeitung” и парижскую “Journal”.

16. На Дальнем Востоке. Харбин. Одной из язв, разъедающих сейчас русскую торговлю в Маньчжурии, является еврейское засилье. В Харбине евреи схватили в свои руки не только почти всю мелкую розничную торговлю, но и значительную часть оптовой, а также экспортное дело. “Пристань” — торговая часть Харбина напоминает собой в настоящее время Бердичев; за немногими исключениями, всё европейское её насилие состоит из евреев — руссийских и иностранных Евреи проникли и в городское самоуправление и в биржевой комитет Председатель комитета еврей, большинство членов — также еврейское.

Городским годовой первоначально (в апреле текущего года) был выбран тоже еврей некрещеный Фриде, отказавшийся от этой должности из-за чисто тактических соображений, в виду чего на его место избран еврей крещеный. Евреи представляют в Харбине всю местную адвокатуру, медицину и печать.

Еврейское засилье настолько велико, что китайское торговое сословие Харбина представило новому генерал-губернатору Маньчжурии петицию с ходатайством о введении в новый русско-китайский торговый договор особого параграфа ограничивающего права евреев в Маньчжурии, “потому что евреи”, как буквально гласит китайская петиция, “являются большими мошенникам”.

Такой наплыв юрких сынов Израиля, вносящих в общественную и экономическую жизнь страны весьма своеобразные приёмы и этику, не может, конечно, не отражаться иначе, как пагубно на русском деле в Маньчжурии. Местные русские люди весьма серьёзно говорят, что никакая чума не в состоянии причинить русской торговле и русскому влиянию в этой стране таких подрыва и позора, какие наносятся евреями.

Заражение Харбина еврейством представляет огромное зло не только с точки зрения коммерческой и экономической, но, может быть, еще больше с политической, а потому заслуживает самого серьёзного внимания со стороны лиц и учреждений, которые обязаны блюсти интересы Дальнего Востока.

17. Жидовкие проделки. Недавно в Париже умер один из Ротшильдов оставивший не менее двухсот миллионов рублей состояния. Газета “Libre Farole” указывает теперь, к каким мерам прибегли остальные члены этой жидовской “династии”, чтобы избежать платежа полной меры пошлины с наследства.

Участие в делах банкирского дома, составляющее по меньшей мере половину состояния умершего, было оценено всего в 18 миллионов и передано по договору пайщиков сыну умершего. Лишь на этом одном казна потеряла несколько миллионов пошлины.

Всё недвижимое имущество было назначено в продажу с аукциона для удовлетворения откуда-то появившихся исков. При этом оценка клалась неимоверно низкой: например, лес в 900 гектаров пущен в продажу с цены в 1 миллион, т. е. квадратный метр оценен в два су (четыре коп.), тогда как минимальная его стоимость — два франка. Известнейший виноградник Шато-Лафир оценен в 1,5 миллиона; этих денег стоит только сама фирма, а роскошнейший замок и сад на 128 гектарах пушены в придачу.

Расчёт очень простой: на торги являются сами же Ротшильды, и так как с ними конкурировать никто не смеет, то они за бесценок и приобретают судебным порядком то, за что иначе пришлось бы заплатить десятки миллионов пошлины.

Разумеется, такой обход закона делается не без явного потворства со стороны министра финансов, тоже жида, Клоца. А что недохватки в бюджете придётся пополнять из тощего кошелька трудящихся французов — об этом зажиревшие сыны Иуды, конечно, и не подумают.

Тяжесть налогов в республике лежит исключительно на народе — хозяине страны, а пришельцы-жиды так или иначе, но здесь, как и везде умеют перекладывать её на чужие плечи. (“Земщина”).

18. Туркестанские газеты. “Турк. Вед.” печатают следующее заявление нескольких сотрудников ташкентской “прогрессивной” газеты “Туркестанский Курьер”.

“Делать” общественное мнение господам из арестантских отделений, казалось бы, “менее всего пристало”, — замечает “Новое Время”. Кстати сказать, издателем и практическим редактором “Туркестантского Курьера” является ташкентский раввин Керстер.

19. Шеры “Лены-Гольдфильдс” и министерство финансов. За последнее время в общественных кругах стали циркулировать слухи, что шеры компании “Лена-Гольдфильдс” противозаконно допущены к котировке на бирже, что министерство финансов намеренно закрывает глаза на эту незакономерность. Эта снисходительность финансового ведомства объясняется значительной влиятельностью русских заправил компании и т. д.

По поводу этих слухов мы получили следующее разъяснение:

Однако, вопрос министерства о способе депонирования акций общества до сих пор остаётся без ответа, а указания ведомства на странности устава, повидимому, не произвели на общество должного впечатления. И министерство финансов, официально не разрешая “шер” общества к обращению на русской бирже, в то же время бессильно бороться с неофициальным их распространением.

Оно может лишь предупредить русскую публику об опасности крупного материального ущерба, которому подвергаются держатели ленских “шер”. (“Новое Время”, 18 мая 1912 года. № 12995). [158]

20. Лепский обед. В №17 “Гражданина” от 13 мая 1912 года кн. Мещерский сообщает следующие подробности об обеде, который за несколько дней до “золотоносной” катастрофы был дан в Петербурге руководителю Ленскими приисками Белозёрову. На обеде в числе лиц, чествовавших г. Белозерова были видные общественные деятели как, например, член государственной думы Лерхе, члены правления общества, член горного учёного комитета Липин.

Министр торговли Тимашёв прислал приветственную телеграмму, в котором извиняясь за невозможность прибыть, приветствовал “плодотворную деятельность”, “высококультурное значение” и “источник экономического благосостояния местного населения”. Кн. Мещерский сопоставляет телеграмму минипра с заявлением, которое сделал министр Тимашёв государственной думе, сказав, что министерству торговли уже год, как было известно об эксплуатации рабочих на Ленских приисках.

Кн. Мещерский заканчивает: “не обратит ли сенатор Манухин особое внимание на этот обед, эту приветственную телеграмму министра и службу чинов горного департамента в правлении ленцев?…”

21. Слухи о “коалиции” Бодайбо. 7, VI. 4-го июня ротмистр Трещенков, вопреки запрещению генерал-губернатора, выехал на Надеждинский прииск.

Не лишено пикантности то обстоятельство, что поездка эта состоялась в специальном поезде, да ещё в вагоне-салоне Безозерова вместе с ним самим и с товарищем прокурора Преображенским. На прииске Надеждинском Трещенков остановился у мирового судьи Хитуна…

Вообще любопытно, что невзирая на распоряжения высших властей, как местных, так и петербургских, ротмистр Трещенков остаётся на приисках и, мало того, пользуется гораздо большим влиянием на ленцев, чем прежде. 6-го июня в Бодайбо приезжал с приисков управляющий, известный Теппан. Он был с официальным визитом у Трещенкова.

В связи со всем этим, упорно говорят о какой-то “коалиции”, образованной героями расстрела под руководством Переломова, которая будто-бы имеет где-то “сильную руку” и будет бороться с “несчастьями”, обрушившимися на Ленское товарищество. (“Русское Слово”).

22. Гинцбург и гои. На Ленских приисках якуты Олекминского округа, воспользовавшись прибытием сенатора Манухина в Бодайбо представили ему ряд жалоб на разорение, которое чинилось им систематически “ленцами” в течение нескольких десятков лет. Якуты, занимавшиеся подрядами по перевозке тяжестей и всякого рода материалов для приисков Ленского т-ва, бесцеремонно эксплуатировались “ленцами”.

Правление, например, уговаривается с якутами относительно привоза партии сена, причём обусловливается известная цена. Когда же сено якутами привозится, правление отказывается принять его. Затем, после долгих препирательств, товарищество меняло гнев на милость и покупало привезенное сено, но уже вдвое ниже обусловленной цены. (“Русское Слово”).

23. Допрос Ленских служащих. Бодайбо, 7. VI. Вызываемые к допросу ревизией сенатора С. С. Манухина служащие Ленского товарищества высказывают опасения, что они могут явиться первыми жертвами мести товарищества, если будут говорить всю правду.

Вообще же контингент служащих Ленского товарищества распадается на две группы. Белозеров в течение своей 20-летней службы на приисках сгруппировал вокруг себя отборных и преданных ему молодцов, которые в сущности и составляют ту его “опричнину”, которая своими глумлениями над рабочими усугубляли недовольство. Остальная масса служащих — забитые и запуганные люди, которые были бы рады говорить правду, но вполне основательно опасаются, что пострадают за неё. (“Русское Слово”).

24. Прибытие главы ленцев. Бодайбо, 7, VI. Сегодня прибыл в Бодайбо барон Гинцбург и главноуправляющий Солодилов. (“Русское Слово”).

25. Несбывшиеся надеждя ленцев. Бодайбо, 7, VI. Решение рабочих выйти на работу неприятно поразило заправил Ленского товарищества, за последнее время желавших совершенно другого исхода.

Согласием рабочих товарищество лишено возможности придать забастовке политический характер, уволить неугодных служащих, длинные списки которых уже, по слухам, были заготовлены, затем избавиться от строптивых рабочих и искусственно вздуть доходы дела. Последнее возможно устроить крайне просто: оставить разработку на приисках, богатых золотом и приостановить её на менее доходных.

Что это проектировалось, существуют несомненные доказательства: главноуправляющий приисками Белозеров в заседании на поставленный генерал-губернатором вопрос о желательности возобновления работ, имел неосторожность ответить, что “возобновление работ этими рабочими для него нежелательно” и вообще “работы желательно на время сократить”.

Тогда же Белозерову было поставлено на вид, что поведение товарищества, не считающегося с интересами рабочих, идет в разрез с мирными намерениями правительства. (“Русское Слово”).

26 Расходы на флот. С каждым годом ассигнования на флот необыкновенно растут. Вот таблица сумм, расходуемых разными государствами, в миллионах рублей:

В будущем году ассигнования на флот везде увеличиваются, кроме Англии и Германии, где они и без того очень высоки. Россия же впервые занимает одно из главных мест после Франции.

27. Акулы. Дурно ли это, хорошо ли, — у нас будет флот! Спорить по существу меры поздно. Надо считаться с ее последствиями. А последствия здесь как и у всякого исторического факта, делятся на ближайшие и отдаленные. К числу первых относятся оживление нашей промышленности и сдвиги во внутренней политике, могущие отразиться на предстоящих выборах. Вторые охватывают сферу внешней политики.

Принятие судостроительной программы сыграло для биржи роль, какую для урожая играет весенний дождь. Ценности поднялись, как всходы, вздулись, как реки. Золотой дождь буквально оросил отощавшие карманы онколистов скатился в золотые озера и моря в кассах банков и крупных спекулянтов. Нашлись, как всегда люди с «нюхом», запасшиеся по дешевым ценам ходким теперь товаром.

Называют банкиров, скупивших десятки тысяч акций одного из заводов, наиболее заинтересованных в выполнении морских заказов; акции этого завода в два дня после решения бюджетной комиссии вздулись на 25% и продолжают расти. К здоровым причинам такого роста, как всегда, присоединяется бешеный ажиотаж.

Где он остановится? Повторится ли история Лены с Захарием Ждановым и обстриженным Панурговым стадом? Если это случится, то кажется, не в ближайшем будущем. На помощь судостроению идет урожай. Он, говорят, будет выше среднего. На Каме, на Кавказе и в Сибире говорят о небывалых хлебах. Если Бог поможет снять хотя бы половину того, что сулят всходы, мы в третий раз получим милость Божию.

А так как с урожаем связано дыхание вех наших экономических пор, то и без судостроительства физиономия нашего денежно-промышленного рынка была бы, конечно, веселой. Теперь же она почти восторженна. Еще 2—3 недели, еще несколько авторитетных подтверждений грядущего урожая, и наши биржевые зайцы, онколисты и банкиры закружатся в вакхической пляске.

Уместно ли при таких обстоятельствах каркать? пусть их! В материальном обиходе страны творится процесс отложения, прилив юных страстей. Проповедовать в такие эпохи смирение и аскетизм значит вопить в пустыне. Такого же взгляда, кажется, держится и г. Коковцев, решившийся на этот раз не “предостерегать” публику. (Прошлогоднее его предостережение, как известно, поспело лишь тогда, когда Ждановы уже набили карманы, а вздутые бумаги оказались у публики. Оно поэтому не спасло, а разорило публику).

Я вообще не понимаю смысла таких “предостережений”. Дебютировал ими в 1895 г. С. Ю. Витте, да еще в эпоху им же созданного грюндерства. Помнится и тогда эти “предостережения” достигали результатов, обратных желаемым, — биржа отвечала на них только новым повышением. Самое поверхностное знакомство с психологией играющей публики и с махинациями закулисных банковских сфер должно бы отучить власть от таких приёмов.

Биржа — всесветный игорный дом. Проповедовать в таком доме безнравственность игры, по меньшей мере, смешно. Предостерегать же от ставки на такой-то цвет, такой-то номер или карту, мотивируя это предостережение тем, что этот номер, цвет и карта уже много раз выиграли, — значит подорвать к ним интерес.

Когда министр финансов возвещает, что известная серия бумаг чрезмерно взвинчена, у каждого игрока является желание подвинтить ее ещё выше, примазаться к чужому счастью. Бумаге, которая поднята на 100 руб., ничего не стоит встать на цыпочки и подняться ещё на 10 руб. А ведь только их, этих нескольких рублей разницы, и ищет игрок.

Прошлогоднее “предостережение” от Лены взвинтило на время цену её на сотни рублей. Последовавшее же затем падение обязано было не “предостережению”, а банковским манёврам. Никакое министерское распоряжение не застаёт банкиров врасплох. Эти акулы плавают в глубоких местах, у самого центра власти. Покойный Ротшильд явился в Россию с одной парой панталон, а через несколько лет стал лейб-банкиром.

Ему было известно то, чего не знали высшие сановники министерства. Основав десятки обществ и выпустив на биржу на миллиарды акций и облигаций, он играл на биржевых ценностях, как Гофман на клавишах. Такое “знание” биржи влекло к нему лиц, желавших нажить, а нажить у нас пламеннее всего желают те, кто прожился: наша знать, высшая бюрократия.

Я видел выходящими из кабинета Ротшильда таких сановников, которые не признают ничьих кабинетов, кроме своего. И я слышал от покойного лецб-банкира такие “секреты”, о которых потом боялся думать и наедине…

“Лейб-банкиры” не перевелись. Как прежде, как всегда, они “всё знают и всё могут”. Между тем, что было в эпоху С. Ю. Витте и тем, что происходит сейчас разница в факте, что теперь банкиры объединились в тресты, и что сеть, закинутая ими для публики, так велика и прочна, что её не порвать даже крупной рыбе. Теперь ценности синдицируются.

Означает это, что бумага, назначенная к взмылению, скупается данным трестом в огромных партиях за средства казны (на ссуды государственного банка), переводится и перепродаётся частью за границей (тамошними трестами), а затем дружными усилиями наших и иноземных банков вздувается. В самое последнее время так вздуты никопольские, путиловские, киево-воронежские (эти — особенно), бакинские, лианозовские и многие другие.

Банки нажили на этом десятки миллионов, “лейб-банкиры” — миллионы, ну а публика… умная публика — тоже нажила!… Очень наивно думать, что акулы нашей биржи, “все могущие, все знающие” и играющие притом на казённые деньги, не осведомлены о “предостережениях”. (“Русское Слово”).

28. С. Ю. Витте и народное образование в России. Институтом маргариновых профессоров, так широко развившимся у нас, Россия и значительной, если не в исключительной степени обязана принципам графа Витте и его школьной политике.

Высокомерные колкости экс-премьера по адресу Г. Думы, его вылазки против национализма, его насмешки над новыми законодательными учреждениями, которые не только проявляют дух национализма, столь неугодный сиятельному оратору, но и желают научить новым принципам лиц, убелённых сединами, звучат жалко. Старого сановника, душившего русское просвещение, а еврейские коммерческие училища снабжавшего жирными казенными субсидиями, ничему, разумеется, научить нельзя, любви же к несчастному, многострадальному русскому народу, в особенности.

Граф Витте, проявивший столько преступной жестокости по отношению к народным училищам, лишавший их необходимых средств существования, с одной стороны, а с другой — представители нижней палаты, с истинным пониманием государственных интересов и нужд, поспевшие удовлетворить насущные потребности народа в области образования, ассигновавшие на начальное обучение по 10 миллионов в год на десять лет вперёд, без сомнения, держатся совершенно различных принципов, диаметрально противоположных и, конечно, никогда не поймут друг друга.

А если что-нибудь может служить наиболее наглядным, наиболее убедительным примером, что такое национализм, так это отношение к народному образованию, которое является одним из самых могущественных факторов процветания и силы государства, отношение, столь различное со стороны убелённого сединами бюрократа и со стороны членов Г. Думы.

Что же касается вопроса о церковно-приходских школах, которые граф Витте старался забронировать именем Монарха, и палладином которых он себя выставляет, то, несмотря на его выступления, Г. Дума, насколько известно, отнюдь не стремится ни к их уничтожению, ни к их денатурализации, как «элегантно” выразился маститый оратор. (“Новое Время”).

29. Маньчжурская железная дорога и её автор. В 1903 году я ратовал против детища того же С. Ю. Витте — Южно Маньчжурской железной дороги, но получил в ответ несколько намёков на отсутствие патриотизма. Я видел ясно, что Россию ведут к позору, но обаяние г. Витте было настолько велико, что на меня смотрели почти как на изменника. С. К. Глинка. (“Земщина”, № 987).

30. Гешефт. В Двинске недавно слушалось дело об иудее, купце Блюментале и его пособниках, обвинявшихся в мошенничестве. В 1910 г. Блюменталь доставил па ст. “Борх” осиновые клёпки, застрахованные на случай пожара в “Лондонском Ллойде” в 200 тыс. руб. Вдруг ночью на 25 февраля 1911 г. клёпки ухитрились сгореть, а подкупленные Блюменталем железнодорожники составили протокол, что убытка этого пожара Хацкель Блюменталь понес на полную сумму страховки, тогда как на самом деле сгорело всего на 500 рублей.

“Лондонский ллойд” выплатил Блюменталю 170 тыс. руб. и огромная сумма была отправлена с агентом Ллойда Порталье. Последний, приехав в Двинск, случайно обнаружил аферу. Блюменталь же, видя, что дело приняло неблагоприятный оборот, захватив 170 тыс. руб., скрылся. Теперь на скамье подсудимых оказались только трое железнодорожников. Суд приговорил их на 2 и на 2 с половиной года тюремного заключения. (“Земщина”).

31. Захват иудеями кооперативов. За последние недели в Чернигове и его губернии произошёл ряд годичных общих собраний местных кооперативов главным образом для подведения итогов своей деятельности за истекший 1911 год. Всё глубже и ярче обрисовывается тот крайне нежелательный путь, на который, вступают многие местные кооперативы. Здесь они всё более и более захватываются иудеями.

Так, в черниговском обществе взаимного кредита членом правления, кроме других сынов Иуды является раввин И. З. Шнеерсон. Последний также состоит председателем правления ссудо-сберегательного товарищества, где, между прочим, на днях обнаружена значительная растрата. Не лучше обстоит дело с кредитными кооперативами и в городах губернии.

В Новозыбкове, например, местный кооператив превратился чуть ли не в чисто иудейское учреждение, ибо в нём по настоянию местного раввина даже операции по субботам не производятся. Совершенно ожидовел также крупнейший кооператив губернии, ежегодный оборот которого уже превышает 14 миллионов рублей — кролевецкое общество взаимного кредита.

32. Паук. 21 мая 1912 г. в Вильне закончилось слушание дела о местном ростовщике-иудее Сегале Шорохе, опутавшем своими сетями всех чиновников города. Любопытны показания пленённых ростовщиком свидетелей, которые и на суде не могли освободиться от его гнёта. Они рисуют ростовщика благодетелем, выручавшим в тяжкую минуту бедных чиновников.

“Каждое 20-е число, — с наивным умилением передают эти свидетели защиты, — являлся этот старик в контрольную палату за взносами. Был робок и осторожен. Если приходило начальство, он прятался под лестницу, затем выходил, и мы с ним рассчитывались”.

После трёхчасового совещания присяжные заседатели признают Сегаля Шороха виновным в ростовщичестве, но отвергают обвинение в занятии им, как промыслом. Суд совещался два часа и приговорил обвиняемого к тюремному заключению на 1 год 2 месяца и к 200-рублёвому штрафу; 69 сделок признаны недействительными. (“Земщина”).

33. К николаевской панаме. В г. Николаеве 7 мая заключён в тюрьму юрисконсульт кредитного общества В. Е. Варшавер.

Арест Варшавера произвёл в городе не меньшую сенсацию, чем арест Г. А. Властелицы. Если Властелина считался в числе первых граждан города, то Варшавер был в числе лучших представителей местного еврейского населения. Дом Варшавера был первым в городе. К мнению Варшавера прислушивались, с ним считались.

Где был Варшавер, туда собиралось всё избранное еврейское общество. Как талантливый адвокат и прекрасный оратор Варшавер имел большую практику. Этому жидовскому полубогу поручались самые крупные и сложные дела. Теперь Варшаверу, как сообщает “Н.Г.”, главным образом инкриминируется дело с залогом и ссудой для театра Лебедева. Варшавер, как и Властелица, были компаньонами по постройке и эксплуатации театра.

Варшавер, устраивая залог театра в кредитке, кроме явного “компанейства”, сыграл ещё закулисную роль “честного маклера” и хорошо заработал с обеих сторон (“Земщина”).

34. Новая иудейская профессия. В марте этого года, как известно, в киевской судебной палате была обнаружена пропажа дел из апелляционного стола уголовного департамента. Тогда же выяснилось, что двое служащих названного департамента, а именно Юськов и Мелешко, брали дела из палаты к себе на дом, для исполнения, по их словам, некоторых бумаг.

При расследовании обнаружилось, что с апелляционными делами производились разные злоупотребления; между прочим, систематически оттягивалось исполнение иудейских дел по 1171 ст. Улож. (недозволенная торговля), по которой обвиняемые сыны иуды приговариваются судом обыкновенно к выселению из Киева.

Разумеется, такого рода услуги обвиняемым иудеям названные служащие палаты могли оказать только из корыстных побуждений. Мелешко и Юськов арестованы. Строжайшее следствие по распоряжению министра производится следователем по важнейшим делам, который и распорядился взять под стражу известного киевского присяжного поверенного Айзика (Исаака) Бродского.

Распоряжение об аресте Бродского последовало, впрочем, не сегодня, но Бродский скрылся из Киева и его розыски были поручены сыскной полиции. На днях были получены агентурным путём сведения, что Бродский появился в Киеве и в этот же день собирался выехать за границу. Тут-то иудея и захватили.

Бродскому вменяется в вину подстрекательство Мелешки и Юськова к выкрадыванию дел из судебной палаты… Если Бродский не убежит, то будет слушаться интересное дето о присяжном поверенном, практиковавшем кражи судебных дел…

“Картинка восхитительная, — говорит “Курская Быль”, — особенно если принять во внимание позицию, на которую встала иудейская печать в вопросе о пропаже дел из судебной палаты. Прогрессивные, газеты много и ехидно говорили по этому поводу, а г. Маклаков громил “юстицию г. Щегловитова”, при котором-де только и возможны подобные легендарные факты.

И вдруг автором этих легенд оказывается иудей Бродский, да ещё не просто иудей, а присяжный поверенный… Как, кстати, подоспело сенатское разъяснение о недопущении иудеев в помощники присяжных поверенных без особого разрешения министра юстиции! (“Земщина”).

35. Депутат в Португалии. Бывший член саратовского окружного суда Я. Л. Тейтель отправлен иудейским иммиграционным обществом в Лиссабон для переговоров с тамошним правительством о переселении из России в Португалию иудеев… От всей души, от всего сердца желаем бывшему “утверждённому” следователю и члену русского окружного суда Янкелю Лейбовичу Тейтелю полнейшего успеха в его благодетельной для русского народа миссии… (“Земщина”, 20 мая 1912 года, № 989).

36. Жид-законодатель! Венгерский депутат, первый за всю историю парламентской жизни, прибегнувший к стрельбе в заседании и покушавшийся на убийство председателя Тиссы, Юлий Ковач, оказывается, чистокровный жид. Как сообщают венские газеты, настоящая его фамилия Штрассен; отец его — жид, хлебный маклер будапештской биржи. Сначала крестился старший сын Штрассера и принял фамилию Сунион. Затем перешёл в лютеранство и теперешний депутат, приняв фамилию Ковач. В конце концов он стал даже пастором.

Однако, и духовное звание не переменило жидовской натуры, он продолжал заниматься биржевыми спекуляциями. Выиграв около двух миллионов крон на одной из ловких биржевых штук, Ковач бросил своё пасторство и пробрался в парламент как член самой либерально-радикальной партии.

За две недели до покушения на графа Тиссу, Ковач, желая помешать выборам, опрокинул урну. За это его изрядно поколотили и выставили на 30 заседании. В отместку он выстрелил в Тиссу, а теперь утверждает, что хотел только выразить протест, убивать же Тиссу не намеревался.

Жидовская пресса уже распинается во всю, чтобы вызволить своего благоприятеля и очевидного эмиссара жидо-масонского блока от грозящего ему наказания. (“Земщина”, 2 июня 1912 года, №1002).

37. Перемены в английском кабинете. Немало разговоров вызывает редкое отличие, выпавшее на долю генерал-атторнея (генерал-прокурора) Руфа Исаака. Его зачислили в состав кабинета министров.

По словам “Daily telegraph”, обязательными членами кабинета являются лишь: первый лорд казначейства, лорд-канцлер, лорд-президент совета, лорд-хранитель печати, пять министров и первый лорд адмиралтейства. Другие же высшие сановники, как генерал-почтмейстер, министр общественных работ, председатель торговой палаты, канцлер герцогства Ланкастерского, наместник Ирландии и т. п. не иначе, как по особому назначению попадают в кабинет. До сих пор ни один генерал-атторней не был членом кабинета. В чём же разгадка такого возвышения Руфа Исаакса? Да в том, что он — жид!…

С 1910г. началась его небывалая, головокружительная карьера. За один год он из соллиситора (юрисконсульта) достиг должности генерал-атторнея и получил дворянское достоинство. Теперь его возвышение объясняют выдающейся ролью, какую сыграл он в улаживании железнодорожной и углекопной забастовок. Теперь в составе английского правительства уже два жида: Исаак и генерал-почтмейстер Герберт Самюель.

Наиболее же влиятельные члены кабинета — все из адвокатов. Сам Асквит, Хольден, Морлей, Ллойд Джорж, Мак-Кенна, Бирель и Исааке — все из этого сословия, тесная связь которого с жидовством и масонством ежедневно подтверждается в любых странах света. (“Земщина”).

38. Равноправные жиды. В Венском университете возникли серьёзные беспорядки. Все студенты-жиды, допускаемые там в университет без ограничений, производят шумные демонстрации, а христиане их усмиряют. Началось с того, что три студента-христианина отказались принять вызов на дуэль трёх студентов-жидов, считая, что жид по дуэльному кодексу представляется противником, не достойным дуэли.

Тогда эти три жида подстерегли своих обидчиков и нанесли им побои. Хотя христиане в долгу не остались, однако, совет университета решил, что жиды, как первые прибегшие к кулачной расправе, должны быть исключены. Все жиды отправили к ректору депутацию ходатайствовать об отмене распоряжения, но ректор остался не приклонен. Теперь жиды думают демонстрациями добиться успеха.

Однако, в Австрии со студентами не церемонятся и не постесняются выставить при надобности всех буянов. Даже газеты не осмеливаются поднимать голос в защиту их и подстрекать “молодёжь”. (“Земщина”).

39. Германские шпионы. Осведомлённое лицо сообщает “Новому Времени”: В 1911 г. стало известно о существовании шпионской организации, работающей в пользу Германии. Во главе организации находился пограничный эйдкуненский комиссар Дресслер. Последний имел в своём распоряжении агентов, которые разъезжали по России и собирали сведения о нашей армии для доставления их Дресслеру.

19 января текущего года в гор. Владиславове были обысканы и арестованы два ковенских еврея, домовладельцы Сагалович и Кауфман, имевшие при себе важные секретные документы, которые они собирались передать, пруссаку Дресслеру. В целях облегчения им перехода границы Дресслер выдал им прусские легитимационные билеты, которые и были у них найдены.

Одновременно с этим в Ковне был задержан писарь одной из воинских частей, сообщивший германским агентам ряд опасных сведений. В то же время по этому делу в других городах было арестовано несколько лиц, причастность и виновность которых также доказана. Все эти лица содержатся и поныне в ковенской тюрьме.

После ареста Сагаловича и Кауфмана, Дресслер, боясь, что они его выдали и опасаясь ареста, перестал посещать Вержболово и посад Кибарты, куда он раньше довольно часто являлся. 3 апреля после большого промежутка времени он решил сопровождать до Вержболова супругу германского военного уполномоченного, графиню Донау-фон-Любишен. Ему была предоставлена возможность выполнить свою миссию, после чего он был арестован и отправлен в ковенскую тюрьму.

Ковенская, а затем виленская прокуратура отказались привлечь Дресслера к суду, указывая, что всё дело происходило в Супалкской губ. Дело Дресслера и его сообщников было затем передано прокурору варшавской судебной палаты. Комиссар был привлечен к ответственности по 112 ст. Угол, улож. и переведён в супалкскую тюрьму… Затем, однако, его выпустили…

40. Ротшильд и Австрия. Несколько дней назад австрийская печать сообщила, что венский Ротшильд награждён одним из высших австрийских орденов.

По этому поводу “Libre Parole” говорит, что еврейский дом Ротшильдов держит в своих лапах всю Австро-Венгрию.

Года полтора назад Ротшильд неофициально дал взаймы австрийскому правительству несколько миллионов на уплату за изготовленную частными заводами броню для броненосцев. К слову сказать, эту броню изготовляли заводы самого же Ротшильда, так что деньги, “данные взаймы”, Ротшильд фактически переложил только из одного своего кармана в другой. Тем не менее, так как заём был сделан неофициально, то благодарить Ротшильда приезжал лично австрийский наследник престола.

Получение теперь Ротшильдом высшего австрийского ордена объясняется так. Недавно в австрийской печати появились тревожные сведения о состоянии здоровья императора Франца Иосифа. В результате биржевые ценности стали падать.

Тогда правительство попросило Ротшильда повлиять на биржу и повысить курс австрийских государственных ценностей. Ротшильд сказал, что он берётся сделать это, если ему будет пожалован высший австрийский орден. В итоге сделка была заключена. Ротшильд повысил цены и получил орден.

Чего же начнёт требовать теперь обнаглевший Ротшильд после получения высшего в Австрии знака отличия?!…

41. Франция. Привилегированный иудей. Газета “Libre Parole” приводит характерный пример засилия жидов во Франции.

Лет шесть назад миллионер-иудей Эдмонд Ротшильд поселился верстах в 40 от Парижа в замке Феррьер. На следующий день по его просьбе курьерский поезд стал останавливаться у станции Озуер-ла-Феррьер, которую раньше пропускал, чтобы предоставить Ротшильду возможность попадать в Париж к 10 час. вечера.

Эта остановка создала большие удобства для всех окрестных жителей и многие парижане также пользовались удобным сообщением.

Недавно Ротшильд по каким-то своим соображениям переехал жить в Париж. Немедленно уничтожена была и остановка курьерского поезда. Просьбы и протесты местных жителей остаются без внимания. Не подействовала и петиция, подписанная более, чем 10.000 заинтересованными в деле французами.

42. Жидовское владычество. Французский министр финансов иудей Клоц в угоду своим единоверцам Ротшильдам предлагает, как сообщалось уже в “Земщине”, заменить всю медную монету никелевой, чтобы таким образом обеспечить сбыт миллионов на 80 металла из рудников, принадлежащих Ротшильдам.

Как передаёт газета “Libre Parole”, рудники эти, дающие почти 3/4 всей мировой добычи никеля, находятся в Новой Каледонии и разрабатываются трудом каторжников, ссылаемых туда из Франции. Уже давно, лет пятнадцать, доказывают знающие люди, что Новая Каледония — лучшая и богатейшая из французских колоний и что совершенно безрассудно обращать её в каторжную тюрьму.

Однако, самые очевидные доказательства разбиваются о тот факт, что Ротшильдам нужны дешёвые рабочие для разработки захваченных ими богатств и что им выгоднее платить арестантам по 1 франку в день, чем вольным работникам по 10.

Вся каторга находится в аренде у Ротшильда. Для него и старается поставлять правительство, возможно больше рабочих. Тратя миллионы на содержание каторги, на её управление, правительство не получает никаких доходов от своей колонии, а все пенки снимает Ротшильд.

Положительно, изъяви жиды намерение восстановить крепостное право, нашлись бы люди, которые с удовольствием подставили бы шеи под любое ярмо. Да оно и лежит уже на христианах Франции, только под другим ярлыком — “свободы, равенства и братства”.

43. Кагальная монета. Раньше Альфонсу, а теперь Эдмонду, Ротшильдам французское правительство по низким ценам продало монополию в Новой Каледонии — как на добывание никеля, так и на самый труд каторжных. Гешефт представлялся бы изрядным, но, к сожалению, богатство копей значительно превышало требования рынка.

Тогда для воспособления “отцу отечества” решено было завести во Франции никелевую монету в 25 сантимов. На беду она скоро принимала грязный вид и, сверх того, приводила к досадным ошибкам, так как при полном почти равенстве диаметров легко смешивалась с серебряной монетой в один франк.

Возникли жалобы. Но разве можно беспокоить Ротшильда из-за таких пустяков? Наоборот, советом министров уже постановлено весь билон (мелкую разменную монету) делать из никеля же. На первый случай предлагается монетному двору изготовить вновь никелевой монеты на 80.000.000 франков… Пусть никто, однако, не дерзает упрекать Ротшильда. Имеется особое “Общество Никеля”, лишь случайно нашедшее себе квартиру в пристройке к зданию ротшильдовского банка, 26, улица Лафита в Париже.

Только своему счастью обязано это общество за повышение акций — сперва с 667 до 1.115 франков за штуку, а потом и до 1.200 франков. Простая, конечно, случайность и в том, что нынешним министром финансов французской республики состоит еще жид Клоц. (La Libre Parole, 11 июня 1912 года, № 7356).

44 Новые иудейские таланты. 11 мая Императорская С.-Петербургская консерватория выпустила в свет полторы сотни с лишком новых музыкальных талантов из которых тридцать девять даже оказались поощренными всякими наградами, по большей части денежными, что стоит отметить.

В малом зале консерватории состоялся так называемый “акт”, перед музыкальной частью которого был прочтен отчет о деятельности консерватории -за последний год. Оказывается, что в С.-Петербургской консерватории теперь 2.096 учащихся, из которых около трёх четвертей принадлежит к “гонимому” племени, остальным же пятистам с небольшим учащихся предоставлено исповедывать прочие, кроме иудейской, религии.

На содержание этого рассадника семитических талантов, правительство наше отпускает ежегодно около полумиллиона рублей, собранных с нищего русского народа… то есть, каждый вынутый из-под спуда иудейский талант (из 150 окончивших в этом году курс — более 100 человек иудеев) обошёлся казне дороже тысячи рублей — за каждый год его пребывания в консерватории…

Перечислять поимённо всех 150 с лишком окончивших в настоящем году С -Петербургскую Императорскую консерваторию, у нас нет ни места, ни охоты Противно!… Назовём хотя бы получивших главные награды, ручаясь, что племенное взаимоотношение и прочих окончивших все такое же.

Премия Михайловского дворца в 1.200 руб. с правом поездки за границу на счёт консерватории получил скрипач Мойше Фишберг. Рубинштеиновская премия (рояль) досталась, к удивлению, русскому — Александру Боровскому (очень уж талантлив!).

Малые золотые медали даны восьми окончившим, из которых шесть — иудеи именно: тот же Мойше Фишберг, Роза Гершович, Мирка Мовшович, Мера Шморгонер, Пинхас Сирота и Шавль Курзнер.

Из шестнадцати серебряных медалей 13 получили представители “угнетенного” племени: Ита Окунь, Эмилия (?) Раппопорт, Соня Рудник, Бася Фрейфельд, Соня Лейбова, Лия Эйзлер, Иосель Идельсон, Сруль Мильнер, Мордко Штейман, Гиль Гвирцман, Петр (?) Меренблюм, Мойше Хазанкин и Абрум Ямпольский…

И так далее…

Теперь будем ждать, когда Шавль Курзнер выпадет на сцену Грозным царём в “Псковитянке», споёт нам Сусанина в “Жизни за Царя, либо, когда Мера Шморгонер выступит Антонидой…

Это — Императорская С.-Петербургская консерватория! (“Земщина”).

45. Новое “606”. Жидовская печать разнесла уже по всему свету известие о “Новом открытии” профессора Мечникова, дающем яко бы возможность посредством уничтожения в кишечнике человека ядов индола и фенола — впрыскиванием особой “гликобактерии”, водящейся в кишках собаки, достигнуть продления человеческой жизни до 200 лет.

Французские независимые газеты, как “Libre Parole” и “Action francaise”, раскрывают истинную подкладку этой сенсационной новости.

“Мечников уже однажды произвёл такой опыт эксплуатации людской доверчивости. Также при помощи шумной газетной рекламы он объявил, что средство от всех болезней — лактобациллин. После первой стадии подготовки публики, наступила вторая — её обработка. Организовалось общество продажи патентованного лактобацилина и Мечников получил от него немалую выгоду.

Теперь, когда это средство на публику уже не действует и дивиденды товарищества упали, надо пустить в ход новое изобретение.

Медицинские авторитеты высказываются, что открытие Мечникова — чистый американский “блеф”. Индол и фенол давно исследованы и никакого влияния на организм не оказывают; действие же гликобактерий более, чем сомнительно.

Но не в том задача стремящегося к наживе изобретателя: ему важно нашуметь и выгодно продать свой патент. А в этом отношении ему помогут сородичи-жиды. Ведь только потому и рекламируют они его, что он — сын одесской жидовки.

После печальных опытов с сальварсаном Эрлиха действительно надо с особой осторожностью относиться к жидовским и полужидовским изобретениям. Всегда в них на первом плане нажива изобретателя, а не здоровье страждущего человечества”.

46. Друзья жидовского народа. В утреннем заседании Гос. Думы 5 июня 1912 года голосовался выходом в двери вопрос: давать ли “рождённым в иудействе” право пользоваться 25-ю казёнными стипендиями, вновь учреждаемыми на медицинских факультетах Императорских университетов? Эти стипендии предназначаются для подготовки врачей на службу переселенческому ведомству в Сибири.

Как известно, Сибирь лежит вне черты оседлости и, казалось бы, уже одно это делает вопрос бесспорным. Однако, иудеи не были бы иудеями, если бы не выказали стремления расползтись на казённый счёт по Сибири и там, врачуя переселенцев, агитировать между ними против ненавистной “избранному народу” правительственной переселенческой политики.

В третьей Гос. Думе так много людей, находящихся у кагала в кабале, частью материально, частью духовно, что и указанное поползновение евреев едва не удалось, при подсчёте на глаз, голоса разделились поровну. Потребовалась поверка голосования в двери. Против сынов Иуды оказалось 104 голоса, за — 88, при 5 воздержавшихся. На этот раз неприкрытая наглость еврейства ещё не достигла цели.

Русским людям небезынтересно, наверно, узнать, кто же именно в Гос. Думе держит руку жидам и решает, во вред народу России острый, наболевший еврейский вопрос, вопрос, как известно, не только наш русский, вопрос всемирный. Мы приведём имена тех, кто частью с краской стыда на лице и бегающими глазами, частью убеждённо, плечо о плечо с Нисселовичем, тянутся в левые двери.

Во-первых, все, без исключения, трудовики и социал-демократы. Между ними много фабричных и ремесленников. Они так возлюбили своих жидков-хозяев фабрик и мастерских, что, понятно, всей душой рады голосовать в их пользу. Поляки и мусульмане, увы, взяли также сторону иудеев. Ну, а это что?… Неужели православные священники? Батюшки, вы не туда, вы заблудились! хочется сказать им, не взглянув им в лицо, останавливаешься.

Они идут уверенно, с тем развязным смехом, который можно наблюдать у людей, ничем не удивляющихся.

Сендерко, Исполатов, Титов. Три духовных отца, но как-то неловко назвать их отцами…

Бежит Лерхе. Ему, видимо, не по себе. Глаза быстро-быстро мечатся по сторонам. С ним ещё октябристы: воронежец Ковалевский, черниговский дворянин (даже уездный предводитель дворянства) Глебов, самарец Жданов, зетляндский немец Бенеке, казанский уездный предводитель дворянства Баратынский, рязанский дворянин Еропкин, а за ними таврический евангелист Захаров 1-й, черниговский дворянин Клименко, херсонский немец Люц, товарищ председателя Государственной Думы, казанский профессор Капустин. Всех же таких друзей жидовского народа оказалось 88 человек. Нечего и добавлять, разумеется, что ка-дэки in corpore были здесь же.

Немало удивлялись многие, когда в числе жидолюбов увидели калужского крестьянина Кузовкова, марширующего в одни двери с Гулькиным. Витебский Амосенок не последовал за ними, а воздержался от голосования.

“Отметьте, — многозначительно шинели своим соплеменникам жидки, проходя мимо ложи журналистов, — что Родзянко пошёл против нас! И Звегинцев тоже!…”

Но жидкам-журналистам напоминать не нужно. Кому предназначен херем, тому он уж будет объявлен!…

47. Прожжённая совесть. Загадочная смерть мальчика Жени Чеберяка, который, повидимому, многое знал об убийстве его товарища Андрюши Ющинского, сразу заставила правую печать подозревать, что устранили нежелаемого свидетеля именно те жиды, которые направили сначала следствие на неправильный путь и успели ускользнуть от преследования.

Левая печать, руководимая, конечно, жидами, подняла тогда, в августе 1911 года, страшный шум, высмеивая самым нахальным образом русских людей, которым-де всюду мерещатся преступления, и которые простую дизентерию, от которой якобы умер Чеберяк, принимают за симптом отравления. Жиды доказывали, что самое точное врачебное наблюдение и посмертное исследование безусловно установили естественную смерть Жени Чеберяка.

Теперь выплывает на защиту жидов новое фантастическое хитросплетение Бразуль-Брушковского, и те же жиды с невероятным бесстыдством сами начинают распинаться именно за то, что Чеберяк был действительно отравлен.

Как передаёт “Киевская Мысль”, 5 августа Женя Чеберяк был доставлен в Александровскую больницу с сильными болями в желудке. Бактериологического исследования произведено не было, а по внешним признакам врачи причислили больного к дизентерийным. К общему удивлению врачей уже 8 августа совсем ещё больной мальчик был взят матерью домой, где на следующий же день и умер.

По словам Бразуль-Брушковского, судебный следователь Фенеко, узнав о болезни важного свидетеля, командировал для допроса на квартиру Чеберяк полицейского надзирателя и агента сыскной полиции. Но Чеберяк-мать ни на одну минуту не отходила от мальчика и запретила ему разговаривать. Когда же агент, улучив минуту, заговорил было с Женей, то мать набросилась на агента с ножом в руках. Впоследствии, — по фантазии Бразуль-Брушковского, — мать Чеберяка сама жаловалась ему на то, что её мальчика отравил один из членов разбойничьей шайки, которого и назвала…

Несостоятельность измышлений новоявленного заступника жидов достаточно уже выяснена, а неправдоподобность как мотивов, так и самой обстановки убийства Ющинского, по версии жида Брушковского, бросается в глаза. Характерно же в теперешних его добавлениях именно то, что факт отравления Жени Чеберяка, так упорно отрицавшийся жидами, теперь уже признаётся ими, только в освещении, выгодном для кагала.

Разумеется, вся газетно-жидовская свора во главе с “Речью”, подхватывает новую версию “добровольца-Пинкертона”, забывая, что с таким же усердием доказывала ранее естественность смерти рокового для жидов свидетеля. Такая гибкость прожжённой талмудической совести едва ли успеет, однако, втереть очки снявшей свою повязку Фемиде, видимо, уже разобравшейся в деле Бейлиса и его удравших единоверцев…

48. Синедрион. В Киеве, как известно, состоялся недавно съезд влиятельнейших представителей иудейства всею Юго-Западного края, и на этом съезде инициаторы его доказывали, что для Израиля продолжать поддержку оппозиции крайне опасно и, может быть, гибельно. Значит сынам иуды надо перестать раздражать русский народ. Устроители съезда настаивали на необходимости для русского иудейства принять такую линию поведения, основными моментами которой было бы доказательство верности, твёрдой лояльности евреев по отношению к Верховной монархической власти и примирение с умеренными элементами русского общества.

В силу этих соображений устроители съезда предлагали организовать иудейскую умеренную партию — “конституционно-монархическую”, которая должна совершенно отмежеваться от ка-дэкской партии и в своих desiderata ограничиться на первое время снятием черты оседлости. Предложение устроителей съезда было, тем не менее, отклонено и на предстоящих выборах большинство иудеев опять пойдёт рука-об-руку с ка-дэками. Но среди умеренного меньшинства абсентеизм ещё более усилится.

Представители того мирного меньшинства евреев говорят: “если мы могли провести в Государственную Думу евреев, которые в Таврическом дворце умело и корректно отстаивали интересы еврейства, тогда стоило бы поработать; а выбирать ка-дэков для нас нет ровно никакого смысла”.

Другие евреи идут ещё дальше и утверждают: “при старом режиме нам жилось лучше и правительство было мягче и снисходительнее по отношению к нам, и среди населения мы не встречали таком вражды, как теперь”.

Евреи, подобно финляндцам и полякам, за время существования 3-ей Думы поняли, что молодое русское народное представительство, за которым стоит вся национально-патриотическая Россия, гораздо твёрже в отстаивании русских интересов, чем прежняя бюрократия, безнациональная, вырождающаяся… (“Земщина”).

49. Внепартийная демократическая организация в Одессе. Ближайшей задачей возникшей здесь внепартийной демократической организации, о которой сообщалось уже в “Русском Слове”, является объединение всех демократических элементов для предстоящей кампании в 4-ю Государственную Думу.

Организация не выставляет собственной программы, но как минимум требований признаёт ответный адрес первой Государственной Думы.

Пока внешнепартийными демократами принято следующее решение. По одной из курий они будут проводить еврейского кандидата, но другой христианина. Намечают следующих лиц: по 2-й курии — проф. Вериго либо журналиста Сакера, по 1-й — прис. пов. Литницкого или инженера Брайкевича.

Проф. Вериго — беспартийный, близок н к.-д. Журналист Сакер еврейский общественный деятель, по политической физиономии близок к трудовой группе. Инж. Брайкевич был мирнообновленцем, но в настоящее время прогрессист, признающий как выборную платформу ответный адрес 1-й Думы.

Во главе организации стал перводумец проф. Н. К. Щепкин, который давно уже отмежевался от к.-д. К кандидатуре петербургского прис. пов. Слиозберга внепартийная организация отношения не имеет. Среди евреев выбор, вероятно, будет сделан между Слиосбергом и Сакером. (“Русское Слово”).

50. Кадеты и прогрессисты. Петербург. В воскресенье 13 мая в Петербурге открылся съезд делегатов партии народной свободы, посвящённый вопросам предстоящей избирательной кампании в четвёртую Государственную Думу. На съезде присутствовали: весь Петербургский и Московский центральные комитеты партии и вся фракция третьей Государственной Думы.

Целое заседание 13 мая было посвящено вопросам о блоках и соглашениях. На этот раз никто из ораторов не отстаивал точки зрения Московского отделения партии народной свободы, высказывавшегося на последней конференции за самое тесное сближение, чуть ли не за слияние с прогрессистами. Теперь восторжествовала точка зрения, которую поддерживали Милюков, Колюбакин и другие.

Съезд счёл, однако, возможным допустить повсеместно в России соглашение с прогрессистами для проведения совместно кандидатов в четвёртую Думу, причём рекомендует членам партии народной свободы брать на себя инициативу в организации предвыборных комитетов и сохранять главенствующее влияние партии народной свободы. (“Бирж. Вед”).

51. Старые жиды — младо-турки. Чтобы не колебаться относительно действительной цены бешенства израильтян перед тем, что они проклинают как “реакцию” и на живом примере убедиться ещё раз в прелестях кагальной “свободы”, не надо ходить за примерами ни во Францию, ни даже в злополучную Португалию…

Взгляните хотя бы на то, к чему привела революция в Константинополе.

Турцией управляют евреи. Официоз австрийского наследника престола “Vatcrland” печатает очень интересную статью анонимного автора-мусульманина, в которой доказывает, что теперь в Турции командуют исключительно сыны Иуды.

“Vaterland” свидетельствует, что турецкое еврейство нашло по многим веским основаниям неудобным исповедывать иудейское вероучение, занимая высокие посты или собираясь занять таковые. Поэтому в виду чисто тактических все карабкающееся и пробирающиеся к кормилу власти иудеи переходят в мусульманство. Данным маневром евреи обезоруживают своих политических противников и при всяком удобном случае спешат подчеркнуть, что они не евреи, не иудеи, а правоверные турки-мусульмане.

В Турции подобных жидо-турок называют “дэнмами”.

Понятно, что эти жидо-турки, или дэнмы, принимают мусульманство только для вида, а остаются вполне правоверными иудеями-талмудистами. Они сооружают для себя особые мечети, имеют нарочито-подделанное кагальное духовенство, свои собственные суды и т. д. Дэнмы не порывают сношений с раввинами, и по ритуалу дэнмов каждый умерший “мусульманин” — жидо-турок должен быть отпеваем не только жидо-турком муллой, но и всенепременно — иудейским раввином.

Не имея возможности якшаться с кагалом открыто, жидо-турки являются поголовно членами масонских лож. Таким образом, в тайных заседаниях масонства обсуждаются все волнующие и интересующие местный кагал вопросы. Жидо-турецкие масонские ложи и турецко-иудейский кагал работают над тем, чтобы восстановить в Палестине еврейское государство. В этом вопросе они действуют совершенно согласно с международными организациями сионистов.

Логовищем дэнмов является город Салоники. В этом городе нет ни одной чисто турецкой, а тем более правой, газеты. Путём непрерывного террора и убийств дэнмы заставили всех правых и турецких журналистов покинуть навсегда Салоники. Жидо-турки добились также изгнания из Салоник всех неугодных им высших сановников, пашей, чиновников и даже принца Сабахэдипа.

В настоящее время все высшие посты не только в самой Турции, а и за границей в руках дэнмов. Почти все генералы, министры, губернаторы, послы, высшие сановники являются жидо-турками. Подчас они сохраняют свои иудейские имена, как например Наум-паша, Давид-паша и т. д., а подчас, чтобы стать уже совершенно неузнаваемыми, они изменнически принимают чисто мусульманские имена. Власть дэнмов столь велика, что и сам верховный жрец магометан, шейх-уль-ислам, является в их руках простой игрушкой.

Понятно, что дэнмы пользуются огромным влиянием и при дворе султана.

Зато правоверные младо-турки наслаждаются “конституцией”. Из-за такого блага примиришься, как видно, хотя бы и с владычеством жида. Впрочем, и в Турции уже виден рассвет тем более близкий, чем непрогляднее тьма, ему предшествующая. Сыны “избранного” народа не замедлят и там вскоре получить должное воздаяние за свои добродетели, как и за упорную неспособность переносить счастье.

Не таковы истинные турки, чтобы давать жидам волю — без конца!…

52. Масонское братание. В Берлине несколько недель прогостил товарищ великого мастера объединённых масонских лож Англии лорд Эмтзгил. Целью его приезда, как передаёт “XX Vjek”, было устроить тесное общение между прусским и английским масонством.

С разрешения покровителя прусских лож принца Леопольда отправились теперь в Лондон депутаты прусских масонов наносить визит. Интересен состав депутатов: тайный советник Вегнер, городской голова Дортмунда Мецмахер, подполковник Рейценштейн, доктор прав граф Дона, штаб-доктор Клеффель, тайный советник Гуго, доктор Келлер, доктор Циммер и советник Мецдорф.

В Лондоне готовят в честь гостей ряд великолепных банкетов и празднеств. Будут чествовать их и в германском посольстве.

Очевидно, замышляется новый поход против германской монархии и национализма, к ужасу и невыгоде Англии за последнее время опять открывшихся.

53. Тесная связь масонства с жидами. Таинственная организация масонов, забравшая в свои руки чуть не всю Западную Европу и раскидывающая свои сети над Россией, усиленно выдаёт себя за чисто религиозную и христианскую ассоциацию. Многие исследователи разоблачили, однако, тесную связь масонства с жидами.

Известный политический деятель и публицист Эдуард Дрюмон указывает в “Libre Parole”, что:

Масонство явное и скрытое поднимает свою голову и у нас. Нельзя поэтому упускать каждого случая обратить внимание на грядущую опасность порабощения России жидовством. (“Земщина”, 8. VI. 1912. № 1008).

54. Французские порядки. Французский военный министр Мильеран, уступая народному требованию и сознавая необходимость повысить престиж армии, восстановил своим приказом здравый, прекрасный Наполеоновский обычай устраивать по субботам военные прогулки частей с музыкой. По всем городам Франции эта мера вызвала восторг и народ с каждым днём все теснее сближается с армией и проникается воинственным духом.

Но нашёлся один округ во Франции, где это распоряжение не приводится в исполнение. Командир 2-го корпуса в г. Амьене, известный генерал Пикар, ярый защитник и покровитель жида-изменника Дрейфуса, упорно противился введению в его гарнизонах таких прогулок. Ставленнику жидов и масонов, которым он обязан своими эполетами, представляется невозможным терпеть, чтобы мимо его штаб-квартиры проходили с радостными криками и воинскими песнями толпы народа, братающегося с солдатами.

Огорчённые амьенцы обращаются с заявлением к военному министру и просят убрать от них генерала-антимилитариста. Но всемогущие ложи, конечно, отстоят своего любимчика.

55. Безнаказанность масонов. В Италии, как и во всей Европе, вызвал чрезвычайное недоумение и возмущение приговор высшего военно-морского суда, оправдавший командира и офицеров броненосца “Сан-Джорджио”, посаженного ими на камни среди белого дня в Неаполитанском заливе.

Как предварительным следствием, так и на суде было установлено, что вопреки законам, командир допустил на судно, делавшее свой первый выход в море, очень красивую молодую даму и с ней в обществе старших офицеров бражничал. Для её удовольствия броненосец и был направлен ближе к берегу, чтобы она могла полюбоваться панорамой Неаполя…

Это удовольствие обошлось итальянской казне в несколько миллионов лир, истраченных на ремонт броненосца.

Несмотря на страшное возбуждение, вызванное в народе таким легкомыслием чинов флота, несмотря на ряд запросов, внесённых в парламент, осведомлённые газеты с самого начала процесса предсказывали, что закончится он оправданием виновных.

Газета “Libre Parole” объясняет, что такое пророчество можно было делать наверняка: капитан Гаспар Альбеша — один из высших руководителей итальянских масонских лож и, как таковой, являлся начальником почти всего состава неаполитанского суда.

56. Дело об убийстве П. А. Столыпина. По словам “Речи”, следствие по делу об убийстве П. А. Столыпина окончательно ликвидировано. Жандармские следственные власти пришли к заключению, что акт совершён единолично Бобровым. Всё производство по делу передаётся в архив. (“Раннее утро” № 131).

57. Экспертиза князя Крапоткина (анархиста) о парламентаризме.

Приблизительно тоже говорит, в сущности, и Бокль (“История цивилизации в Англии”), утверждая, что с теми же результатами английский парламент мог бы не существовать вовсе, так как на протяжении веков он лишь переделывал сегодня то, что созидал вчера…

Но если таков образец всевозможных “конституций”, если проявления его оказывались столь печальными в Англии и в старину, даже без “благосклонного участия сынов иуды”, и если через масонство, а особенно через прессу шантаж или подкуп “избранный народ” подтасовывает сейчас любое “представительство” и всякое “голосование”, то как, спрашивается, стали бы мы отвергать указания Монтефиоре и д'Израэли, не говоря о князе Крапоткине или Бокле?… Разве политика во все времена не старалась сохранить злоупотребления, на которые жаловалось правосудие?!…

“La politique est l'art de deguiser son interet particulier en interet general”, — метко определил Тиодьер.

“Уже в древности, — замечает в свою очередь Моммсен, — еврейство являлось ферментом разложения других государств”. Что же сказать о беспримерном раньше, но, увы, столь страшно ядовитом и неодолимом агенте гниения социальных организмов, каким представляется в наши беспросветные дни периодическая печать?!…

Чутье человеческих слабостей и неподражаемость навыка эксплуатировать соблазны сами по себе достаточны для завоевания евреями гегемонии. Но это далеко не всё. Содрогаясь перед орденом Ллойолы, говаривали: “La юсШй des jusuit.es est une epue dont la poignue est a Rome et la pointe partout!” У сынов же Иуды самый центр управления их темной властью остается для нас неведомым…

58. Развенчанный парламентаризм. Несколько десятилетий назад, а в некоторых странах и совсем недавно, парламентаризм считался какой-то панацеей от всех общественных бед. За последнее же время, как говорит газета “Kreuz-Zeitung”:

“Произошёл коренной переворот в этом отношении. Большая публика совершенно утратила интерес к парламентским делам. Лишь во время выборов замечается ещё некоторое оживление, но как только парламент составится — народ совершенно не следит за его деятельностью и безучастен к ней.

Явление это замечается, увы, не в одной Германии, где уже никто не читает газетных столбцов, отведённых изложению парламентских прении. В Австрии ни один уважающий себя человек не поставит своей кандидатуры в рейхсрат. В Венгрии только маньяки политиканства идут в палату депутатов. Во Франции очень много убеждённых республиканцев перешли в лагерь монархистов именно потому, что надеются установлением монархии ослабит зло парламентаризма.

В России всё глубже растёт убеждение, что “игр в Думу" не должна более продолжаться, так как она бесцельна и не интересна.

Даже в Англии, классической стране парламентаризма, раздаются голоса, что законы, издаваемые господствующей партией, соответствуют только интересам её избирателей, а не нуждам страны. В Америке также убедились, что парламент, главным образом, преследует свои личные выгоды и одним из главных шансов Рузвельта в избирательной кампании на пост президента является провозглашение им принципа: “управление народом при посредстве народа”. Всякий закон, всякое назначение ответственного должностного лица должны, по его мнению, получать одобрение всенародными голосованием, а не парламентскими депутатами”.

Причины столь всеобщего разочарования в парламентаризме “Kreuz-Zei-tung" видит в том, что

«Вместо благороднейших, лучших людей страны, в парламент попадает самого среднего уровня интеллигентности толпа. Этих народных представителей, неспособных подняться над горизонтом местных интересов, влечёт к парламентской деятельности, главным образом, возможность повеселиться в столице и вдали от семьи.

Работают в каждой партии не более четырёх-пяти человек, которые и распределяют между собой все насущные, неизменно возвращающиеся проблемы и вопросы. Остальные же депутаты нисколько не интересуются делами государства, а занимаются исключительно собственными делишками.

Даже дебаты в парламенте показывают необыкновенное понижение уровня культуры депутатов. В любой газетной статье каждый вопрос разработан лучше и полнее, чем в речах депутатов.

Самые грубые казарменные шутки и остроты раздаются с кафедры рейхстага и вызывают вместо свиста смех непритязательных товарищей оратора. Понятно, что в такое общество не желают идти люди, которые действительно могли бы принести пользу отечеству».

Необходимо, — говорит газета, — внести такие изменения в выборный закон, такой поправки к принципу решения государственных дел большинством, которые дали бы возможность относиться хотя бы с некоторым доверием к занятиям народных представителей. Иначе лучше прямо вернуться к самодержавию, даже — к абсолютизму”.

59. Всё через народ, — ничего для народа! Стало быть, парламентаризм в апофеозе отнюдь не то, за что он себя выдаёт. Живя интригами и воспитывая шаббесгоев для расхищения народного достояния, а также для размножения бюрократии, он явно способствует её деспотизму, как вероломному обеспечению тирании кагала страхом, но буквально ничего, кроме погибели, не обещает ни самим арийским племенам, ни, тем паче, национальным представителям их государственной власти.

Где находится тайное международное правительство, во “Всемирном ли Еврейском Союзе”, верховный совет которого заседает и Париже, в иудео-масонской ли “ложе-праматери, пребывающей в Лондоне, в чисто ли иудейском “Б'най Брифе” С.-А.С.Ш. или же, наконец, оно, как всего вероятнее, организовано сугубо-сокровенно, самостоятельно и особо, — для нас безразлично.

Достаточно, что такое правительство состоит налицо и осмеливается посягать на государственное бытие России.

Меры государственного оздоровления

1. Масонство в Аргентине. Масонские организации раскидывают свои сети и в южно-американских республиках.

За последние 10 лет в Аргентинской республике обосновалось 18 лож с 4.500 членами. Необыкновенно быстрый рост богатства этой республики привлёк внимание международного масонства. Недавно, главные вожди масонов обратились к правительству с просьбой легализовать ложи и разрешить открытую вербовку членов. Однако, высмеять правительство на этот раз не удалось.

Совет министров нашёл, что общество масонов преследует не благо всего человечества, а свои личные цели, направленные ко вреду остальных граждан. Уставы масонства связывают свободную волю своих членов и направляют её на борьбу с христианским духовенством, а в особенности, на изгнание религии из народных школ.

Между тем Аргентинская республика по своей конституции есть государство христианское, стало быть, отнюдь не может разрешить у себя деятельности врагов христианства — масонов. Масонство есть государство в государстве и представляет собой страшную, разъедающую язву. Не только легализировать существование этой секты недопустимо, а наоборот, все силы должно употребить правительству на борьбу с тайным существованием масонства.

Приветствуя столь твёрдое решение аргентинского правительства, “XX Vjek” находит, что многие монархические государства могли бы позавидовать разумности американской республики. Хотя официально масонство воспрещается и в Австрии, но запрет этот так же соблюдается, как и запрет проституции. На деле же, масонство набрало такую силу, что малейшее выступление против него в газетах влечёт немедленную конфискацию. Так это и было пятью подряд номерами “XX Vjek:а”. (“Земщина”, 30 мая 1912 г., № 999).

2. Бельгия. Урок социал-масонам. Результат выборов в Бельгийский парламент произвёл на социалистов и либерал-масонов всего мира потрясающее впечатление. Сплотившись в один блок, социалисты и либералы после четырёх лет усиленной подготовки вступили в решительный бой с консервативно-католическим правительством, заранее празднуя победу. И вдруг, такое неслыханное поражение!…

Правительство, 28 лет управляющее страной, выиграло на новых выборах десять голосов в палате и шесть голосов в сенате. Ещё на четыре года ему обеспечено большинство против иудео-масонского заговора. Между тем, на ближайшей очереди стоит рассмотрение школьного проекта и, если пройдет предложение правительства усилить государственной поддержкой христианское воспитание школьников, то из рук социал-масонской шайки будет надолго вырвано самое опасное их оружие — влияние на молодёжь.

Есть отчего в отчаяние придти!

Особенное значение получает исход народного голосования, если принять во внимание систему парламентских выборов, которая с 1893 года действует в Бельгии и введена по настоянию именно либеральной партии. Правом голоса пользуются решительно все граждане, достигшие 25-летнего возраста. Затем те их них, которые владеют недвижимостью или капиталом с доходом не менее 40 рублей, а также лица старше 35 лет, имеющие детей и уплачивающие не менее 5 франков прямых налогов, пользуются двумя голосами; те же, кто имеет диплом высшего или среднего образования либо другие доказательства такового, получают три избирательных голоса.

По статистическим данным из общего числа 1.693.000 избирателей 60% пользуются одним голосом, 23% — двумя и 17% тремя голосами. То что против шестидесяти голосов людей непривилегированных может оказаться 97 голосов людей высших классов. На эту неравномерноть и рассчитывали либералы, полагая, что, если простой народ и поддаётся влиянию духовенства, то высшая буржуазия и интеллигенция поддержат кандидатов социалистического блока.

Тем не менее и на этот раз надежды обманули лидеров либерального стана. 101 консерватор в палате из 186 и 54 консерватора в сенате из 93 представляют ответ страны на всю антикатолическую пропаганду и масонско-социалистическую агитацию.

Большое значение в провале социалистического блока имели недавние выступления анархистов-террористов во Франции. Умело использовав подвиги грабителей Бонно и Гарнье, вышедших из светских масонских школ, бельгийское духовенство своевременно указало народу на опасность, грозящую детям от упразднения религии в школах и, несомненно, нанесло социалистам самый сильный удар.

Не без влияния на исход выборов осталось и то беззастенчивое соглашение, в какое вступали кандидаты либералов и социалистов, обмениваясь своими избирателями, как бессловесным стадом. Самолюбие избирателей было этим оскорблено, и в отместку они голосовали за консерваторов, которые щадят в голосующих их человеческое достоинство и не закабаляют тисками.

Нечего говорить, что “свободолюбивые” органы жидо-масонской печати всего света изливают потоки желчи и грязи на бельгийское правительство, а особенно на премьер-министра Броккевиля, твёрдому и разумному руководству которого многим обязан исход кампании. Газеты “Petit Bleu”, вдохновляемая масоном Маркэ, содержателем игорного дома в Остенде, и “Derniere Heure”, издаваемая жидом-банкиром Маем, задают тон в хоре нападок на “реакционно-клерикальное” правительство, возбуждая членов социал-масонского блока к открытому восстанию и междоусобной войне.

Предводитель социалистов и в то же время масон высшего посвящения, Вандервельде для вида старается сдерживать страсти, но под рукой выпускает приказ добиваться пересмотра конституции и изменения выборного закона в смысле предоставления каждому избирателю только одного голоса.

Однако, можно с уверенностью сказать, что никакими мерами не заставить бельгийца голосовать за либералов, раз при этом грозит опасность религии. Выборы ясно показали, насколько преданность христианству сильна как во Фламандских, так и в Валлонских округах Бельгии. Тридцать лет масонской и социалистической пропаганды, даже среди фабрично-заводского населения, разбиваются в прах об организованное и подготовленное к борьбе духовенство. В этой организации урок не только социалистам и масонам, но и всем националистам, желающим победы над угрожающей от жидовства опасностью. (В. Океании.)

Примечание редакции. Победа в белъгии монархистов потому-то и нагоняет трепет на русских иудеев, что они понимают, к чему может привести участие и нашем духовенства в выборах. Но чем более они скрежещут зубами, тем очевиднее, что духовенству следует приложить все усилия, чтобы в Думу провести русских, верующих людей, а не жидовских наёмников под кличками гучковцев, ка-дэков, эс-дэков, “прогрессистов” и т. п. Всё это ягоды одного поля, удабриваемого жидовским золотом. (“Земщина”, 29 мая 1912 года, № 998).

3. Евреи в Финляндии. Количетво евреев в Финляндии с каждым годом увеличивается, что начинает серьёзно заботить финляндское общество.

“Окраины России” приводят следующий отзыв финляндцев но поводу этого злободневного вопроса.

4. Разумный проект. В Баварский парламент внесено консервативным депутатом Бэкком предложение просить правительство принять меры против переполнения мюнхенских высших технических училищ иностранными студентами, особенно жидами из России. Несмотря на то, что в последнее время плата за право учения повышена именно для иностранцев, жиды из Росии всё таки лезут в таком числе, что совершенно не дают заниматься германским студентам, для которых, собственно говоря, и учреждались эти училища.

Комментируя это заявление, газета “Kreuz Zeitung” говорит:

Увы, эти бациллы моисеева закона такого рода, что от них ни крестом, ни пестом не отделаться, а при покровительстве набравших и в Германии силу масонов, разумеется, благое пожелание баварских консерваторов гак и останется гласом, вопиющим в пустыне. (“Земщина”).

5. Германия. В то время как зачарованные и подкупленные жидовскими раввинами и масонскими главарями десятка три германских шабесгоев выступили по поводу дела Ющинского со своей смехотворной защитой жидовства, коренное германское население совершенно иначе проявляет своё отношение к этой международной язве. Вот что сообщает “Kreuz Zeitung”:

По сообщению газет, членами союза записалось уже свыше 3.000 человек. Главными руководителями являются:

Профессор Берлинского университета Гентиг, профессор барон Ф. Лихтенберг, д-р Гергард Кропачек, писатель Бюргер-Пиллинген, д-р медицины Галлиес, отставной полковник Дисц Ф. Байер, писатель И. Никкель, граф Эрнсте-цу-Ревентлов, капитан Шейберт, санитарный советник д-р Штилле, председатель союза Объединённой Германии фон-Штранц, председатель германского союза гимнастов Гульбир, председатель германского народного студенческого союза, студент философии Грауенберг, председатель союза бывших членов вышеназванного союза Кубе и много других писателей, учёных и художников.

Особенно знаменательно, что против жидовства выступила и одна из значительнейших студенческих корпораций.

Если уже германцы, среди 50 миллионов которых успел натворить бед один миллион жидов, заволновались не на шутку, то можно себе представить, как бы они приняли те семь миллионов жидов, которые ежечасно штурмуют нашу Родину. (“Земщина”).

6. Австрия. При всём том значении, какое успели захватить равноправные австрийские жиды в монархии Габсбургов, им до сих пор не удавалось осилить тесно сплотившихся венских городских выборщиков и пробраться вновь к столичному самоуправлению.

Теперь, в виду предстоящих через месяц выборов, вся жидовская и масонская печать усердно рекламирует своих кандидатов-жидов, идет самая горячая агитация в их же пользу, чернятся изо всех сил христианские деятели. Но и последние, как сообщает венская “Post”, не остаются в долгу. Они выпустили весьма энергичную прокламацию против жидов, характерную по резкости выражении.

“Долой жидо-либералов, долой жидо-социалистов! Дерзко поднимает сою голову гидра масонства, либерализма и социализма, вдохновляемая жидовством, задумавшим нанести смертельный удар христианскому народу в Вене! В одном из предвыборных жидовских собраний слышались уже возгласы: “долой христиан!”

Неужели германский христианский народ допустит, чтобы обнаглевшие жиды наносили ему такие оскорбления в его же родном городе? Этот дерзкий вызов да послужит сигналом к решительной, беспощадной борьбе с жидовством!

Долой жидовское засилье! Долой жидовскую печать! Долой жидовский капитал!

Вызов христианам бросают представители той именно расы, о которой великая императрица Мария Терезия говорила, чтоне знает более опасной для страны чумы, как эта нация ростовщиков и мошенников. В свою очередь Лютер выразился о них:“Der Jude ist nicht ernDeutscher, sondem егп Tauscher nicht ein Welscher, sondem ein Falscher, nicht em Burger, sondem ein *Wurger”.

Он же говорил:“жиды — кровожаднейший и мстительный народ из живших на земле".

Кант называет их нацией прирожденных воров. Сам жид и социалист Лассаль писал, что “рабочее движение должно идти вне зависимости от капиталистов и жидов, так как, если эти господа вмешаются в дело, то будут преследовать исключительно свои личные интересы”.

Другой известный жид, Блумберг-Монтефиоре, сознавался, что пресса захвачена жидами для того, чтобы обманывать народы и натравливать их друг на друга.

Массы гипнотизируются жидовской софисткой и разнузданностью языка поносящего всё, что дорого христианину”.

Заканчивается прокламация страстным призывом:

“Ни одного голоса жидо-либералам! Ни одного голоса жидо-социалистам! Братья, разорвите оковы постыдного, экономического и духовного, жидовского рабства! Сохраните свободную, германскую, христианскую Вену!”

Такая необычная даже в борьбе христианских партий между собой страстность и резкость ясно показывает, что жиды допекли и немцев. Как и везде, пресловутое равноправие своё они понимают исключительно, как влезание на шею приютившему их народу-хозяину.

Поэтому и борьба с ними допустима всеми средствами, как с вредными паразитами, а не как с достойными противниками. (“Земщина”)

7. Франция. Тюрьма на пользу. В социалистических и анархических кругах Франции вызвала крайнее смущение только что появившаяся клип известного антимилитариста и редактора анархической газеты “La Guerre So ciale” Эрве, сидящего теперь за свои статьи в тюрьме.

Новая книга, озаглавленная “Mes Crimes” (“Mon преступления”) начинается покаянием Эрве в своей прежней антипатриотической деятельности. Он совершенно разубедился в истине социализма и даже радикализма. Тактику социалистов, объединившихся в рабочий союз и держащих под постоянным страхом общество и государство, он считает явно и совершенно ошибочной и гибельной для самих же рабочих.

По его мнению, положение во Франции напоминает теперь 1851 год перед Наполеоновским переворотом. Общество утомлено диктатурой и террором рабочих и мечтает о крепкой сабле. На родные массы не верят уже республике и не надеются на ее защиту. Опять возвратится цезаризм, и в этом единственный выход.

Такие изменения в мыслях опаснейшего демагога произвело годичное размышление в тюремном уединении. Что же заговорит этот бывший анархист, когда отсидит полностью свои четыре года?…

8. Рабочие прозревают относительно сынов Иуды. Теперь уже и еврейская печать перестаёт скрывать от себя тяжкую опасность, грозящую Израилю.

“Красная юдофобия” во Франции расцветает столь пышным букетом, что только слепые могут не придавать ей глубочайшего общественного и политического значения.

Так ещё недавно говорили об антисемитизме французских прогрессистов. Но вот прошло несколько недель и оказывается, что “болезнь” углубляется, расширяется и проникает не только в социалистические, а и в анархические кружки. Показывая, что всему, даже еврейскому издевательству, должен быть конец, этот социалистический антисемитизм (кто-бы поверил такому неожиданному “смешению понятий” несколько лет тому назад?) носит признаки самого резкого, безпощадного, исполненного ненавистью и презрением, фактически обоснованного убеждения.

Во всех статьях социалистической печати Франции против евреев заметно не только чувство органического отвращения к “жидам”, но сознательная, обдуманная и тем более внушительная оценка их личных и общественных свойств.

Так, например, революционно-синдикалистский орган “Terre Libre” устами Эмиля Жанвиона, бывшего секретаря главной конференции труда, говорит о евреях не иначе, как с пеной у рта. Он даже не удостаивает их названия евреев, а именует самой оскорбительной кличкой “ioutre”, т. е.. приблизительно — грязный, гнусный жид.

Ругая еврейских богачей и буржуев, он не делает исключения ни для рабочих, ни для социалистов, ни для революционеров-иудеев. “Смерть жидам — этим беспощадным врагам всего честного, живого, полезного и добродетельного!” — восклицает он. Не отстаёт и марксист Миренс, член социалистической, парламентской партии.

Ещё более категоричен социалит-революционер и анти-милитарист Мерик, пользующийся репутацией одного из даровитейших публицистов Франции. Он выступает против евреев в таких радикальных органах, как “La Guerre Sociale” и “Les Hommes je Jour”. Не смущаясь своей принадлежностью к самым крайним политическим партиям, он обрушивается на “жидовскую саранчу”, которая под видом драматургов, актёров, журналистов, романистов осела на французские нивы, безжалостно опустошая их.

“И что же? — восклицает он в негодовании, — мы, свободомыслящие и революционеры, мы разрушили Рим, т. е. католицизм, для того, чтобы падать ниц перед Иерусалимом? Мы не смеем рискнуть малейшим намеком без того, чтобы нам не закрыли рот идиотской кличкой “антисемит”. Что же, если это так, то пусть. Меня это не стесняет…

Эта “угнетенная" расса старается теперь захватить реванш у вырождающихся народов”… Красной нитью через все эти заявления социалистов-антисемитов проходит негодование против еврейской эксплуатации не только в частной, а и в государственной жизни Франции.

“Еврейская биржа” — вот кто является деспотическим властелином судеб Франции, по откровенному признанию социалистов, начинающих проникать в тайны “свободного” режима республики.

Люди, доселе отрицавшие патриотизм и национализм, как пережитки давно прошедших времён, вдруг загораются огнём ненависти против “чужеземцев-паразитов, оскверняющих прекрасное тело Франции, высасывающих её лучшие соки и растлевающих своим тлетворным дыханием её духовные ценности”… Можно подумать, что все эти мысли и выражения заимствованы из нашей правой печати или высказываются французскими монархистами, а не теми людьми, которые до сих пор были связаны неразрывными узами с еврейством и считали прогресс немыслимым без самой широкой терпимости к иудеям…

Что же произошло, чтобы в социалистических кругах учинилась столь яркая метаморфоза? Чем объяснить ересь, которая, что особенно знаменательно, не вызывает даже раскола в партии? Очевидно, у неё так много сторонников, что откалываться некому, и переоценка ценностей в самых основаниях социалистического катехизиса не возбуждает ни в ком негодования…

Тем характернее поведение наших жидолюбов. Не говоря о том, что они делают секрет из социалистического юдофобства во Франции, они с особенной тщательностью следят за тем, чтобы у нас в России не появилось самостоятельности в оценке еврейского вопроса. Никому из прогрессивномыслящих не дают слова вымолвить против иудеев, — сейчас же начинается травля.

Пока что эта система запугивания действует и освободительство шествует в поводу у Израиля. Но времена переменчивы. И у нас уже нарождаются социалисты-революционеры народники, поднимающие голос против сынов Иуды. Думается, что чем беззастенчивее и наглее будут действовать наши Гессены и Винаверы, тем скорее оформится и созреет общественный антисемитизм в России!… (“Земщина”).

Евреи и С. Ю. Витте

I. Раньше, чем перейти к уничтожению Северной Америкой, по требованию евреев, торгового договора с нами и в виду того, что этот факт является в сущности лишь продолжением бунта 1905 года, так как равным образом клонится к достижению еврейского равноправия, необходимо остановиться, хотя бы в сжатых словах, на том влиянии, которое оказал С. Ю. Витте на укрепление и развитие дерзновения сынов Иуды в России.

II. Дело в том, что со дня убийства Плеве кагальная пресса не переставала мечтать о Витте как премьере. Когда же он прошёл и этот путь, следует сознаться, до жалости неудачно, и двойственной игрой приобрёл всем известную репутацию, а затем облагодетельствовал нас Портсмутским договором, он, как говорили, временно ушёл на отдых.

Возвеличенный же и превознесённый еврейством с немалой казенной субсидией, он отбыл на тёплые воды, но не успел ещё пройти заслуженного курса в Аахене, как иудейские газеты подхватили пущенный “Биржевыми Ведомостями” слух, что “граф” снова призывается к управлению Россией.

Соскучились евреи по нему!…

Ещё бы!… Деятельность Витте как властного министра финансов золотыми буквами должна быть записана в анналах Израиля. Никто, повидимому, не обращал до сих пор внимания на следующее.

У нас действует закон о черте оседлости, и хотя сквозь её плотину иудаизм просачивается внутрь России, однако, проделывает это с оглядкой. Между тем, когда наступил 1905 год, то, к общему изумлению, еврейство оказалось не только расселённым по всему, пространству Русской земли, но и везде провозгласило свое господство.

Мало того, что кагал окрасил в иудейские цвета сам ход революции, он успел выдвинуть повсеместно будущих начальников отдельных частей управления, начиная с казначеев, полицмейстеров, губернаторов, генерал-губернаторов и вплоть чуть ли не до самих министров. А что касается трагикомедии выборов в государственную думу “народного гнева”, то кто же усомнится в их оркестровке, проведении и завершении под командой и для сатанинской потехи “избранного народа”?…

III. Кагал злорадствовал и торжествовал, когда мы невыносимо страдали в Маньчжурии. Под коварной ложью освободительного движения он пропагандировал социализм и устраивал союзы, стачки, съезды, митинги и забастовки, даже в арсеналах, на оружейных и артиллерийских заводах, на железных дорогах, почте и телеграфе, в самые опасные моменты борьбы, когда уже стояли на карте честь и слава России.

Плутуя в интендантстве и на бирже, кагал, предумышленно и невероятно обогащался сам и в то же время лишал нас возможности продолжать войну за недостатком средств, а через дикий разврат учащейся молодёжи и корабельных команд или путём таких событий, как 9 января 1905 года в С. — Петербурге, рассчитанных на деморализацию маньчжурской армии, куда всё это, — еврейской же прессой и передавалось в извращённом и гнуснейшем виде, искал беспросветного для нас позора.

Проповедуя свирепую ненависть и превознося революционный террор, вероломная, иудеями же натравливаемая печать перешла последние границы государственной измены среди самых страшных испытаний, ниспосланных нашей родине, да еще имела бесстыдство обвинять правительство в нарушении и в поругании свободы. После же 17 октября 1905 года сыны Иуды перешли, кажется, всю меру злодеяний, когда-либо ими совершённых, и сверх того, по завету талмуда, требовали содействия у того самого правительства, ниспровергнуть которое стремились.

В случае же невозможности для самих представителей власти устранить последствия иудейского безумия, они неистовствовали в домогательствах уголовного суда для её защитников… Наполнив тюрьмы людьми, доведёнными до отчаяния издевательствами кагала, перепуганные им чиновники успели, однако, и сами набраться такого холода, что затем в “кадетском” триумфе на законодательных, с позволения сказать, выборах, что называется, и пикнуть не смели.

Параллельно с этим, 2—9 апреля 1905 года на тайном съезде в Париже социал-революционной и социалистической польской партий, армянской революционной федерации, финской партии активного сопротивления, грузинской федералистко-революционно-социалистической партии, латышского социал-демократического союза и белорусской социалистической громады было решено:

В изданных съездом прокламациях, за подписями главенствующих бунтарей, была провозглашена

Надо ли пояснять; что съезд происходил по наущению всемирного кагала? Стоит ли вновь напоминать, что рядом с Азефом, участвовал главарь кадетов Милюков? Следует ли, наконец, указывать, что, под видом использования примера Англии, организация выборов в русскую государственную думу была редактирована окружавшими Витте евреями с расчетом на угнетение русского народа и на разложение, если не на погибель, его государственного бытия, другими словами, так, как это ни в Англии, ни где бы то ни было не допускалось никогда, да и произойти, очевидно, не может.

IV. Чем же это, по крайней мере, в значительной степени, мотивируется?

Иудейскими связями и симпатиями Витте.

Окончив в 1871 году курс в Новороссийском университете по математическому факультету и ничем решительно не выдаваясь, он в последствии проявил, тем не менее, как уверяла еврейская пресса, чрезвычайные дарования именно в области наук государственных.

Откуда сие?… Непонятно, если устранить наставления корифеем “угнетенного племени” наряду с иудейской же рекламой.

Если в молодости Витте был обласкан еврейской семьёй Рафаловичей в Одессе и определён на службу в управление юго-западных железных дорог, где, между прочим, сподобился титула “герцога Тилигульского” за катастрофу с воинским поездом, происшедшую от разрыва насыпи через речку Тилигул. Сколько помнится, Витте был тогда начальником движения, а в Каменец Подольском окружном суде даже производилось дело…

Преуспевая, вопреки этому, под покровительством иудейского банкира Блиоха, на железнодорожной службе, Витте по рекомендации Вышнеградского перешёл в С. Петербург директором тарифного департамента, а затем с головокружительной быстротой сделался министром путей сообщения, женился на еврейке и вскоре стал министром финансов.

Нефть на Кавказе, железо и уголь на юге России, золото в Сибири, монополия государственных займов, кассы государственного банка, учёт и репорт, драгоценные заказы казны, миллионные вспомоществования, необузданное грюндерство, — все, одно за другим, переходило в распоряжение “избранною народа”.

Отказывая в средствах даже на низшие школы для русских детей, Витте способствовал увеличению, а то и отмене нормы для евреев в русских же учебных заведениях, с другой же стороны, разрешал и поддерживал коммерческие либо иные училища для сынов Иуды, наделяя их правами, выдавая субсидии и открывая тем кагалу двери настежь по всей России.

Вообще заботливость С. Ю. Витте о благоденствии евреев “заставляет вспоминать о временах Мардохея…” Если заслуги г. Витте в этом направлении ожидают ещё своего бытописца, то русский народ уже постановил свой приговор. А если настоящее обозрение, поневоле краткое, далеко не исчерпывает картины событий, то заслуженная Витте “популярность” в Русской земле достаточно сама за себя говорит.

Всемерно расширяя средства и силы еврейства, г. Витте действовал не только в положительном, а и в отрицательном направлении, через обездоливание русских людей. Не касаясь введения золотой валюты, против чего был и государственный совет, равно как не затрагивая переобременения России налогами, а затем и многого другого в его финансовых операциях, господство Витте кроме нищеты народного образования, должно быть отмечено распродажами, а то и просто раздачами массы государственных имуществ иностранцам и наоборот, совершенным пренебрежением к нуждам сельского хозяйства в России, т. е. к главной отрасли народного труда и единственной сфере, где, испытывая универсальный гнёт евреев, русский человек не встречал, по крайней мере, конкуренции иудейской, ибо по талмуду земледелие как презреннейшее из занятий, недостойно величия Израиля…

V. Обращаясь при этих условиях к Портсмутскому договору, мы прежде всего не можем не отметить тех лютых восторгов иудейской прессы, какими сопровождались и прибытие С. Ю. Витте в Америку, и его свидание с главарями “Б'най Брифа” Штраусом, Шифом и Зелигманом и, наконец, “триумфальный” исход его миссии.

Да и как было израильтянам либо их соплеменнику Рузвельту не торжествовать, когда, утратив половину Сахалина, т. е. подвергнувшись даже унижению раздела своей территории, мы сверх того явились предметом забавы для сынов Иуды, когда, будто бы отвергнув уплату контрибуций, приняли, однако, ужасную “XI статью”.

Этот подвиг г. Витте достоин нарочитой похвалы. Так как благодеяние и восторги “освободительного движения” ведут своё начало главным образом от японских “войны и мира”, то не мешает, в заключение, ещё раз порадоваться “патриотическим” деяниям нашего иудаизированного премьера и вероломного “освободителя…”

По поводу XI статьи Портсмутского договора.

Нам прислан с Дальнею Востока листок, распространяемый там в виде прокламаций и заслуживающий особого внимания. Он озаглавлен: “Как граф Витте барона Комуру перехитрил?” и весьма ярко освещает последствия “гениального творения” в Портсмуте “русского Кавура”.

Если даже предположить, что экономическая часть этого листка, где говорится, между прочим, будто Япония получила “сумму, по сравнению с которой контрибуция, уплаченная Францией Пруссии, будет ничтожной”… [159], отчасти преувеличение, отчасти же отвод глаз “почтеннейшей публике”, то всё-таки остаётся часть стратегическая, которая может заставить призадуматься всякого человека, не считающего патриотизм “чем-то отвратительным”.

Если, не имея ещё никаких законных прав на азиатском материке, японцы успели его исследовать для целей войны, то что же сделают они в этом самом направлении, располагая официальным pied a terre'ом по всему нашему побережью от Владивостока [160] до Берингова пролива!

Если морем удавалось провозить оружие в Финляндию под носом у балтийского флота, то какие же запасы можно выгрузить на тихоокеанском побережье, для надлежащей охраны которого не хватит никакого флота?

Если в войне, имеющей разразиться на Дальнем Востоке, окажется, что японские войска даже не нуждаются в подвозе припасов со своих островов, пусть никто этому не удивляется, так как это положение создано нами же или, вернее, нашим попустительством.

Много ещё неожиданных для нас последствий может иметь это пресловутое “Портсмутское действо”, столь позорно закончившее отчаянную Дальне-Восточную авантюру!…

Присланный нами листок представляет речь графа Катцуры, сказанную вожакам японских партий. Он помечен 6—19 октября 1905 года и гласит так:

Как граф Витте барона Комуру перехитрил?

Если это и апокриф, т. е. если Катцура такой речи и не держал, надо всё таки признаться, что основная мысль японских политиков выражена здесь близко к подлиннику.

Для нас не представляет больших сомнений, что эти предсказания сбудутся. Революция и политиканство в Думе так отвлекут наше внимание от Дальнего Востока, что японцы действительно заберут Восточную Сибирь голыми руками… (“Русское Дело”, статья С. Ф. Шарапова).

Занося изложенное в счёт подвигов С. Ю. Витте пред русским народом”, мы не имеем права удивляться. Так должно было произойти, ибо никакой “враг отечества” не мог действовать иначе, являясь новичком в дипломатии и будучи лишён дружественных нам советов “всемирного кагала”…

VI. Давно сказано, что сыны Иуды, как шарики ртути, разлитой по столу, бегают и суетятся, как будто чуждые друг другу, но при малейшем толчке извне, они мгновенно сливаются в одну лужу этого ядовитого металла. Так было и в 1905 году, когда толчок был дан Японией. Отсюда, и принимая во внимание, что, как полагал ещё Бисмарк, нельзя было бы понять, для чего созданы Иеговой евреи, если не для того, чтобы они служили шпионами, а с другой стороны, имея в виду, что в Англии, японской союзнице, евреи уже открыто правили через лорда Вениамина д'Израэли, стало быть, нет здесь для них секретов, надлежит заключить, что и такие “старейшины многострадальной синагоги”, как юркие главари Б'най Брифа, были осведомлены, в состоянии ли Япония продолжать войну, что, впрочем, от них же самих, как крупных кредиторов, не мало зависело, т. е. каковы, следовательно, её наименьшие требования?

В свою очередь, будь С. Ю. Витте государственным человеком такой проницательности, какую ему приписывали, пред ним стоял бы повелительный долг ориентироваться среди всезнающего Израиля во имя достоинства собственной родины.

Увы, сего отнюдь не усматривается…

VII. Независимо от сказанного, ещё гораздо раньше, вступая на пост министра финансов, он, быть может, и повинен был сохранять добрые отношения с еврейством, но из сего не следовало, что нужно Россию отдавать ему в полон. С. Ю. Витте имел возможность и обязан был понимать, что такое сыны Иуды, и не давать им воли, а значит, прежде всего, не обогащать их.

Твёрдое, как скала, убеждение, что они будут владеть миром, никогда не покидало евреев. “Преувеличенная вера в особое Провидение, — говорит Ренан, — составляет основу иудейской религии”. В прошлом — чудеса Божии на пользу Израиля, а в будущем — ожидание Мессии и универсальное владычество. Таковы два, взаимно дополняемые элемента воззрений иудейства на историю. Отношение евреев к Богу с самого начала было узко политическим.

Брама индийских мудрецов, бесспорно, — высшая религиозная идея, когда-либо существовавшая. Наоборот, идея — “Бог есть любовь”, не встречается ни в одном, чисто еврейском сочинении, ни в каком периоде [161].

Стяжание, а не идея руководить владыкой золота — кагалом. Он не способен выносить жизнь без денег. Еврей повсюду — на бирже. Его право — эксплуатация чужого права. “Ни стыда, ни жалости!” — таков иудейский девиз. “А когда еврей либеральничает, — кому-нибудь придётся плакать!…” — справедливо заметил Люэгер.

Еврей — биржевик по натуре, по своему историческому складу и преемственности ума. Ничем иным он никогда не являлся и быть не может. Солидная фирма или несолидная, но раз она еврейская, она психологически не в силах удержаться ни от денежного тщеславия и азарта, ни от мстительного направления своих операций.

“Кровопийство бедности” и “министерство голода” — вот иудейские лозунг и пароль.

“Деньги и революция” — начертано на скрижалях этого презренного народа!” — заметил уже Веспассиан в 69 году по Р.Х.

Нынешние невзгоды в России — иудейская биржевая игра.

VIII. Сотни тысяч вёдер крови пролил Наполеон… А сколько же пролили и ещё прольют сыны иуды, распропагандировывая “сознательных пролетариев”, стравливая классы общества социализмом и синдикализмом, а народы и государства обездоливая бунтами и войнами. “Мало!”… кричали иудейские ставленники в первой Государственной Думе пред мартирологом должностных лиц, убитых из браунингов и растерзанных бомбами.

“Героями и мучениками” публично именовал политических убийц еврейский адвокат в Киеве Маргулиес. Другие евреи в Государственной Думе вопили о том же на всю Россию, угрожая, что злодеяниям не будет конца, пока Израиль не получит равноправия, да ещё вместе с этим требовали не только отмены смертной казни, но и полной амнистии для подстрекаемых ими злодеев.

“Голодранци всих краев, сбирайтеся до купы!” — такова малороссийская формула проклятия Мардохея Маркса потомкам Гонты и Железняка. Когда в прибалтийском крае забунтовали латыши, то их коноводом в Риге оказался жид “Максим”, он же Наполеон. Далее, наряду с пойманным затем в Пермской губернии фармацевтом, евреем Эпштейном, фабриковавшим бомбы для вооруженного восстания в остзейском крае, где было сразу основано семнадцать республик, примером “освободительного подвижничества” сынов Иуды может служить и факт поимки при взрыве на Аптекарском острове 12 августа 1906 года аптекарского помощника еврея Вейдемана…

Таковы, в частности, результаты фармацевтического образования евреев в России. Рекорд же иудейской благодарности за медицинский диплом был побит Лейбой Шатунским, который прививал сифилис гимназистам с целью поработить их себе в качестве пациентов. Ужас факта определяется, между прочим, невозможностью для Московского Окружною Суда назначить Шатуновскому соответственное наказание, так как даже наше суровое Уложение столь чудовищного варварства не предусматривает…

5 июня 1903 года среди бела дня и в самом центре Петербурга, на Невском проспекте, еврей, студент Киевского политехникума Пинхус Срулёв Дешевский, подкравшись сзади, нанёс П. А. Крушевану финским ножом удар в шею. Злоумыслив убийство, он метил в сонную артерию, но промахнулся на несколько миллиметров…

Самый же удар был ослаблен толстым воротником, что и спасло Крушевана. В С.-Петербургском Окружном Суде первоначальное заявление о намерении убить Крушевана как подстрекателя на Кишинёвский погром Пинхус Дашевский уже сам отрицал. Повествуя о своём желании вызвать лишь сочувствие к евреям, пострадавшим в Кишинёве, обвиняемый пытался свести злодеяние своё к нанесению лёгкой раны, чуть ли не к шутке… Но присяжные заседатели признали его виновным в покушении на предумышленное убийство, и Суд приговорил Дашевского на пять лет в арестантские роты.

В том же Петербурге Берка Млодсцкий покусился на жизнь Лорис-Меликова. Лейзер Цуккерман подготовлял взрыв Зимнего Дворца. Ицка Гольденберг убил Харьковского губернатора князя Крапоткина, участвовал в подкопе Гартмана под Москвой, равно как в других преступлениях, но был пойман лишь в Елисаветграде с динамитом, который вёз для взрыва Императорского поезда близ Верхне-Днепровска.

Геся Гельфман содержала подпольную типографию, распространяла прокламации террористов, а в заключение, являлась хозяйкой той квартиры в Петербурге, где совещались убийцы Государя Александра II, и откуда 1 марта 1881 г. они вышли с бомбами на цареубийство.

IX. Таким образом, и не выезжая из Петербурга, можно было ещё до “революции” приобрести понятие о намерениях иудейских.

А если, с государственной точки зрения, требовались сведения о международных замыслах кагала, равно как об иудаизации масонства, то и для сего достаточно было ознакомиться хотя бы со следующим.

Служение Люциферу, т. е. мщение христианству за невинно якобы оклеветанного Дьявола, явилось поводом к основанию Альбертом Панком в Чарльстоупе (Венеция — Северной Америки) Палладизма, как наивысшего масонского культа. Осуждённый за мошенничество в Марселе и оттула бежавший, еврей Андриан Лемми вкрался в доверие Пайка и стал его правою рукой.

После смерти Пайка (его масонское имя — “Лиммуд Энсоф”) избрание нового анти-папы решено было произвести в Риме и притом именно во дворце Боргезе, сооружённом папой Павлом V. Распорядителем работ к подготовке дворца для заседаний “верховного совета” оказался первый кандидат на патриарший престол, тот же Адриан Лемми.

В своём масонском усердии, он перестарался до того, что необходимые моста приказал устроить над домашней часовней, да ещё таким образом, чтобы из сточных труб отбросы падали на престол… Когда же архитектор заметит, что это неудобно в гигиеническом отношении, тогда Лемми изобрёл другое: он приказал поместить Распятие вверх ногами и наклеить начнись:

Таковы среди других, не менее знаменательных, были условия, когда 20 сентября 1893 года, т. е. в самую годовщину занятия Рима итальянскими войсками и, следовательно, утраты папою светской власти (20 сентября 1870г.), еврей Адриан Лемми был избран верховным патриархом всемирного масонства [162].

X. Если вернёмся к России и даже к одному 1905 году, то мы, уже не в области католицизма, а против православия, увидим целый ряд иудейских кощунств. Стрельба отрядов “Бунда” по крестному ходу в Белостоке достаточно известна, чтобы о ней говорить вновь. Но иудеи показали себя и помимо Белостока.

Сын еврея Вухштаба, гимназист в Ялте бросил икону в отхожее место. В одном из реальных училищ Петербурга другой еврей-ученик разбил камнем икону в классе. В с Коржевом, Тираспольского уезда, случайно попавший в избу крестьянина Лаврентия Боржака, еврей Гуляк стрелял из браунинга в икону Успения Божьей Матери.

В местечке Ходоровке, Киевской губернии накануне Крещения, когда рабочие на Иордани строили из льда престол, евангелие, чашу и кресты, местные евреи грозили: “пусть делают, а мы переделаем по своему!” На следующий день, один из еврейских мальчиков сбил камнем с престола чашу, а затем уже взрослыми евреями были поломаны кресты и разрушено всё остальное.

В Кишинёве во время архиерейского служения у собора еврейство открыло по молящимся стрельбу из револьверов… Такие же или подобные злодеяния были учиняемы кагалом и во многих иных местах.

Между тем, в самом Петербурге евреи беспрепятственно совершают свой ритуал как в главной синагоге, так и в разных других молельнях.

Всё это, разумеется, не помешало американским сынам Иуды в период агитации к разрушению торгового договора уверять, будто в России единоплеменники их преследуются “только из-за своей религии”…

XI. Резюмируя изложенное, нельзя не придти к убеждению, что С. Ю. Витте мог бы воздержаться от многого из того, чем евреи так предательски злоупотребили в 1905 году на всём пространстве нашей страны, а в 1911 году — и в С.-А. Соединённых Штатах.

Какой срам, какой ужас негодования терзает русское сердце!!… О, славное лыцарьство Запорожское низовое, как жаль, что нет тебя… Жидова и духу твоего боялась!…

Щирый Тарас Григорьевич, заспивай же хочь ты нам:

Отказ С.-А. Соединённых Штатов от торгового договора с Россией

Трудно было бы придумать лучший пример, да ему и не дали бы веры, не будь налицо действительного события, которым, одновременно, раскрываются и невероятное бесстыдство сынов Иуды, и лживость предрассудка о их всесветном могуществе, и непостижимость увлечения выдуманной ad hoc сказкой со стороны такого законодательного собрания, как северо-американский конгресс, и бесподобие того testimonium paupertatis, какое он сам себе выдал, и низость обеих палат парламента “величайшей в мире республики”, и цинизм презрения, с которым при свободе слова, “четырёххвостке” и президентском veto “народные представители" ради личных целей дерзают относиться к международному праву, равно как к интересам страны, их избравшей и, наконец, верховное правосудие Немезиды, которым, невзирая на самомнение политиканов, либо иудейскую гордыню, был постановлен ниспровергающий их приговор.

В параллель с этим нельзя и теоретически подыскать иного, более решающею факта как в доказательство существования международного потаённого, иудеями же организованного правительства, так и для убеждения в предательском своекорыстии замыслов, приемом и целей коими руководствуется еврейство хотя бы и по отношению к тем кто ещё способен слушать кагальные уверения в дружбе.

Для резолютивного же оправдания выводов настоящего труда означенный факт является как бы нарочито заказанным…

I. Японская война и еврейство. Джон Буль, Янки и Агасфер. Даже накануне первой атаки Порт-Артура, если бы кто-нибудь сказал, что три лучшие из наших броненосцев станут унылыми жертвами японцев, что невзирая и на такой урок, среди того же рейда, снова от их же мины, но уже среди бела дня исчезнет в полторы минуты “Петропавловск" с Макаровым и Верещагиным, что затем в первом же морском бою наши военные корабли разбегутся от эскадры.

Того, как цыплята от ястреба, что еще немного далее, уже на сухом пути, потерпев, от тех же японцев жестокие поражения в битвах при Ялу, под Кинчжоу и Вафангоу, наши войска едва спасутся от плена в Ляояне для того, чтобы, не видав ни одного светлого часа, вновь испытать беспримерные унижения под Мукденом, а бездействовавший в порт-артурской западне флот своей бесславной гибелью создаст адмиралу Того среди ужасов Цусимы невиданный доселе триумф, приведет сынов Иуды в дикий восторг, нас же зальёт позором и слезами, каждый из русских людей с негодованием и презрением, заставил бы умолкнуть зловещего прорицателя.

Увы, истина вправе быть невероятной…

И что всего поразительнее, Япония знала, заранее знала, куда приведёт нас судьба и даже не скрывала этого! Правда, всего, что произошло, и сами японцы, разумеется, не ожидали, как не могли, конечно, рассчитывать на достижение столь роковых для нас результатов точно по мановению волшебного жезла.

Правда из-за каких-то сахарных премий мы сумели окончательно расстроить свою ещё недавнюю дружбу с Америкой, сыграв таким образом в руку Джорджу Кеннану (см. его разошедшуюся на многих языках книгу “Сибирь”) и бесчестной прессе, науськивавшей на нас общественное мнение по заказу биржевых дельцов, которые явно жаждали нашей крови, чтобы из её потоков черпать золото…

Правда, мы ухитрились, далее, во время бурской войны прозевать единственный в своём роде момент, когда, двинув армию в Индостан, мы не только отбили бы у Англии охоту издеваться над нами, как это, например, бывало в крымскую войну или на берлинском конгрессе, но и встретили бы благословение целого мира, очарованного дивным благородством южно-африканских спартанцев в их героической борьбе за родину против нового Ксеркса, пятнающего морские волны, как пират.

Правда и в том, что мы дважды позабавились над самими же собою, отталкивая протянутую чрез Ито и Ямагато руку дружбы, и этим, так сказать, принуждая Англию к немедленному заключению договора с Японией, который нашего естественного незаменимого союзника против той же Англии превратил в надменного, коварного и жестокого врага России.

Правда, что по собственной вине за 10.000 вёрст от всех наших средств, на чужой и враждебной земле мы попали в войну уже не с одной Японией, а, в сущности, с Великобританией и Америкой, без помощи которых новоявленные “англичане Востока” не осмеливались бы, очевидно, бросить свой дерзкий и для нас столь унизительный вызов.

Правда, наконец, что, к посрамлению нашего изменнического либерализма, у японцев любовь к отечеству воистину трогательна, а исполнение долга беззаветно; что, в грозное противоречие со всем, происходившим у нас, их дипломаты, воины и моряки не уступали друг другу в доблести, и что с точностью разведать изумительные порядки наши, кроме торговых сношений и совместного похода в Китай, “стране Восходящего Солнца”, без сомнения, помогали и американские “друзья” России…

Тем не менее, всего изложенного было бы недостаточно, чтобы привести нас в Портсмут.

Участь борьбы прежде всего зависела от нашего флота, а именно от того, достигнут ли японцы возможности переправить свои войска морем. Вопрос был решён против России, когда 27 января 1904 г., вопреки элементарному благоразумию, мы оставили свою эскадру на рейде Порт-Артура, да ещё ночью. Узнав об этом, японцы чуть ли не в строю наших подкрались со своими миноносцами и взорвали три сильнейших русских корабля…

Увы, до сих пор неизвестно, как доставлялись гибельные для нас сведения “англичанам Востока”! Но зато мы хорошо знаем, что в Порт-Артуре находилось довольно евреев, а один из них даже стал новым “князем во Израиле”…

Так было уже в самом начале войны. А в её критический момент, когда мы с трепетом и мольбой вглядывались в необъятные пространства океанов, каждый шаг роковой эскадры Рождественского, начиная с добрых услуг, оказанных Японии Англией в Ла-Манше, был отравлен кагальной прессой обоих полушарий, и, наоборот, ни одного известия о японском флоте не появлялось.

Как чудовищный дракон, он подстерегал нас близ своей основной базы, у Сасебо, куда хищные Джон-Буль, Янки и Агасфер доставляли ему каждый всё необходимое по своей специальности, без сомнения, на позор и себе же самим…

Увы, как для того, чтобы основательно разграбить частный дом, необходимо подыскать соучастника в ком-нибудь из его обитателей, так и для той степени разложения, куда грозными маньчжурскими событиями низведена Россия, нужен был испытанный соглядатай, сводящий личные счёты с нами. Всякий, кто вдумается в наше беспросветное горе и спокойно его оценит, обязан признать, что с одними внутренними невзгодами нашего многострадального отечества без злостного о них доноса врагу мы всё же не испытали бы ещё того отчаяния, каким одарили нас японцы.

Здесь действовала иная, исключительная, глубоко разъедающая наш государственный организм и к его гибели направленная болезнь. Только при таком диагнозе, возможно уразуметь весь трагизм событий. Где же и в чём эта болезнь? На собственной нашей земле, в еврействе!…

У японцев нет или почти нет сынов Иуды, у нас же их главное гнездо, по крайней мере, восемь миллионов, т. е. больше, чем на всём остальном пространстве обоих полушарий. Представляя собой основные силы “избранного народа”, но действуя за одно с его членами, рассеянными повсюду, еврейство ненавидит Россию, как непокорную ему державу, хотя под её кровом размножается и богатеет безгранично, уходить же отнюдь не желает, а потому стремится обратить её в новый Ханаан.

Смешно и преступно было бы отрицать это или, питая злорадство Израиля, даже перед столь явной опасностью закрывать глаза!… Маньчжурская эпопея ещё ожидает русского историка. Но и сейчас несомненно, что мы стали жертвой колоссального заговора в целях иудейских.

Совершенно так же, как в С. Америке, “Сибирь” Кэннана, а затем и его всенародные повествования, в одежде каторжника с полуобритой головой и прикованным к тачке, вызывали у сотен тысяч людей слезы негодования против нас задолго до постановки на сцену японской трагедии, так и в Азии безрассудство нашего похода на Пекин, когда патриоты — “большие кулаки” не касались нас ни прямо, ни косвенно, а мы, вопреки справедливости, завладели ни к чему ненужным Порт-Артуром, вызвав, одновременно вражду Китая к себе и Японии, не может быть объяснено иначе, как через закулисные воздействия потаённой силы.

Если наш посланник Гире явно не умел воспользоваться обстоятельствами для нас чрезвычайно благоприятными, то есть укрепить вековую дружбу с Китайской империей для нас пограничной на десять тысяч вёрст и, в свою очередь, нуждавшуюся хотя бы в русском нейтралитете, когда вся Европа оказалась ей враждебной, то ему, по меньшей мере, следовало знать азбучное правило — Ne noceas, si juvare non posses!… [163]

Иначе говоря, он был обязан понимать, что такое Япония и предостеречь Россию от бланка на китайском векселе в сто миллионов рублей для уплаты контрибуции, за счёт которой “Страна Восходящего Солнца” не замедлила построить флот, приведший нас к беспримерным унижениям, а в частности, к такому позору Цусимы, которого мир и через тысячу лет не забудет…

С другой стороны, если правда, что мы заняли Порт-Артур по совету из Берлина, очевидно, не наученные опытом конгресса, то и петербургскому дипломатическому ведомству не мешало памятовать официозную роль, присвоенную масонству Пруссией наряду с шахматным искусством Альбиона и похождениями “детей Вдовы”.

II. Масоны и Россия. Проникнув к нам при Петре I, “вольные каменщики” уже в дни Петра II были настолько влиятельны, что имели возможность представить юному императору значительную сумму денег для подарка любезной ему цесаревне Елизавете. Это не помешало, однако, тому, что после поражений, испытанных от русской армии и приведших его на край гибели, Фридрих II, гроссмейстер немецких лож, встретил “неожиданное счастье” в кончине Елизаветы Петровны уже как императрицы, а затем ещё и в воцарении Петра III.

Двойственность же масонских ходов замечается не только в его безвременной смерти, но и в историческом указании, что самая жизнь Екатерины II находилась в опасности ради Павла I, долго, в свою очередь, подчинявшегося масонским внушениям… Однако, и это не явилось препятствием событию 11 марта 1801 года, когда выяснилось, что Павел Петрович, вопреки настояниям Англии, мудро задумал союз с Наполеоном. Между тем, кто в состоянии решить, оказалась ли бы “великая армия” в Москве, будь император Павел на престоле?…

Практически сблизился с масонами и руководствовался подсказанным из Лондона советами Александр I, как посылая войска под Аустерлиц, так и назначая вместо Барклая-де Толли столь ревностного масона, каким был Кутузов.

Не следует, впрочем, терять из вида, что нуждаясь в действиях нашего флота против Швеции и Турции, Англия ещё при Екатерине II командировала в Россию Самуила Грей-га, который, при содействии побывавших в Англии русских офицеров, не только учинял посвящения в масонство даже на военном корабле “Ростислав”, но и восстановил ложу “Нептун” в Кронштадте, где помещался и морской кадетский корпус.

Таким образом, был создан могущественный центр, из которого влияние распространилось как по служебным линиям вообще, так и особенно в среде массы офицеров, привлечённых тогда же к участию в морском собрании. Указанными и дальнейшими мероприятиями Великобритания стремилась, и, как известно не без успеха, к тому, чтобы не допускать проявления на море всей мощи России и лишить её решающего голоса в мировых вопросах Направляясь в ущерб нашему могуществу, замыслы Англии не могли, понятно, ограничиться флотом.

Её неизменной целью было вовлекать Россию в бесплодное расходование всех сил с сугубым обращением на неё же последствий неудач и с уничтожением результатов ее побед. Турция, страшилище всей Западной Европы, подлежала в дьявольской гармонии с видами Англии обузданию нашими вековыми усилиями без надежд вдобавок занять Константинополь точно так же, как и вновь предстоящий натиск монголов, вероятно, опять суждено будет остановить нам же, если это ещё не приведет саму Россию к гибели против чего Англия возражать едва ли станет.

По изгнании Наполеона нечего было нам “спасать Европу” и вновь таскать из огня каштаны для “просвещённых мореплавателей”. Наоборот, прямой расчёт повелевал сохранять запас энергии у себя, дать нашим союзникам случай поизрасходовать и свои ресурсы. Тем не менее мы прошли до Парижа и только здесь поняли, кажется, бесчестную игру, жертвой которой являлись. К нам, в заключение, стали относиться крайне пренебрежительно, как, впрочем, и вообще третируются ненужные более наёмники…

Затем открылся Венский конгресс, действовал “Священный Союз” пронеслась буря революций 1830 и 1848 годов, а мы все еще утешали себя надеждами побороть тайную силу патриархальными заветами православной Руси. В 1831 и 1863 годах мы дважды сподобились восстанию в Польше, а “спасая" Австрию, побывали в 1848 году на полях Венгрии и в апофеозе, невзирая на “собственного Маттерниха”, вице-канцлера, полуеврея Нессельроде, получили от “старого купидона”, гроссмейстера масонов Пальмерстона довольно, кажется, изрядную Крымскую войну!

Если с другой стороны, нам довелось воевать и с французскими революционерами, которых упрекают в разрушении гробниц у Сэн-Де-ни то не худо ещё раз припомнить, что начато было оно принцем королевской крови, увы, масоном. Если, далее, нам столько беспокойства причиняет сейчас Финляндия, то неизлишне поразмыслить вновь о тесной связи её масонства с ложами трёх скандинавских государств.

Между тем, в Швеции наряду с местными “братьями” участвуют и члены иностранных династий. В Норвегии масоны почитаются как важные общественные деятели, а значение большой копенгагенской ложи таково, что вслед за вступлением на норвежский престол датский принц Гаакон уже в сопровождении многих высокопоставленных лиц посетил её на другой день по приезде в Данию [164].

Эдуард VI же, король Великобритании, и сам был главой английских масонов. Difficile est satyram non scribere! Если, наконец, Гогенцоллерны в лице Вильгельма II не масоны, всё же мечтают о гегемонии в Европе, то и на это есть глубокие причины.

Усердно помогали “дети Вдовы”, в 1871 г. объединению Германии под главенством Пруссии, — своего старого друга. Будучи же обязаны всемирно служить международному иудейскому капиталу прежде всего, они не могут позволить ни нападения Англии на Германию, ни, тем паче, наоборот.

В первом случае, это закончилось бы триумфом англичан на море и разгромом французов на сухом пути (о нас, россиянах, умолчим), что совсем не улыбается кагалу, так как в Германии и во Франции затрачены “избранным народом” огромные капиталы.

Во втором же случае не исключено вероятие и немецкого десанта в Британию, т. е. мировое событие столь неизмеримой важности, что его последствий уже и для самих сынов Иуды предвидеть нельзя.

Параллельно с этим возобновление маньчжурской эпопеи, по крайней мере, в ближайшее время также небезопасно, потому что Россия ещё не готова для реванша, а снова подрывать её силы и опять возвеличивать Японию было бы, в виду нынешнего политического сочетания, неосторожно не только для Англии, но и для самого масонства.

Таковы обстоятельства, повидимому, исключающие пока и для Израиля упования на какой-либо вариант “освободительного движения” в России с новым аккомпанементом Японии.

Посему еврейство с “детьми Вдовы” ограничивается раздуванием смуты внутри нашего отечества, а в частности, способствуя всяческим трестам как, быть может, вернейшему средству для взрыва государств, не допускает, например, образования всероссийского сельскохозяйственного союза, как учреждения враждебной революции.

Соображая изложенное, мы поймём сложность, но и неустранимость вопроса, насколько же иудео-масоны способствовали провоцированию русско-японской войны?

Трудно в такой близости к событиям и узнать, и рассказать всю правду. Кому, однако, как не им, война была необходима и кто же, если не они, приобрёл через неё такие выгоды, которых и во сне не чаяли? Не в расчёте ли на последовавшие от неё результаты, а также на предварительные и сопутствовавшие ей “заработки” превратил кагал франко-русскую дружбу в займы на несколько миллиардов франков для сооружения Дальнего и Порт-Артура с осужденным на погибель в нем флотом, равно как на постройку маньчжурской железной дороги, при одноколейной транссибирской и с одним же только мостом через Волгу?… С другой стороны, не в предварительном ли учёте “освободительного” движения “избранный народ” усмотрел и необходимость побаловать нас восторгами Цусимы и Мукдена?…

К сожалению, ещё нет полных оснований для приговора. Посему предстоит удовольствоваться до поры — до времени, оставлением детей “Вдовы” и сынов Израиля в сильнейшем подозрении.

Впрочем, невзирая на их бешеную ярость, евреям не удалось захватить у России “равноправие” штурмом. Тогда они решили попытать счастья “дипломатическим” путём, через Америку. Здесь и лежит центр тяжести той трагикомедии, которую сыны Иуды разыграли перед изумлённым миром в уничтожении С.-А.С. Штатами торгового договора с Россией 6—18 декабря 1832 года.

Уничтожение С.-А. Соединёнными Штатами торгового договора с Россией — блестящее доказательство неограниченности иудейской тирании

I. Торговые договоры совершаются, изменяются и прекращают своё действие в экономической, а не в политической сфере. Это явствует уже из факта, что не политика управляет торговыми отношениями, а наоборот, эти последние обусловливают заботы дипломатии. Между тем, договор 1832 года разрушен единственно из-за еврейских паспортов, т. е. вне области экономической.

II. Означенные договоры нормируются существующими узаконениями контрагентов, не являются актами законодательными и, вследствие дифференциации уступок в разных договорах, не могут быть таковыми, ибо в противном случае каждая страна, кроме нормального для своих граждан, должна была бы иметь ещё по несколько гражданских кодексов для различных категорий иностранного подданства, что немыслимо.

III. Сообразно с этим, торговые договоры заключаются не парламентами, а исполнительной властью, которая не вправе менять законы, да ещё по тем либо иным случайностям компромиссов с иностранными государствами. Даже в Северной Америке такие договоры подписываются президентом с одобрения лишь Сената, который без участия нижней палаты правом издавать законы, в свою очередь, не располагает.

IV. Домогаясь прекращения торгового договора, сами американские евреи не обвиняли наше правительство в нарушении русского законодательства о паспортах, а ссылались исключительно на неприглядность оного, но этот вопрос лежит за пределами договора 1832 года.

V. Цель, поставленная еврейством, сводилась не только к открытию доступа в Россию американским и всяким прочим евреям, а также к предоставлению им в качестве иностранцев особого положения сравнительно с евреями — русскими подданными. Допустив привилегию этого рода, мы ради собственного достоинства, равно как во имя справедливости, были бы вынуждены сравнять всех евреев, т. е. снять черту оседлости и признать за сынами Иуды равноправие.

Ясно, что, будучи чуждым торговому праву, домогательство американских иудеев вероломно и для нашего суверенитета унизительно. Оно стремилось принудить Россию к отмене одной из важнейших мер её государственной безопасности и, сверх того, к лишению русского народа средств зашиты перед натиском неведомых, алчных, ни перед чем не останавливающихся талмудистов, способных, вдобавок, исчезать с такой же внезапностью, как и появляться.

VI. Независимо от изложенного, цинизм иудейских требовании достигал опасности сугубой потому, что определялся замыслом открыть в Россию путь не только сынам Иуды, которые бежали от воинской повинности либо скрывались от уголовного Суда за обыкновенные преступления, но и таким, которые подлежали смертной казни за злодеяния, учинённые бомбами, через “иллюминации”, «экспроприации” и т. д. Вместо заслуженной карты имелось, значит, в виду обязать нас к предоставлению им привилегий как носителям недосягаемого по величию американского гражданства.

VII. Отсюда явствует, что агитация против договора 1832 года есть, в сущности, продолжение иудейского бунта, покрывшего Россию слезами и кровью в 1905 году. Разница лишь в том, что теперь, т. е. шесть лет спустя, сыны Иуды действуют ещё с большими, буде возможно, предательством и безнаказанностью.

VIII. Всего того не могут, разумеется, не понимать члены американского конгресса, равно как не в состоянии они прикрываться и неведением основного принципа и международном праве, коим вмешательство во внутренние дела чужой страны запрещается. Посягая на честь России, конгресс должен был, равным образом, сознавать, что это может составить и casns belli.

А если, позабыв о благодеяниях, оказанных нами С.-А. Соединённым Штатам в период их междоусобной войны, и, наоборот, рассчитывая, что испытания судьбы, ныне не переживаемые Россией, устраняют вероятие подобающего ответа, конгресс, тем не менее, осмелился на содеянное, то этим он ещё более запятнал себя пред верховным правосудием истории.

IX. В Нью-Йорке каждый третий человек жид. Посему и так как всё иудейство Северной Америки является, в сущности, лишь одним единственным жидом, то уже никакого объяснения своих действий конгресс дать не способен, кроме ссылки на страх пред еврейской тиранией. Скорбь мыслителя отягощается в данном случае фактом, что раболепие в конгрессе повально, как в обеих партиях — республиканской и демократической, так и в обеих же палатах конгресса.

Из 92 сенаторов и 391 члена палаты представителей нашёлся всего один человек, мужественно заявивший протест… Мотивом же стадности служит бесчестное и кагалом презираемое заискивание обеими партиями иудейского благоволения в борьбе на выборах президента “величайшей республики в мире”.

X. Жалким самообманом “американского народа” в лице конгресса оказывается и расчёт на универсальность владычества сынов Иуды в сферах печати, биржи и политики. “Государственные”, с позволения сказать, люди Северной Америки ребячески сами себя отдали на потеху евреям, прокричавшим, будто они всё могут…

Увы, посрамление “законодателей” не заставило себя ждать.

XI. Вдумываясь в это забавное происшествие, нельзя не вспомнить и о скифе Анахарсисе. Лет за 500 до Р.Х. из нынешнего таврического полуострова, а по тогдашнему — Босфора Кимерийского, он бывал за деньгами в Афинах, куда поставлял хлеб.

На Пниксе, Анахарсис следил за прениями и, наблюдая шулерство “идолов толпы”, пришёл к следующим заключениям; во-первых, он удивлялся “как это в Афинах, умные говорят речи, а дураки решают, кто из них прав?” и, во-вторых, убедился, что чем в большем числе собираются люди, тем “уши их становятся длиннее!…

Скиф не был даже одинок. Аристотель в своей “Политике”, говорит:

И что хуже всего, обогащаются знания, расширяется умственный кругозор, открываются новые законы природы, а беззастенчивость политиканов остаётся неизменной.

XII Обольстив американцев скоропостижностью новоявленного патриотизма и ложно уверив, будто ратуют единственно за величие Соединённых Штатов, сыны Иуды в действительности предали их глумлению как в материальном смысле, потому что добились в конгрессе решения, противного интересам республики, так и потому что осрамили её пред целым светом.

Евреи любят колоть сахар на чужой голове!…

Отмена договора 6/18 декабря 1832 года не имеет никаких оснований

I. Такие же трактаты были заключены Россией: с Нидерландами 1/13 сентября 1846 года, с Испанией 20 июня/2 июля 1857 года, с Великобританией 31 декабря 1858 года/12 января 1859 года, с Италией 16/28 сентября 1863 г., с Францией 20 марта/1 апреля 1874 г. и с Германием 20 января/1 февраля 1894 года.

Во всех содержатся те же постановления о правах, предоставляемых одним государством гражданам другого с условием подчиняться законам и предписаниям оказывающей гостеприимство страны. Незыблемость этого начала столь очевидна, а принцип международной взаимности так бесспорен, что недоразумений не было и произойти не могло.

Суверенитет же каждого из контрагентов по отношению к своему внутреннему законодательству, как основное проявление независимости и державного права страны, настолько непоколебим, что до сих пор вообще не бывало примера, какой выдвинут сейчас произволом Соединённых Штатов.

II. Домогательства конгресса исключаются буквальным содержанием первой же статьи договора 1832 года. Нельзя не заметить даже, что северо-американское законодательство применяет своё право разрешать либо запрещать допуск иностранцев несравненно шире, чем Россия. В частности, Северная Америка закрывает к себе двери гораздо произвольнее и несравненно большему числу русских подданных, чем это делаем мы, устраняя одних евреев.

III. Текст статьи 1 договора 1832 года таков:

Что же касается американского закона о регулировании иммиграции иностранцев в Соединённые Штаты от 20 февраля 1907г., то 2-я его статья гласит:

Русский устав о паспортах изд. 1903г. (Св. зак. т. XIV) определённее и умереннее. В ст. 230 значится:

IV. Результаты осуществления помянутых узаконений выражаются в следующем. При заключении договора 1832 года Россия уже имела определённые законы об иностранцах, а в частности, об иностранных евреях. Этими законами ограничивался допуск иезуитов, цыган, евреев и праздношатающихся (указы: 5 апреля 1722г., 26 апреля 1727г., 2 декабря 1742г., 16 декабря 1743г., 25 апреля 1744г., 4 декабря 1762г., 24 августа 1765г., 21 января 1788г., 9 мая 1802г., 9 сентября 1805г., 1 и 18 июля 1807г., 29 марта 1815г., 29 июля, 14 ноября и 23 декабря 1824г., 27 августа 1825г., 25 мая 1827г., 28 декабря 1828г., 29 ноября 1829 года, и 6 февраля 1830г.; смотри также Свод Закон. 1832г., Зак. о сост. равно как Устав о паспортах).

Поименованными или какими-либо иными узаконениями своими Россия при заключении договора 1832 г не поступалась. Они продолжали действовать и применялись, между прочим, к американским евреям, непререкаемо в течение почти 79 лет.

Лишь затем, а именно в 1911г., конгресс Американских Штатов вздумал протестовать, да ещё, как нарочно, в период, когда законы о евреях вообще, а с 1905 года в особенности, были у нас весьма значительно смягчены.

Несообразность протеста раскрывается и путём факта, что тогда, как из девяноста трёх миллионов населения Соединенных Штатов мы ограничиваем приезд лишь двух миллионов евреев, т. е. всего около двух процентов, Северная Америка из полутораста миллионов русских подданных запрещает доступ не менее, чем пятнадцати миллионам, следовательно, — десяти процентам.

Вдобавок, закрывая двери, не только монголам, но и всяким магометанам из России, как многоженцам, она не пустит к себе и русского, если, например, у него меньше ста долларов в кармане наличными либо еврея, буде он страдает даже не паршами, а тразомой или хотя бы, таким душевным либо физическим недостатком, который, по мнению врача, поражает способность добывать пропитание…

V. Не ограничиваясь изложенным, конгресс С.-А. Соединённых Штатов законом от 3 марта 1887 г.:

а) лицам, не состоящим гражданами Соединённых Штатов или не объявившим в установленном порядке о намерении сделаться таковыми, равно как обществам с основным капиталом, из которого более 20% принадлежат иностранцам, воспретил приобретение недвижимой собственности на всём пространстве Штатов и в округе Колумбия;

б) обществам для сооружения железных дорог, каналов или шоссе, хотя бы эти общества были в Штатах узаконены, равным образом, запретил приобретение земель более того, сколько необходимо для самой эксплуатации предприятия, и

в) всякое недвижимое имущество, вопреки сему приобретённое, определил конфисковать в пользу Соединённых Штатов;

г) на генерального прокурора возложил обязанность требовать конфискации через судебные установления, и

д) признал, что, устраняя без внимания обстоятельства формального свойства, возражения сторон, разнообразие особенностей в отдельных случаях и всякие другие случайности, к главному предмету не относящиеся, суд повинен разрешить вопрос о правах Соединённых Штатов по существу.

Будучи крайне стеснительным и нарушая принцип взаимности, так как в России нет подобных ограничений для американских граждан, этот закон, тем не менее, применяется во всей силе и к русским подданным, несмотря на то, что был издан 55 лет позже изданием такого же закона против американцев. Но, что бы сказал конгресс, а в особенности, какой гвалт подняли бы тамошние евреи, если бы мы взяли на себя инициативу, предвосхищенную Соединёнными Штатами…

VI. Равенство американских граждан пред своим законом не обусловливает de jure такого же равенства и пред русским законодательством. Как самый трактат 1832 года, так и закон 3 марта 1887 года убеждают в этом неопровержимо.

VII. Стало быть, лишённое всяких оснований домогательство конгресса ниспровергается, сверх того, как началами международного права, так и собственными узаконениями Соединённых Штатов.

VIII. Не настолько, без сомнения, наивны члены конгресса, чтобы и самим этого не понимать. Узаконения же о паршах или об исключении письма на еврейском языке из признаков грамотности переселенца являются ключом загадки. Если не пресечь вовсе, то, по крайней мере, уменьшить наплыв “избранного” народа в Америку, — такова, очевидно, ближайшая цель данного образа действий.

А если пред американскими законодателями блеснула надежда вернуть малую толику сынов Иуды в Россию, то это лишь ещё раз показывает, как искренно в Штатах радуются нашим транспортам талмудистов и с какой прямотой защищают их американское равноправие. Но если, по склонности к иронии, “дядя Сэм” при разрушении трактата не прочь был позабавиться над русским народом, то, надо сознаться, он жестоко поплатился.

И по делом… На международной сцене нельзя вести себя, как носорог в посудной лавке!…

Нарушая международное право, отказ Америки вреден для неё же и выгоден России

I. Divide et impera — иезуитский принцип рационален для того, кто умеет его применять, но и опасен, так как приговаривает пользующегося к служению неправде, а это исключает последовательность и может привести к возмездию. Истина всегда себе верна, а ложь обманчива даже для своего автора, ибо дара предвидения никому не дано.

Тем не менее, сыны Иуды стремятся жить обманом, за что и бывают караемы судьбой. Начиная с глубокой древности, они эксплуатируют тайные общества, корыстолюбие и страсти человеческие. Проводя совет иезуитов до конца, они не довольствуются противоречием интересов, а сами его создают, и не всегда безнаказанно, стравливая гоев для завоевания ими же самими собственного рабства. Таков, между прочим, и настоящий случай. Ещё далеко неизвестно, чем он для Израиля разрешится и в С. Америке.

II. Расширяя программу, евреи переносят указанный метод и в области международных отношений. Через обладание исключительными условиями позволяют себе иной раз такую роскошь, что не только идут к статс-секретарю Гэю по поводу кишинёвского разгрома, но и настраивают дипломатическое вмешательство ради бессмысленных притязаний Финляндии.

Сообразно с этим они пытались и раньше действовать на Америку для достижения “равноправия” в России. До сих пор, однако, это ограничивалось торопливой перепиской и не приводило ни к чему. Кроме того, еврейству довелось убедиться, что слушать его в Вашингтоне станут не более одного раза в четыре года, т. е. в период президентских выборов.

Посему кагалом определено было использовать нынешний момент всецело, так как, находясь почти в равновесии, демократическая и республиканская партии равно мечтают о надбавке, которую дадут иудейские голоса.

III. Дело, однако, в том, что, во-первых, акт 1832 года был заключён, когда в С. Америке израильтян ещё почти не было, и, во-вторых, хотя сейчас их уже два миллиона, тем не менее, огромное большинство — “русские” евреи. Другими словами, неприличие отказа продолжать договор усугубляется цинизмом американского намерения облагодетельствовать преступных или бежавших из России евреев в обиду еврейству легальному.

IV. Ярко свидетельствуя о единстве евреев в мире, домогательство сие не выдерживает, однако, критики даже с точки зрения самого кагала. Беспримерное вообще пререкание с другим государством о внутренних его порядках становится немыслимым, когда касается евреев. Действительно, были времена, когда, считаясь просто жидами, они являлись, например, либо собственностью городов, либо рабами германского императора.

Тогда ещё, пожалуй, могла бы идти речь о защите “чужой собственности”. Но не то раскрывается ныне. Правда, домогаясь гражданских прав в эпоху Революции, сыны Иуды объявили себя благороднейшими из французских патриотов. Увы, едва национальное собрание закрыло на эту ложь глаза, как евреи начали сбегаться из всей Европы и требовать признания себя французами.

А как только Натан Ротшильд успел собрать 10.000.000 рублей, похищенные им на лондонской бирже в один день вслед за битвой под Ватерлоо, так те же “галлы из Бердичева” переименовали себя уже во французских евреев наряду с иными, голландскими, испанскими, немецкими, польскими и т. д. сынами Иуды.

Это было довольно нелепо. Ибо что такое, в сущности, новозеландский, трансвальский либо мексиканский еврей? Не очевидно ли, что, перебегая из Венеции в Лондон, д'Израэли оставался всё тем же евреем, но не делался англичанином, как никогда не бывал итальянцем? К сожалению, явное глумление кагала оставалось терпимым, пока сами же иудеи не решили отменить свой маскарад.

Мы видим, что когда “воздушность” их гешефтов достигла такового апофеоза, что, положим, Гондурасский заём разошёлся по карманам биржевых акул и шакалов сполна, правительству же республики не оставалось ни гроша и, тем не менее, оно увидело себя в долгу на многие миллионы пред той же биржей лейб-органа кагала в Австрии “Neue Ereie Presse”, Герцль провозгласил сионизм, иначе говоря, прекратил именование еврейства не принадлежащим ему званием.

Тогда и арийские народы убедились, что никакой перемены не происходило. Перед ними опять стали просто жиды или, выражаясь элегантнее, жидовские евреи, либо, ещё мягче, еврейские евреи. Повторяя и рекламируя свои съезды в Базеле и восхищаясь замыслом обосновать новое иудейское царство в Иерусалиме, сионизм меньше всего, конечно, думает об учиняемой им государственной измене.

Да и мы сами этого замечать не хотим, как явствует хотя бы из разрешения всероссийского конгресса сионистов в 1903 году, допущенного в Минске таким министром внутренних дел России, как В. К. Плеве.

Из сказанного следует, что и в С. Америке проживают евреи, но нет американских граждан Моисеева исповедания, как никогда, разумеется, не переставали быть лишь членами “избранного народа” те “polacy mojzeszowego wyznania”, которые заигрывали с поляками в 1905 году, пока не перегрызлись в 1907.

Отсюда проистекает далее, что, рассуждая юридически, вашингтонское правительство не имеет права защищать евреев, хотя бы и прибежавших в С. Америку, так как сыны Иуды не признают его за свою государственную власть. Заключительный же вывод должен быть из этого таков, что и помимо беззаконности, а значит, недействительности вмешательства американского конгресса в русское законодательство вообще, отказ от договора 1832 г. ничтожен именно в сфере международного права еще и в виду факта, что покровительство евреям не касается конгресса.

Таким образом, несомненно, что Россия de jure неспособна унизить звание американского гражданина в лице еврея, ибо для него это звание маска, личина, а не сущность. Между тем лишь к определённой юридической личности могут относиться правомерные договоры.

V. Установив это и переходя к элементу невыгодности отказа для Соединённых же Штатов, надлежит принять во внимание следующее. Ограниченность и несовершенство нашей обрабатывающей промышленности исключает для России возможность поставлять фабрикаты за границу. Что же касается сырья, то и в этой области С. Америка настолько богата, что почти ни в чём не нуждается.

Лишь быстрое размножение населения, сокращая там скотоводство, при наличности массы свободных земель у нас может давать ещё выход русским продуктам. С другой стороны, не говоря о Штатах и даже Канаде, сама Гудсонбайская компания звериного промысла ныне падает с каждым годом, вследствие хищнического добывания пушнины.

В эту скромную, впрочем, сферу не закрыт и нам вход. Ясно, что предметами русского вывоза в Соединённые Штаты могут быть лишь невыделанные кожи, меха и шерсть.

Наоборот, ни по чем сбывая прекрасные лён и пеньку в чужие страны, мы за тридевять земель везём к себе хлопок из С. Америки, равно как не умеем до сих пор делать машин, особенно сельскохозяйственных, и, кстати, приобретаем там же льняные и пеньковые изделия. Вот и все предметы оборота по договору 1832 года. Спрашивается, каков же баланс? По данным департамента таможенных сборов (“Обзор внешней торговли России”), дело представляется в следующем виде:

Таким образом. Соединённые Штаты извлекли, по торговому балансу, из России только за последние двадцать лет и девять месяцев (по октябрь 1911 года) 644.972.340 рублей. Это положение данника перед С. Америкой на сумму около 50.000.000 рублей ежегодно, установил для нас именно договор 1832 года, за силой ст. 6 коего мы обязаны впускать к себе товары С. Штатов по принципу наиболее благоприятствуемой нации.

Угнаться в своём вывозе мы не можем частью ради драконовского тарифа, которыми Штаты оградили себя от чужеземного привоза, частью же в виду того, что главные предметы нашего вывоза, хлеб и сельскохозяйственные продукты, для Америки не требуются. А что касается повышения русского вывоза в 1909, 1910 и 1911 годах, то от этого нам радоваться нечего.

Это происходит за счёт хищничества американских евреев и разорения ими охотничьего промысла в Сибири. Оказывается, что, например, дичь за столом Америки уже почти неведома, а пушные товары и у нас вздорожали за те же годы вчетверо.

Наживаем, однако, не мы, а тем паче не сибирский крестьянин. Львиную долю барышей захватывают, конечно, сыны “избранного” народа, под всевозможными кличками факторства, да ещё, быть может, американские банки, кредитующие жидов авансами для порабощения сибирских промышленников.

VI. Кому же в таких обстоятельствах, выгодно уничтожение торгового договора? Очевидно, и единственно нам. Правда, американский посол в С.-Петербурге не знает, как теперь быть для ускорения нового трактата, но едва ли это ему скоро удастся. Во всяком случае, Америка не получит того, что имела. Необходимо, с другой стороны, вразумить её, что есть разница между “Майским Цветком” и талмудом.

Не одно и то же вчера скрывшийся из России еврей-бомбист и потомок переселенцев на берега Новой Англии, сошедших с корабля в 1620 году. Пора уразуметь трудолюбивым янки, что достоинства звёздного знамени, справедливость и цивилизация не такие понятия, чтобы их надо было профанировать из-за жидовских целей.

Если же весь сыр-бор разгорелся ради Нухима Камайки, которого не пустили в Россию, а бежавшему из Витебской губернии от воинской повинности Мошке Зульцеру удалось как инициатору вотума в конгрессе сделать Штаты посмешищем, то вашингтонскому правительству не мешает и об этом почаще напоминать!…

VII. Президент Тафт смягчил дерзость, подтасованную евреями Тем не менее, она совершена. Россия это так и понимает. Раздались протесты как в государственной думе, так равно во многих городских и земских учреждениях. Приняты соответствующие меры. Как чувствуют себя в Америке, мы этого знать не хотим, а без неё обойдёмся Уже идут предложения со всех сторон — из Швеции, Германии, даже из Австралии, где очень хороши сельскохозяйственные машины.

Для хлопка же у нас самих имеются обширные земли в Закавказье и в Туркестанском крае. Несмотря на крайнюю молодость дела, мы добываем свыше 50% требуемого для русских фабрик хлопка. Пройдёт несколько лет, и мы получим возможность вывозить его. Спасибо американцам, что они проучили нас!

Давно следовало бы отвергнуть договор нам самим. Но мы, русские, честный народ и умеем быть друзьями. Тем хуже для еврейских рабов в Америке, когда они не сумели оценить русскую душу и столь постыдно отплатили нам злом за добро.

VIII. А что с этим позором будут делать милые израильтяне в Соединённых Штатах, того, думается, они и сами не знают. Ведь одного хлопка мы покупали до 15 миллионов пудов в год. Куда девать такую массу, да ещё внезапно?… А машины?… Так вот, когда десятки тысяч рабочих останутся без хлеба, они, должно быть, выразят и свою признательность сынам “угнетённого племени”, столь “оскорбительно для Америки” недопускаемым в Россию!…

Кагальный “бой быков”

I. Изложенным удостоверяется, что для разрушения договора 1832 года не было ни материальных, ни формальных оснований. наоборот, доказанная нами дружба и опасные для С.А. Союза результаты неблагодарности, проявленной им по наущению сынов Иуды в тяжкую для нас годину борьбы с Японией, а с другой стороны, невыгодность отказа для самой Америки, устраняли, казалось бы, всякое вероятие того, что, однако, произошло. Действительно, затевая вновь невзгоду для России, еврейство не имело, повидимому, ни одного шанса на успех, и тем не менее, достигло кое-чего. Спрашивается, как это могло случиться?…

II. Ответом является прежде всего та “insolentia” или “arrogran-tia” judaeorum, которая давно известна как характернейшая черта еврейства. Для арийца непостижимо, на что способны дерзнуть евреи! С нашей точки зрения это немыслимо и в защиту правого дела. По мнению же сынов Иуды, это естественно и целесообразно, в особенности для торжества обмана.

“Ложь — одно из лучших средств победы, — говорят они, — главным же образом тогда, когда, за пределами всякой наглости, она уже способна казаться доблестью”.

Независимо от сего, в данном случае наблюдается ещё и тот, гениально отмеченный Н. В. Гоголем факт, что, увлекая самого лжеца, неправда гипнотизирует слушателей. Некому защищать нас в Америке. Отсюда клевета, распространяемая “избранным народом”, приобретает, наконец, право на доверие. Безнаказанностью она до такой степени обольщает “избранный народ”, что ему не только представляется всё по нашему адресу возможным, а начинает мерещиться, будто ничтожество и презрение — наш удел.

Сверх того, в своей гордыне и злобе, евреи чуть ли не успели уверить и себя, что своим посредничеством Рузвельт облагодетельствовал нас и что за Портсмутский мир не может быть для Соединенных Штатов у России отказа. Ясно, что лучше плоды нашей признательности должны быть отданы евреям уже за то, что они соплеменники “честного маклера”. В уплату за мир мы обязаны дать именно “равноправие”, т. е. реванш за неудачу еврейства добиться этого в период войны через вооружённый бунт…

III. Палата представителей и сенат Штатов слезам, тем паче крокодиловым, не верят, а требуют звонких аргументов. Кагал принял свои меры вовремя, значит, не нуждался в газетной либо митинговой агитации. Иначе обстояло дело с мечтательной “большой публикой”. Требовалось “увлечь” её и попутно “спасти лицо” народным представителям… А как это сделать?…

IV. Устроить “бой быков”… Что это значит? Дело обстоит просто. Припомнить, как эти “бои” происходят в Испании. Что требуется?… Толпа — хищный зверь. Она жаждет варварских зрелищ. Жестокие приёмы борьбы в цирке либо жизнеопасные полёты с трапеции на трапецию, у самой его крыши; истязания лошадей и людей на бегах; человеческие жертвы Молоху авиации; смертные казни, производимые публично, как это бывает и сейчас во Франции, etc., etc., — вот чего нужно скопищам тех, кто гордо именует себя homo sapiens.

Согласно с этим, и быка надо убить не просто, а доведя его до разъярения. Но любая толпа, ведь, как малый ребёнок. Нет ничего легче, как обмануть её. В ребяческом самообольщении она мнит себя непогрешимой и уверена, что никто не сумеет её обойти либо не дерзнёт. Это надо иметь в виду и на “бою быков”.

Дикий самец из Сьерры-Невады несравненно опаснее в родных горах, когда спокоен и на воле, т. е. когда может сообразить, если бы захотел, чем окружённый людьми и преднамеренно раздражаемый. Здесь его ярость искусственна и бесцельна, так как вызывается не теми, кто нанесёт ему coup de grace, да и бывает направлена не на тореадора, а на кусок яркой материи… Искушённое в талмуде еврейство долголетним опытом убедилось, что с толпой надо обращаться так же, как с быком на арене цирка.

И это не единственный пример. По упрямству, даже когда трос или четверо тянут его за повод, осёл не идёт на корабль. Тогда двое или трое, сколько могут, тащат осла за хвост назад. Снова по упорству он кидается ко трапу и вскакивает на палубу. Эта же система применима и к людям. Руководствуясь наблюдением, подмеченным уже скифом Анахарсисом, евреи знают, что человек есть животное стадное, а потому способен в массах, как в панике овцы, кидаться со скалы в бушующие волны.

Недаром наряду с адвокатурой еврейство захватывает и театральные представления, а в самом Петербурге даёт из кагальной среды не только режиссёров для казённой сцены, но и чуть ли не всех артистов для “Народного” театра. Не напрасно, в свою очередь, иудео-масоны оркестрируют политические выборы… Им, следовательно, и книги в руки.

Обрабатывая для славы талмуда свою постановку “боя быков” на митингах и народных собраниях, они соответственно готовят и mise en scene. Хулосы и бандерильи (hulos et banderillos) это в еврейской гримировке, — низшая администрация, раздражающая толпу мелкими придирками, как делают матадоры с быком чрез уколы игл с разноцветными лентами; донкихоты-пикадоры рекрутируются из обречённых нередко на смерть стражников либо даже из ротмистров, способных выдать почётный билет “Мите” Богрову; статисты-матадоры волнуют толпу и своим количеством; это — должностные лица “старого режима”, объедающие народ…

Он ещё не знает, что с введением радикальной республики их масса будет утроена, как, например, сейчас во Франции; наконец, приводящая быка-толпу в бешенство красная материя — это предания, верования, стремления и народные упования; — это залитые кровью “жертвы фанатизма и тирании”, всё, что создавалось веками, что велико и свято для страны и что становится под редакцией “освободителей” низостью и мракобесием, привлекает ярость обездоливаемых и оскотиниваемых иудеями человеческих стад…

А когда трагикомедия достигает кульминации, является Лассаль либо Маркс, Бернштейн или Каутский и в качестве тореадора наносит смертельный удар проповедью интернационала и коллективизма. Наделив же “сознательных пролетариев” галлюцинациями о рае талмуда и удаляя, стало быть, мёртвого “быка” с арены, иудейская “квадрилья” уже беспрепятственно хватается “за кассу театра”.

V. Зная евреев, а в частности, их прессу, нет надобности входить в рассмотрение приёмов, какими на арене договора 1832 г. они приводили в ярость американцев. Жаль, что этого не понимали сами янки. Но судьба не оставит их без поучения. Пусть только Япония объявит войну, и страшная кара разразиться над Соединёнными Штатами.

Тогда поймут янки, что такое сыны Иуды. Разве “избранный народ” не показал себя, помимо России, измываясь над Германией в эпоху “Cultur-Kampf”? Разве не были изрыгаемы кагалом хулы и на его же благодетельницу Францию в 1870—71 годах, а затем ещё ужаснее, во время процесса Дрейфуса?

Разве не евреи загубили оказавшую им гостеприимство Польшу? Разве не грозят смертельной опасностью для С.-Американской республики командуемые иудеями же тресты логическое развитие “хазуки” и “ма'аруфии”, установленных святым талмудом ещё в древности?…

Так или иначе, но, обольщаясь надеждой “согнуть Россию в дугу”, талмид-хохимы объявили “крестовый” поход на неё. Началось со Штатов наиболее ожидовленных: Нью-Йорк, Коннектикут, Пенсильвания, Джорджия, Луизиана и др…

При отталкивающем деморализацией политиканстве в Америке и среди грязных приёмов выборной агитации вашингтонский конгресс, а в особенности местные законодательные палаты, наполняются подонками населения, шантажирующими журналистами, нечистыми на руку адвокатами, биржевыми шулерами т. п., в последнее же время и евреями.

Заручившись здесь голосованиями к отмене договора, иудейство стало разжигать “большую публику” в газетах и на митингах. Неистовая брань, отчаянная ложь, бесчестное издевательство, гнуснейшие сатиры, срамные карикатуры, бешенные призывы к отмщению за поруганную яко бы честь американского гражданина, равно как за оскорбления, будто бы учинённые Русским Правительством и даже Святейшим Синодом могуществу “величайшей республики в мире”, измывались против нас по еврейской команде на всём пространстве С.-А. Союза.

Под предлогом, что договор 1832 года заключён американским послом в Петербурге Бьюханаиом, уроженцем Пенсильвании, жиды подстрекнули сенатора от Филадельфии Пенроза взять первую скрипку кагального оркестра. С рвением, достойным лучшей участи, и сдабривая речь проклятиями сенатор Пенроз орал на митингах, что живым не останется, если дерзновение России не будет отомщено, а её посягательства на владение собственностью, свободу и жизнь американских граждан Моисеева закона не встретят самых крайних мер пресечения.

Шаббесгоя окружал букет жидов. Доктор талмудологии Иоссия Стронг, профессор Цирус Адлер из Дропси-Колледжа, председатель американского еврейского комитета и федеральный судья Мейер Зульцбергер, член правления Б'най-Брифа и бывший С.-А. посланник в Турции, увы также не допущенный в Россию Оскар С. Страус (Иосель Штраус) и др. не менее знаменательные отцы Израиля сопровождали, окружала и превозносили шута Пенроза…

С другой стороны, в Нью-Йорке имеются два брата Зелигмана, банкир и профессор. Предаваясь всяческое агитации ко вреду России, уже одни эти евреи в главном городе Соединённых Штатов способны заменить кагал, действующий в Филадельфии.

Зелигман-профессор на митинге в Нью-Йорке усилено рекомендовал испортить отношения России к Японии и Китаю. Зелигман банкир вместе с Шраусом (назван выше; теперь погиб на Титанике) и Шифом состоит в правлении “Б'най-Брифа”, т. е., быть может, в центральном иудейском, а следовательно, и в потаённом международном правительстве, забавляющемся над детскими мечтаниями гоев к “свободе, равенстве и братстве”…

Третий брат, опять банкир, Срул Зелигман, живёт в Лондоне. На его дочери женат еврей же, конечно Виленкин — коммерческий агент русского министерства финансов С.-А. Соединённых Штатах. Не правда ли, хорошенький квартет?…

Наряду со своим persona gratissima, ещё раз евреем, Рафаловичем, назначенным, в свою очередь, коммерческим агентом в Париж, С. Ю. Витте подыскивает ещё ничтожного еврея и отправляет в Нью-Йорк. Здесь Ицка Виленкин от русского, стало быть, правительства приобретает ордена, чин действительного статского советника, представительную должность и жалование, большее, нежели у члена Государственного Совета.

Этого мало. Не в счёт абонемента русская же служба открывает ему ход в богатую еврейскую семью, где он и женился. Но и этого мало. Будучи агентом русского министерства финансов, Виленкин не может не быть осведомлённым о весьма многом. Да и чего не знают евреи!… Так вот, Ицек Виленкин, как русский сановник, усердствует и на лоне Израилевом.

Действительно, если допустить, что немыслимо, будто он враждебен еврейству, а значит, ненавидим кагалом, то подобного агента надо уволить за бесполезностью для русского министерства финансов. А если, что естественно, он солидарен с еврейством, тогда он для России вреден, так как бессилен отказать в сочувствии единоплеменникам, следовательно, и в содействии той агитации против нашего государства, на которой они изощряются, особенно когда родной дядя его жены поучает, как нам устроит дурные отношения с Китаем и Японией, а другой дядя правит “всемирным” кагалом.

Но благодеяния г. Витте сказанным не исчерпываются. Ещё более покровительственной для сынов Иуды, нежели законы, явилась у нас политика высшей администрации. Уже издавна к евреям многие из наших сановников имеют “влечение — род недуга”. Послушайте же, что говорит В. П. фон Эгерт [165].

За сие недавно еще в речи, сказанной пред комиссией по иностранным делам палаты представителей в Вашингтоне, дань благодарности принёс А. Уайт:

По лозунгу, данному всесильным тогда министром финансов, благоволение к евреям стало у нас общим тоном, и в какие-нибудь пятнадцать лет произошло изумительное пропитывание еврейством целой России. Оставляемые нашими несовершенными законами многочисленные лазейки были все использованы евреями, не зевавшими при таком поощрении для распространения за черту оседлости. Теперь и вне черты любой город, а то и местечко, пестрят представителями “угнетённого племени”. В их же руках монополизируется торговля страны. Поразительным образом изменилась физиономия и самого Петербурга.

Одновременно цвет еврейства получал усиленное покровительство для занятия руководящих положений в банковском и акционерном деле и украшался, где только представлялся случай и где это могло зависеть от министерства финансов, государственно-служебными отличиями.

Такими являлись и наши американские условия когда 17/30 октября 1911 года в Нью-Йоркском Ипподроме был, наконец, освистан русский национальный гимн. Произошло так. Очаровав англичан и вызывая бурю восторгов в Америке, оркестр балалаечников Андреева давал концерт с благотворительной целью. Исполнив, по своей инициативе, американский гимн, Андреев услышал требования сыграть русский…

Это жиды готовили нам сюрприз! Змеиным шипением, гвалтом и рёвом были встречены уже первые аккорды. Находившийся в ложе русский генеральный консул, барон Шлиппенбах, к сожалению, поспешил удалиться. Между тем, зал, превратившийся в синагогу, неистовствовал. Сотни озверелых жидов, поднявшись с места, кричали на все лады с явным умыслом растравить и увеличить скандал. Истинные американцы не только в этом позоре не участвовали, а поднимаясь, в свою очередь, аплодировали и кликами приветствовали гимн.

Но сыны Иуды, приготовившись заранее, оказывались в большинстве и, заглушая чудную музыку, бешено ревели:

“Вспомни Кишинёв! Не забывайте о погромах!…” Вопреки, однако, всему, как, возмущаясь, свидетельствует “Нью-Йоркский Американец” (New-Jork American), оркестр “при пламенеющих от негодования лицах музыкантов, исполнил гимн до конца…”

Знаменательно, что полиция не останавливала безумия иудейского. Самый же факт оскорбления нашего гимна остаётся без возмездия и поныне… Сверх того, на следующий же день, 18/31 октября, несколько сот духовных лиц всяких наименований под председательством епископа Кортнэ собрались в здании общества “Метрополитэн” и составили резолюцию в том смысле, что необходимо прекратить гонения на евреев в России и заставить русские власти отказаться от непризнавания по мотивам религиозной нетерпимости силы за паспортами американских граждан известного разряда.

Здесь же избрали шестерых священников, которым было поручено представить нью-йоркскому архиепископу другую резолюцию, осуждающую приёмы русской православной церкви, и побудить его к отсылке этой резолюции в Святейший Синод как выражение чувств американского духовенства…

Вот какую потеху устроил себе на радость кагал в “самом свободном государстве обоих полушарий”. Как же не признать вместе с Платоном, что безграничная свобода есть и безысходное рабство!… А Платон ещё и сынов Иуды не знал!

VI. Vires acquirit eundo — мысль непреложная для истины, но, быть может, вернейшая для лжи… Да и еврейство не таково, чтобы останавливаться на полдороге. Шайка депутатов — иудеев, предводимая Мошкой Зульцером, внесла в нижнюю палату конгресса билль об уничтожении договора с Россией.

Можно представить себе, что проделывали жиды и их лакеи среди “народных представителей”, когда нашелся только один человек, чтобы запятнать это бесстыдство по заслугам.

С другой стороны, у евреев “желчь раздавленная”. Им мало оклеветать нас в преднамеренном нарушении договора, как недостаточно и унизить давшую кагалу убежище Америку. Нет! Они сами продиктовали текст резолюции, оскорбительной для нас не только в существе, а и по форме. 30 ноября/13 декабря 1911 года палата всеми голосами, кроме одного, постановила следующее:

VII. Не мог русский посол Бахметев оставаться безучастным. Вслед за его беседой с Тафтом явилось быстрое и для конгресса неожиданное распоряжение президента. Предвидя, что такая резолюция может пройти и в сенате и находя невозможным прекращение договора в столь грубой форме, Тафт решил отменить договор собственной властью, поручив американскому послу в Петербурге уведомить Русское Правительство в учтивой ноте и без упоминания о евреях. Нашему министру иностранных дел 3/16 декабря того же года посол Соединённых Штатов письменно заявил:

В сенате, куда, по установленному порядку, президент сообщил об изложенном, сперва стали произносить речи, не уступающие тому, что говорилось в палате. Затем, одумавшись, признали невозможным одобрить резолюцию палаты, а наоборот, утвердили распоряжение президента.

Таким образом, дело пока завершилось постановлением сената от 6/19 декабря 1911 года, одобренным и палатой представителей:

Что из этого выйдет в итоге, говорить бесполезно. Вопрос не может, однако, не стать среди работ Государственной Думы предстоящего созыва на ближайшую очередь. Во всяком случае, едва ли мыслимы какие-либо переговоры, пока Северной Америкой не будет дано подобающего удовлетворения за посягательство на честь России…

VIII. Истина имеет право быть невероятной. Посему мы видим, что 17/30 декабря в Нью-Йорке с участием как нынешнего, так и бывшего президента, Тафта и Рузвельта, полутора тысячами деятелей С.-А. Союза был назначен “банкет мира”. Приглашенными являлись также послы иностранных держав, следовательно, и России.

Наивные, чтобы не сказать больше, американские запевалы отправили в Вашингтон специальный поезд, но, как и надо было предвидеть, он вернулся порожним. Quos perdere Jupiter vult, dementat! Из всех миссий не приехал никто. Это было уже действительным и вполне заслуженным оскорблением по адресу тех, кто позволяет себе курить фимиам общему миру, только что учинив на него же изменническое нападение, да ещё осмеливается предполагать такой цинизм у европейской дипломатии, когда участием на банкете она санкционировала бы дерзновение, поныне невиданное даже со стороны американского правительства…

Таков был первый урок. За ним последовали и другие.

Не достигнув цели, политиканы конгресса превратили его в предмет глумления на обоих полушариях

I. Едва ли можно сомневаться, что и свободные от стыда “народные избранники” С.-А. Штатов решились сыграть на руку евреям, всё-таки лишь доверившись клятвам неунывающего кагала, будто Россия беспомощна, а её репутация отвратительна, и что, владея мировой прессой, еврейство сумеет реабилитировать конгресс да и за себя постоит.

Увы, судьба позабавилась над самими же иудеями, вновь карая их неспособность переносить счастье.

II. Из массы других подобных мы приводим некоторые отзывы главнейших газет:

Германские газеты:

Norddeutsche Allgemeine Zeitung. — Всё это не что иное, как маневр для приобретения еврейских голосов при предстоящих выборах.

Deutsche Tageszeitung. — Германское правительство должно следовать примеру, показанному Россией в деле о паспортах американских евреев… Беспристрастный наблюдатель может только симпатизировать России в настоящем Rheinisch-Westphalische Zeitung — Дело, в котором теперь предстоит разобраться русскому правительству с американским, касается в первой линии их обоих.

Но во всём мире должны найти удивительным, как это американское правительство вступается только за известный класс прежних русских подданных и требует от русского правительства, чтобы оно за этим новоиспеченными гражданами признало при их возвращении в Россию и поселении у неё вновь те же права, как за американскими гражданами английского или вообще другого происхождения, когда само американское правительство без пощады отказывает в праве приезда в Соединённые Штаты русским подданным монгольского происхождения, стало быть, ограждает доступ к себе в дом совершенно так же, как этого хочет для себя Россия. При такой “discrimination” с американской стороны должны вступиться в дело и другие держаны в видах собственного интереса.

Dresdener Nachrichten. — К русскому государству принадлежат миллионы монголов, которые признаются полноправными русскими гражданами. Несмотря на это, Соединённые Штаты всегда отказывались допускать в свою страну таких монголов… Можно думать что угодно по поводу тех строгих паспортных правил, которые в России действуют относительно иностранных евреев, однако, во всяком случае следует признать, что Россия имеет право поступать в своей собственной стране по своим собственным законам… Но янки думают, что себе они могут позволить все без обязанности делать какие либо уступки другим.

Deutsche Volkwirthschaftliche Correspondenz. — Не по соображениям торговой политики, но из-за препятствий, которые Россия своим паспортными правилами ставит приезду в её владения американским евреям, американское правительство уничтожило трактат 1832 года о дружбе и торговле с Россией.

С тем обстоятельством, что имеется несколько миллионов русских подданных, которым воспрещают приезд в Соединённые Штаты, оно с привычной бесцеремонностью не хочет считаться.

Hamburger Fremdenblatt. — Был ли случай, чтобы европейские державы жаловались на ограничение русскими паспортными правилами прав их еврейских подданных по приезду в Россию и пребыванию в ней? Мы никогда об этом не слыхали. Увы, еврейство сделалось в Соединённых Штатах силой!… Американское правительство пробовало было вступиться за американских евреев, но Россия ответила, что она не допускает вмешательства в свои внутренние дела.

Когда американское правительство вздумало сослаться тут на договор 1832 года, ему указали в С.-Перетбурге на русских подданных монгольского происхождения, которых не допускают в Соединённые Штаты. Тогда Америка уничтожила договор, и этим самым прекратились права наиболее благоприятствуемой нации по торговле, которые этот договор давал взаимно обоим государствам.

Leipziger Neueste Nachrichten. — Президент Соединённых Штатов уничтожил договор 1832 года с Россией, и теперь в Америке друг друга поздравляют с тем, что Россию за её непочтительное отношение к паспортам американских граждан поставили в угол.

Однако, г. Тафт и его министр иностранных дел знают весьма хорошо, что достигнуть заключения нового договора с Россией, который давал бы всем американским гражданам, независимо от их племени или веры, одинаковые права по приезду в Россию и пребыванию в ней, начисто невозможно. Обоим этим государственным мужам также отлично известно, что, с деловой точки зрения, Соединённые Штаты гораздо более заинтересованы в хороших отношениях с Россией, нежели последние, так как они гораздо больше продают в Россию, чем оттуда покупают.

Наконец, там вполне понимают, что недружелюбная политика России должна создать большие затруднения и причинить значительные убытки янки, ищущим дел на Дальнем Востоке. Но американский народ воображает, будто он одержал нравственную победу; американский орел прокричал: ура, договор уничтожен! Не видят, что г. Тафт и конгресс разыграли “political effect”…

Когда “американский” гражданин, колыбель которого стояла, например, в гетто в Лодзи, вздумает в 1913 году поехать в Россию, то пусть он преспокойно свой вашингтонский паспорт оставит дома: московиты всё равно его не пропустят через границу, и у них есть на то основания.

А когда он затем с огорчением обратится за помощью и утешением в Departament of State, то испытает, что “согражданину из Галиции или Польши” уделяют внимание только раз в четыре года, только около времени президентских выборов, а что затем решающее значение принадлежит во всем крупному американскому капиталу, последний же настоятельно требует сохранения добрых отношений с правительством Царя.

Английские газеты:

Times. — Чисто еврейский вопрос раздули тут до значения важного предмета и подогревали по нему негодование на митингах… Но если Соединённые Штаты признают за собой право регулировать иммиграцию к ним по-своему, то трудно им отвергать это же самое право за Россию.

Delly Telegraph. — Россия не может делать уступок в вопросе о паспортах… Прямым же последствием уничтожения трактата окажется закрытие русского рынка для многих продуктов американской промышленности.

Morning Post. — Россия чувствует себя отлично, и её забавляет возникновение еврейского вопроса в обетованной американской земле…

Irish Times. — Приёмы американских политических партий настолько известны, что мы без колебания приписываем возникновение натянутых отношений между обоими государствами махинациями партии демократов, затерянным единственно в видах её интересов. Негодование, которое, естественно, этим возбуждается в государствах, где приёмы в выборной агитации сравнительно чище, теперь смягчается чувством удовлетворения по поводу того, что роковые последствия, которые могли отсюда проистечь, предупреждены смелым шагом президента.

Французские газеты:

Temps. — Что русские на это ответят? Они скажут, что каждое государство вольно отказать в доступе в свою территорию всякому, кому заблагорассудит. Соединённые Штаты пользуются этим правом без стеснений и немилосердно исключают от доступа к ним азиатских уроженцев, между которыми Россия имеет многих подданных.

Journal des Debats. — Вопрос о паспортах угрожает испортить русско-американские отношения… Россия указывает на закон, по которому Соединённые Штаты не допускают к себе китайцев и мусульман, чем закрывают приезд в Северную Америку для 15 миллионов подданных Царя.

Libre Parole. — Совершенно законный образ действий русского правительства возмутил евреев в Соединённых Штатах, и они образовали комитет, возомнив, что смогут заставить Россию допускать в её владения всяких американских граждан без исключения… На уничтожение договора 1832 г. Россия, вероятно, ответит репрессиями и возвысит таможенные пошлины на американские продукты.

Японские газеты:

Tokio Asahi. — Хотя Америка и прилагает усилия, чтобы её евреи получили одинаковые права с прочими американцами по приезду в Россию и проживали в ней, однако, Россия на это, очевидно, согласиться не может, ибо она тогда должна была бы дать те же права всем прочим иностранным евреям. Отношения между Россией и Америкой теперь стали натянутыми, и переговоры будут нелегки…

Но как же Америка, делающая выпад против России из-за своих евреев, объяснит своё поведение относительно японцев и китайцев? Если она негодует здесь на Россию, то ещё с большим правом должны на неё негодовать все державы с подданными азиатского происхождения, которым она закрывает дверь к себе, тогда как Россия ещё всё же пускает к себе американских евреев, только с известными ограничениями.

Osaka Mainichi Shimbun. — Длинная статья, озаглавленная: “Япония должна следовать образу действий России в политике”. Вот несколько мест из неё: Россия не позволяет вмешиваться в свои внутренние дела и хорошо делает. Какое имеют право Соединённые Штаты требовать изменения в ней законов относительно приезда туда американских евреев? Пусть Америка вспомнит свои собственные законы относительно приезда в неё японцев… Уничтожение договора 1832г. для России не имеет знамения, самой же Америке принесёт значительный вред по торговле.

Этот перечень отзывов независимой и наиболее авторитетной иностранной прессы можно было бы значительно продолжить, но, по-видимому, достаточно и приведённых выше.

В виду столь единодушных порицаний, высказанных общественным мнением разных стран, американская газета “New Jork Times” от 21 января 1912 года делает следующее смущённое признание:

А в газетах, на митингах и в законодательных собраниях С. Америки кричали, что сочувствие всего мира на её стороне, и что Россия теперь будет приведена к полному изолированию, так как другие государства не замедлят последовать примеру Америки. Вышло наоборот, изолирование досталось не России, а Соединённым Штатам.

III. Содеянное кагалом является жалкой нелепостью даже по мнению наиболее видных защитников еврейства:

Макс Нордау: “Россия не сделает уступки Соединённым Штатам. Не хочу утверждать, чтобы какое-либо другое правительство не выступило с подражанием им, но английские евреи не двинутся с места. Положение евреев в России ухудшится, а антисемиты в Америке заставят американских евреев тяжело поплатиться за их мужественный образ действий. Вот и всё. (Письмо Нордау в “Jewish Chronicle”).

П. H. Милюков: “Осуждаю приёмы агитации евреев в Америке. Она направлена не против определённой партии или против состава русского правительства, но против России в целом, и вот мы имеем результат, как раз противоположный тому, какой был желателен” (беседа с американским корреспондентом, напечатанная в газетах New York American, New York Press и других, от 2/15 декабря 1911г.).

IV. Надо заметить, с другой стороны, что из самой Америки чрезвычайно “облегчили” положение посла Соединённых Штатов в С.-Петербурге для ходатайства о заключении нового, “благоприятного” договора.

Действительно, — это как раз самые подходящие для подобной заботы приёмы: ругать в газетах, на митингах и в конгрессе самым неприличным образом Россию, оскорблять её народ и её церковь, заглушать русский гимн свистками и рёвом издеваться грубо над особой Императора России в карикатурах и стишках, и т. п.

Нечего сказать, отрадным должно оказаться положение посла, когда у министра иностранных дел либо у премьера, или в Императорском дворне ему со снисходительной улыбкой стали бы показывать: “The Congressional Record”, где помещены стенографические отчёты речей в палате представителей и в сенате, или №№ “New Jork American”, “New Jork Globe”, “New Jork Mail”, “New Jork Tribune”, “New Jork Press”, “Daily Rople” и др. газет от 17, 18, 19 и 20 декабря 1911 года.

Но уже окончательно венчают дело факты, что американское правительство дозволяет образование в Америке шайки для снаряжения убийц в Россию, равно как для тайной посылки туда оружия, что было разрешено собирать для этого деньги на митинге, и что участие в таком митинге принимали американские правительственные лица, не исключая сенаторов (см. “Philadelphia Advertiser”, “Philadelphia Inquirer” и другие американские газеты от 19 марта 1912 года).

Беснование сынов Иуды в Америке. Еврейство само призывает на себя возмездие Немезиды.

I. Самая отвратительная вещь для еврея — отдавать назад, как жажда мести — основная черта в его характере. Не столько, пожалуй, стремление к роскоши, сколько именно мстительность, является источником еврейского корыстолюбия. С другой стороны, кагал не может ошибаться или, по крайней мере, не должен позволять гоям какие-либо в этом сомнения.

Это понятно, ибо что же иное может служить для кагала гарантией деяний в прошлом, равно как залогом преуспеяния будущего. Вот почему с осатанелым упорством еврейство твердит о своём неизменном торжестве. Ниспровергая супостатов и сокрушая препятствия, сыны Иуды в случае невзгоды готовы на любые злодеяния, лишь бы поставить на своём.

Мы видели примеры не только в России за период кагалыюго бунта, и не в одной Франции на пути процесса Дрейфуса, а даже в Австрии, когда, будучи разбиты на городских выборах в Вене и стремясь искоренить Люэгера, кроткое еврейство мало того, что требовало нарушения конституции, но домогалось и осадного положения.

II. То же наблюдается в Соединённых Штатах. Так хорошо поставленная и ещё лучше разыгранная оперетка “негодование конгресса” в защиту американского патриотизма евреев пригвоздила к позорному столбу их же самих. Долгим опытом научились они понимать грозное изречение c'est le premier pas qui coute. Американский ягуар лизнул еврейской крови… Кагал же не перестаёт дразнить его.

А вдруг бросится!?

Выло от чего придти в отчаяние, даже в бешенство. Так и случилось.

III. Опять началась в иудейской прессе травля всего русского снова пошли митинги “американцев Моисеева закона”. Презирая “вашингтонскую” конституцию и правила чести, но твёрдо памятуя, что они евреи, даже должностные лица от колена иудина в Соединённых Штатах не затруднялись участвовать в агитации и подстрекать единоплеменников.

Учитывая же единство Израиля, американские евреи вообще руководствовались уверенностью, что если явно нелепый замысел об уничтожении договора 1832 года мог быть приведён в исполнение согласно с директивами, данными русским еврейством, то и наоборот, это последнее точно соблюдает наказ, редактированный Б'най Брифом.

Обосновываясь же на своём международном величии, иудаизм повсюду, а тем паче в С. Америке, полагает всё для себя дозволенным, вследствие чего, не признавая местных, как и вообще узаконений гоев, рассчитывает на безнаказанность, что бы ни содеял.

С другой стороны, отнюдь не следует забывать, что “игра”, затеянная сынами Иуды, была не из таких, чтобы её можно быть прекратить безопасно, и наоборот, выигрыш давал надежду, что партнёры сами откажутся помышлять о какой-либо “партии” вновь.

“Одна Россия, — говорит Марр [167], — хотя и осаждаемая еврейством, до сих пор ещё стоит твёрдо, но рано или поздно и она будет взята им… Евреи и сюда продерутся окончательно, а тогда уже сорвут с петель христианскую цивилизацию!…”

Вдохновение мудрого немца как бы провидит “уничтожение договора 6/18 декабря 1832 г.”.

IV. Иллюстрацией являются нижеследующие факты, удостоверенные американской же прессой. Для удобства читателей, даём их по-русски, но в виду особой их знаменательности, равно как для устранения споров, приводим и английские тексты.

“Филадельфийская пресса”, 19 февраля 1912 г. Пылающим страстью языком, Герман Лёб [168], директор Департамента продовольствия, в речи своей вчера днём перед собранием из трёх тысяч евреев описывая мрачное угнетение, царящее в России, делал призыв к оружию и настаивал, чтобы на русское преследование ответ давался “мечем и огненным боем”.

Директор предлагал в Россию сотню головорезов с тайным доставлением в эту же страну оружия.

Лёб сменил на кафедре сенатора Пенроза. Энтузиазм слушателей уже перед ним был приподнят до высокого градуса зажигательными словами сенатора Соединённых Штатов, но огненный призыв Лёба увлёк собрание в бешеный водоворот возбуждения. “Давайте собирать деньги, чтобы послать в Россию сотню головорезов, — сказал директор. — Пусть они натаскают нашу молодёжь и обучат её пристреливать угнетателей, как собак.

Подобно тому, как подлая Россия вынуждена была отступить перед маленькими японцами, так она должна будет уступить дорогу перед избранным от Бога народом. Бросьте семена и они взойдут! Толкните лавину, чтобы она покатилась по всем Соединённым Штатам, и Россия сойдёт с нашего пути. Деньги могут это сделать” [169].

Другими ораторами митинга были: директор общественной безопасности Джордж Д. Портер, бывший директор публичных работ Гарри А. Макей, судья Леон Сандерс, Яков Шен и Иосиф Гросс.

“Филадельфийские Ведомости”, 19 февраля 1912 г., Когда сенатор Б. Пензор на вчерашнем массовом митинге говорил об отношении России к евреям и заявил, что Америка вполне может обойтись без какого-либо договора с этим государством, слушатели энергично выражали своё одобрение.

Но Герман Лёб, директор Департамента Продовольствия, поднял настроение собрания до лихорадочного жара, объявив, что уничтожение договора приносит известную помощь, однако, не разрешает всей задачи, и призывал американских евреев к составлению фонда для отряжения в Россию головорезов с тайной посылкой туда оружия,

“Нью-Йоркское Время”. 26 февраля 1912 г. Профессор Э. Зелигман на вчерашнем митинге подробно говорил о положении, создавшемся через уничтожение Америкой её договора с Россией. “Судьба вопроса о паспортах, — сказал он, — зависит всецело от того, что будет происходить в Китае. “Усваивая известную политику в отношении Китая, Соединённые Штаты могут поставить Россию в такое положение, что она рада будет заключить новый договор, более благоприятный” [171].

“Нью-Йоркское Солнце”, 31 марта 1912 г. Евреи всего мира объявили войну России. Подобно римско-католической церкви, еврейство есть религиозно-племенное братство, которое, не обладая политическими органами, в состоянии, однако, выполнять важные политические функции. И это государство теперь предало отлучению русское царство.

Для обширного северного славянского племени нет больше ни денег от евреев, ни симпатии с их стороны ни в парламентской, ни в публицистической области, а взамен этого — беспощадная ненависть. И Россия понемногу начинает понимать, что означает такая война!… [172]

V. Издаваемая евреями в СПБ “Речь” не дерзает говорить таким же языком, но она это думает. В заключение своей статьи об уничтожении договора 1832 года, газета осмелилась бросить русскому обществу такие строки:

“В конце концов, Соединённые Штаты, говоря скромно, — держава с известным международным положением, а Россия и русские, каковы бы ни были их азиатские взгляды, дорожат общественным мнением, и отказаться от договора с ней — значит покрыть её пятном, которое трудно смыть”.

“Такие речи, быть может, ещё уместны в Америке, — справедливо негодует “Новое Время”, — но не возмутительно ли читать повторения их в пределах России и на столбцах яко бы русской газеты, торжествующей, что эту же самую Россию покрыли пятном, которое трудно смыть”.

VI. Указав на это, “Новое Время” не исчерпало, однако, вопроса.

Поразительно тождество иудейского характера во все времена и непостижимо долготерпение народов. За XXXV столетий евреи не изменились. То, что учиняли они в древнем Египте, повторяется и сегодня. Завладев лучшими частями страны фараонов, невероятно размножаясь, разжигая революцию и заражая аборигенов, еврейство на меры государственного оздоровления отвечало бунтом. Требование же правительства оставить страну встретило оно проклятиями, язвами и кознями.

Сейчас усматривается, в существе, то же. Надо знать евреев и вчитаться в текст “Речи”, чтобы раскрыть весь яд презрения по нашему адресу и злобу мстительности “угнетённого” племени. Ему недостаточно ужасов 1905 года, недостаточно довольно и свободы набирать шайки убийц в Америке. Нет! Благоденствуя и, в свою очередь, захватывая Россию, евреи не только стремятся к её порабощению, но и кидают нам в глаза угрозу предательства за самую попытку обезопасить русский народ от нашествия бундистов, “иллюминаторов”, бомбистов и экспроприаторов, бежавших в Соединённые Штаты, но не желающих там оставаться. Близость аналогии видна и с другой стороны.

Как в Египте за одну только разгадку сна, где, вдобавок, ровно ничего не было замысловатого, Иосиф Прекрасный обратил своих хозяев в рабов, стал господином в доме фараона, а ему самому — отцом, так и в наши дни, “директор департамента продовольствия” Лёб, пользуясь комедией уничтожения договора 1832 года, навязывает России целые транспорты чужих евреев, когда и от своих мы не знаем, куда деваться.

Гессен же и Винавер в надменном пренебрежении к нашему достоинству глумятся над русской землей со всей наглостью иудейского господства. И в Египте, и в России, домогательства “избранного народа” одинаково пустопорожни. Но если “воздушность” его проделок (“Luft-Geschaftmacherkeit”) уже достойна внимания, то означенные выше, тридцатью пятью веками разделённые, операции кагала являются закоренелыми, значит, воистину нетерпимыми.

Пора этому положить предел!…

VII. Ubi facta loquuntur, non opus est verbis! Но если указанные сейчас данные сами говорят о себе, то не излишне, по крайней мере, поставить на очередь вопрос: ужели так и быть должно?…

Правда, решение связано с общеиудейской проблемой, и местное лечение бесполезно. Правда, равным образом, что никак не входит, да и не может войти в нашу задачу ликвидации всей проблемы. Тем не менее, в пределах хотя бы торгового договора, если он будет заключён с Соединёнными Штатами, нельзя не заметить, что следовало бы позаботиться и о пресечении пути в Россию наиболее опасным евреям.

Таковыми, несомненно, прежде всего являются как раз те комиссионеры значительных иностранных купеческих домов, а также главы этих домов и банкиры (ст. 230 Уст. о пасп., изд. 1903 года), которым именно и предоставлена у нас привилегия свободной эксплуатации русского народа. Имея же за этим в виду, что еврейская пресса служит исключительно преступным замыслам сынов Иуды, как это явствует хотя бы из её образа действий в деле об уничтожении договора 1832 года, нельзя, наконец, не принять мер и к её обузданию.

Целесообразными являются:

а) требование от издателя газеты залога с обращением на него и должной кары за сокрытие своего иудейства подставным лицом, и

б) признание газетных объявлений неотчуждаемой государственной регалией. Всякий, понимающий дело, не может не согласиться, что эти меры повелительны и безотлагательны раньше выработки каких-либо других средств спасения от иудейского террора.

Новизна идеи о государственной монополии на объявления не исключает её прозорливости. Что же касается осуществления её, то оно не может встретить затруднений; да и каковы бы они ни были, это ничто в сравнении с целебностью идеи.

Invia virtuti nulla est via!

Переходя, в заключение, к тому центру тяжести проблемы, который сопряжён с иудейским кредитом [173], нельзя не заметить, как это вполне очевидно, что этот предмет требует многосторонних и глубоких размышлений, самый принцип реализации которых до сих пор никем не установлен. Стало быть, бесплодно ныне трактовать о нём здесь, а тем паче касаться вскользь возможной его конструкции. Посему, завершая настоящий труд, и автор не осмеливается напрасно утруждать внимание читателя. Fed, quod potui, faciant meliora potentes!…

VIII. Если организация международного тайного правительства в лице центральной иудейской власти представляется ныне доказанной, то необходимо провозгласить в законе, что: а) евреи — не русские, не англичане, не французы, не американцы, а исключительно — евреи; б) представляя опасность для жизни арийских народов, евреи должны быть по закону трактуемы сообразно с этим; в) все дальнейшие о еврействе узаконения воспринимают силу не иначе, как в согласии с этими основными принципами, и г) разработка кодекса о евреях подлежит ведению международной комиссии, а его издание — такому же конгрессу.

IX. Эти руководящие положения надлежит почитать незыблемыми. В недалёком будущем они станут достоянием народов со всеми отсюда последствиями.

Est modus in rebus. Sunt certi denique fines, Quos ultra citraque nequit consistere rectum!…

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru
Оставить отзыв о книге
Все книги автора

Приложение

Слово правды
нашим патриотам-антисемитам

Давно совесть требовала сказать слово правды по адресу наших почтенных патриотов в защиту святой Библии… Да, приходится не просто сказать, а крикнуть некоторым из них: «Не касайтесь Библии, не трогайте нашего Священного Писания, в котором мы, верующие, видим и знаем только слово Божие!»

В самом деле: возьмешь в руки патриотическую газету и едва ли не в каждом номере читаешь о возмутительных, изменнических проделках иудеев, об их продажности, жестокости и других качествах, и тут же, как бы на справку, приводятся факты из ветхозаветной истории, в подтверждение того, что и всегда они таковы были, начиная с праотца Авраама… Не щадят наши патриоты ни Авраама, которого Апостол называет «другом Божиим», ни Давида, которого Церковь называет «Богоотцем», то есть праотцем Самого Господа Иисуса Христа, ни других великих патриархов и святых мужей Ветхого Завета, которых наши ревностные антисемиты не стесняются ставить в один ряд с современными «жидами» и приписывать им те же качества, какие наблюдаются в современных, Богом отверженных иудеях.

Сказать правду: страшно становится за этих почтенных людей, пускающихся в море толкования Писаний без кормчего и позволяющих себе дерзновенно обращаться с Священным Писанием как с самою обыкновенною книгою. Нельзя, решительно нельзя древних евреев мерить меркою современных жидов. Нельзя, грешно таких мужей священной древности, как пророк Давид, патриарх Авраам и другие, судить по Талмуду, о коем еще тогда и помысла ни у кого не было. Что современный, сам себя отдавший под клятву жид творит по талмуду, во имя ненависти ко Христу и христианам, того нельзя брать меркою действий, упомянутых мужей.

Это было бы по меньшей мере грехом среднего Ноева сына, если, бы даже применять к ним меру новозаветного духа Писаний; но ведь надо помнить, что Ветхий Завет есть только тень Нового, что великие мужи того завета суть младенцы в духовном отношении в сравнении с новозаветными, коим Бог не в меру дает Духа. Ведущий естества нашего немощи Господь в Ветхом Завете снисходит многому, чего не разрешает в Новом.

Тогда было и многоженство, и наложничество; тогда и строгий, по нашим понятиям, закон мести: «Зуб за зуб, око за око», был в сущности лишь ограничением жестокости нравов человеческих: позволяется тебе отомстить око за око, зуб за зуб, но отнюдь не смей, не позволяй себе больше сего, не вырывай оба глаза за один, не выбивай два зуба за один…

А наши публицисты забывают все это и произносят свой строгий суд на мужей древности по мере нашей современности. Вот тому самый последний пример (а таких примеров и не сочтешь). В Петрограде был устроен Союзом Русского Народа патриотический вечер. Говорились речи, очень дельные и очень одушевленные.

Один почтенный оратор, член Государственной Думы, известный патриот и один из вождей Союза, характеризуя германцев, указал на их безбожного лжефилософа Ницше как на предтечу антихриста и сказал, что, объявив войну, они пошли со своим «старым богом» впереди. «Этот бог, — продолжал оратор, — очень похож на старого иудейского бога, бога талмуда, диктовавшего иудеям те пути, по которым следуют теперь германцы.

В книге Царств, в Библии, описан поступок древних иудеев с аммонитянами: „А народ, бывший в Равве, он (кто — он? Оратор намеренно умолчал по понятным причинам, — это был сам царь Давид) вывел и положил их под пилы, под железные молотилки, топоры и бросил их в обжигательные печи“. Так воюют с нами теперь германцы, взявшие себе в союзники иудейский народ, а в покровители старого иудейского бога.

Конечно, с точки зрения наших современных христианских понятий о гуманности, царь Давид поступил очень жестоко. Но пророк-бытописатель, рассказывая о такой жестокости, говорил о ней спокойно, потому что в те времена такие жестокости были обычным явлением у всех тогдашних народов; притом евреи смотрели на всех идолопоклонников как на врагов Божиих, им было заповедано Богом совсем истреблять некоторые народы, населявшие землю им обетованную. Полторы тысячи лет назад блаженному Феодориту, епископу Киррскому, предлагали вопрос: за что Давид подверг столь тяжким казням аммонитян? И святитель отвечал: «Должно помнить, как поступали они (аммонитяне) с израильтянами, выкалывая им правый глаз. Пророки извещают и о других жестокостях их. Посему понесли они наказание, равное своим злодеяниям».

В другом месте тот же святитель объясняет, что выколоть правый глаз, значит — сделать человека совершенно неспособным к битве, потому что во время битвы левый глаз обычно закрывался щитом, держимым левою рукою. Как видите, блаженный Феодорит не так строго относился к царю Давиду, как наш оратор-патриот.

Но суть не в том еще. Талмуда при Давиде еще не было. И Бог времен Давида есть не бог талмуда, а тот же истинный Бог, в Которого и мы веруем. Не видно из повествования, чтобы Давид поступил в данном случае по какому-либо особому повелению Божию; может быть, он просто следовал обычаям своего времени, которые не считал противными и воле Божией, ибо не мог он забыть повелений Божиих, данных Моисею и Иисусу Навину — истреблять идолопоклоннические народы с лица земли обетованной.

Православные богословы, такие, как митрополит Филарет, в своих толкованиях на Ветхий Завет никогда не позволяют себе таких дерзновенных суждений в отношении событий, записанных в библейских канонических книгах, какие позволяют себе современные публицисты; богословы помнили, что имеют дело с священными книгами, что дело касается времен давно минувших, когда были другие отношения, другие мерки, другое мировоззрение, обусловливаемое тогдашним состоянием умственного и нравственного развития человечества.

У них, этих богословов, надо бы поучиться и нашим публицистам, особенно патриотам, а не идти за немцами тюбингенской школы, которые не только отвергают всякую богодухновенность Библии, но и отрицают историческую подлинность священных книг и достоверность самих событий, в них записанных. Ведь не хочется думать, что наши патриоты совсем расходятся в своих взглядах на Библию с нашими пастырями Церкви православной, которые смотрят на сии книги очами веры и Церкви и не позволяют себе считать сии книги простым человеческим писанием.

Патриоты наши должны помнить, что ведь они стоят за веру православную, а стало быть, за Церковь православную, и их долг — прислушиваться к голосу родной Церкви, если только они не считают себя умнее Церкви, если хотят оставаться ее верными чадами. Иначе — она не нуждается в их защите и не может дать им своего благословения на их деятельность…

Я привел только один пример, так сказать, нецерковного отношения наших публицистов-патриотов к Библии. Говорю о патриотах потому, что от них-то надо бы ожидать совсем иного отношения: о не-патриотах, о вольномыслящих не стоит и говорить. К сожалению, и патриоты наши пишут не случайные только статьи в газетах, не в речах только проявляют такое легкомысленное отношение к Библии, но и пишут целые книги, полагая в основание те же начала немецкого вольнодумного отношения, какие проявляются в их речах.

Есть очень серьезное сочинение одного почтенного знатока еврейского вопроса, большая и дорогая книга, вся проникнутая тем же духом отрицания к историческим данным ветхозаветных книг, не говорю уже об их богодухновенности… Происходит все это оттого, что не хотят положить резкой, самим Богом положенной грани между ветхозаветным иудеем и современным нам жидом, потомком распинателей и заклятым врагом нашего Господа Иисуса Христа. Предки современных жидов сами призвали на себя грозную клятву, когда кричали Пилату:

«Кровь Его на нас и на чадах наших!» Отверженные Богом, они измыслили свою богохульнейшую книгу талмуд и наполнили ее клеветами на Самого Господа Бога. Иначе как клеветами на Господа нельзя назвать те вымыслы, какие читаются в этой книге.

Вот пример: Господь три часа в сутки плачет об Иерусалиме, три часа играет с левиафаном, три часа обдумывает судьбы своего народа и т. д.… Что это, как не хула на Величие Божие? И мог ли так думать ветхозаветный иудей, пока он не был отвержен Богом?

Сказал некогда Господь Свое грозное слово, Свой приговор над богоотступным народом:

И свершилось слово сие, благодать Божия отступила от народа богоубийц, и место ее занял человекоубийца искони, диавол, и подменил им Библию талмудом, подменил истинное понятие о Боге крайне уродливым представлением, с которым не мирится простой человеческий разум. И даже доселе лежит покрывало на их сердцах, как пишет апостол Павел, и закрывает пред ними истинный смысл Ветхого Завета, когда они читают сии книги.

Здравый разум человеческий как-то не мирится, чтобы умный, развитый иудей мог верить всем тем басням, коими наполнен талмуд. К несчастью для иудеев, их более интеллигентные, более развитые люди вместо того, чтобы спокойно проверить свои верования с учением Христовым, бросаются в учения безбожные, построенные на началах грубого материализма и полного отрицания духовного мира, теряют веру во всякие нравственные принципы, всецело отдаваясь мечтам о всемирном владычестве и заражая тем же своих соплеменников, менее развитых, но фанатически верующих в идею всемирной власти своего мессии.

Иудеям-интеллигентам выгодно держать своих сородичей в их заблуждении, так как они являются вернейшими слугами их в достижении поставленной ими цели. Кто хочет подробнее ознакомиться с этим всемирным заговором против христианства, тот пусть прочтет, хотя бы знаменитые «Протоколы сионских мудрецов» — этот гениальный план завоевания всего мира иудеями.

Весь мир опутан их сетями. И в числе средств к разрушению христианства они не пренебрегают и подрывом авторитета самой Библии: ведь что такое эта книга для их «ученых», потерявших веру во все духовное, отдающих все силы своего ума, все материальные средства, всю душу служению одной цели — покорению мира жидовскому племени и его ожидаемому царю-лжемессии — антихристу?..

Вот что хотелось мне сказать нашим патриотам, не желающим руководствоваться взглядами Церкви на священные книги Ветхого Завета и тем — надо правду сказать — отталкивающим нас, служителей Церкви, от близкого сотрудничества в борьбе с врагами Церкви и родной нашей православной России…

Архиепископ Никон

Сноски

Примечания