В качестве биопсихологических предпосылок фашизма выступают инстинкты, связанные с выживанием и развитием человека в долгой и жестокой борьбе за существование. Это инстинкт власти, в самом широком смысле слова,и инстинкт сексуальный. Может быть, следует ограничиться первым, поскольку властный элемент пронизывает все человеческие отношения и взаимодействия, включая и сексуальный акт, который недаром определяется и как "обладание", "овладение".
Человек всегда субъект или объект власти. Чаще всего - и то, и другое. Всеобщность властных отношений говорит об их чрезвычайно важной роли. Суть ее в том, что через власть происходит организация человеческих отношений - на всех уровнях и во всех без исключения их разновидностях, начиная от семьи и кончая политической системой государства.
Можно выделить и классифицировать множество "срезов" властных отношений. Но в контексте данного исследования наибольший интерес представляет их характер, содержание - то, что отличает власть Бога от власти сатаны, власть любви от власти ненависти, добро от зла, демократию от фашизма.
Проблема включает в себя несколько аспектов: интенсивность проявления инстинкта власти, его качественные характеристики, взаимодействие подсознания и сознания. Инстинктом власти наделены все от рождения, но в разной степени, как и всеми другими способностями Академик Н.Бехтерев считает, что "у одних детей с пеленок преобладает злое начало, у других - доброе. Так природа разместила в их генной основе добро и зло" (12, с.4).
Наверное, дело здесь не только в генной основе, но и в еще более тонких механизмах, которые относятся к таинственному человеческого духа, именуемому "душой", "тонким телом". Содержание или направленность власти определяется через этические, нравственные параметры. Здесь решающую роль играет характер властных побуждений: на одном полюсе - стремление к власти как средству достижения более высокого уровня нравственности, на другом - стремление к власти как самоцели. В первом случае власть является средством удовлетворения чувства любви, во втором удовлетворяется потребность в насилии. Микромоделью этих двух типов власти может служить сексуальный акт: первый случай иллюстрируется ласками влюбленных, второй - сексуальным садизмом, особенно в наиболее жестоких формах. В первом случае объект применения власти получает энергию для своего развития, во втором - теряет ее.
Современные методы экстрасенсорного анализа, безусловно, подтвердят этот вывод. Из него следует, что нравственные параметры властных взаимоотношений с исчерпывающей точностью определяются через характер энергообмена между участниками взаимодействия.Отношения с нравственным знаком "плюс" должны характеризоваться энергообменом, при котором в конечном счете происходит взаимное энергоусиление и субъектов и объектов власти, и в итоге- энергоусиление данногно социума в целом. В противоположном варианте обладатель власти, для которого она является самоцелью, потребляет больше энергии, чем отдает, что в конечном счете замедляет, или даже обращает вспять развитие данной структуры, истощает ее энергетику.
Инстинкт власти может полностью овладеть человеком, то есть власть превращается для него в самоцель. Это происходит за счет паталогии взаимодействия подсознания и сознания. Норма здесь предполагает определенный баланс между чувственной сферой психики и понятийной. Некоторые типы возобладания чувственной сферы над понятийной являются патологией.
На опасности такого рода указывали многие, и особенно отчетливо - Фрейд, когда отмечал противоречие между агрессивными влечениями и культурой, дремлющее в человеке искушение "сделать ближнего своего средством удовлетворения агрессивности, воспользоваться его рабочей силой без вознаграждения, использовать его как сексуальный объект, не спрашивая согласия, лишить имущества, унизить, причинить боль". При определенных обстоятельствах "спадает покров, скрывающий в человеке дикого зверя" (98, c.41). Даниил Андреев самыми опасными противоречиями в природе человека определял "импульс жажды власти" и "противоречивость, двойственность его сексуальной сферы" (5, с.261). Все это, в сущности, констатация биопсихологических предпосылок фашизма.
Второй важный момент, который необходимо отметить - это способность человеческой психики изменяться в невероятно огромных пределах по большому числу параметров, что находит проявление как в примерах величия человеческого духа, так и в примерах его беспредельного падения.
Социально-экономические предпосылки фашизма заключаются в несправедливостях экономического характера, которые являются чаще всего объективной основой классовой борьбы. В этом смысле большинство внеэкономических столкновений - это движение по инерции от экономической борьбы. Но эта инерция, благодаря невероятной изменчивости человеческой психики, приобретает порой самодовлеющую силу, в результатае чего классовая борьба для людей определенного типа превращается в борьбу за власть как самоцель.
В социально-политическом плане генезис фашизма - в классовой борьбе. Почвой, на которой взрастает фашистская идеология, является, во-первых, восприятие правящим классом данного общественного устройства как единственно возможного, не подлежащего изменениям, способным лишить правящий класс его привелегий, во-вторых, ненависть к существующему порядку вещей со стороны классов, занимающих подчиненное положение в социально-экономической иерархии. Эта ненависть может послужить питательной основой для фашизма.
То есть в идеологии любого класса, независимо от его положения в обществе, присутствуют, хотя и, видимо, в различных пропорциях, элементы фашизма.
Психология фашизма есть в своей основе гипертрофированное стремление к власти. Но раз мы говорим о преувеличенном, раздутом, т.е. паталогическом стремлении к власти как самоцели, мы должны представлять себе, в чем здесь заключается понятие нормы. Это совершенно неисследованная проблема, которая по сути дела даже толком не сформулирована ни в психологии, ни в психиатрии, ни в политологии. В рамках данного исследования ответ на этот вопрос можно дать лишь предположительный.
На наш взгляд, более или менее нормальным можно считать стремление к власти в том случае, когда цели, которые личность ставит перед собой, рассматриваются ею как часть совокупных целей того класса или социального слоя, к которому эта личность принадлежит.
По сути дела, этот критерий нормальности рассматриваемого чувственного побуждения отражает общее положение в мире живых существ, т. е. связан с общебиологическими закономерностями: в природе отношения господства и подчинения внутри видов живых существ, как низкоорганизованных, так и высших животных, всегда служат в конечном счете выживанию целого вида. С этой точки зрения действия людей, стремящихся к власти, нормальны только до того момента, когда целью этих людей является их благополучие в рамках класса или социального слоя как основных естественных социальных подструктур. За этим пределом власть становится самоцелью для отдельных людей, организованных в специально предназначенные для достижения этой цели объединения - и аналогов этому в природе мы уже не находим.
Разумеется, эти выводы достаточно спорны, поскольку к любым аналогиям между природой и человеческим обществом следует подходить с большой осторожностью. Тем не менее, на наш взгляд, принцип целесообразности тех или иных иерархических отношений, работающий в природе и подчиненный исключительно лишь цели выживания вида, а не цели возвышения отдельных особей или групп над видом, этот принцип не может не действовать - разумеется, в каких-то сложных, превращенных формах - и в человеческом обществе. Этот принцип слишком универсален, чтобы сфера его действия ограничивалась сферой живой природы вне человеческого общества. Если это верно, то выход за рамки этого принципа должен расцениваться, как отклонение от нормы. Совершенно ясно, что за историческими перипетиями классов, особенно правящих эсплуататорских, стоят глубокие превращения в массовом сознании и подсознании, завершающиеся взрывом явно психопатических эмоций в классе, которому пришло время сходить с исторической сцены, и который упорно, фанатически, или, выражаясь терминами психиатрии, с шизоидным упрямством, не желает уходить, цепляется за свою власть, за свои привилегии поистине с маниакальным упорством.
С точки зрения психиатрии это явная патология.
В этой связи можно привести любопытное, в силу его предельной откровенности, высказывание американского миллионера Ф.Мартина: "Мы не политики и не радетели общественной пользы. Мы богачи: Америка принадлежит нам. Мы держим ее в руках, мы намерены сохранить ее для себя, и мы готовы пустить в дело все наши огромные возможности, наше влияние, наши деньги, наших голодных конгрессменов, наших демагогов против любой законодательной акции, любой политической платформы, любой кандидатуры в президенты, которая угрожает незыблемости нашего господства" (83, с.6).
В данном случае "Я" индивида преломляется еще в чувстве классовой принадлежности, и хотя здесь налицо психопатический эмоциональный сдвиг, глубина, выраженность этого сдвига явно, заметно меньше, чем аналогичные отклонения в психике фашистского "вождя", устремления которого идут еще дальше и выражаются в действиях, направленных на захват полной, абсолютной власти, в том числе и над классом, интересы которого он якобы защищает.
Таким образом, исходя из вышеизложенного, стремление к власти как самоцели должно квалифицироваться как патология, конкретнее - как расстройство прежде всего эмоциональной психической сферы, выражающееся в чрезмерном возбуждении одной определенной эмоции - влечения к власти. Это отклонение явно психопатического характера.
Применительно к фашизму не срабатывают традиционные социологические критерии, поскольку фашизм определяется в первую очередь через идейно-психологические и организационные параметры, а не социальные.
Фашистами могут быть представители любого класса, любой социальной подструктуры. Не существует класса или социального слоя фашистов: они рассеяны в различных пропорциях по всей социальной структуре общества. В относительно спокойных социально-экономических условиях у них меньше возможностей удовлетворить свою жажду власти. Но если ситуация меняется, и есть возможность удовлетворить инстинкт власти в более жестких и масштабных формах, фашисты используют эту возможность. В изменившихся условиях, например, в период обострения классовой борьбы или во время войны, эти люди, кто медленнее, кто быстрее, завершают в тех или иных пределах идейно-психологическую деградацию и превращаются в фашистов.
Найдя друг друга по ряду признаков, фашисты организуются применительно к социальной обстановке и в зависимости от своего первичного социального статуса, - в уголовную банду, в террористическую группу, в политическую партию, в ее фракцию или же в какую-либо другую организационную структуру.
Только на этом этапе фашисты - как определенная организованная структура - могут быть квалифицированы в социологическом разрезе. Но в любом случае их социальный признак определяется через специфику их идейно-психологической и организационной структуры в общественном организме.
Например, уголовная банда, состоящая из грабителей-убийц, есть организация фашистов. Как таковая она не может быть определена в социологическом плане по признакам классовой или социальной принадлежности. Она может быть определена, во-первых, в идейно-психологическом плане как группа фашистов, и в организационном - как уголовная банда.
Если фашисты захватывают власть в государстве, то происходит (хотя, может быть, и не во всех случаях, а лишь в определенных формах фашизма) слияние фашистов как организации с аппаратом государственной власти, поскольку фашисты, влекомые жаждой власти, стремяться полностью отождествить себя с ее государственными институтами и атрибутами, "раствориться" в них, или растворить в себе.
Т.е. в данном случае имеет место слияние социального признака фашистов с их политическим признаком: первое определяется через второе, и наоборот, политический признак, через который выявляется общественная функция прорвавшихся к власти фашистов, представляет собой и основной квалифицирующий их в социальном плане признак.
Фашисты могут паразитировать на любой идеологии, на любом социальном, политическом или религиозном движении, могут приходить к власти под вывеской любых лозунгов.
Фашизация общества может быть следствием отчаянной попытки правящего эксплуататорского класса удержать власть в борьбе с угнетенным классом - в этом случае идеологическим прикрытием фашизма выступает формальная идеология правящего класса, преподносимая как ценность, олицетворяющая собой "законность", "порядок" и т.п.
Фашизм может распространять свою власть на общество, стать господствующей в нем политической системой вследствие действий политиков, якобы искренне защищающих интересы господствующего класса и под этим предлогом устанавливающих свою личную диктатуру; в этом случае идеологическим прикрытием фашизма служит все та же формальная идеология правящего эксплуататорского класса, за которой скрывается уже не диктатура класса, а диктатура котерии или личности.
Фашизм может быть следствием действий маньяков, пользующихся неустойчивым равновесием сил между классами или другими особенностями социально-политической ситуации и устанавливающих фашистский режим под прикрытием лозунгов надклассового характера - как власть, якобы одинаково заботливо учитывающую и защищающую интересы всех классов и слоев.
Фашисты могут приходить к власти вместе с революционным движением угнетенных классов, подчинить их себе и установить фашистский режим под прикрытием "революционной" идеологии.
Наконец, фашисты в своих действиях, направленных на захват власти, могут сочетать, комбинировать все вышеперечисленные варианты идеологических прикрытий в зависимости от конкретных политических ситуаций, в которых они действуют.
Наиболее глубоко законспирированные фашистские образования возникают в тех случаях, когда та или иная организационно-идеологическая структура деградирует и превращается по сути в фашистскую, но внешне сохраняя при этом прежние идеологические признаки. Христианство в средние века пережило подобную трансформацию. Аналогичные процессы мощно по сей день идут в некоторых мусульманских государствах. Подобную деградацию испытало и коммунистическое движение.
Следует особо подчеркнуть: законспирированность фашистов в таких случаях чрезвычайно высока во многом по той причине, что практически все они с той или иной степенью искренности считают себя "христианами", "мусульманами", "коммунистами" и так далее. При этом в соответствующих партиях, конечно же, насчитывается немалое количество людей, которые по их идейно-политическим признакам являются именно христианами, мусульманами, коммунистами - по их глубинным нравственным установкам, ничего общего не имеющим с властолюбием.
Продолжение следует.